Поздним вечером давящая суета наконец отпустила, что дало возможность перевести дух и осмотреться. Теперь можно было заняться странным настроением Лайсси. Она вообще сегодня какая-то не такая с самого утра, после мерзкой магической атаки. Когда я спросонья увидел, как мою нагайну жадно опутывает мерзкое заклятие, фонящее самой смертью, что-то внутри оборвалось. Но бояться было некогда. Мое синее пламя безо всяких команд набросилось на зловредную магию, отсекло малышку от дурной пакости и банально сожрало эту мерзость. Ощутив внутри сильные позывы к рвоте, я поспешил сбежать, чтобы не вырвало при Лайсси. Как-то совсем не хотелось, чтобы она видела меня в состоянии нестояния. Когда же я вернулся в наши покои, юной змеедевушки там не застал. Она успела куда-то испариться. Мое желание найти подругу обломили несколько секретарей. Пришлось еще до завтрака заняться самыми срочными делами. А после дела так закрутили, что я и думать забыл об утренних событиях. Главное — моя Лайсси жива, с остальным разберемся.

К обеду мне удалось спихнуть нудятину государственных дел на ту, кто и должна ими заниматься — наместницу, — а сам принялся развлекать змейку, которую нашел понурой в дворцовом саду, куда она по привычке сбежала от суеты. На все мои попытки разговорить ее Лайэссия отвечала односложно и смотрела так, словно вот-вот расплачется. Помотав мне нервы, нагайна сбежала, отговорившись срочными делами. А там и меня вновь потянули к бумагам. Будь проклят тот день и час, когда какой-то недоумок придумал бюрократию!

И вот сейчас, поздним вечером, я прогуливался по саду, вспоминая поведение своей змеи. Происходящее мне очень не понравилось. Тоска Лайсси перекинулась и на меня, заставив нервничать. Что-то моя малышка скрывает. И это что-то ее очень сильно гнетет. Похоже, пора поговорить начистоту. Сорвав с ветки какого-то деревца пару листочков и потерев их между пальцами, я вдохнул запах листвы, выдохнул и направился к нашим покоям.

Нагайна встретила меня безучастным взглядом глубоко задумавшегося существа. Я подошел к креслу, в котором она сидела, опустился на колени и уперся руками в ее колени, после чего заглянул в изумрудные глаза и сказал:

— Дам золотой за твои мысли, солнце.

— Что? — вздрогнула Лайсси.

— Что случилось, сердце мое?

Взгляд нагайны, растерянный и обиженный, но при этом наглухо замкнутый, обжег душу. Моя девчонка горевала, сомнений никаких не осталось.

— Кто посмел тебя обидеть? — В душе проснулась знакомая ярость.

— Никто… — тихо ответила змейка, и мимолетная тонкая улыбка скользнула по таким манящим губам. Я сглотнул, подавив порыв впиться в эти губы плавким поцелуем, а змея проговорила: — Когда-то в детстве меня отвели к какому-то прорицателю. Он очень внимательно посмотрел на меня.

Повисла звенящая пауза. Я положил голову ей на колени, вывернув шею в попытке не потерять взгляд. Влажные глаза Лайсси на миг прикрылись, а потом она продолжила:

— Прорицатель сказал отцу, что не завидует моей судьбе.

Я молчал, боясь нарушить эту хрупкую откровенность. Лайсси редко рассказывала о себе в эти дни, словно чего-то боялась. Нагайна сглотнула и сказала:

— И вот теперь я императорская рабыня, вот так просто…

Я вскинулся, бережно поймал пальцами правой руки ее острый подбородок и заставил юную нагайну посмотреть мне прямо в глаза. После чего сказал:

— Может быть. Куда уж проще.

Лайсси вздрогнула и передернула плечами. Я властно запустил пальцы левой руки в ее густые волосы цвета весенней зелени, потянул нагайну на себя и прошептал в прекрасное ухо:

— Может быть, где-то там ты и считаешься рабой, любимая. Но только не рядом со мной.

Губы Лайсси скривились в горькой усмешке. Она с заметным трудом проглотила готовые сорваться слезы и сказала:

— Это так тяжело — осознавать, что в любой момент тебе могут приказать что угодно, и ты будешь обязана это выполнить, иначе пострадаешь… Вещь, ничего больше. Замечают, когда нужна для постели или поручения, а в остальное время даже тени не видят. И ты должна мириться с этим, иначе твоя семья пострадает.

Я уселся на собственные пятки, отпустил нагайну и спросил:

— Я такой же?

— Нет, что ты! — поспешно ответила змеедевушка, но именно эта поспешность рассказала мне очень многое из того, что так одолевало ее последние два дня.

Раскаяние охватило меня. Я выпрямился, подмяв коленями ковер еще больше, и сказал:

— Прости меня, солнце. Наверное, я действительно закрутился в этих дворцовых делах и забросил тебя.

— Ты говоришь, что любишь, Террор, — совсем тихо прошептала зеленовласка, — но тут же куда-то уходишь, словно я для тебя лишь так, минутная забава. Этим утром ты сразу же ушел, не сказав ни слова.

— От той магии меня замутило, плохо стало, — объяснил я. — Прости, солнце. Мне совсем не хотелось блевануть на твоих глазах.

Зеленые озера распахнулись, уставившись на меня без единого грамма доверия, но полные надежды. Я же продолжил, виновато скользя пальцами по ее ногам:

— А когда вернулся, тебя в комнате уже не было. А потом меня опять утащили всякие дела решать…

— Дела. — Взгляд нагайны потух. — Снова дела, сплошные дела. В твоей жизни только дела и постель со мной. Я пошла тогда узнать у отца по связи, с чего это они решили убить меня фамильной магией.

