Наутро я проснулся от непередаваемых ощущений. В теле болело все — падение во владения здоровенной унгиаш даром не прошло. Все попытки форестессы и ее спутницы попользовать меня целительской магией окончились полным провалом. Разве что обе охотницы стали чувствовать себя намного лучше. Естественно — ведь магия спокойно отразилась на тех, кто пытался направить на меня заклятия исцеления. Пришлось трем моим спутникам изобретать примочки, мази и перевязки. Горотур огорченно мотал головой и басил о том, что теперь дорога займет намного больше времени. А Клэв и Квазя отмахивались, уверяя, что и без магии поставят меня на ноги в считаные минуты. Когда они буквально сделали это, я выпал в осадок. Эти две… Даже не смог подобрать слов — боль мешала. Они просто схватили меня за руки и ноги, вытащили из куррики и поставили на ноги. Пошатываясь, я все-таки родил пару фраз об их умственных способностях, но тут же заткнулся — девицы, похоже, восприняли мою язвительность за настоящий комплимент, расцвели и возгордились.

Наскоро перекусив чем-то из запасов тура, мы двинулись в путь. И уже через час я осознал, что вполне бодро шагаю по тропе, не ощущая в теле особых проблем. Наши новые спутницы возгордились окончательно, и Клэв с этакой ноткой превосходства пообещала, что на ужин мы будем есть сладкое мясо сосуна. Правда, потом Квазе пришлось долго объяснять мне, что это просто такое животное, питающееся древесным соком. Клэв обиделась на мой ржач.

Следующие часы пути я мучился от тяжелых раздумий: запытать тура или нет? Вчерашняя его фраза про какой-то фурраж ела меня поедом. Что это такое и зачем туры его проходят? По всему выходило, что и Клэв с Квазей знали ответ на мой вопрос. Так что у меня была альтернатива: приставать к Горотуру или донимать охотниц. Когда я попытался поговорить об этом с Клэв, та, еще помня мой смех над ее словами, гордо задрала нос и усвистала куда-то вперед, типа на разведку. Квазя же загадочно улыбнулась неподражаемым лягушачьим ртом и ответила:

— Спроси своего друга, моркот.

Однако Горотур лишь отмахнулся, пробурчав что-то про «потом». В итоге пыточные планы провалились. Зато девицы уже вдвоем взялись за меня. Причем первый же вопрос Клэв поставил меня в тупик. Она пристроилась к моему шагу, улыбнулась и спросила:

— А ты зачем покрасился в черный цвет?

— Э-э-э, — не сразу понял я вопрос.

— Ты ведь белый, да? Это у вас такая новая традиция, что ли? Или у тебя какой-то интерес? Прячешься, да? А от кого? Почему тебе надо маскироваться? Это как-то связано с тем, что вы идете в Сердце Бездны?

Мои глаза начали сползаться в кучу, но я героически справился и ответил, немного подумав:

— Это мой натуральный цвет, форестесса.

— Ну и ладно, — опять надулась Клэв. — Не хочешь отвечать — и не надо.

Она приотстала и зашепталась с Квазей. Та послушала шепот зеленой охотницы и хихикнула раз, потом другой. Окончательно разочаровавшись в нас с лягухой, Клэв перекочевала в голову нашей цепочки, где стала донимать Горотура. Вскоре мы остановились на привал возле небольшого бассейна воды, скопившейся в наросте сбоку от тропы. Я с наслаждением избавился от своей котомки модели «смерть туриста» и, потягиваясь, прошелся туда-сюда, балдея от легкости. И в каком-то шаге от зарослей возле тропы что-то нагло сграбастало мое несчастное тело, а теплый шепот ворвался в уши:

— Привет, светлячок! Давно не виделись!

От моего вопля Клэв, пинавшая к туру какую-то палку для костерка, взвизгнула и бросилась на лапы к своей подруге. Та, в свою очередь, ощетинилась парочкой извивающихся молний, впрочем не спеша запускать их. Я же вдруг понял, что благополучно сижу чуть ли не на голове тура, вцепившись в его спасительные рога. Все вчетвером мы уставились на неожиданного гостя.

Наверно, я все-таки становлюсь пророком. Вчера спел песенку про полет и улетел. Потом помечтал на предмет пощупать живую форестессу в листьях… И вот она, морда гербарная! Гладкие листья, зеленые глаза, куча наглости во взоре. Гаста, что ли? Я так и спросил, на что куст жизнерадостно ответил:

— Конечно, сладкий мой! Я услышала, что ты в наших краях бродишь, сразу решила, что навещу!

