Медленный, размеренный бой похоронных барабанов. Медленная, ровная поступь участников скорбного шествия, идущих на север от Плавучей Могилы, с факелами в руках. Две длинные цепочки кроваво-красных огней, ползущие под низкими темными облаками. Так все началось.

В середине процессии шел Венкарло Барсави, капа Каморра, а по обе руки от него шагали сыновья. Перед ним двигался гроб, убранный черным шелком и золотой парчой, который несли двенадцать (по числу теринских богов) носильщиков в черных плащах и черных масках. Позади Барсави катилась повозка с огромной деревянной бочкой, влекомая шестью мужчинами, а за повозкой следовали облаченные в черное служители Безымянного Тринадцатого бога.

Барабанный бой отдавался эхом от каменных стен, гулко раскатывался по каменным улицам, далеко разносился над мостами и каналами. Факельные огни отражались в каждом окне, в каждом кусочке Древнего стекла, мимо которых проплывали. Народ смотрел опасливо, если вообще смотрел: многие при приближении печальной процессии запирали двери на засовы и плотно закрывали ставни. Так в Каморре хоронят людей богатых и влиятельных: медленное скорбное шествие к Шепотному холму, погребальная церемония, а потом буйная, горькая тризна. Тосты за упокой усопшего, скорбный пир для тех, кто еще не призван на суд Азы Гийи, Повелительницы Долгого безмолвия. Погребальная бочка является неотъемлемой частью традиции.

Процессия покинула Дровяную Свалку в самом начале десятого и медленно вошла в Котлище, где ни один пьянчуга или уличный мальчишка не посмел перейти через дорогу перед ней, где шайки головорезов и толпы грязного сброда в мрачном молчании стояли вдоль улиц, по которым проходил их повелитель со своими подданными.

Траурное шествие миновало Дымный квартал и вступило в Тихий. От каналов поднимался серебристый туман, теплый и липкий. Ни один желтокурточник не встретился на пути процессии, ни один констебль не появился в пределах видимости – капа заранее позаботился о том, чтобы для служителей порядка той ночью нашлись дела на другом конце города. Вся восточная часть Каморра сегодня принадлежала Барсави и длинной колонне факелоносцев. Чем дальше на север продвигался он, тем больше добропорядочных горожан при его приближении укрывалось за запертыми дверями, гасило огни в своих домах и молилось, чтобы шествие поскорее прошло мимо своей дорогой.

Когда бы кто из них наблюдал за процессией, то непременно заметил бы, что она не стала поворачивать к Шепотному холму, а двигается дальше на север, к восточной окраине квартала Ржавый Затон, где в туманной ночной мгле смутно темнело огромное заброшенное здание под названием Гулкая Нора.

Пытливый наблюдатель подивился бы и численности похоронной процессии (свыше ста человек следовало за гробом), и странному облачению ее участников. Одни только гробоносцы были одеты в траур, а все остальные шли в полном боевом снаряжении: в кожаных кирасах с чернеными заклепками, нашейниках, шлемах и наручах; с кинжалами, дубинками, топорами и маленькими круглыми щитами у пояса. И участвовали в шествии лишь отборные представители каморрских шаек, самые лютые и опасные из Путных людей – мужчины и женщины с холодными глазами, жестокие головорезы, за каждым из которых числилось немало убийств. Они собрались из всех подвластных капе кварталов, из всех до единой шаек – из Красноруких и Серолицых, Шалых Псов и Арсенальных, Речных Грабителей и Черных Трюкачей, Баронов Горелища и десятка других.

Однако самого странного в этой похоронной процессии сторонний наблюдатель, даже самый внимательный, никак не мог заметить.

Дело в том, что тело Наски Барсави, завернутое в шелковые простыни, пропитанные алхимическим составом, замедляющим смертное тление, осталось лежать в покоях на Плавучей Могиле. Прошлой ночью Локк Ламора и дюжина других служителей Безымянного Тринадцатого, Многохитрого стража, вознесли молитвы за упокоение души и положили тело девушки посреди круга из священных свечей – до времени, когда ее отец покончит с делом, не имеющим никакого отношения к Шепотному холму. Убранный траурными шелками гроб был пуст.

– Я – Серый король, – произнес Локк. – Я – Серый король, лопни его глаза. Я – Серый король.

