Мистер Дж. Г. Ридер занимался странными делами. И занимался ими весьма странно. Был, к примеру, один наркозависимый, которого он вначале осудил, а затем подружился с ним; впрочем, в этом не было ничего необычного. Много лет спустя он точно так же поступил с неким юношей, заслужив тем самым высокую оценку своего руководства.

Но помощь этому наркозависимому не привела, как позже выяснилось, ни к чему. Она принесла лишь немалое количество затруднений и бед, дело было весьма сомнительным, и в итоге мистер Ридер ничего не добился, поскольку человек, которому он пытался помочь, умер в больнице, без друзей и без денег. Однако правда, что мужчина на соседней койке знал его и сообщил немало информации некоему шоферу с хищным лицом хорька, а шофер затем навел определенные справки.

Куда более удачной затеей в сфере доброты и заботы была связь мистера Ридера с неким хорошо образованным юным грабителем. Она привела ко многим событиям, о которых было приятно думать и вспоминать.

История «дома сокровищ» начинается с человека, который не верил в стабильность фондовой биржи, но верил в то, что талант стоит зарывать в землю. Он был не единственным поборником данной идеи, ведь скупость людская – весьма распространенное качество, и хоть мистер Лэйн Леонард не был скрягой в прямом смысле этого слова, будучи весьма щедрым в своих тратах, он все же принадлежал к тому миру богатства, в котором нет ничего реальнее золота. Золото он и накапливал, в поразительных количествах и в то время, когда золото было сложно добыть. Золото в погребенных под землей сундуках его не удовлетворяло; ему нужно было золото видимое, достижимое, однако по большей части все же видимое. Вот почему он копил свое богатство в огромных ящиках из закаленного стекла, защищенных плетением из стальных прутьев, ведь золото было слишком тяжелым, а даже самое прочное стекло – слишком хрупким.

На Нью-Йоркской фондовой бирже говорили, что Джон Лэйн Леонард был счастливчиком, однако сам он себя таковым никогда не считал. Он не был членом Палаты представителей и начинал дилетантом на внебиржевом рынке, покупая акции с маржей, и сколотил на этом вполне пристойное состояние, которое стало колоссальным буквально за сутки, хоть и не по причине дальновидности владельца, а скорее благодаря счастливому случаю. С той же вероятностью он мог бы в тот день целиком и полностью разориться.

Три партнера, вместе с которыми он закупал акции с маржей, запаниковали во время массовой продажи и оставили его одного. Сам мистер Леонард, брошенный с акциями на руках, был совершенно беспомощен, и пока он рассуждал, не стоит ли бросить все и сбежать, мощные финансовые интересы, о существовании которых он совершенно не догадывался, так схлестнулись с массовыми продажами, что те немедленно прекратились. Сенсационный рост цен принес мистеру Лэйну Леонарду богатство, превосходящее самые смелые его ожидания.

В то время он не был миллионером, но долго ждать не пришлось – очередная волна удачи вознесла его в класс обладателей семизначного состояния. Если бы мистеру Леонарду было присуще чувство юмора, он наверняка признал бы, скольким обязан выпадению подброшенной кем-то другим монетки, но, будучи полностью лишен этого качества, приписал удачу собственной прозорливости и сообразительности. Бесчисленное количество людей поддерживало иллюзию того, что наш мистер обладал хваткой и проницательностью великого финансиста. И наиболее выдающимся и говорливым подхалимом стал его шурин, Дигби Олбуд.

Лэйн Леонард был англичанином, и женат он был на классической англичанке, скучной леди, ненавидевшей Нью-Йорк и тосковавшей по родному Хэмпстеду, прелестному пригороду, который ей не суждено было уже увидеть. Она умерла большей частью из-за апатии, через три года после того, как ее муж приобрел свое богатство и смутное желание получить американское гражданство.

