Глава 11
Регине я взяла пакет пирогов. Они приятно грели руки через бумагу, пока я шла к приюту и думала, что же ей рассказывать, а что — нет, чтобы не пугать и не расстраивать. В магазине, в котором я работала, явно творилось что-то ненормальное. Странные разговоры, которые вели инора Эберхардт и ее партнер. Странные компоненты, от одного присутствия которых я падала в обморок. Странное исчезновение моей предшественницы, которая якобы пыталась торговать помимо магазина своей хозяйки. Странное поведение Сабины. Вчера вечером ко мне домой опять приходил Петер в поисках жены, но я ему ничего утешительного не могла сказать. Сменщицу я не видела с того вечера, когда она помогла мне избавиться от Эдди и ушла, так и не сказав, зачем приходила. Не слышала я и о том, чтобы она нынче была в лавке у иноры Эберхардт. Конечно, она могла зайти к ней и после окончания рабочего дня, но по моей хозяйке нельзя было подумать, что она кого-то ожидает. В торговом зале она появлялась ненадолго и почти сразу спускалась вниз. Крем «по особому заказу» требовал очень много времени, а сил забирал столько, что инора после своей лаборатории вид имела бледный и измученный. Обещанные мне занятия были отложены на неопределенный срок, о чем я не переживала — жила же я как-то предыдущие восемнадцать лет? Да и к чему мне новые знания, которые, вполне возможно, и не пригодятся больше? Меня тревожила участь моей предшественницы. А еще беспокоил Эдди, который совсем не собирался уезжать туда, откуда он привез заказ для иноры Эберхардт, а дел у него в столице никаких не было. Или он о них при мне не говорил. Появлялся он по нескольку раз на дню и, в зависимости от того, где была инора, либо поднимался в личные апартаменты, либо спускался в подвальную лабораторию. Проходя мимо меня, он так и норовил приобнять или даже ущипнуть. Первый раз это было столь неожиданно, что ему удалось, а я невольно ойкнула. Покупательница с недоумением посмотрела, я извинилась перед ней и продолжила рассказывать о нашей продукции, хотя и хотелось говорить совсем с другим, совсем о другом и совсем другими словами. От второго и последующих щипков мне удалось увернуться. Делал Эдди это с такой радостной улыбочкой, что было совершенно непонятно, то ли он отомстить пытается, то ли поухаживать столь нелепым образом. Провожать больше не вызывался, и то хорошо. Иноре Эберхардт про его поведение я ничего рассказывать не стала. Думаю, она отделалась бы обычным «сама виновата» и благополучно забыла об этом происшествии. Партнер для нее был много важнее какой-то там продавщицы, которую легко заменить можно. Но Регине я решила рассказать. Пусть не все, лишь основные моменты, но и их будет достаточно, чтобы подруга мне что-нибудь присоветовала.
Она влетела в приютскую комнату для встреч с таким счастливым видом, что сразу было понятно — скучала подруга по мне не меньше, чем я по ней, а скорее всего, даже больше. У меня не занятого чем-то времени было не так много, чтобы предаваться различного рода сожалениям. Она звонко чмокнула меня в щеку, выхватила протянутый пакет, на котором успели проявиться масляные пятна, заглянула туда, вытащила румяный пирожок, впилась в него мелкими белыми зубами и со счастливым вздохом потребовала:
— Ну, рассказывай.
К рассказу я приступила сразу. Беспокойство, поселившееся после приезда компаньона нанимательницы, все росло и росло, а поделиться им было не с кем. И я вывалила на нее все, что за эти дни случилось. Точнее, почти все — некоторые подробности были совершенно лишними. Регина охала и даже временами забывала жевать пирожок, так и застывала с приоткрытым ртом. Я была уверена, что слушает она меня внимательно, поэтому первые слова моей подруги меня несказанно удивили.
— Ну надо же, целых три ухажера! — радостно сказала она. — И это только начало. Мне всегда казалось, что за тобой толпы будут бегать, стоит тебе только из приюта выйти. Сколько тебе записочек через забор перебросали, и не счесть!
— Регина, ты вообще слушала, о чем я тебе говорила? — невольно разозлилась я. — Меня запросто убить могут, а ты о каких-то мифических ухажерах говоришь. Да если уж на то пошло, один пытался сэкономить на борделе, второй — найти подход к магазину, а третий просто искал свою жену, которая Сабина.
