В 532 году персидский и византийский императоры решили отказаться от дальнейших посягательств на границы, чтобы решить свои внутренние проблемы. Они заключили договор о перемирии, который назвали Вечный Мир. Он продлился восемь лет.

Император Кавад скончался в возрасте восьмидесяти двух лет, назначив наследником своего любимого (и третьего по старшинству) сына Хосрова. Не будучи старшим, Хосров был вынужден защищать своё право на корону от братьев. Также он был вынужден положить конец восстанию оставшихся маздакитов. Хосров перебил мятежников, а их главарей обезглавил и, стремясь выказать справедливость, раздал их имущество персидским беднякам.¹

Пока Хосров старался утвердить свою власть в Персии, Юстиниан оказался на грани потери власти в Константинополе. Его дяде Юстину с трудом удавалось поддерживать империю в стабильном состоянии – а Юстиниан был реформатором, строителем, практиком, интересовавшимся каждым аспектом жизни государства. Прокопий утверждает, что Юстиниан практически не нуждался в отдыхе и приёме пищи. Он мог спать всего час за всю ночь, целый день обходиться без еды. Его обширный проект свода законов был всего лишь верхушкой айсберга; он имел планы грандиозной застройки Константинополя, повторного завоевания потерянных земель, превращения империи в процветающее царство Господа на земле.²

Константинополь

На всё это требовались деньги, приносимые налогами, и новые налоги, введённые Юстинианом, никому не нравились. Он воззвал к лояльности Синих, фракции, которую поддерживал с юности, но эта фракция, как и другие силы, оказалась ненадежна – ее сторонники были вооружены, амбициозны и ввязывались в любую драку, какая подвернется. Лояльность фракций не имела рациональных оснований: по словам Прокопия, им «были не интересны дела духовные и человеческие по сравнению с победами на состязаниях, и даже перед лицом неминуемой опасности или несправедливости, причиненной их родине, они оставались равнодушны, если это не ущемляло их фракцию»?

Для Юстиниана поддержка Синих оказалась фундаментом на песке. В январе 532 года двое преступников, один из которых был из Синих, а второй из Зелёных, были приговорены к повешению на суде в Константинополе. Их повели на казнь, но палач оказался некомпетентным – дважды верёвка рвалась и преступники падали на землю живыми. Прежде, чем палач успел совершить третью попытку, монахи из расположенного неподалёку монастыря вмешались и заявили, что преступники получили прощение свыше. Однако было слишком поздно: казнь уже всполошила собравшихся зрителей – и Синих, и Зелёных. Они подняли восстание, и на сей раз не друг против друга, а сообща, единой силой обратившись против власти в Константинополе.⁴

Подогреваемые чувством обиды (отчасти оправданным), члены фракций разъярились и пошли убивать. Их жертвами становились все без разбору служащие городской администрации, многие работники были перебиты. Повсюду в городе горели дома; собор Святой Софии, часть дворцового комплекса, строения рынка, десятки домов зажиточных граждан были сожжены дотла. Мятежники потребовали, чтобы Юстиниан выдал им на суд и расправу двух городских руководителей, особенно нелюбимых народом. Когда чиновников не вывели, беспорядки ужесточились. Мятежники пронеслись по городу с криками «Ника!» – «Победа!».

Тем временем Юстиниан, Феодора и высокопоставленные руководители Константинополя заперлись во дворце и тихо отсиживались там. Возможно, они надеялись, что восстание иссякнет. Вместо этого мятежники отправились на поиски нового правителя. Ипатий, племянник покойного императора Анастасия, живший с женою в Константинополе, заперся в своём доме, но мятежники силой схватили его, назначили новым императором и усадили на трон, стоявший на Ипподроме (стадион для гонок колесниц в центре города).⁵

Юстиниан решил, что наилучшим выходом будет отправиться к ближайшей гавани, сесть на один из царских кораблей и покинуть город, но Феодора остановила его. Она заявила: «Для того, кто был императором, невыносимо быть беглецом. Если ты желаешь спастись, это не сложно. Есть море и корабли, но когда ты спасёшься, то будешь рад обменять спасение на смерть. Я же принимаю изречение древних, что мантия – лучший погребальный саван». Феодора провела начало жизни в борьбе за выживание и не собиралась возвращаться к этому.⁶

Речь Феодоры отрезвила Юстиниана, и император со своими придворными решил продержаться немного дольше. Велизарий, главный полководец Юстиниана, вместе с командующим Иллирийской армией, который как раз прибыл в Константинополь по делам, составили план. Они уже вызвали подкрепления из ближайших городов, и те скоро должны были прибыть. В расчете на эти подкреплениями полководцы решили собрать всех солдат, каких смогут найти, пробиться сквозь противоположные ворота внутрь Ипподрома и нанести внезапный удар в надежде, что он посеет панику в толпе.