К этому времени Джон Лэйн Леонард стал авторитетом во всем, что имело отношение к финансам. Он писал статьи для «Лондонского экономиста», которые никогда не публиковались, поскольку так или иначе не совпадали с мнением редактора, как, впрочем, и с мнением любого, кто имел хотя бы элементарное представление об экономике. Но Дигби, вне зависимости от того, что думал на самом деле, твердил, что статьи великолепны. В те дни он пил и играл на бирже, а когда проигрывал, что случалось довольно часто, Джон Лэйн Леонард платил за него.

Ссора и расставание произошли на сумме в сто тысяч долларов, которую также пришлось выплатить миллионеру, но сердце его стремилось простить эксцентричного родственника со стороны жены, ведь он не забыл, что Дигби полностью одобрял его и искренне восхищался, а также в значительной мере помог ему подготовить памфлет для «Американской экономики».

Этот памфлет был так безжалостно раскритикован американской прессой, так осмеян экспертами с Уолл-стрит, что мистер Лэйн Леонард отряхнул с ног пыль Нью-Йорка, перевел свои банковские активы в Англию, вернулся в родной Кент и приобрел замок Сэвенвейс, где продолжил воплощать в жизнь свои теории.

Там он познакомился с милой вдовой с маленьким ребенком и женился на ней. Несколько лет спустя умерла и она. Он официально сменил имя ее маленькой дочери с Памелы Долби на Памелу Лэйн Леонард и объявил девочку своей наследницей. Наследница была ему необходима, хотя сам мистер Лэйн Леонард предпочел бы иметь наследника.

В те дни младшим его шофером был Лиджетт, сельский парень с грубо вытесанным лицом, хитрый, проницательный, безжалостный; но мистер Лэйн Леонард не знал и знать не желал ни о его хитрости, ни о безжалостности. От Лиджетта он получал беззаветную преданность, которая была ему крайне приятна. Лиджетт едва не простирался ниц всякий раз, как видел своего нанимателя, – но был крайне к этому близок. Он стал доверенным слугой и камердинером помимо полученной должности старшего шофера. Мистер Лэйн Леонард привык рассказывать ему о курсе золота, одеваясь по утрам, а Лиджетт привык качать головой в беспомощном восхищении.

– Ох и мозг у вас, мистер Леонард! Представить не могу, как вы все это в голове удерживаете! Если б я знал столько, сколько вы, я бы, наверное, свихнулся!

Лесть была груба, но грубая лесть эффективна. Мистер Лэйн Леонард поведал Лиджетту свой великолепный план по созданию золотого резерва; Лиджетту потребовалось три недели, чтобы понять – его наниматель говорит о реальном золоте. После чего Лиджетт стал предельно внимателен.

Мистер Леонард был прилежным прихожанином и неизменно посещал вечерние службы. Когда они были в Лондоне, Лиджетт зачастую сидел за рулем «роллс-ройса», припаркованного у церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, и бешено проклинал своего нанимателя за препятствование идеальным вечерним развлечениям. В Сохо располагался игорный клуб, ставший для мистера Лиджетта вторым домом, и как только его хозяин возвращался домой и отходил ко сну, Лиджетт, не теряя ни минуты, мчался к зеленому столу, за которым играли в шмен де фер.

Его наниматель был беспечным человеком, не замечавшим периодических пропаж пятифунтовых банкнот, а Лиджетту везло за столом, везло куда больше, чем почтенному джентльмену средних лет, которого он зачастую встречал «У датчанина Гарри» и который, похоже, приходил туда только проигрывать.

Однажды он занял у Лиджетта двадцать фунтов, с возвращением которых возникли определенные сложности. Джо Лиджетт захотел узнать о нем все возможное, и, по правде, упомянутый джентльмен ему очень нравился.

– Вам бы бросить эту игру, мистер. Не тот у вас склад ума, чтобы в нее играть.

– Вполне возможно, вполне возможно, – ледяным тоном ответил джентльмен.

Порой, в ранние утренние часы, юный кокни и его отчасти аристократичный друг отправлялись в круглосуточный ресторан, позавтракать перед расставанием; неудачливый игрок отправлялся на ранний поезд, увозящий его в пригород, а мистер Лиджетт должен был возвращаться к своим обязанностям шофера и камердинера.