— Это он первый раз искал, — ответила она, — тогда же выяснил, что вы не подруги и она там не бывает теперь, так ведь?. Могу спорить, теперь он интересуется тобой. Если бы он не был чужим мужем, я бы тебе советовала на него поставить — маги на дороге не валяются. Но и без него у тебя остаются еще два. Что касается твоих подозрений… сама подумай, если бы от кремов иноры Эберхардт покупательницы мерли как мухи, ее магазинчик давно бы прикрыли, а сама она отбывала срок на каторге. Скорее всего, у нее в рецептах есть какие-то запрещенные травки или орочьи зелья, но за это никто никого убивать не будет.
— Неужели?
— Я так думаю, — добавила она уже с некоторым сомнением в голосе.
Все это казалось ей не слишком серьезным, навевая мысли о какой-нибудь занимательной истории из тех тонких книжечек, что держались в приюте в большой тайне от монахинь и неоднократно перечитывались с замиранием сердца. Принять, что такое может случиться на самом деле, да еще со знакомым тебе человеком, было не так-то просто. Ей казалось, что все это несерьезно и ничем мне не грозит.
— А крем по особому рецепту, по-твоему, — это что? Этот Хофмайстер прямо сказал: «Нет шантажиста — нет проблемы».
Регина пожала плечами.
— Может, тебе в Сыск пойти? — неуверенно предложила Регина. — Хотя я уверена, что ничего серьезного, связанного с косметикой, быть не может. «Убивающий крем» — странно звучит как-то…
— Но продавщица, что была до меня, пропала, — напомнила я подруге.
— А вдруг она действительно стащила рецепт и решила быстро смыться? — предположила она. — Хозяйка же, у которой она жила, утверждает, что девушка сама уехала. Собрала вещи и уехала. Не думаю, что она могла перепутать жиличку с кем-то другим. Сама говоришь, инора Эберхардт — дама в возрасте. А ее компаньон — вообще мужчина.
— «Нет шантажиста — нет проблемы», — напомнила я.
— Да, это немного беспокоит, — легко согласилась Регина. — Но пока ничего страшного не случилось. Может, ты все себе напридумывала?
Разговор у нас никак не складывался. Подруга никак не хотела увидеть серьезность моего положения, ее намного больше волновали гипотетические поклонники и моя неожиданная магия. Она начала мечтать, как здорово было бы, если бы инора Эберхардт действительно меня удочерила. Зря я ей рассказала про эту фразу Эдди…
— А что? — воодушевленно говорила она. — Наследников у нее нет. Обучит тебя, передаст свои знания. Представляешь, как было бы здорово?
— Ина, с чего вдруг она будет меня удочерять? — фыркнула я. — Я лишь одна из ее продавщиц. Через этот магазин их прошло много. Нет, правильно монахини говорили, вредно читать романы. А уж тебя, похоже, до них вообще допускать нельзя. Ты их явно перечитала.
Регина заметно надулась.
— У тебя все равно уверенности нет, — недовольно сказала она. — Если та инора помрет, которой крем сейчас делают, то причины для беспокойства будут. А может, с ней ничего и не случится? А ты заранее переживаешь о совсем тебе постороннем человеке.
— Она мне не совсем посторонняя, — неохотно ответила я. — Дело в том, что это моя мать.
Регина ахнула и выпустила из рук почти доеденный пирожок. Он покатился по полу, пачкая начинкой светлую плитку. Монахиня, сидевшая в комнате свиданий, посмотрела на это безобразие осуждающе, но подруге не было до этого никакого дела.
— Не может быть! — восторженно сказала она. — Так она тебя сама нашла?
Поводов для радости я не видела. Подруга знала, что я не собираюсь искать родителей. Какие бы причины у них ни были, чтобы меня бросить, все они меркли перед тем фактом, что они смогли от меня отказаться, а значит, и мне они не нужны и неинтересны.
— Нет, она меня не нашла и даже не искала. Я сама ее вычислила. По почерку.
Я рассказала Регине про пустой счет в Гномьем Банке, о чем раньше умолчала, и что почерк на чеке и записке, которую оставила моя мать, был один.
— И что? — с жадным любопытством спросила она. — Что ты к ней чувствуешь?
— Ничего особенного, — ответила я. — Она мне не нравится, но покупательницы бывают и хуже. Все они достаточно высокомерны.
— А с кремом-то что? — не унималась она. — Если она твоя мать, ты не можешь позволить, чтобы ее травили.
— Ты сама только что говорила, это лишь мое воображение, — напомнила я.
— Воображение, не воображение, но она же твоя мать. И если ее отравят через этот крем, то ты себе не простишь, я же знаю.