Тем временем один из секретарей Юстиниана, изображая предателя, сообщил вожакам бунтовщиков, будто император бежал, что ослабило их бдительность; другой чиновник отправился на Ипподром с мешком денег и начал раздавать взятки, что немедленно посеяло вражду между Синими и Зелёными, которые до того были союзниками.⁷

Когда прибыли подкрепления, два военачальника пробрались по опустевшим улицам (все жители находились на Ипподроме, приветствуя Ипатия). Велизарий собрал своих людей у небольших ворот рядом с троном Ипатия, в то время, как командир иллирийцев подошёл к воротам, известным как Врата Смерти. Когда бойцы хлынули в толпу, началась ожидаемая паника. Велизарий с напарником подавили восстание. Прокопий утверждает, что более тридцати тысяч человек погибли той ночью. Ипатия на следующий день поймал и убил какой-то солдат, оставшийся неизвестным, но оказавшийся очень полезным.

Восстание «Ника» было последним вызовом власти Юстиниана. В течение следующих тридцати лет он правил самодержавно, основываясь на убеждении, что во главе государства его поставил Бог, и отчасти для того, чтобы предотвратить любое подобное восстание. Его пристрастность к Синим заметно уменьшилась, и фракции оставались в конфликте друг с другом на всё оставшееся время его правления.

Восстание наложило свой след на город; десятки зданий были сожжены, большая часть богатых районов разрушена. Юстиниан начал грандиозную строительную кампанию, которой заведовал архитектор Анфимий из Тралл. Роскошные сверкающие дома выросли на месте руин. Святая София, собор Премудрости Божьей, стал сокровищем возрождённого города. Анфимий, будучи также грамотным математиком, спроектировал новый купол, поддерживаемый арками, который Прокопий считал чуть ли не волшебным. «Он непревзойдён в своей красоте, но выглядит устрашающе, ибо кажется, будто он висит в воздухе без твёрдой основы, на страх и риск находящихся под ним людей», – писал Прокопий. Потолок был выложен золотом и драгоценными камнями, которые добавляли цветное сияние к общему золотому блеску. На облицовку внутреннего святилища пошло сорок тысяч фунтов серебра, и вся церковь была наполнена реликвиями и сокровищами. Всё вместе казалось «лугом, заполненным цветами – пурпурными и зелёными, светящимися красным и белым», по словам Прокопия.⁸

Украшая столицу, Юстиниан также не забывал о своих планах касательно возвращения потерянных когда-то земель на западе. Королевства варваров заняли бывшие провинции империи: вестготы в Испании, вандалы в Северной Африке, остготы в Италии, франки в Галлии. По мнению Юстиниана, это были не государства, а лишь наросты на римской земле. В его планах было не завоевание, а лишь возвращение то, что ему принадлежало. Юстиниан всё ещё считал эти западные земли римскими, а значит, принадлежащими ему.

Очередное завоевание Рима

Своей первой целью Юстиниан выбрал Северную Африку и назначил Велизария командовать кампанией. Велизарий отплыл из Константинополя с пятью тысячами кавалерии и десятью тысячами пеших воинов. Он прибыл к побережью Северной Африки в удачный момент: половина армии вандалов отсутствовала, подавляя мятеж. Армия правителя вандалов Гелимера, дальнего родича основателя государства Гейзериха, была слишком мала, чтобы защитить страну от византийцев. Вместо этого Гелимер собрал своих стражников и с ними бежал из своего дворца в Карфагене. Прокопий был с Велизарием, когда полководец входил в город. Он написал: «Никто не помешал нам пройти, так как ворота были открыты, а во всём городе зажжены огни, так что город весь сиял, а оставшиеся на месте вандалы молились в святилищах».⁹

Византийцы заняли город мирно. Гелимеру, наконец собравшему всю свою армию, пришлось штурмовать собственный город, чтобы удержать престол, но он потерпел поражение. В этой битве, произошедшей в середине декабря 533 года, вандалы были разбиты, а их народ – уничтожен. Они шли к своему концу ещё со дня смерти Гейзериха в 477 году. Прокопий утверждает, что в 533 году стены Карфагена осыпались и разрушались на глазах. Пятидесятилетнее правление Гейзериха было единственным, что сплачивало нацию, и без него вандалы жить не могли. У них так и не развилась никакая другая общность, кроме понятия «люди Гейзериха».¹⁰