– Возьми чуть пониже и добавь хрипотцы, – посоветовал Жан Таннен, возившийся с обшлагом серого камзола, надетого на Локке. – Еще нужен легкий веррарский акцент. Ты говорил, у него акцент.

– Я – Серый король, – повторил Локк. – И я буду улыбаться во весь затылок, когда Благородные Канальи разделаются со мной.

– О, вот так хорошо, – кивнул Кало, наносивший на волосы друга вонючую алхимическую мазь, под действием которой они постепенно приобретали угольно-серый цвет. – Мне нравится. Акцент хоть и слабый, но вполне уловимый.

Локк стоял совершенно неподвижно, как портновский манекен, а Кало, Галдо и Жан толпились вокруг него с гримировальными и швейными принадлежностями в руках. Клоп сторожил у двери помещения, глядя в оба и чутко прислушиваясь, не появится ли поблизости какой незваный гость.

Благородные Канальи укрывались в одной из заброшенных лавчонок в окутанном густым туманом квартале Ржавый Затон, всего в паре сотен ярдов от Гулкой Норы. Ржавый Затон – мертвый остров, зловещий и почти необитаемый – пользовался дурной славой. Каморрцы, давно отбросившие всякие предрассудки насчет сооружений из Древнего стекла, по-прежнему испытывали смертельный страх перед Ржавым Затоном. Толковали, будто огромные черные тени, скользившие под водой в здешней лагуне, были вовсе не старыми славными акулами-людоедами, а тварями куда более древними и куда более ужасными. Соответствовали слухи действительности или нет – сказать трудно, но пустынный Ржавый Затон как нельзя лучше подходил для встречи Барсави и Серого короля, которая поставит точку в их странной истории. Локк подозревал, что памятной ночью, когда Серый король впервые вторгся в его жизнь, их встреча тоже состоялась где-то здесь, в Ржавом Затоне.

Чтобы превратить Локка в Серого короля, Благородные Канальи прибегли ко всем мыслимым маскарадным ухищрениям. Он уже разительно преобразился: серые волосы, серая одежда, серые сапоги на толстой подошве, прибавлявшей добрых два дюйма к росту, серые вислые усы, крепко приклеенные над губой.

– Выглядишь неплохо, – одобрительно заметил Клоп.

– Чертовски театрально, конечно, но Клоп прав, – согласился Жан. – Теперь, когда я подогнал этот дурацкий камзол по твоей фигуре, ты действительно выглядишь сногсшибательно.

– Жаль, что не для себя стараемся, – сказал Галдо. – Я бы получил гораздо больше удовольствия. А ну-ка, наклонись, Локк, соорудим тебе морщины.

Он принялся осторожно наносить на лицо товарища теплую восковидную мазь, которая быстро высыхала и твердела, стягивая кожу. Уже через минуту у Локка появились и гусиные лапки вокруг глаз, и носогубные складки, и морщины на лбу. Теперь он выглядел лет на сорок пять, если не старше. Его вид не вызвал бы никаких подозрений и при ясном свете дня, а уж ночью и подавно не вызовет.

– Просто блестяще, – удовлетворенно кивнул Жан. – Особенно если учесть, в какой спешке и в каких условиях пришлось работать.

Локк накинул капюшон плаща и натянул серые кожаные перчатки.

– Я – Серый король, – произнес он хрипловатым низким голосом, изображая странный акцент настоящего Серого короля.

– По мне, так чертовски убедительно, – сказал Клоп.

– Ладно, в таком случае пора собираться на выход. – Локк подвигал челюстью, чувствуя, как растягивается и сокращается фальшивая морщинистая кожа. – Галдо, будь добр, подай стилеты. Пожалуй, один я спрячу в сапог, а другой – в рукав.

«Ламора», – внезапно раздался бесстрастный шепот Сокольника. Локк вздрогнул, а в следующее мгновение сообразил, что голос звучит у него в голове.

– Что такое? – встревожился Жан.

– Сокольник, – ответил Локк. – Он… снова проделывает этот свой поганый фокус.

«Барсави уже близко. Ты и твои друзья должны быть на своих местах через пару минут».

– Наш друг вольнонаемный маг проявляет нетерпение, – сказал Локк. – Так… повторим быстро еще раз. Клоп, ты помнишь, где должен находиться и что от тебя требуется?