Эти мысли приходили в голову и мне. Она от меня отказалась и не заботилась, но все же родила, хотя могла избавиться от такой обузы сразу, как узнала о беременности. Да и я не могу спокойно смотреть, как ее собираются убивать, и ничего при этом не делать. Пусть она мне совсем не нравится. Но все же мать…
— Я собираюсь его заменить, — неохотно ответила я. — Во всех этих кремах основа одна, возьму обычный омолаживающий. На него и заменю. От такого точно вреда никакого не будет.
— А если все-таки ничего такого плохого в этом креме не будет? — страдальчески сказала Регина.
В таком удачном во всех отношениях месте для работы — и вдруг происходят какие-то противозаконные вещи? С этим она никак не могла смириться.
— Предлагаешь уточнить у иноры Эберхардт?
Регина невольно хихикнула, представив, как я обращусь с подобным вопросом к хозяйке. Воображение всегда было ее сильной стороной.
— Хотела бы я на это посмотреть, — заметила она.
— А если ничего такого в этом креме не будет, то меня просто выгонят с работы, если узнают, — пояснила я. — Но омолаживающий крем хороший, хоть и дорогой, у меня на него все деньги, что есть и с продаж получу, уйдут.
— Ты его покупать собралась? — поразилась Регина.
— А что я, по-твоему, воровать должна? — возмутилась я.
— Не знаю, все так странно, — неуверенно сказала она. — Если инора Эберхардт поступает нечестно, чего тебе с ней церемониться? Может, тебе с этим Рудольфом, который от конкурентов, договориться? Пусть они тебе помогут.
Она воодушевилась. Идея ей показалась просто великолепной.
— Ага, — скептически ответила я, — пообещать они могут все, что угодно, да только что их заставит потом выполнять свои обещания? Если они пытаются рецепты получить незаконными методами, то у меня есть определенные сомнения в их честности. Я не собираюсь ничего воровать и им передавать, а это наверняка будет условием получения от них помощи.
Регина погрустнела. Будущее выглядело уже не столь радостным. До нее дошло, что если все окажется так, как я подозреваю, то я могу даже не дожить до ее выхода из приюта. «Уехала к родственникам. Куда? Она не говорила. Как это нет родственников? Нашлись, значит». И кто меня будет искать? Да никто, никому я не нужна…
Свидание закончилось, а Регина так ничего и не смогла посоветовать. Сначала она всерьез не восприняла мой рассказ, затем слишком испугалась, а там и время моего посещения истекло. От предложения навестить сестру-смотрительницу я вежливо отказалась. После того как я узнала, что меня столько лет здесь обманывали, желания разговаривать с кем-то из монахинь не было. Возможно, мне и дали бы ценный совет, но более вероятно — подсунули опустевшие накопители и даже особенно не слушали бы. Наверняка мой уход нанес серьезный финансовый урон приюту — вон с каким сожалением монахиня посмотрела на меня после отказа. Я бы еще подумала, если в обмен на заполнение приютских накопителей мне разрешили бы дополнительное свидание с Региной или это продлили бы. Но сестра-смотрительница ясно мне сказала — исключения для нас с подругой не будет. Так что я вежливо попрощалась с дежурной монахиней и пошла к выходу. Сегодня у меня была назначена еще одна встреча, которая меня не привлекала. Может, она не состоится?
Но Рудольф уже ожидал меня рядом с домом. Он нетерпеливо прохаживался, посматривая по сторонам, и лишь только меня заметил, сразу расцвел в улыбке и пошел навстречу. Ждал он проявления счастья и от меня, но я на этой неделе полностью истратила запас улыбок, так что пришлось ему обойтись без моей.
— Вы совсем нерадостная, Штефани, — заметил он сразу, как поздоровался. — Что-то случилось?
Во взгляде его было жадное любопытство, словно он надеялся — я сейчас растаю и начну выкладывать все тайны, как свои, так и чужие. Но я откровенничать с посторонним человеком не собиралась.
— Я подругу навещала. Ей в приюте сейчас очень одиноко, — пояснила я.
— В приюте? — удивленно переспросил он. — У вас в приюте подруга?
— Я тоже воспитывалась в Королевском приюте, — с вызовом сказала я. — Ничего удивительного нет в том, что у меня там осталась подруга.
Какая разница, будет он знать, что я незаконнорожденная или нет, если у него ко мне лишь профессиональный интерес? Да и был бы интерес личный — все равно лучше сразу честно сказать, такое не утаишь.
— Я смотрю, строго вас там воспитывали, — улыбнулся Рудольф. — Вы совсем на сироту не похожи.
— Ничего не могу с этим поделать.
— Я думал, вы родственница иноры Эберхардт, — продолжил он. — Вы с таким достоинством держитесь.