В ходе доверительных разговоров с Лиджеттом мистер Леонард как-то упомянул своего шурина, преувеличивая его гениальность.

– Он был один из немногих, кто действительно понимал мои теории, Лиджетт, – сказал он в момент откровенности. – К несчастью, мы с ним поссорились из-за пустяка, и я много лет ничего о нем не слышал. Он отличный финансист, Лиджетт, просто отличный финансист! В последнее время меня все чаще посещает искушение связаться с ним, ведь только ему одному я могу доверить свою последнюю волю – на случай, если слова этого дьявольского врача имеют под собой хоть какое-то основание.

«Этим дьявольским врачом» являлся специалист с Харли-стрит, который сказал нечто весьма серьезное, – точнее, оно было бы серьезным, если бы мистер Леонард мог хотя бы мысленно уравнять себя с обычными смертными.

Со своей приемной дочерью он почти не виделся. Она была в школе, приезжала домой на скучные каникулы и выслушивала, ничего не понимая, длинные лекции мистера Леонарда о стоимости золота. Она видела, как строится первая сокровищница, изучала ее стальные двери, и мысль о хранилище слегка пугала ее. Девочка слышала, что все это ради нее, но так и не сумела поверить этому до конца.

Однажды с мистером Леонардом приключился обморок, длившийся целый час. Очнувшись, он послал за Лиджеттом.

– Лиджетт, я хочу, чтобы ты связался с мистером Дигби Олбудом, – сказал он. – У меня нет его адреса, но ты наверняка найдешь его в телефонной книге. Я так и не удосужился ее просмотреть.

Он объяснил, чего именно хотел от мистера Олбуда, и Лиджетт с интересом его выслушал, в то время как его подвижный мозг работал с величайшей быстротой. Дигби Олбуд должен был продолжить работу зятя, на несколько лет получив в свои руки право распоряжаться сказочным состоянием.

Лиджетт отправился проводить собственное расследование, размышляя, каким образом сумеет извлечь выгоду из неизбежно происходящих изменений.

Отыскать Дигби Олбуда было несложно, хотя он, похоже, дважды менял имя, а последнее его пристанище и вовсе оказалось безымянным. Изворотливый шофер вернулся в Сэвенвейс в крайней задумчивости. И обнаружил ожидающее его письмо, доставленное из Лондона, – жалкое, умоляющее, полубезумное послание, написанное на идеальном английском его проигравшимся немолодым другом.

У Джо Лиджетта появилась идея. Несколько дней спустя его хозяин достаточно оправился, чтобы вызвать шофера к себе для отчета о поисках Дигби Олбуда.

– Я хотел бы увидеться с ним, – слабым голосом сообщил Леонард. – Боюсь, дела мои совсем плохи, Лиджетт… Где ты?

– Я здесь, сэр, – сказал Лиджетт.

– Мне сложно это увидеть. Зрение меня подводит.

На следующее утро автомобиль привез найденного мистером Лиджеттом джентльмена. Он поднялся, изрядно нервничая, в спальню умирающего хозяина дома, где представился с жалким педантизмом юристу, которого мистер Леонард вызвал из Лондона. Он не любил юристов, но ситуация требовала квалифицированной юридической помощи.

– Это мой шурин, Дигби Олбуд…

Завещание было подписано и засвидетельствовано с определенными трудностями. Было вполне типично для мистера Лэйна Леонарда даже не послать за своей наследницей, не оставить никакого признания в теплой привязанности или прощальной записки. Наследница была для него лишь крючком, на котором должна была висеть картина его теории – формулировка которой принадлежала, к тому же, не ему.

О кончине мистера Леонарда девочку уведомило формальное письмо от нового опекуна в тот самый день, когда некий Ларри О’Райан решил начать свою криминальную карьеру.

