Я тут как собкор производственной многотиражки. Возили на фабрику по производству волынок. Любое производство вызывает у меня почтительный ужас. Тем более производство волынок. Я пробовал играть на волынке. По общему впечатлению волынка – это советский надувной матрас, к десятой минуте надувания совершенно неясно, кто кого, собственно, надувает: ты матрас или матрас тебя.

Как мы все прекрасно знаем, сегодня редко можно встретить малую южно-шотландскую волынку, нечасто встречается ирландская волынка. Всех забила горская волынка, или пип-вор.

Мне нравится пип-вор. На пип-воре можно изобразить два моих базовых чувства: ярость и печаль. Вот я крушу всё подряд, вот я рыдаю в уголке. Переход мгновенен, последствия ужасны.

Фабрика, на которую меня приволокли, делает какие-то адски элитные волынки. Как и полагается элитному производству, ничего отечественного, родного шотландского в комплектующих. Это как российско-германское пескоструйное производство: песок немецкий, струя наша.

Вдувная трубка, чантер, басовый и теноровый дроны – африканское черное дерево и орешина из Бразилии. Звуковые трубки – тростник из Португалии, мундштук – зубы бегемота. Надувная сумка – австралийские овцы, ленты – из Германии, всякие бляхи – Швейцария. Четырнадцать основных деталей из дерева плюс тридцать одна деталь всякой мелочи.

Есть ОТК. Мощные дедуси наяривают на произведенной продукции и хрипло оценивают тонкость передачи звука. По мне, так всё звучало одинаково: когда звучат двадцать пип-воров, я автоматически начинаю маршировать и готовиться к погибели мира. Но волосатые уши дедусь различают нюансы. Они умудряются отшвыривать в утиль всякий брак. Может, капризничают так, не знаю. Ведут себя вызывающе. Приносит, скажем, Страдивари скрипку свою к скрыпачу слепому, а он так пиликнет и херась скрипку об угол! Вот так примерно и дедуси. Меня они привели в восторг.

Вышел из глэм лакшри элит плюс фабрики, прихватив сувенир. Зуб бегемота – это надёжное вложение и добрая память. Я бы прихватил и австралийских шкур, но с ними работали люди, которые мне показались опаснее дедусь из ОТК. Вручную годами сшивать шкуры иголкой и затягивать нити – такая профессия накладывает некоторый отпечаток даже на лице. Игла тоньше нити для воздухонепроницаемости, бугры под кожей предплечий, тут же кромсают шкуры ножиками, тут же тянут жилы, скрип разрезаемого, у двоих пальцы не в комплекте, ладони в шрамах…

Вышел, как и зашел, не оборачиваясь. В другом месте шубейку себе найду. Мир не без добрых людей.

Рядом с волыночным комбинатом есть мастерская по производству ещё одной отрады – ножей скин-ду. Тоже элитная. В настоящий скин-ду должен быть вмонтирован топаз. Поэтому производство ножей охраняет индийский часовой в тюрбане.

На новые скин-ду смотреть не стал. А побежал, уворачиваясь от охраны, к реставрационному цеху. В нём старые ножи приводят в божеский вид, чтобы, значит, сызнова живопырить. Чего только в цехе реставрации не увидел! Кожаные ножны, изодранные зубами, что ли, не знаю. Лезвия в зазубринах. В углу секира какая-то щерится. На верстаке – палаш, надеюсь, просто в ржавчине. Схватился за секиру, отбежал, снова схватился. Неописуемое наслаждение.

На выходе купил себе набор метательных ножичков. Всю жизнь мечтал.

За углом секс-шоп и тоже какая-то мастерская по этой части. В шотландской символике. Туда не пошёл. Думаю, что в шоп сплавляют отходы и обрезки от первых двух производств. И, может, в секс-шопе тоже суровый ОТК есть. С использованием зашедших.

Не готов пока.