– Прекрасно помню, – ухмыльнулся мальчишка. – На сей раз даже с крыши прыгать не придется, так что за меня не беспокойся.

– Жан, тебя устраивает твое место?

– Не особо, но лучшего-то нет. – Жан хрустнул пальцами. – Я буду неподалеку от Клопа, под полом. Если дело пойдет наперекосяк, ты, главное, сразу бросайся в чертов водопад. А уж я тебя прикрою, да так, что никому мало не покажется.

– Кало, Галдо, – Локк повернулся к близнецам, которые проворно складывали в суму инструменты и гримировальные принадлежности, – у нас все готово на случай бегства?

– Если придется уносить ноги, все пройдет без сучка без задоринки, – заверил Галдо. – Кругленькое состояньице упаковано в мешки, две повозки с лошадьми ждут за храмом, закупленного съестного хватит на долгое приятное путешествие.

– А стража у Виконтовых ворот пропустит нас мигом – исчезнем без следа, будто нас никогда и не было в Каморре, – добавил Кало.

– Хорошо. Ладно. Черт… – Локк взволнованно потер руки. – Ну… все вроде. Сейчас мне не до цветистых тирад, поэтому давайте просто произнесем ритуальные фразы и помолимся за благополучный исход.

Клоп шагнул вперед и откашлялся.

– Я делаю это потому лишь, что страсть люблю темными жуткими ночами прятаться в заброшенных домах с привидениями Древних.

– Лжец, – медленно проговорил Жан. – А я делаю это потому лишь, что всю жизнь мечтал увидеть, как призрак Древнего сожрет Клопа.

– Лжец! – воскликнул Кало. – А я делаю это потому лишь, что меня хлебом не корми – дай только перетаскать полтонны чертовых монет из хранилищ, разложить по мешкам да погрузить на телегу.

– Лжец! – хихикнул Галдо. – А я делаю это потому лишь, что собираюсь в ваше отсутствие заложить всю нашу мебель и прочее добро в ломбарде Гарца Накась-Выкуси.

– Вы все лжецы, – сказал Локк, когда друзья выжидательно уставились на него. – Мы делаем это потому лишь, что, кроме нас, в целом городе нет таких умников, которые в силах справиться с подобной задачей, и нет таких дураков, которые вообще взялись бы за нее.

– Каналья! – хором выкрикнули его товарищи, на мгновение забыв, где находятся.

«Я отсюда слышу ваши вопли, – вновь раздался бесплотный голос Сокольника. – Вы что, совсем с ума спятили?»

– Дядюшка сердится, что мы шумим среди ночи, – вздохнул Локк. – Ладно, приступим к делу. И коли будет на то милость Многохитрого стража, увидимся в храме, когда все благополучно закончится.

Гулкая Нора представляет собой громадное – в сто футов высотой – кубическое здание из серого камня, скрепленного тусклой разновидностью Древнего стекла, которое не источает сияния после заката, да и вообще не отражает света. В него ведет единственный вход – обычных размеров дверь, расположенная в двадцати футах над мостовой, наверху широкой каменной лестницы.

Выше по течению от Анжевины отходит акведук, который пролегает к югу от Мельничного водопада и тянется к Ржавому Затону, где изливает свои воды прямо в Гулкую Нору. Как и само кубическое здание, акведук считается носителем некоего древнего проклятия, а потому никогда ни для каких нужд каморрцами не использовался. Маленький водопад низвергается в дыру в полу, и темная вода с шумом утекает по разветвленным катакомбам, расположенным под Гулкой Норой. Некоторые такие подземные реки впадают в канал к юго-западу от Ржавого Затона, другие уносят свои воды в места, людям неведомые.

Локк Ламора стоял в темноте посреди Гулкой Норы, прислушиваясь к рокоту падающей воды и не сводя глаз с мутно-серого дверного проема. Единственным утешением служила мысль, что Жану и Клопу, скрючившимся в сыром мраке под полом, еще больше не по себе. По крайней мере, пока события не начали развиваться.

«Они уже близко, – раздался голос Сокольника. – Совсем рядом. Приготовься».