Когда Ларри О’Райана выгнали из школы для мальчиков по обвинению в краже восьмидесяти пяти фунтов из комнаты мистера Фартингейла, он смог не просто очистить свое имя от обвинений, но и назвать настоящего преступника.

У него не было ни родителей, ни друзей, его обучение в школе поддерживалось лишь малым наследством, оставленным матерью. Будь банк Крида чуть более щедрым с его отцом, или если бы кредитный траст Пэнтона управлялся чуть честнее, или если бы Медуэй и Вестерн не форсировали продажи, Ларри был бы богат. Эти невероятные корпорации были патронами «Монарх секьюрити стил корпорэйшн», и неслучайно – у «Монарха» была монополия на определенный вид работ, – но об этом мы поговорим позже.

Он ненавидел школу, ненавидел самого напыщенного педагога, бывшего другом мистера Фартингейла и пользовавшегося его кабинетом, когда заведующий пансионом отсутствовал, – но он ничего не сказал. В конце концов, что значит его слово против слова воспитателя? Он воспринял свое исключение из школы как простой способ сбежать из неволи, был допрошен юристом, по совместительству своим же опекуном, и вытерпел все выражения ужаса и омерзения, которыми наградил его этот джентльмен.

Так или иначе, восемьдесят пять фунтов были возмещены: прежде чем покинуть школу, Ларри повидался с перепуганным вором и сказал ему несколько слов.

– Возможно, мне не поверят, – сказал он, – но я пойду к директору и скажу, что видел, войдя в кабинет, как вы открываете кассу с деньгами. Не знаю, зачем вам деньги, но люди, которые займутся расследованием, это выяснят.

Столкнувшийся с обвинением вор кричал на него, оскорблял, но в результате сломался.

Ситуация была гротескная: средних лет воспитатель и тощий шестиклассник по очереди угрожали друг другу и пытались друг друга запугать. Ларри не плакал, а вот его оппонент, напротив, оказался весьма слезлив. Но он вернул деньги. Все думали, что это сам Ларри или его юрист-опекун отправил банкноты заказной почтой, но это было не так.

Ларри вышел в мир, навстречу отчаянным перспективам, искал любую возможную работу, был посыльным, был конторским служащим, был клерком. Без перспектив. Перспективу предлагала лишь армия, но к армии прилагалась очередная форма дисциплины и воспитателей с нашивками на рукавах.

Одним субботним вечером Ларри обдумал свое положение и решил избрать своей профессией кражи с проникновением. Целый год он посещал ночные уроки и оттачивал знания в области баллистики. В конце года он получил работу у производителей сейфов и замков в Вулверхэмптоне.

То была одна из самых известных фирм, занятых производством сейфов, – фирма, признанная во всем мире.

Ларри знал о замка́х и защитных устройствах все, что только способен выучить молодой человек. Он был ревностным учеником и, обладая приятными и располагающими манерами, подружился со старшими мастерами, которые в благодарность за проявленное уважение рассказали ему немало подробностей о замках и устройстве сейфов.

Он стал экспертом в изготовлении ключей – использовал сарай на заднем дворе вдовы, у которой поселился, и часто работал там за полночь.

Гимнастический зал при юношеском клубе добавил к умению сил.

Когда Ларри О’Райан оставил Вулверхэмптон, его успехи оказались потрясающими, даже, выражаясь газетным языком, сенсационными. Банк Крида потерял сорок тысяч фунтов в американской валюте, хранившиеся в сейфе для определенных нужд. Никто не видел, как грабитель пришел и ушел. Стальная дверь хранилища была открыта ключом и заперта на ключ.

Затем пострадал кредитный траст Пэнтона. Сотни тысяч фунтов исчезли менее чем за сто двадцать минут.

С третьим делом он потерпел неудачу – большей частью из-за мер предосторожности со стороны банка Медуэй и Вестерн, подсказанным неким средних лет детективом, который извлек нужные уроки из предыдущих ограблений и обнаружил, что и другие банки недавно заказывали и устанавливали двери хранилищ от «Монарх сэйф корпорэйшн».