В 535 году Велизарий с триумфом вернулся в Константинополь. После этого Юстиниан отправил его со второй кампанией на Запад – в Италию, до сих пор бывшую сердцем империи; ею не слишком умело правил король остготов. Выросший в обстановке постоянных стычек между своими регентами и знатью, юный правитель Аталарих был вынужден искать утешения в вине. К 18 годам он упился до смерти, и новым правителем остготов был избран его старший родственник Теодахад.¹¹

Велизарий высадился в Сицилии в конце 535 года и с лёгкостью захватил её. Затем он отправился к берегам Италии и захватил древний прибрежный город Неаполь, находившийся в то время под контролем остготов. Поражение лишило легитимности престарелого Теодахада. Остготы, недовольные падением города и попытками Теодахада заключить перемирие с помощью продажи части земли Юстиниану, позволили воину по имени Витигес сместить Теодахада с трона и убить его. Древний германский обычай избирать правителем полководца был ещё в силе, и Витигес в письме обратился к своему народу:

Пока Витигес короновал себя в Равенне, Велизарий начал двигаться от побережья. В декабре 536 года он захватил Рим. Лёгкая победа в Северной Африке не повторилась, и у полководца ушло четыре года на то, чтобы добраться до Равенны и пленить Витигеса. В 540 году он захватил предводителя остготов и провозгласил себя хозяином Италии.¹³

Впервые за более чем сотню лет империя была на грани восстановления. Но связь между императором и Велизарием прекратилась. Юстиниан убедился, что его военачальник собирается объявить себя правителем Италии. Вместо того, чтобы позволить закрепить достигнутый успех, император приказал ему вернуться в Константинополь. Велизарий направился в обратный путь, захватив с собою Витигеса и оставив основные силы в Италии для поддержания византийского контроля. Чтобы защитить византийские гарнизоны, Юстиниан заключил договоры с предводителями трёх северных племенных союзов – гепидами, лангобардами и герулами, уговорив их расположиться вдоль итальянской границы, на северо-востоке от гор, и защищать границу от любых посягательств других народов.¹⁴

Однако, как только Велизарий ушёл, оставшиеся остготы избрали нового правителя, воина по имени Тотила, и вновь начали сражаться против византийской оккупации. В течение следующих десятилетий контроль над Италией переходил от Византии к остготам и обратно несколько раз. Витигес погиб в неволе, племенные союзники Юстиниана продолжали стеречь границы, не принимая участия в конфликтах. Ни у кого не было достаточно людей, чтобы довести сражения до окончательной победы. Остготский посол отметил, что война «никому не принесла успеха», и это было еще преуменьшение.¹⁵

Войны в Италии и Северной Африке вкупе с грандиозным строительным проектом в Константинополе изрядно пошатнули казну государства. Договор о «Вечном мире» предусматривал, что Византия каждый год будет платить Персии дань, но Юстиниан более не мог себе это позволить. Оплата обернулась долгами. В июне 540 года Хосров отправился в Сирию и в качестве наказания ограбил древний город Антиохию.¹⁶

Велизарий ещё не вернулся в Константинополь со своей армией, а без этого у Юстиниана практически не было людей для защиты. Он отправлял Хосрову сообщения с обещаниями уплатить дань, как только соберёт деньги. Хосров принял отсрочку и начал медленно отступать через Сирию, взяв антиохийских пленников с собой. По дороге он возместил затраты на поход, требуя у лежащих на его пути византийских городов выкуп под угрозой уничтожения.¹⁷

В это время Юстиниану удалось собрать дань, но Хосров настоял на том, чтобы оставить персидский гарнизон на римской территории. Он также начал строительную кампанию, специально для того, чтобы обозлить византийского императора – приказал своим архитекторам составить точный план разграбленной Антиохии и по этому плану построить собственный город, точь-в-точь напоминающий Антиохию, на своей территории, близ Аль-Мадаина. Там он разместил антиохийских пленных. Арабский историк альт-Табари написал: «Когда они вошли в городу то жители каждого дома заняли соответствующий дом; это выглядело так, будто они никогда не покидали Антиохию». Большинство персов звали город Аль-Румийя, «Город греков», но Хосров называл его «Построенный лучше Антиохии». Предвидя начало войны, он также построил стены для укреплений Дербента, города-хранителя Каспийских ворот.¹⁸