Локк услышал приближение процессии прежде, чем увидел. Через открытую дверь донесся приглушенный бой похоронных барабанов, сначала едва уловимый сквозь гул водопада, но постепенно усиливавшийся. Вскоре за дверью разлилось красноватое свечение, и стало заметно, что серый туман сгустился пуще прежнего. Факельный свет мерцал тускло и смутно, будто сквозь толщу воды, но в нем уже слабо различались очертания помещения, где находился Локк. Внезапно барабаны смолкли, и Локк опять остался наедине с шумом водопада. Он вскинул голову, заложил одну руку за спину и застыл в ожидании, напряженно глядя на дверь и чувствуя бешеный стук крови в висках.

В дверном проеме появились два красных огонька, подобные глазам дракона из сказочных повестей, столь любимых Жаном. За огоньками двигались две черные тени. Когда зрение Локка приспособилось к алому свету факелов, он разглядел вошедших – рослых мужчин в плащах и при оружии. Причем разглядел достаточно хорошо, чтобы по их позам и выражению лиц понять, что они не ожидали его увидеть. Мужчины разом остановились, но после минутного колебания тронулись дальше – один заходил справа от Локка, другой слева. Сам же Локк продолжал стоять совершенно неподвижно.

В дверях показались еще два огонька, потом еще два. Барсави посылал своих людей вверх по лестнице парами. Вскоре перед Локком выстроилась широким полукругом дюжина мужчин, чьи факелы озаряли Гулкую Нору неверным красным светом с глубокими тенями. Все стены здесь были покрыты резьбой – таинственными письменами Древних, разгадать которые человеку так и не удалось.

Еще дюжина, и еще одна. Толпа вооруженных людей разрасталась, и Локк видел в ней знакомые лица. Головорезы, костоломы, лиходеи. Закоренелые убийцы. Лютое зверье. Ровно то, что пообещал Барсави, когда они вдвоем стояли над бездыханным телом Наски.

Медленно тянулись минуты. Локк по-прежнему хранил молчание. Люди все продолжали входить по двое. Вот сестры Беранджа – Локк узнал бы их по тяжелой, важной поступи и при более слабом освещении. Они встали в первом ряду, прямо посередине, и безмолвно застыли там, со сложенными на груди руками. За спину Локку никто не заходил – очевидно, по распоряжению Барсави. Он по-прежнему стоял один, напротив угрюмой толпы Путных людей, которая все прибывала и прибывала.

Наконец огромное сборище разбойников начало расступаться. Приглушенные голоса, шум дыхания, скрип кожаных доспехов отдавались от стен многократным эхом и смешивались с гулом водопада. Один за другим люди стали гасить свои факелы с помощью мокрых кожаных мешочков, в воздухе поплыл запах дыма, и вскоре помещение погрузилось в полумрак: теперь остался гореть, наверное, лишь каждый пятый факел.

Но и такого освещения хватило, чтобы увидеть капу Барсави, возникшего в дверном проеме. Он был в камзоле из акульей кожи и черном бархатном плаще с золотой оторочкой, накинутом на одно плечо. Седые волосы, умащенные маслом, были гладко зачесаны назад, борода заново заплетена в три тугие косицы. Капа широким шагом двинулся вперед, справа от него шел Аньяис, слева – Пакеро, и в сверкающих отраженным огнем глазах всех троих Локк не увидел ничего, кроме жажды убийства.

«Все не так, как кажется, – раздался голос Сокольника. – Стой прямо, смотри твердо».

Пройдя через толпу, Барсави остановился и несколько долгих мгновений буравил взором недвижно стоящего перед ним призрака в сером плаще с низко надвинутым капюшоном, под которым лица толком не разглядеть, лишь глаза зловеще мерцают оранжевым светом.

– Король… – наконец промолвил он.

– Капа… – отозвался Локк, усилием воли заставив себя исполниться высокомерия, вызвав в себе невесть откуда чувство презрительного превосходства.

Он должен стать человеком, который не испытывает ни малейшего страха, стоя один перед сотней свирепых головорезов; который принудил грозного Барсави к встрече с ним, совершив череду жестоких убийств, из коих последним стало убийство его единственной дочери. Сейчас он не друг Наски, но ее хладнокровный убийца, не своевольный подданный капы, но человек, ему равный. Даже не равный, а во всем его превосходящий.

По-волчьи оскалившись в улыбке, Локк откинул плащ с левого плеча и левой рукой поманил капу – издевательским жестом, каким задиристый драчун, уверенный в своих силах, вызывает противника на бой.

– Ублажите его, – громко сказал капа, и дюжина мужчин и женщин вскинула арбалеты.