Расспросы на местах позволили сопоставить прилежного молодого работника с юным джентльменом, который жил на Джермин-стрит и держал свой счет в этом банке.

– В тот раз, – извиняющимися тоном говорил мистер Ридер, – скорее… гм… удача, нежели рассудительность позволили мне успешно… э-э-э… идентифицировать юношу.

Ларри понравился ему с первого же разговора, который состоялся в камере на Боу-стрит. Он совершенно не походил на преступников, с которыми мистер Ридер встречался ранее. Он не скулил и не лгал, не хвастался и не избегал вопросов. Мистер Ридер не знал его истории и не мог ее отгадать.

– Какая жалость, что вы так умны, мистер Ридер: это было бы мое последнее дело в качестве взломщика, я намеревался вести наконец жизнь добропорядочного гражданина и надеялся со временем стать мировым судьей!

Мистер Ридер редко улыбался, но на этот раз не сдержал улыбки.

– Другими вашими успехами в профессии взломщика были, я полагаю… э-э-э… банк Крида и траст Пэнтона?

На это улыбнулся уже Ларри.

– Это тема, которую мы обсуждать не будем, – вежливо ответил он.

Мистер Ридер, однако, был заинтересован в продолжении этой темы, чему способствовала сумма в сто сорок тысяч фунтов, которую необходимо было отыскать.

– Вам будут давать неразумные советы, мистер О’Райан, – мягко проговорил он, – удержать эти крайне важные факты, в частности, местопребывание… э-э-э…. крайне значительной суммы, пропавшей из данных двух заведений. И полное умолчание создаст весьма значительную разницу в отношении к вам, когда вы… э-э-э… предстанете перед судьей. Я этого не обещаю, – осторожно добавил он, – я лишь основываюсь на прецедентах, однако факты говорят сами за себя: судьи при вынесении приговора часто учитывают откровенность… э-э-э обвиняемого в отношении его предыдущих разбоев.

Ларри О’Райан негромко рассмеялся.

– Какое прелестное слово – разбой! Оно заставляет меня почувствовать себя легендарным бароном-грабителем. Нет, мистер Ридер, вежливое, но твердое «нет»! Прежде всего, мою связь с двумя… разбоями – ведь это слово вы подобрали? – о которых вы говорите, невозможно отследить. Я читал о них, я знаком с фактами, которые освещались в газетах. Но я не готов проявить осведомленность, превосходящую эти факты.

Дж. Г. Ридер был настойчив – в дружелюбной манере. Он поделился собственной информацией. Он знал, что мистер О’Райан был работником «Монарх секьюрити стил корпорэйшн», он знал, что мистер О’Райан, вполне вероятно, обладал необходимыми знаниями о замках и мерах безопасности, которые оказались столь искусно побеждены, и раз уж все три учреждения получили свои стальные сейфы, свои непробиваемые двери, свои решетки и потайные запоры из этой компании, то у него не было сомнений (как он выразился) в том, что именно мистер О’Райан ответственен за оба ограбления. Но Ларри только покачал головой.

– Бремя доказывания лежит на стороне обвинения, – сказал он с деланной серьезностью. – Я действительно хотел бы вам помочь, мистер Ридер. Я много слышал о вас, я восхищаюсь вами. Тот, кто в наши дни носит высокие фетровые шляпы и бакенбарды, наверняка обладает сильным характером, а я люблю сильные характеры. Надеюсь, это упоминание не оскорбит вас, поскольку под ним подразумевается искренний комплимент. Я довольно много знаю о вас. Вы живете на Брокли-роуд, вы держите кур, у вас есть зонт, который вы никогда не раскрываете, боясь испортить его дождем, и вы курите отвратительные сигареты.

И вновь на губах мистера Ридера возникла одна из редких улыбок.

– Вы почти детектив, – сказал он. – Но давайте поговорим о банке Крида…

– Давайте поговорим о погоде, – ответил Ларри.

