Глава 22
Содом и Гоморра
Причерноморье, 4 октября 1945 года
23-я бригада особого назначения насчитывала шесть огневых дивизионов, каждый из них состоял из двух стартовых батарей – в общей сложности двенадцать пусковых установок.
В боевых условиях 23-я БОН должна была обеспечить внушительную огневую производительность – сорок восемь пусков ракет в сутки как минимум. Это при том, что на подготовку одной ракеты на стартовой позиции уходило четыре-пять часов.
Гусеничные транспортеры волокли и волокли транспортно-установочные тележки, тщательно укрытые брезентом – под ним прятались округлые, обтекаемые ракеты Р-2.
Пустые они весили немного, хотя и вымахивали в длину чуть ли не на восемнадцать метров, да в три обхвата.
Место для старта выбрали не слишком далеко от Севастополя – и пустынно, и море рядом.
Похлопав по гулкому корпусу ракеты, Жилин подошел к Королеву. Конструктор сильно волновался.
– Успокойтесь, Сергей Павлович, – мягко сказал Иван, – все будет в порядке.
Королев вымученно улыбнулся.
– Мы провели тридцать пусков, Павел Васильевич, – сказал он, – из них только двадцать четыре были удачными.
– Неплохой процент, – пожал плечами Жилин. – У немцев с их «Фау-2» все обстояло куда хуже – половина пусков успеха не имели. Так что не волнуйтесь. Считайте, что мы тут проводим еще одно испытание. Натурное, так сказать!
– Ну, дай-то бог… – вздохнул генеральный конструктор и скомандовал: – Пятичасовая готовность!
– Есть готовность!
Вечерело, один за другим вспыхивали прожектора. Р-2 взлетят ночью и поразят цель под утро. Должны поразить.
Ракетчики содрали брезент с ракеты, и установщик заработал, напрягая гидравлические рычаги, поднимая Р-2 вертикально и водружая ее на стартовый стол.
Подоспели заправщики, засуетились стартовики.
В топливный бак ракеты заливался спирт, а в роли окислителя выступал жидкий кислород. Вот только держать Р-2 заправленной можно было с четверть часа, а дальше – либо запускай, либо сливай горючее.
– Боковая радиокоррекция! Как слышите? Прием!
– Вас слышу, к запуску готовы.
Жилин поднял голову, глядя на головную часть ракеты – она у Р-2 отделялась и летела в цель, донося со скоростью выше чем два километра в секунду полторы тонны веса. Тысяча килограммов тротила, помноженная на скорость, способна была разворотить все на площади в тысячу квадратных метров.
Отсюда до Бургаса километров пятьсот с хвостиком, Р-2 достанет и на шестьсот. Корабли союзной эскадры стоят кучно и, хотя баллистическая ракета пока что не слишком точна, промахнуться может на сотни метров, все равно накроет цели с гарантией.
Иван с усмешкой наблюдал, как дюжина Р-2 застывают стоймя, уставясь боеголовками в небо. Вот и началась ракетная эра…
Скоро, очень скоро тротил БЧ сменит ядерный заряд, и станет совсем весело…
– Объявляется минутная готовность!
– Ключ на старт!
– Есть ключ на старт!
Запарил кислород, изморозь высыпала на глянцевом боку ракеты.
– Пуск! Зажигание… Старт!
Загрохотал двигатель. Реактивная струя выбила тучу пыли – мешаясь с дымом и газами, она застила ракету, но вот показался острый нос, затем вынырнула вся Р-2.
Опираясь на трепещущий столб пламени, ракета устремилась ввысь, к звездам, и уже там стала отклоняться от зыбкой вертикали, начала уходить по дуге на юго-запад.
И вновь ударил грохот, и еще, и еще…
Двенадцать ракет, одна за другой, отправились в полет.
* * *
…Командиру линейного корабля «Вэлиент» кэптену Моргану не спалось, и он встал гораздо раньше положенного времени. Выйдя на палубу, он вдохнул свежего воздуха и оглядел гавань Бургаса.
Флот соблюдал светомаскировку, поэтому гигантские, суровые формы кораблей скрывала ночная тень. Однако лунный месяц, даже спрятанный тучами, все же давал немного света, чтобы разобрать смутные силуэты.
Рядом с «Вэлиентом», борт о борт, стоял линкор «Уорспайт». С другой стороны, немного под углом, почивала «Малайя» – ее сдвоенная труба ясно угадывалась на фоне неба.
Один из новейших американских линкоров – «Нью-Джерси» – располагался в отдалении. Янки, хоть и считались союзниками «лайми», жаловали их не слишком, относясь как к бедным родственникам.
Морган покривился. Зато как турки подлизывались к американцам! Вон, даже их «Явуз» приткнулся к «Нью-Джерси», как верная псина к хозяйской ноге…
Каперанг насторожился. Что-то тревожило его… Запах?
Да нет, при чем тут запах. Звук! Далекий, почти неразличимый звук, похожий на далекий гром. Гроза идет?
Хм. Странный гром… Обычно раскаты перемежаются тишиной, а этот… А еще он смахивал на хлесткое курлыканье, которое издает артиллерийский снаряд крупного калибра.
– О, мой бог… – прошептал Морган.
То, что он разглядел в потемках, было даже не тенью, а черной молнией, размазанным сгустком тьмы. Свербящее громыханье резко усилилось, а в следующее мгновенье тишину расколол чудовищный грохот – то, что на немыслимой скорости вонзилось в палубу «Уорспайта», взорвалось, вздыбливая броню, поднимая на вихре пламени обе орудийные башни.