«О Многохитрый страж, – беззвучно воззвал Локк, – дай мне мужества!» До хруста стиснув зубы, он застыл в напряженном ожидании.

Одновременный щелчок дюжины тетив гулко отдался от каменных стен. Дюжина черных стрел, размытых в стремительном движении, со свистом рассекла воздух и…

…отскочила от незримой преграды прямо перед лицом Локка и со стуком рассыпалась на полу у него под ногами, точно стайка мертвых птичек.

Локк рассмеялся во все горло, охваченный ликованием. Окажись сейчас Сокольник с ним рядом, он бы расцеловал ненавистного мага в обе щеки.

– Я тебя умоляю! Неужто ты не слыхал историй про меня?

– Всего лишь проверка личности… – ответил капа, – ваше величество.

Последние слова прозвучали насмешливо. Локк ожидал, что после безуспешной арбалетной атаки Барсави по крайней мере станет поосторожнее, но тот шагнул вперед безо всяких признаков страха.

– Я рад, что ты пришел на мой зов, – сказал Локк.

– Не ты, но кровь моей дочери призвала меня сюда.

– Горюй, коли хочется, никто тебе не мешает, – усмехнулся Локк, мысленно взмолившись: «Прости меня, Наска, прости, богов ради!» – Но разве сам ты был милосерднее двадцать два года назад, когда захватывал власть в городе?

– Так вот, значит, что ты делаешь? – Капа остановился – футах в сорока от Локка – и впился в него взглядом. – Отнимаешь у меня мой город?

– Я позвал тебя, чтобы обсудить вопрос о власти в Каморре. Уладить все к обоюдному удовлетворению.

Сокольник пока еще в разговор не вмешивался. Видимо, Локк хорошо справлялся с делом.

– Боюсь, удовлетворение будет не обоюдным. – Барсави поднял левую руку, и из толпы выступил один человек.

Локк пристально в него вгляделся: немолодой мужчина, костлявый и лысоватый. Без доспехов и оружия. Очень странно. И он, похоже, дрожит от страха.

– Делай, как мы договорились, Эймон, – велел капа. – Я честно выполню свою часть обязательств, не сомневайся.

Безоружный мужчина двинулся вперед, медленно и нерешительно. Он смотрел на Локка с нескрываемым ужасом, но тем не менее шел прямо к нему, а сотня до зубов вооруженных головорезов молча наблюдала за происходящим, ничего не предпринимая.

– Правильно ли я понял его намерения? – насмешливо осведомился Локк.

– Скоро мы все увидим, какие у него намерения, – ответил капа.

– Я неуязвим для ножа и убиваю одним прикосновением.

– Да, ходят такие слухи, – кивнул капа.

Мужчина продолжал приближаться. Он уже находился в тридцати футах от Локка… в двадцати…

– Эймон, – произнес Локк, – тебя посылают на верную смерть. Остановись.

«О боги! – подумал он. – Не делай того, что собираешься сделать! Не вынуждай Сокольника убить тебя».

Эймон продолжал идти, подволакивая ноги. Подбородок у него трясся, дыхание было частым и тяжелым. Он выставил вперед дрожащие руки, словно готовясь кинуться в огонь.

«О Многохитрый страж, прошу тебя, пусть он испугается! – в отчаянии подумал Локк. – Пусть он остановится! Сокольник! Сокольник, пожалуйста, нагони на него страху, сделай с ним что угодно, только не убивай!» Холодный пот катился у него по спине ручьями. Он чуть наклонил голову и вперил пристальный взгляд в Эймона. Теперь их разделяло всего десять футов.

– Эймон, я тебя предупредил. – Он изо всех сил старался говорить спокойным тоном, но у него не очень-то получалось. – Тебе грозит смертельная опасность.

– Да… да, я знаю, – ответил мужчина дрожащим голосом.

Затем он сделал последний шаг и обеими руками потянулся к правому плечу Локка.

«Черт!» – подумал Локк и, хотя он прекрасно знал, что от него самого ничегошеньки не зависит и убьет несчастного Сокольник…

Он непроизвольно отшатнулся, чтобы Эймон не дотронулся до него.

Глаза Эймона вспыхнули от изумления, он сдавленно ахнул, а в следующий миг, к ужасу Локка, прыгнул вперед и обеими руками вцепился в его руку – точно голодный стервятник, запускающий когти в долгожданную поживу.