Весь Скотленд-Ярд, и вся государственная прокуратура, и мистер Ридер, и разнообразные доносчики и нюхачи, и паразиты преступного мира – все были обеспокоены поиском пропавших ста сорока тысяч фунтов, несмотря на отсутствие доказательств, ведущих к обвинению Ларри в обоих свершившихся преступлениях.

В надлежащее время он предстал перед судьей в Олд-Бэйли и признал себя виновным в нахождении на закрытой территории и обладании инструментами для взлома, а также в проникновении (он вошел в банк в четыре часа дня в субботу), а затем, после довольно желчного процесса, провозглашен виновным и приговорен к двенадцати месяцам тюрьмы.

Желчным процесс оказался по той причине, что представителю обвинения слишком уж лично и слишком уж сильно не нравился обвиняемый. Никто не знал, по какой причине, но им овладело одно из тех мощных предубеждений, которые время от времени затуманивают сознание умных людей. Возможно, дело было в какой-нибудь легкомысленной ремарке, сделанной Ларри во время перекрестного допроса, – ремарке, которую обвинитель воспринял как личное оскорбление. Обвинитель был щуплым и низкорослым, что компенсировал крайним упрямством и своенравием. В своих обращениях к присяжным он ссылался на ограбление банка Крида и грабеж в трасте Пэнтона. При первом упоминании этих случаев судья остановил его и вынес предупреждение, однако обвинитель не желал ничего слышать. И хотя в отношении упомянутых преступлений не было приведено доказательств, не было выдвинуто обвинений, он настаивал на проведении параллелей. Он упирал на тот факт, что заключенный работал в компании, производившей замки и стальные двери для обоих хранилищ. Все время, что провел на скамье подсудимых, Ларри сидел, скрестив руки на груди, и слушал обвинителя с легкой улыбкой: он разбирался в законах.

Последовала апелляционная жалоба, приговор был сокрушен техническими нарушениями, и Ларри О’Райан вышел на свободу.

Первым делом он нанес визит мистеру Дж. Г. Ридеру, предварительно осведомившись в короткой записке, приемлемо ли его появление. Мистер Ридер пригласил его на чай, что было равнозначно приглашению на важнейший банкет лорда-мэра. И привело Ларри в отличное настроение.

– Смею ли я заметить, – спросил мистер Ридер, – что вы крайне удачливый молодой человек?

– О да! – ответил Ларри. – Да, мне повезло. Но кто бы мог подумать, что этот идиот способен на подобную ошибку! Вы уверены, что не против моего визита?

Мистер Ридер покачал головой.

– Если бы вы не пришли, я пригласил бы вас, – сказал он.

И серебряными щипчиками положил маффин на тарелку Ларри.

– Будет пустой тратой времени, мистер О’Райан, и, полагаю, нарушением правил… гм… гостеприимства продолжать разговор об этих двух печальных событиях с… э-э-э… банком Крида и трастом Пэнтона. Будучи детективом и государственным служащим, я был бы предельно рад, если бы сумел обнаружить хотя бы одну ниточку, позволившую связать вас с этими… гм… насколько я помню, разбоями. Это слово вам в прошлый раз так понравилось?

– Да, это мое излюбленное слово, – пробормотал Ларри, жуя маффин.

– Но отчего-то мне кажется, что я не сумею когда-либо обнаружить эту связь, – продолжал мистер Ридер, – и это меня в определенном смысле радует. Ох, это крайне безнравственное утверждение, – поспешно добавил он, – и, насколько вы наверняка знаете, оно противоречит моим принципам. Так чем же теперь вы собираетесь зарабатывать на жизнь, мистер О’Райан?

– Буду жить на свои доходы, – спокойно сказал Ларри. – У меня есть вклады за рубежом, которые принесут около семи тысяч годовых.

Мистер Ридер медленно кивнул.

– Иными словами, пять процентов со ста сорока тысяч фунтов, – пробормотал он. – Значительная сумма, весьма, весьма значительная.

Он вздохнул.