Юстиниан, не желая опустошать казну для финансирования дальнейшей войны, послал письмо с просьбой восстановления мира, но Хосров его проигнорировал. Он желал положить конец «Вечному миру», и в 541 году совершил очередное вторжение. К тому времени Велизарий уже вернулся и взял на себя защиту Византии. Он добился нескольких небольших побед, но очень скоро успех стал клониться на сторону персов: задолго до того, как война переместилась в Персию, Хосров захватил крепость Петру и окружающие ее земли, а попытки Велизария отбить крепость Нисибис провалились.¹⁹

Сражения не дали успеха византийской армии, но тут появился ещё более страшный враг. В 542 году, как раз когда Хосров пересекал Евфрат, чтобы вновь напасть на Византию, к пристани в Золотом Роге пришвартовался корабль, который привёз зерно из устья Нила. Холодная и тёмная погода прошлых лет сократила урожаи, и народ восточной части империи был слабее и голоднее, чем обычно. Но вскоре после того, как корабль бросил якорь, по порту начала распространяться болезнь. Это была хворь, известная с давних времён, но незнакомая жителям Константинополя: внезапная лихорадка, сопровождающаяся опухолями в паху и под мышками, с последующей комой и смертью.

Врачи, вскрывавшие тела погибших с целью найти причину заболевания, обнаруживали в центре опухолей гнойные нарывы, окружённые мёртвой тканью. Они ничего не могли поделать – ничто не помогало остановить распространение болезни. Поначалу смертность от нее не превышала последствия эпидемий, периодически прокатывавшихся по пригородам Константинополя. Однако в считанные дни уровень смертности удвоился, а затем удвоился вновь. Это была катастрофа, которой не было равных. Как написал Прокопий, «эта болезнь подошла близко к уничтожению всего рода человеческого».²⁰

Болезнь в полной силе властвовала над городом в течение трёх месяцев. По словам Прокопия, «пять тысяч человек умирали каждый день, потом дошло до 10 тысяч, и на этом не остановилось». Некоторые жертвы покрывались чёрными прыщами размером с чечевицу и погибали в кровавой рвоте. Другие, сходящие с ума из-за лихорадки, погибали в страшных мучениях, когда их опухоли вскрывались. Агония некоторых людей длилась по несколько дней, а некоторые выходили из домов здоровыми, но лихорадка настигала их в пути, они падали и лежали на дороге до смерти. Иоанн Эфесский, переживший чуму, писал, что никто не выходил на улицу без таблички со своим именем, прикреплённой к руке или шее, по которым их опухшие тела могли быть опознаны родственниками.²¹

Болезнью, заполонившей Константинополь, была бубонная чума, названная так из-за опухолей-бубонов, переносимая блохами, путешествовавшими из порта в порт с корабельными крысами. Бубонная чума не обрушивалась на Константинополь ранее, но из-за холодной и влажной погоды, установившейся после 535 года, произошло совпадение ряда благоприятных для возбудителя болезни факторов: падение температуры обеспечило идеальный климат для процветания бактерии Yersinia Pestis, возбудителя чумы, годы низких урожаев вынудили Константинополь увеличить импорт зерновых, приводя корабли со всего Средиземного Моря в Золотой Рог, а население Византии стало слабее, голоднее и уязвимее, чем раньше. Не тот, так какой-нибудь другой корабль неизбежно занес бы эту заразу в город.

Люди умирали, умирали… Историк Евагрий Схоластик страдал от опухолей, но выжил – один из немногих, переживших эпидемию. Однако он потерял жену, детей и внуков. В своей хронике, в целом бесстрастной, Евагрий писал: «Став свидетелями гибели друзей и родственников, многие желали умереть и специально находились как можно ближе к заражённым, но болезнь обходила их, будто противясь их желанию». Тела погибших сначала хоронили на константинопольских кладбищах, но когда они переполнились, начали складывать в братские могилы, вырытые по всему городу Церемоний не соблюдали, тела сбрасывали в ямы как можно быстрее. Когда Юстиниан (который, по словам Прокопия, тоже страдал от бубонов, но выжил) понял, что рыть могилы больше негде, он приказал снять верхушки башен на другом конце Золотого Рога и сбрасывать трупы в эти башни. По словам Прокопия, зловоние заполонило город, ещё сильнее удручая обитателей.²²

Чума временно положила конец войне с Персией. Болезнь дошла также и до Ктесифона, и Хосров сам отступил, вернувшись через Евфрат, чтобы позаботиться о своих людях. В течение следующего года чума распространилась на запад, в земли франков. Григорий Турский отмечает вспышки «опухолей в паху» в 543 году. Однако сама вирулентность чумы была её слабым местом. К 543 году от чумы погибло столько людей (двести тысяч в одном Константинополе), что возбудитель её более не мог развиваться в полной мере. Вскоре просто кончились незаражённые люди, и болезнь пошла на спад.