– А-а-а-а-а! – как безумный завопил он, и в первое мгновение Локк решил, что с ним происходит что-то ужасное.

Но нет – Эймон был живехонек и держал его мертвой хваткой.

– Черт и еще раз черт! – пробормотал Локк, занося левый кулак, чтобы крепко врезать бедняге.

Но он стоял в очень неустойчивой позе, и Эймон, воспользовавшись своим преимуществом, изо всех сил толкнул его и вновь дико заорал: «А-а-а-а-а!» Полный торжества вопль, премного озадачивший Локка, с размаху шлепнувшегося на задницу.

Потом позади Эймона загрохотали по камню тяжелые башмаки, и темные фигуры окружили Локка со всех сторон, грубо схватили и рывком подняли на ноги. Он стоял в пляшущем свете двух дюжин факелов, удерживаемый сильными руками за плечи, за локти и запястья, за шею.

Капа Барсави, с горящими дьявольским предвкушением глазами, протолкался через толпу, отодвинул Эймона в сторону и встал лицом к лицу с Локком!

– Ну что, твое величество? Бьюсь об заклад, тебя сейчас оторопь забирает, сукино отродье.

Люди Барсави загоготали, засвистели, заулюлюкали. Затем капин пудовый кулак двинул Локку под дых – и воздух с хрипом вырвался у него из легких, и черная боль взорвалась в груди, и лишь тогда он окончательно понял, что дело дрянь.

– Да, бьюсь об заклад, ты удивлен до чрезвычайности, – продолжал капа, расхаживая взад-вперед перед Локком, которого по-прежнему держало с полдюжины здоровенных мужиков ростом чуть ли не в полтора раза выше него. – Я тоже, признаться. Давайте-ка откинем капюшон, ребятки.

Грубые руки сорвали капюшон с головы Локка, и капа холодно воззрился на своего пленника, одной рукой поглаживая заплетенную в косицы бороду.

– Серое, серое, все серое. Смахиваешь на балаганного лицедея, – усмехнулся он. – А тощий-то какой! Ну и дохляка мы поймали нынче, парни! Вот он, Серый король, повелитель теней, тумана, и больше ничего.

Злобно ощерясь, капа наотмашь ударил Локка по лицу справа и тут же – едва тот успел почувствовать обжигающую боль – нанес тяжелый удар слева. Локк уронил голову на грудь, но чья-то рука схватила его за волосы и дернула назад, заставляя смотреть в глаза Барсави. Мысли лихорадочно метались в голове. Неужто люди капы ухитрились найти Сокольника? Каким-то образом отвлекли его внимание? Неужто капа настолько обезумел от горя и ярости, что решился убить вольнонаемного мага?

– О, мы знаем, что ты неуязвим для кинжала и стрелы, к великому нашему сожалению, – продолжал Барсави. – Но что насчет обычных побоев? Чары картенских магов – странная штука, верно? Оружие мощное, но узкого действия.

Под насмешливый гул толпы он снова со страшной силой двинул Локка кулаком в живот. Огненные волны боли раскатились от повздошья по всему телу, колени у Локка подкосились, но грубые руки подхватили его, не давая упасть.

– Сегодня утром один из твоих людей явился на Плавучую Могилу, – оскалился Барсави.

У Локка по спине пробежали ледяные мурашки.

– Похоже, ты не одного меня разъярил, вернув мне тело Наски в таком виде. Похоже, не все твои люди сочли забавным подобное гнусное надругательство. Так что мы с твоим человеком быстро сторговались. И он порассказал много интересного про чары, тебя охраняющие. А что до историй про твою способность убивать одним прикосновением, так он сказал, что все это чушь собачья.

«Тебе крышка, – прозвучал в голове Локка тихий голос, явно принадлежавший не Сокольнику. – Тебе крышка. Тебе крышка». Разумеется, никто Сокольника под стражу не брал и никаким иным способом от дела не отвлекал. Это ясно как день.