– Вы, кажется, отчего-то ею опечалены. – В глазах Ларри плясал смех.

Мистер Ридер покачал головой.

– Нет, я думаю о бедных акционерах банка Крида…

– У них нет акционеров. Криды распределили все акции между собой. Они обманом выманили у моего отца сто тысяч фунтов… чуть больше ста тысяч. Я так и не узнал всех подробностей, но знаю, что именно сотню тысяч вытащили из его кармана, не оставив возможности их вернуть.

Дж. Г. Ридер взглянул на потолок.

– Так это был акт поэтичной справедливости! – медленно проговорил он. – А траст Пэнтона?

– Вы же знаете, кто в нем состоит, – тихо ответил Ларри. – Они последние двадцать пять лет прожили в шаге от того, чтобы скатиться в разбой на дорогах. Бо́льшую часть денег они сколотили через подставные компании и махинации с акциями. И они должны мне куда больше, чем… потеряли.

По губам мистера Ридера скользнула добродушная улыбка.

– Вы едва не сказали «больше, чем я забрал», – укоризненно произнес он.

– Ничего подобного я не хотел сказать, – ответил Ларри. – Они не достойны вашего сочувствия. И я мог бы рассказать кое-что насчет Медуэй и Вестерн, что могло бы вас заинтересовать, но не стану.

– Так значит, поэтичное правосудие, да? Вы почти романтическая фигура!

Мистер Ридер схватил чайничек и вновь наполнил чашку молодого человека.

– Могу обещать вам две вещи. Мы больше не станем возвращаться к обсуждению этой темы, но я буду рад видеть вас всякий раз, когда жизнь покажется вам унылой и вам захочется узнать, насколько же она действительно может быть скучна. И в то же время я чувствую, что должен… хм… предупредить вас, что если вы… э-э-э… собьетесь с пути и решите разрушить свой образ поэтического мстителя о стены еще одного финансового заведения, эти милые визиты прекратятся, а я приложу все усилия, чтобы засадить вас под замок, над которым не трудилась «Монарх секьюрити стил корпорэйшн»!

Так Ларри стал довольно частым гостем в доме на Брокли-роуд. Некоторые люди могли бы заподозрить, что мистер Ридер поддерживает это знакомство ради попыток выяснить новую информацию о предыдущих ограблениях. Но Ларри не подозревал мистера Ридера ни в чем подобном, и тот ценил эту любезность куда больше, чем казалось молодому человеку.

Ларри привык являться по ночам, особенно в случаях, когда происходило очень интересное преступление. Он мало что знал о так называемом «дне общества» и поразил мистера Ридера, сказав, что ни разу не видел преступников до своего ареста.

Эту странную пару знакомых объединял еще один интерес: Британский музей. Для Ларри посещение музея было излюбленным видом отдыха. Мистер Ридер, когда у него выдавалась свободная минутка, обязательно проводил субботние вечера в его душеполезной атмосфере. И оба обнаружили, что их интерес продиктован одинаковыми причинами. Мистер Ридер любил стоять у Мраморов Элгина и представлять студию в Древней Греции, где эти статуи постепенно обретали форму под резцом мастера. Он мог часами стоять, глядя на мумию, мысленно пытаясь представить живую женщину, которая теперь лежала перед ним под многими слоями повязок. Какой была ее жизнь, ее интересы, ее друзья? Как она веселилась? Были ли у нее дети? Как их звали? Скучной была ее жизнь или веселой? Были ли у нее проблемы со служанками?

Разум Ларри двигался в том же направлении. Они порой стояли перед античным молитвенником и вызывали в воображении монаха с тонзурой, трудившегося в своей келье над иллюстрациями и строками огромного черного манускрипта, лежавшего перед их глазами. А когда он открывал дверь кельи и выходил в мир, каким был этот мир? С кем он говорил?

Иногда они меняли место субботних встреч и посещали Тауэр.

