Всякое событие бессмысленно, потому что смыслы рождаются чувствами, в глубине души. А событие устанавливается умом на поверхности тела. Новый год является, конечно же, событием. Во-первых, он установлен произвольным движением ума. Во-вторых, Новый год – это чистая временность, и в нем важна новизна времен, а не глубина настоящего.

Запад устремлен к поверхности, к пространству культурных форм. Восток притаился на глубине в пространстве ритуала и жестовых форм. На этой глубине событию придается смысл, и оно теряет своевременность. Появляются новые смыслы. На востоке Новый год – это уже не новый год, а, например, год Быка или год Крысы. То есть событие лишено событийности приписыванием ему смысла, который символизируют те или иные животные.

В христианском мире столкнулись юлианский и григорианский календари. Случайность столкновения поставила Новый год в двусмысленное положение. Так, в православном мире сначала он появляется как событие, то есть как то, что пронизано новизной, временит новым. И мы ощущаем себя кочевниками. Затем он появляется как смысл, и мы отказываемся от новизны времен, чувствуя себя оседлыми. То есть Новый год предстает как Старый Новый год, как смысловая пауза, как пространство созерцаний, а не суждений.

В далекой теплой стране жили Будда, бык и крыса. Бык был красивым и сильным существом, похожим на того быка, который похитил когда-то Европу. Все, что было у него на уме, то было у него и на языке. У него не было второго плана сознания, у него был только первый план, а это значит, что он был искренним и непосредственным, как гуссерлевское чистое сознание. И звери избрали его своим вожаком. Рядом с быком была крыса, черные глазки которой хищно блестели ночью и испуганно моргали днем. Понравилась крыса быку, подружились они, ибо были они из одной деревни. И вскоре крыса стала первой помощницей быка. Днем она грелась на солнышке, а ночью она воровала сыр и мечтала о том, чтобы стать первой. Крысу боялись даже сибирские коты, которые никого больше не боялись. Крыса была наглой, пронырливой, и у нее были не только острые зубы, но и чудовищно развитый, как у парфюмера, нюх. А еще у нее была онтология ума, злопамятно наблюдающего за животными. У крысы за первым планом сознания всегда скрывался второй, и он у нее никогда не совпадал с первым. И поэтому бытие крысы не могло быть одновременно мыслью о бытии. Ее бытие состояло только из телесных эффектов и делезовских событиях.

И вот однажды звери узнали о том, что человек, которого звали Буддой, решил проститься с ними перед тем, как отправиться в иной мир. Всполошились животные и помчались на мистериальный зов человека. И даже свинья-домохозяйка бросила свое корыто и побежала к Будде. Долго бежали звери. Некоторые из них, как, например, ослы, сразу сошли с дистанции, не выдержали непереносимой интенсивности жизни. Другие умерли по дороге, и сейчас о них никто уже не помнит. А третьи, вроде жирафов, побежали не в ту сторону и до сих пор бегут, не понимая, что их бег происходит в модусе ускользающего что. И выбраться за этот модус им не поможет даже длинная шея.

Вместе со всеми бежали бык и крыса. Бык бежал впереди, а крыса за ним. И глупый бык часто помогал умной крысе. И вот когда до Будды оставалось совсем немного, ослабевшая крыса вскочила на быка, вцепилась в его загривок своими цепкими лапками, и бык помчал ее навстречу Будде. Так добежали они до него. Не успел бык опомниться, как крыса проворно соскочила с него и подбежала к Будде. «Ты будешь первой», – сказал Будда крысе. «А ты, – показал он на быка, – всегда будешь вторым». Расстроился бык, но бывшее уже нельзя было сделать небывшим. С тех пор крыса всегда начинает 12-летний цикл жизни, а бык всегда идет вслед за ней. И первое всегда существует благодаря запаздывающему второму. И миром правят крысы, а не быки, ибо у каждого быка есть своя крыса.

И все же нельзя не мечтать о том, чтобы первые были первыми вне зависимости от запаздывающего второго.