— В смысле? — не понял я.

— Это заклятие — наш семейный секрет. Его знают только члены моего рода. Но отец заверил, что никто из моих родственников и помыслить не может причинить мне вред. Среди них смертников нет.

— Перевертышка ты моя, — протянул я. — Мы обязательно выясним, кто это сделал. Тристания как раз сейчас занимается расследованием всех покушений. А также надкушений, закушений и прикушений.

Лайсси усмехнулась. Я же засмеялся, пряча тревогу как можно глубже, схватил ее за руки и притянул к себе, стягивая с кресла. Нагайна смешно ойкнула и брякнулась на мои колени, после чего проворчала:

— Вот я и говорю, что лишь вещь для тебя. Хочешь — тянешь, хочешь — мимо проходишь. Когда гехай получили свободу, я им так позавидовала, что вот здесь стало больно.

Она схватил мою руку и прижала к своей груди, где нервно колотилось сердце, после чего продолжила:

— А я не могу обрести свободу.

— Я тебе так неприятен? — Такая возможность не укладывалась в голове.

— Что ты! — всполошилась нагайна. — Мы одно целое! Просто…

Ее проблема стала мне полностью понятна. Змеехвостая страдала от рабского положения. И ничто тут помочь не могло в принципе, кроме обретения свободы. Императорская рабыня. Я нахмурился, осознав, что как-то пропустил мимо себя этот факт. Тоже мне борец за свободу! Ходит тут, добро причиняет, волю отвешивает направо и налево, а рядом так мучается дорогое существо… Уняв свое бешено колотящееся сердце, я улыбнулся и сказал:

— Все будет хорошо, малышка. Я тебя люблю. И мы вместе навсегда. В горе и в радости.

Лайсси уставилась на меня с каким-то странным выражением в глазах, словно голодный зверь при виде куска мяса. Шутливо поежившись, я поцеловал мою супругу в уголок губ и мысленно дал себе затрещину. Супруга, мать мою! Идея, прорвавшаяся наконец-то в тупую голову, заслуживала пристального рассмотрения. Но чуть позже… Близость такого теплого, ласкового тела, придавленного тревогами и страхами, вызвала мелкую дрожь в пальцах. Но это не помешало мне впитать ладонями тончайший бархат золотистой кожи. Лайсси словно сбросила оцепенение, подалась ко мне и требовательно, почти жестко, поцеловала. Ее руки обхватили меня, как тонущие цепляются за спасательный круг… К чертям все проблемы!

Наше единение под конец убаюкало змейку, прогнав из ее головы мрак самоистязания. Чувствуя, что и меня самого неслабо тянет в сон, я с нежностью провел кончиками пальцев по щеке задремавшей Лайсси. Нагайна сонно прильнула к моей ладони и засопела совсем уж уютно, хозяйски закинув на меня ногу. Ощутив, как воспрянул мой организм при мыслях о девушке, я потихоньку выбрался из постели, не потревожив любовницы, уселся в кресло и задумался.

Вместе в горе и в радости. Сказав эти слова, я не сразу понял, что именно так говорят, заключая брак. То-то Лайсси так посмотрела на меня. Все-таки Земля и Лахлан в чем-то похожи. Разве что здесь, под этим вечно плачущим небом, такие слова произносят не только ради обещания любить и беречь перед лицом высших сил. Здесь они являются частью заклинания, связывающего два любящих сердца на уровне эмоций, усиливая их и наделяя особыми проникновенными красками…

Это покушение на мою Лайсси не выходило из головы. Еще можно понять, что пытались убить меня и Тристанию. Но зачем нагайну? Чтобы достать меня? Резонно, конечно, но не до такой степени. Если с Лайсси случится что-то настолько плохое, подозреваю, разнесу тут все в клочья, раскатаю этот городишко по камешку. Фамильная магия… Но глава рода настаивает на том, что семья ни при чем. Прямо-таки вся семья? Мой перевертыш… Мысль застопорилась, а в голове гулко толкнулась смутная пока догадка. Как там сказал великий Шерлок Холмс? Отсекаем лишнее, и то, что останется, пусть даже самое невероятное, является истиной? Твою мать! Я вскочил с кресла и нервно заходил по покоям, бросая взгляды за окно, в темноту дождливой ночи. Если я прав, то чем это нам всем грозит? Надо немедленно поговорить с Трис или капитаном Артуарой.

Назойливый шум на грани синего сознания отвлек от насущного вопроса. Я потянулся через астрал, вылавливая разговор близких мне эльфов. Вот, значит, как… И Марат тоже хорош! Хотели от меня скрыть такую важную информацию? Конспираторы! Оказывается, они зашли уже очень далеко, пока я тут бумажками развлекался! Значит, сейчас пора внести коррективы в их действия, а с утра вплотную займусь не менее важным вопросом. В отношениях с нагайной пора убрать последние препятствия. Моя змея не должна так изводить себя и грустить. А значит — и не будет.

Я спешно натянул на себя изрядно потрепанные шорты, с которыми упрямо не желал расставаться, наплевав на все аргументы придворных портных. И отправился блуждать по коридорам ночного дворца в поисках выхода наружу. Надо было спешить, пока эти гаврики не натворили глупостей. Если догадка верна, то впереди у нас всех горячее время. Горячее от свежепролитой крови. Глупо забытое прошлое всегда возвращается. Будь то государственное дело или личная пакость.