— Спасибо, не надо! — опасливо проворчал я, и не думая слезать с набыченного тура, следившего за каждым движением лесного существа. — После нашего прошлого разговора меня чуть не убили. А еще раньше наша встреча тоже была как-то не очень…

Лицо Гасты стало серьезным. Растительная женщина кивнула и сказала:

— Потому я и здесь, Террор. Нам надо поговорить.

— Говори, — разрешил я с высоты своего положения.

— Наедине, — намекнула зеленоглазая.

— Они тебе мерещатся, — сообщил я, даже не думая слезать. Очень уж странную реакцию вызвали во мне объятия этой лесной дивы. Словно я оказался в долгожданном доме, где невыразимо тепло и уютно. Однозначно колдунство применяет, скотина листвяная. Я тут же прогнал от себя саркастическую мысль о том, что на меня вообще-то магия не действует. Гаста вздохнула, встопорщив листву по всему телу:

— Тот харрами идет по твоим следам. Он сейчас наблюдает за нами.

— И что? Думаешь, я тут весь такой доверчивый? — поморгал я. — Он мне, конечно, помог-в Белом Доме, но я не забыл, что именно он воткнул мне в бок железяку в оранжерее, как раз после нашего с тобой разговора.

Гаста погрустнела:

— Я понимаю, что доверять мне ты не можешь, но все-таки позволь помочь тебе, Террор.

— С чего вдруг такое внимание? — настороженно спросил я.

— Я ведь обещала, сладкий, что завоюю тебя, — наглая самка березы даже заулыбалась.

— Черта лысого, — отрезал я. — Убейся об стену, больная.

Моей тирады лесовичка, естественно, не поняла, да и не особо старалась. Ее явно что-то очень сильно напрягало. Похоже, она не соврала по поводу четырехрукого кошака, раз так подозрительно поглядывала на заросли. Но она уловила суть моих претензий, умная такая. Куда бы деться. Форестесса Клэв тем временем сползла с лап Квази, быстренько привела себя в порядок и присоединилась к разговору:

— Что-то я тебя в Эоне не видела. Ты кто?

— Я была изгнана много лет назад, госпожа, — учтиво ответила форестесса в листьях, чуть склонив голову. Заросли на ее лице слегка побледнели.

Клэв с холодной улыбкой шевельнула ушками и спросила:

— За что?

— Мне бы не хотелось отвечать сейчас, госпожа, — уныло ответила ходячая мечта ботаника, которая так классно умела обниматься.

— Отвечай, — всего одно слово произнесла форестесса, сверкнув желтыми глазами.

Гасту буквально скрутила сильнейшая судорога, от чего она глухо застонала. А вот это мне уже совсем не понравилось. Ее боль как-то странно отозвалась во мне, словно на моих глазах бессмысленно и без вины наказывали… меня же самого. Я сглотнул и рухнул с плеч Горотура, по-прежнему молчавшего, между этими представительницами древесного народа. Клэв на миг отвлеклась от соплеменницы, чем та сразу воспользовалась. Гаста почти крикнула:

— Я готова принести клятву древа, что не причиню вреда!

Квазя ахнула, прижав руки к груди. Клэв в полнейшем изумлении уставилась на гостью, я же поднялся на ноги, поддернул разболтавшиеся штаны, пошевелил пальцами босых ног и спросил:

— Что еще за клятва?

— Клянусь, — подалась вперед Гаста, — корнями древа, что буду опорой тебе во всем, что ни задумаешь.

— Нет… — пискнула Клэв, закрыв ладошкой свой рот.

Ветвь-тропа под нашими ногами мелко задрожала. Вода в бассейне пошла кругами. Словно дерево услышало слова форестессы и приняло их. Листвяная же дева продолжила:

— Клянусь телом древа, что буду силой твоей во всем, что прикажешь. Клянусь корой древа, что буду защитой тебе от всего, способного причинить вред. Клянусь ветвями древа, что стану рукой твоей в совершении всего, что задумаешь. Клянусь листвой древа, что укрою тебя от любой беды, даже ценой своей жизни. Клянусь семенем древа, что не будет у меня иных мужей, кроме тех, кто угоден тебе.