У Моргана сорвало фуражку и едва не вышибло дух, приложив к переборке ударной волной. Корабли пробуждались, отовсюду поднимали вой сирены, брякали колокола.
Выдохнув, командир бегом поднялся в боевую рубку, и в этот самый момент жахнуло по его кораблю. «Вэлиент» сотрясся от днища до клотика мачты, и яростный огонь вывернул палубу.
– Все сюда! – заорал Морган и спустился обратно на верхнюю палубу, благодаря бога за спасение.
Пара 4-дюймовых орудий была сброшена за борт, а в палубе зияла огромная дыра, из которой валил дым и пар. Морган подозвал старпома и спустился вниз, в левую батарею.
Броневая дверь, связывавшая батареи разных бортов, не открывалась.
– Кувалды сюда! Живо!
Прибежавшие матросы принялись охаживать дверь кувалдами, и лишь тогда сталь поддалась.
Батарея правого борта была объята пламенем и полна дыма. Дико кричали сгоравшие заживо, разбросанные среди обломков и скрученного железа. «Содом и Гоморра!» – колотилось у Моргана в голове.
– Добровольцы! – сказал он вслух.
Двое матросов с пожарными шлангами встали у Моргана по бокам, и вся троица двинулась вперед. По трапам уже грохотали башмаки пожарной команды, медики надрывались, требуя морфий, но тут ударил очередной суперснаряд.
Он угодил в воду между «Вэлиентом» и «Малайей», пробуравил волны, как пуля, нет, быстрее пули, и рванул так, что вмял бронеплиты правого борта. Удар был настолько сокрушителен, что сталь разошлась по швам, выдирая заклепки, и вода хлынула в отсеки, заливая пожар. Вот только мало кто мог радоваться этому несчастью – когда лопается броня в ногу толщиной, мягкая плоть разжижается…
Следующий удар с неба настиг «Малайю», и очень удачно для неведомого врага – суперснаряд пробил край палубы и разворотил весь борт.
Локаторы «Нью-Джерси» безуспешно искали невидимые бомбовозы – небо было чистым и пустым. Пятый и шестой снаряды как раз и пробили по американскому линкору, уничтожив тому машинное отделение и кормовые орудийные башни, после чего «Нью-Джерси» вывернуло наизнанку – взорвался кордит. Обломки металла, огонь и дым поднялись, чудилось, до облаков, а грохнуло так, что на километры вокруг вышибло стекла.
Седьмой и восьмой суперснаряды ушли в воду, погнав такую волну, что опрокинулись два миноносца, а крейсер «Аретуза», подброшенный носом вверх, обрушился на эсминец «Ашанти», опрокинутый набок, и втесался в него форштевнем, как исполинский колун.
Девятая «посылка» ударила по пирсам, разбрасывая грузовики, как игрушечные, и валя стены ближайших складов.
Турки на линейном крейсере «Явуз» открыли с перепугу огонь из пушек главного калибра. Одиннадцатидюймовые снаряды нашли-таки свою цель и накрыли ее первым же залпом – это был авианосец «Формидебл».
Расстрелянный в упор, корабль сотрясся от череды взрывов и загорелся сразу во многих местах. Палубная авиация пострадала только на треть, ибо большая часть «Сифайров» была поднята в небо, занятая безнадежными поисками агрессора.
Однако и Черное море, и черное небо были одинаково пустынны.
* * *
Рассвет невинно зарозовел, солнце поднялось над морем, заливая ласковым светом и Бургас, и порт. Если окраины города лишились оконных стекол, то на центральных улицах царило обычное, равнодушное спокойствие, слегка взбудораженное ночными событиями.
Благонамеренные граждане живо обсуждали взрывы в гавани, с жаром убеждая друг друга, что это был налет. Или подводные диверсанты отметились. Или а-агромадная пушка отстрелялась из-за Днестра.
А в самой гавани царили паника и хаос. Те из кораблей союзной группировки, что еще не затонули, еле держались на плаву. Уцелели только «Явуз», крейсеры «Дрэгон», «Морешес» и «Фробишер».
Выжившее командование, заночевавшее на берегу, тут же развело бурную деятельность, целью которой было понятное желание обелить себя и переложить вину на врага.
Поиски ни к чему не привели, а пять часов спустя после обстрела он повторился. Мало кто из моряков успевал заметить прилетавшие снаряды: быстрый промельк – и взрыв.
Притопленная «Малайя» пострадала снова и ушла на дно окончательно, а остальные «суперы» падали либо в воду, либо на землю, образуя кратеры в тридцать-сорок метров в поперечнике.
И снова «Явузу» повезло – англичане даже заподозрили турок в коварстве, но те отбрехались.
Уже под вечер, когда с моря пришел рыбацкий баркас Ванко Христова, у англосаксов прояснилось в голове – Ванко рассказал, как с неба падали дымящиеся «бочки с такими вот хвостиками».
Адмиралы рассудили и вынесли вердикт: средством нападения послужили ракеты вроде «Фау-2», только с отделявшимися головными частями. Вскоре на связь вышел секретный агент, окопавшийся в Севастополе, сообщивший о старте двадцати четырех ракет.
Адмиралы помрачнели. Выходит, не помогло похищение фон Брауна и кипы секретных документов! Запускать копии «Фау-2» англичане научились, но признали эти ракеты негодными для боевого применения. А русские, выходит, умудрились сделать из дерьма конфетку: дальность выросла вдвое, а количество отказов свели к минимуму – до цели долетели два десятка ракет, причем с таким ничтожным разбросом, что им можно было пренебречь.
Для плохого настроения у флотских была и еще одна причина: разгром эскадры русские учинили знатный, но пойдут ли они дальше? В буквальном смысле – на Константинополь?