Людмилу защищал адвокат Гродский. Материалы следствия были достаточно жестокими, одни фотографии изувеченной и умершей от побоев жертвы производили тяжелое впечатление.

Обвинительное заключение мрачная молодая женщина-прокурор читала, резко и четко выделяя каждую фразу. Потребовала восемь лет. Объяснение Людмилы, короткое и не особенно понятное, только ухудшило ее ситуацию. На уточняющие вопросы она отказалась отвечать. Представитель опеки заявила, что никаких доказательств того, что она не сама отдала своего ребенка профессиональной продавщице детей, в деле нет. Требовала лишения родительских прав в ходе процесса.

Дина была свидетелем защиты. Она, как всегда, коротко и в ярких деталях описала ситуацию с детским приютом Цуко. Рассказала, как нашла дочь Арсеньевой. Вывод сделала один.

– Скончавшаяся в результате избиения Раиса Чибиряк поставляла в этот концлагерь детей на постоянной основе. Охранник, полагаю, подтвердит в процессе по «приюту» свои показания о том, что она прекрасно знала, куда и на что продает детей. Это же показал ее брат-близнец, который детей отвозил. К тому же Раиса Чибиряк их воровала. И эти материалы есть. Украденные домашние дети найдены как среди выживших, так и в могильниках. Вот такого человека убила Арсеньева. У меня нет детей. Но когда я все это увидела, я била ногами владелицу приюта Цуко. В какой-то ситуации, может, и убила бы. Арсеньева – мать. У меня все.

Свидетелей обвинения было полно, как и на первом процессе садиста. Какие-то кумушки, многодетные родители, опекуны и просто непонятно кто. Они обходили вопросы, связанные с деятельностью Раисы, но высказывали самые экзотические версии того, как ребенок Арсеньевой попал к Чибиряк.

– Ах-ха-ха! – залилась смехом одна. – Надеюсь, наш суд не проведут на такой мякине. Так все будут продавать своих детей, а потом адвокат скажет, что они были не в себе, а потом они будут кого-то убивать, потому что «мать». Мы от таких «матерей» и спасаем.

Дина внимательно посмотрела на эту свидетельницу и поставила крестик напротив ее фамилии в списке свидетелей в своем айфоне.

Александр Гродский негромко и спокойно начал свою речь:

– Меня крайне удручает то обстоятельство, что на подобных процессах, связанных с куплей-продажей детей, – а это такой процесс, а не просто дело об избиении, повлекшем за собой смерть, – возникает явно организованная группа свидетелей. В одном случае это свидетели защиты, когда речь идет о насильнике и садисте, именно так мы вышли на Цуко, кстати. Иногда они свидетели обвинения, как в данном случае. Разрешите назвать вещи своими именами. Это защитники криминальной системы, которая многим приносит неплохие доходы. Мы обнаружили детей, проданных в деревни в рабство, это Маугли, только забитые и совсем ничего уже не понимающие от побоев и тяжкого труда. Мы обнаружили трупы замученных и многократно насилуемых детей. У меня небольшое слайд-шоу. Прошу разрешить. Это имеет отношение к данному делу. Раиса Чибиряк получала свою сумму достаточно регулярно. Даты часто совпадают с кражей найденных нами детей. Ее брат, Алексей Чибиряк, подозреваемый по другому делу, надеюсь, опознает детей, которые есть на этом слайд-шоу. Он их отвозил, возможно, правда, не зная куда.

Судья, немолодая женщина с недобрым, невыразительным лицом, просто кивнула. Фотографии, которые стали появляться на мониторе, повергли всех присутствующих в шок. Люди в буквальном смысле помертвели. У Людмилы совершенно белыми стали даже губы. Свидетели тихонько покидали зал.

Пока секретарь выключала технику, встала представитель опеки:

– Прошу прощения, но у меня есть мнение. Адвокат хочет эти кошмарные свидетельства использовать в качестве оправдания своей подзащитной. Мол, она убила плохого человека. Но все наоборот! Я настаиваю на лишении родительских прав. Она отдала ребенка преступнице. Она не потребовала предъявить ей тело. Ее удовлетворила фальшивая справка. Она, наконец, скрыла это от правоохранительных органов. Мне кажется, прокурор запросил слишком маленький срок.

– Я согласна с этим мнением, – отчеканила прокурор.