– Но я не вполне доверял этому малому, а потому заключил сделку с Эймоном, которого ты наверняка не знаешь. Эймон умирает, у него ползучая хворь в нутре, опухоли в желудке и позвоночнике. Лекари здесь бессильны. Бедняге недолго осталось, два месяца от силы. – Капа похлопал изможденного мужчину по спине с такой гордостью, словно тот приходился ему родным сыном. – Вот я и сказал: почему бы тебе, Эймон, не подойти и не схватить подлого выродка? Если он и впрямь убивает прикосновением – что ж, ты умрешь быстро и без мучений. Ну а если ты останешься живой… – Барсави широко ухмыльнулся, отчего все его багровое лицо собралось в морщины. – Что ж, тогда…

– Тыща полных крон, – хихикнул Эймон.

– Для начала, – добавил капа. – И я свое обещание сдержу. Но вознагражден он будет не только деньгами. Я пообещал Эймону, что последние дни он проведет в собственном особняке, весь в шелках и золоте, в обществе полудюжины отборных девиц из Гильдейских лилий. Уж я постараюсь скрасить ему остаток жизни. Он умрет в почете и роскоши, как какой-нибудь чертов герцог, поскольку сегодня я нарекаю его самым храбрым человеком в Каморре.

Толпа одобрительно взревела, зарукоплескала; кулаки застучали по щитам и кожаным панцирям.

– И совсем, совсем другая участь ожидает подлую, трусливую тварь, убившую мою единственную дочь, – свистящим шепотом продолжил Барсави. – Причем убившую не своими руками, а поручившую дело презренному наймиту с его извращенными колдовскими штучками. Гнусному отравителю. – Барсави смачно плюнул Локку в лицо, и по щеке у того поползла теплая слюна. – Твой человек, само собой, рассказал мне, что вчера вечером картенский маг в последний раз навел на тебя чары и оставил службу, ибо ты настолько уверовал в свои силы, что решил больше не тратиться на него. Ну, лично я глубоко одобряю твою бережливость.

По знаку Барсави из толпы выступили Аньяис и Пакеро, лицом мрачнее тучи. Они сняли очки и убрали в карманы – зловещий жест, произведенный братьями совершенно одновременно. Локк открыл было рот, собираясь заговорить… но тотчас же прикусил язык, со страшной ясностью осознав безвыходность своего положения.

Он мог бы сейчас раскрыть свою подлинную личность – сорвать накладные усы, стереть с лица фальшивые морщины, рассказать всю правду… но толку-то? Ему ни за что не поверят, ведь все уже убедились, что он находится под защитой картенского мага. Если он назовет свое настоящее имя, эта сотня головорезов незамедлительно бросится на поиски Жана, Клопа и братьев Санца.

Нет, если он хочет спасти друзей, ему ничего не остается, как играть роль Серого короля до самого конца, ну а потом… потом молить богов о скорой и безболезненной смерти. Пусть Локк Ламора просто бесследно сгинет в одну прекрасную ночь; пусть остальные Благородные Канальи избегут прискорбной участи, благополучно скрывшись из города. С трудом сдержав горячие слезы, подступившие к глазам, Локк заставил себя презрительно улыбнуться.

– Ну давайте, псы поганые, покажите, на что способны, – обратился он к сыновьям Барсави. – Может, у вас получится лучше, чем у вашего папаши.

Аньяис и Пакеро при желании могли убить одним ударом, но сейчас у них такого намерения не было. Они молотили кулаками по ребрам и под ложечку, били костяшками в грудь и плечи, пинали в голени и бедра, наотмашь лупили по голове и шее, пока Локк не стал хрипеть и задыхаться. Под конец Аньяис рывком поднял его на ноги и схватил за подбородок, чтобы посмотреть прямо в глаза.

– А это – от Локка Ламоры, – сказал он и свободной рукой нанес сокрушительный удар в висок.

Голова у Локка дернулась, острая боль пронзила шею, и в багровом тумане, застилавшем глаза, брызнули яркие снопы искр. Он закашлялся, сплюнул кровью и облизал распухшие губы.

– Ну а теперь, – громко произнес Барсави, – я свершу отцовское возмездие за смерть Наски.

Он трижды хлопнул в ладоши.

С улицы донеслись приглушенные чертыхания и тяжелый стук шагов по каменным ступеням. Через минуту в дверь вошли еще восьмеро мужчин, которые тащили громадную деревянную бочку – примерно такую же, в какой мертвую Наску Барсави вернули отцу. Погребальную бочку. Толпа живо расступилась перед ними. Они поставили бочку рядом с капой, и Локк услышал, как в ней глухо плеснулась жидкость.