— Но теперь вы знаете, что это не так. Возможно, сейчас жалеете, что меня пригласили? — резко ответила я. — Так я могу с вами никуда не идти.
— А почему я должен жалеть? — удивленно спросил он.
— Я оказалась совсем не той, какой вы думали, — пояснила я. — Не состою в родстве с хозяйкой лавки. Да и вообще — в родстве ни с кем.
Я с вызовом на него посмотрела, готовая развернуться и уйти прямо сейчас, скажи он что-то обидное про мое происхождение.
— Чувствуется, для вас это больная тема, — сказал Рудольф и все же уместил мою руку на своей. — Штефани, я пригласил именно вас. И мне совсем не важно, кто ваши родители, поверьте.
Конечно, ему теперь кажется, что будет много проще уговорить меня передать им хозяйские секреты. Руку я убирать не стала — не хотела выглядеть глупо, но внутри у меня все напряглось от ожидания расспросов на интересующие его темы. Он переходить к ним не торопился. Спрашивал, чем мы занимались в приюте и как я попала в лавку иноры Эберхардт. От этих хождений вокруг да около настроение мое, и так не радужное, начало портиться еще сильнее. Не помогло и то, что мы наконец дошли до маленького ресторанчика, где Рудольф собирался кормить меня ужином. В обмен на нужную ему информацию, как я понимаю. Меню я повертела в руках и положилась на выбор моего спутника. Сами блюда сейчас занимали меня крайне мало, и не разбиралась я в них совершенно. Да и в напряжении от ожидания его расспросов мне было все равно, что есть. Вкуса я почти не чувствовала, от вина решительно отказалась — еще не хватало туманить голову и упрощать ему задачу. А то ведь и правда могу сболтнуть что-то лишнее.
— Штефани, а почему вы не пошли учиться в Академию? — внезапно спросил он.
— В приюте уверяли, что моего Дара для этого недостаточно, — ответила я.
— Недостаточно?
Посмотрела я на Рудольфа неодобрительно. Что за глупая привычка переспрашивать? Как будто второй раз при ответе на тот же вопрос я могу сказать что-то другое.
— Но как вам могли сказать, что у вас недостаточный уровень Дара? — не унимался он.
— Вы у меня спрашиваете? Так вот, я ответа не знаю. О том, что у меня Дар, достаточный для поступления, я узнала лишь недавно, от иноры Эберхардт.
— И она взяла вас в продавщицы, — задумчиво сказал он. — Странно…
— Так ей и нужна была девушка с Даром.
— Не с таким, — ответил он.
— А откуда вы, Рудольф, знаете, с каким Даром продавщица ей была нужна? — подозрительно спросила я.
Наш разговор убеждал меня все больше, что интерес его к лавке иноры Эберхардт появился много раньше, чем ко мне. Выскочившую ему прямо в руки «родственницу» хозяйки он воспринял как дар Богини и теперь стремится из этого дара что-то выжать. Но со мной это точно не пройдет! Я ничего ему выкладывать из чужих тайн не собиралась.
— Глупо брать таких, как вы, — невозмутимо пояснил он, — чтобы продавать обычные кремы.
— Не обычные, — не согласилась я.
— Да ладно, — фыркнул он. — Какими бы дорогими они ни были, кремы эти совершенно обычные. Моя мама себе не хуже делает.
— Вот как? — холодно сказала я. — А откуда вы знаете, что не хуже, если так и не купили?
— По результату, — заявил он. — У меня такое чувство, Штефани, что вы меня в чем-то подозреваете.
— И в чем я могу вас подозревать?
— А это я у вас хотел спросить, — нахально ответил он.
На это я даже отвечать не стала, но он продолжил забрасывать меня вопросами. Самыми разными. Но вот до предложения продать секреты иноры Эберхардт мы в этот вечер так и не добрались, что меня несколько огорчило. Видно, Рудольф решил, что еще недостаточно втерся ко мне в доверие, поэтому говорил о чем угодно, только не о моей работе. О театрах и выставках, о кондитерских и ресторанах, о последних сплетнях, касающихся королевского семейства. Он вспомнил пару забавных историй о своей студенческой жизни. Все это было бы очень интересно, если бы я точно знала, что ему от меня ничего не нужно. Сейчас мне казалась глупой идея выведать у него что-нибудь об иноре Эберхардт. Напротив, я постоянно боялась сама лишнее сказать. Расслабилась я, только когда оказалась у себя дома, за закрытой дверью, уклонившись от прощального поцелуя, которым Рудольфу так хотелось завершить этот прекрасный вечер. Да, ужин с ним оказался много тяжелее, чем я думала!