– Разрешите мне все же продолжить? – произнес Александр. – В этом зале есть люди, которые отказались свидетельствовать: просто не могут. Их легко заметить. Они плачут. У них украли детей. Кто-то из них заявлял и во многие инстанции, что легко проверить, как это сделал я, кто-то искал сам, все они не жили эти годы. В последнем ряду сидит отец, молодая жена умерла через три месяца после кражи их ребенка. Некоторые по сей день публикуют объявления, просят помощи в розыске детей, пропавших годы назад. Надеются на случайность, на каких-то свидетелей. Они бьются во мраке. Они налетели на стену системы, которая реально существует и о которой я уже сказал. Она не может существовать без покровительства отдельных представителей правоохранительных органов. Просто не может. Да такой «приют» нормальные соседи в нормальной ситуации бы сдали в первую же неделю участковому! Но это не произошло, мы видим их совсем в другом качестве. Они пришли заклеймить мою подзащитную, избившую до смерти поставщицу детей. Нормальные, разумеется, есть, я сам с ними разговаривал, и они в ужасе, но их нет в зале суда. Был отбор свидетелей, не знаю, на каком уровне. Скорее всего, нормальных людей просто запугали. Это называется: есть «крыша», как всем известно. А давайте посадим или хотя бы заклеймим позором всех плачущих в зале родителей, у которых украли когда-то детей, за то, что такие? За то, что проиграли такую войну. Как поется в одной песне: «Нас обыграли шулера». Мы все потерпевшие от этой системы, раз такое допустили.

А теперь по моему делу. Раиса Чибиряк была умелой, опытной преступницей. Людмила Арсеньева в ту ночь, когда у нее эта женщина украла ребенка, была в бессознательном состоянии. Она потому и наняла кормилицу к дочери, что после родов у нее появились приступы жестокой горячки. О чем сказано в ее медицинских документах. К тому же она очень тяжело переживала уход мужа к другой женщине. Мошеннице было не трудно обмануть одинокую несчастную женщину. Кстати, насчет «сама продала». Деньги Раисе платила как раз Арсеньева по шантажу. Она – состоятельный человек вообще-то. Родного ребенка за кусок хлеба ей продавать не нужно. А теперь давайте кричать ей: «Ату!», требовать страшного наказания. Разойдемся, довольные собой. Дело сделано. Порок наказан. На самом деле это чудовищная национальная забава – добивать слабого. Женщина узнала, что ее дочь жива. Она потрясена. И потому практически не защищается. Она вообще очень скрытный и сдержанный человек. У нее никого, кроме этой дочери, нет на свете. Узнав в тюрьме, что Раиса Чибиряк скончалась, она и сама хотела покончить жизнь самоубийством, считая свою миссию выполненной.

Знаете, при такой позиции правосудия общество может отказаться от института киллеров. Правосудие заменит его за деньги общества.

– Адвокат Гродский, никак не привыкну к вашей манере выражать свои мысли. Что вы имеете в виду?

– Только то, что киллеры, маньяки, убийцы, мошенники, воры умеют, как никто, поймать человека на доверчивости, взять в момент трагической ошибки, личной драмы, болезни.

– Ужасные у вас сравнения, – сказала судья.

– А я согласна, – вдруг встала прокурор. – У меня ребенка увели недавно с детской площадки. Большую девочку, восемь лет. Я была в трех минутах, в магазине. Воровка такого наплела дочери, что та сама с ней пошла, ручку дала. Мне знакомая закричала: «Варя, твою дочку уводят». А она уже открывала дочери дверь машины. Я вцепилась в дочку, а эта умчалась, я даже номер не увидела. Потом всем своим звонила, и перехват объявляли, но как сквозь землю… Смотрела сейчас эти слайды, думала: как жалко, что у меня с собой тогда не было оружия. Я согласна с адвокатом Гродским. Никто из нас не застрахован от такого несчастья. Я могла бы сейчас смотреть на свою дочь. Срок – на усмотрение суда.

Людмиле дали три года общего режима. Земцов разрешил прощальное свидание Дине. Согласился, чтобы она привезла ребенка. Вита вошла в комнату для свиданий на своих ножках, крепко вцепившись ручкой в юбку Дины.

– Знаешь, – просто сказала Людмила. – Я только сейчас поняла, что счастье – это не сказки.