Это позволило Хосрову вернуться. В 544 году он осадил византийскую крепость Эдессу. Если бы та пала, Хосров смог бы пройти по византийской земле вплоть до Малой Азии, захватив её. Эдесса была хорошо защищена, и он тщательно спланировал осаду. Люди Хосрова соорудили за городскими стенами круглую насыпь из земли и дерева, старательно возводя её слой за слоем. Эвагрий отмечал: «Постепенно поднимая её и приближая к городу, Хосров поднял её выше городской стены, так, чтобы осаждающие могли метать снаряды в защитников с выгодной позиции». Стараясь обрушить насыпь, защитники города прорыли тоннель под городскими стенами по направлению к насыпи, вырыли камеру и хотели поджечь насыпь, но в подземном коридоре не хватало воздуха для подпитывания огня.²³

Тогда они всё-таки заставили дерево гореть, используя комбинацию серы и битума. Дым начал подниматься, проникая сквозь завал. Чтобы замаскировать дым, защитники стреляли в насыпь горящими стрелами, таким образом, меньший дым скрывал больший. Вскоре деревянная основа конструкции прогорела, и насыпь осела.

Хосров послал свои армии к стенам на последний штурм – но всё население, включая женщин и детей, выстроилось цепочками и передавало защитникам ёмкости с кипящим маслом, которым поливали осаждающих. Персидские воины начали отступать, и Хосров больше не мог заставить их продолжать атаку Когда на стены вышел переговорщик и предложил договориться, Хосров согласился и, получив грандиозный выкуп золотом, отступил. Вскоре после этого он заключил пятилетнее перемирие с Юстинианом, успокоившее обе империи, измотанные войнами и чумой.²⁴

И Прокопий, и Евагрий связывают провал осады Эдессы со священной реликвией, издревле хранившейся там. Среди жителей города ходила легенда, согласно которой в 30 году и. э. Эдессой правил царь Абгар. Он заболел и отправил посла в Иерусалим к пророку Иисусу, чтобы тот исцелил его. Иисус написал ответ, обещая исцелить его с помощью письма и ученика, который принесёт это письмо. Когда письмо прибыло в Эдессу, Абгар выздоровел. Епископ Кесарей Евсевий в начале IV века утверждал, что не только видел письмо, но и перевёл его с сирийского.²⁵

Вскоре история обросла подробностями. Говорили, что ученик принёс не только письмо, но и платок, на котором чудесным образом отпечатался лик Иисуса. Именно этот платок, известный как Мандилион, жители Эдессы ценили больше всего. Прокопий утверждал, что они верили, будто Эдессу невозможно захватить, пока Мандилион находится в её стенах. По словам Евагрия, огонь под насыпью занялся только после того, как Мандилион омыли в воде и этой водой окропили дерево. Огонь был таким ярким и неугасимым, что Хосров был вынужден признать «свое позорное неразумие, которое внушило ему мысль, что он может господствовать над Богом, которому мы поклоняемся».²⁶

Кроме описания эпидемии, свидетельства историков показывают нам мир, в котором христианство не без трудностей сосуществовало с абсолютной властью сил природы. «Для этих бед нет объяснения, кроме отсылки к Богу, – прямо пишет Прокопий и добавляет: – Я не могу сказать, является ли разница в симптомах зависимостью от особенностей тел разных людей, либо это зависит от веления Его, принесшего болезнь в наш мир». Евагрий приписывает ход эпидемии «воле Господа», а Иоанн Эфесский считает, что испытанный людьми ужас – это «знак благоволения Господа и призыв к покаянию».²⁷ Впрочем, ни один из историков VI столетия не заявляет, что Христос, который оборвал осаду Эдессы, мог так же прекратить чуму. Война была исконно человеческим деянием, но чума была чем-то иным, в чем-то подвластным Богу, но также плотно вплетённым в ткань Вселенной.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 29