Клэв опять ахнула, но тут же взяла себя в руки. Она пристально посмотрела на замолкшую форестессу, подошла ко мне и прошептала:

— Ты должен принять клятву, моркот. Не позорь мой народ отказом.

— И в чем тут позор? — огрызнулся я, чувствуя в душе странный узел, сдавивший все ощущения до мизерной точки где-то в области сердца. Легкая секундная боль в груди заставила меня зашипеть. Зеленокожая девушка настойчиво продолжила:

— Прими клятву, не унижай ее.

— Я не просил таких клятв. — На меня накатило настоящее смущение при взгляде на застывший ходячий куст.

Форестесса же терпеливо сказала:

— Прими клятву, не убивай ее.

— В смысле? — Опять в груди что-то заныло предчувствием беды, если я что-то сделаю неправильно.

В голове раздался смешок, а потом ехидный голос сказал: «Дубина ты стоеросовая, парень. Она же отдает себя в твои руки полностью. Не упускай такого случая». Что же делать? Смятение и смущение овладели мной в полной мере. Пармалес проворчал: «Повторяй за мной, изъятый». Он стал говорить мне фразы, которые я произносил вслух, ощущая в теле легкую дрожь, словно перед очень важным свиданием:

— Клянусь корнями древа, что приму твою опору. Клянусь телом древа, что воспользуюсь твоей силой во благо. Клянусь корой древа, что приму твою защиту и сам стану тебе защитой. Клянусь ветвями древа, что рук своих не отведу в сторону от твоих. Клянусь листвой древа, что беды мы встретим вместе. Клянусь семенем древа, что не буду мешать тебе исполнять клятву древа.

Пока я говорил, твердь под ногами тряслась все сильнее. В какой-то момент я едва не упал, но Клэв поддержала меня, на секунду ухватив под локоть. А потом словно перца втерли под кожу — так стало жечь в плечах. От боли на глазах выступили слезы, но вскоре жжение прекратилось. А также перестала трястись ветвь-тропа. Я недоуменно посмотрел на свою кожу там, где припекло, и увидел знакомые татуировки, совсем как у вождей и Ходящих во всех трех племенах моркотов. Так вот что это означает! Клятвы верности! Судя по величине рисунка, а у меня он едва обозначился парой узоров, у стариков таких клятводанников было много. Я с тревогой посмотрел на Гасту. Но у той все вроде бы было в порядке. Внезапно она преклонила колено и глухо произнесла:

— Жду наказания, мой лорд.

— Что? — удивился я, чувствуя странный позыв подойти к ней и помочь подняться.

— Я покушалась на твою жизнь. В даракале Шанталь я пыталась наслать заклятие семян.

Я улыбнулся:

— И получила их в себя обратно, подозреваю. То-то ходила потом в крапинку. Продырявило, что ли?

— Есть такое дело, — с заметным облегчением поднялась с колена Гаста.

— Зачем ты это сделала? Зачем напала тогда?

— По приказу лендерры Тристании и магессы Ованны. Они хотели убедиться, что ваша сила действительно отражает заклятия, и именно обратно в того, кто его попытался наслать.

Экспериментаторы, елы-палы… Она же могла пострадать! Гаста, словно угадав думы, вползшие мне в голову, сказала:

— Моя листва — она особенная, поглощает магию, не дает нанести сколько-нибудь значимого урона. Но сама может пострадать, как тогда и получилось.

Я подошел к ней и прикоснулся к листве на плече. Она оказалась бархатистой и очень даже живой. Зашевелилась, словно почуяла тепло, потянулась к пальцам. Гаста сдавленно хихикнула и отступила в сторону со словами:

— Прошу, не надо.

Ощущения от прикосновения к ее волшебной коже были своеобразными. Словно томящая дрожь накатила на мое тело, захотелось прижаться к этим листьям, слиться с ними. Они обещали что-то… Что уже сейчас подействовало на меня так, будто впереди ждет нечто очень хорошее. Даже в животе затеплился огонь, поползший куда не следует. Судорожно облизав мгновенно пересохшие губы, я отвернулся от Гасты, подошел к бассейну и шумно окунул лицо в прохладную воду, выгоняя из головы пугающую мысль, сломавшую все спокойствие в душе. Я что… Хочу эту растительность?! И не просто так. Хочу владеть ею безраздельно! «Извращенец… Уже на кусты бросаешься…» — сказал я сам себе. Почему-то внутри сидела уверенность, что проблемы только начинаются. До сих пор были просто развлечения.