«О Тринадцать…» – пронеслось у него в голове.

– Неуязвим для ножа, неуязвим для стрелы, – медленно проговорил Барсави, словно размышляя вслух. – Но ты, как мы видим, беззащитен против побоев. И тебе, как мы видим, нужно дышать.

Двое парней сняли крышку, и Локка подтащили к бочке. В ноздри шибануло едким смрадом лошадиной мочи, и Локк закашлялся, давясь рвотными позывами и судорожно всхлипывая.

– Посмотрите на Серого короля, – прошептал капа. – Посмотрите, как он рыдает. Упоительное зрелище, которое я сохраню в памяти до конца своих дней. – Он возвысил голос. – Рыдала ли Наска? Плакала ли моя дочь, когда ты убивал ее? Не думаю. – Теперь он уже кричал. – Посмотрите на него в последний раз! Гнусный мерзавец испытает такие же муки, какие испытала моя дочь! Он умрет такой же смертью, что и она, но от моей руки!

Барсави схватил Локка за волосы и ткнул носом в зловонную бочку. На краткий миг Локк даже обрадовался, что ему нечем блевать, но и от сухих рвотных позывов измученный желудок крутило нестерпимыми спазмами.

– Одно мое прикосновение… – продолжал капа прерывистым голосом, сглатывая слезы злобного восторга. – Вот оно, одно мое прикосновение, сукино отродье! Не будет тебе яда. Не будет тебе быстрой смерти. Ты у меня славно помучаешься, хорошенько все распробуешь, пока будешь тонуть.

Крякнув от натуги, он приподнял Локка за шиворот, и несколько человек бросились подсобить хозяину. Все вместе они подхватили несчастного Ламору, перекинули через край бочки – и он упал головой вниз в тепловатую вонючую жидкость, в глухую тишину, в непроглядную смрадную темноту, разъедающую глаза, обжигающую ссадины, плотно обволакивающую со всех сторон.

Люди Барсави поставили крышку на место и заколотили покрепче деревянными молотками и обухами топоров. Напоследок капа треснул по ней кулаком и широко ухмыльнулся, хотя по щекам его все еще текли слезы:

– Сдается мне, бедняга не очень доволен исходом наших переговоров.

Мужчины и женщины дружно загоготали, торжествующе завопили, потрясая оружием и размахивая факелами, отчего по стенам бешено заметались тени.

– Теперь бросьте этого выродка туда. – Капа указал в сторону водопада. – Пускай плывет себе в море.

Дюжина человек с радостной готовностью подхватила бочку и со смехом и шутками потащила в северо-западный угол Гулкой Норы, где водопад низвергался с потолка в черную расселину шириной футов восемь.

– Раз!.. – выкрикнул главный среди них. – Два!..

На счет «три» они швырнули бочку в темноту, и мгновение спустя где-то внизу послышался тяжелый всплеск. Тогда все вновь вскинули руки и испустили торжествующий вопль.

– Сегодня ночью, – прокричал Барсави, – пусть герцог Никованте мирно спит в своей постели, заперевшись в стеклянной башне! Сегодня ночью пусть Серый король спит смертным сном в лошадиной моче – в гробнице, которую я приготовил для него! Сегодня – моя ночь! Кто правит Каморром?

– Барсави! – хором прогремела толпа, и оглушительный крик отозвался многократным эхом от древних стен Гулкой Норы. Возбужденные возгласы, смех, рукоплескания слились в единый могучий гул.

– Сегодня ночью, – проорал капа, – пошлите вестников во все концы моих владений! Пошлите гонцов в «Последнюю ошибку»! Пошлите гонцов в Горелище! Разбудите Котлище и Скопище, Отбросы и Западню! Сегодня ночью мои двери широко открыты для всех! Путные люди Каморра приглашаются в гости на Плавучую Могилу! Сегодня ночью мы закатим такой кутеж, что добропорядочные горожане накрепко запрутся в своих домах, желтокурточники затрясутся от страха в своих казармах и сами боги вскричат «Что за шум такой?», изумленно глядя с небес.

– Бар-са-ви! Бар-са-ви! Бар-са-ви! – грохотала толпа.

– Сегодня ночью мы отпразднуем великое событие, – закончил капа. – Сегодня ночью Каморр распрощался с последним из королей!