Кто уложил этот камень поверх остальных? Как его звали? Где он жил? В какой лачуге? Кем были его друзья? Норманнский каменщик, привезенный Вильгельмом из-за моря. Возможно, его звали Пьер, рискнул предположить мистер Ридер после долгого молчания.

– Гастон, – озвучил свой вариант Ларри.

Лишь только раз они заговорили о мрачном прошлом Ларри. В тот вечер, который оба провели в городе. Мистер Ридер едва закончил со свидетельствами в деле ограбления Центрального банка и очень устал. За ужином в маленьком ресторанчике в Сохо Ларри спросил:

– Вы что-нибудь знаете о резиденции Лэйна Леонарда?

Мистер Ридер снял очки, протер их, водрузил на место и позволил им слегка сползти на нос.

– Прежде чем я отвечу на этот вопрос, не будете ли вы столь добры поведать мне причины вашего интереса?

Ларри улыбнулся.

– У вас нет причин для беспокойства. Я объясню, отчего поднял эту тему… вон из-за той железной решетки перед кассой. Она почти идентична той, которую мы делали для резиденции Лэйна Леонарда. Полагаю, у них было немало доверительной собственности, требовавшей защиты. Потому что они же заказали один из самых надежных стальных сейфов из всех, что когда-либо поставлялись кому-то помимо банковских корпораций.

Мистер Ридер подозвал официанта и заказал кофе.

– Резиденция Лэйна Леонарда, это, скорее всего, имение покойного Джона Лэйна Леонарда. Он был миллионером, умер три года назад, оставив огромное состояние своей падчерице… Я не помню точную сумму, но речь шла о чем-то между одним и двумя миллионами фунтов.

– Он был банкиром? – с любопытством спросил Ларри.

Мистер Ридер покачал головой.

– Нет, банкиром он не был. Насколько мне известно, он был американским биржевым брокером, спекулировал акциями и обладал достаточным интеллектом, чтобы удержать выигранные на разнице курсов деньги. Так вы говорите, он заказал сейф?

Ларри кивнул.

– Самый надежный из всех, что я видел. Небольшой, но с тройными стальными стенками и двумя дверцами, со всеми прилагающимися хитростями и мерами предосторожности, что только можно купить за деньги. Я видел этот сейф, когда его закончили, и говорил с человеком, который его собирал.

Он помолчал, задумавшись.

– Это произошло почти накануне его смерти. Чуть больше трех лет назад. У него наверняка было много ценностей, но отчего бы просто не хранить их в банке?

Мистер Ридер укоризненно посмотрел на него.

– Есть множество причин, по которым ценности не стоит держать в банке, – ответил он. – И одна из них… гм… вы.

На обратном пути к Брокли-роуд мистер Ридер размышлял о доме Лэйна Леонарда. Необычные происшествия всегда восхищали его. Он пытался припомнить детали завещания мистера Леонарда. В свое время он прочитал этот текст, но теперь никак не мог вспомнить ничего примечательного.

Добравшись домой, он отыскал упомянутый документ.

Мисс Лэйн Леонард, наследница, жила в замке Сэвенвейс, в Кенте; Сэвенвейс был небольшой деревушкой на острове Танет. Мистер Ридер не сумел вспомнить об этой семье ничего примечательного, ничего, что могло бы его заинтересовать. Он никогда не видел этого места, поскольку долг службы не заводил его в те места. Однако он смутно припоминал фотографию импозантного особняка и столь же смутно помнил, что в свое время то была королевская собственность – в эпоху правления Генриха Седьмого или Восьмого.

Вскоре после этого короткого разговора мистер Дж. Г. Ридер познакомился с мистером Бакингемом. Знакомство состоялось в общественном месте – к стыду мистера Ридера, ненавидевшего публичность. В тот день он обменялся парой фраз с помощником окружного прокурора. Сей представитель власти позвал мистера Ридера к себе и был немного смущен.

– Я не хочу вас беспокоить, мистер Ридер, – сказал он, – поскольку мне известен ваш личный, особый метод работы. Но в наше ведомство поступил рапорт о том, что вас слишком часто видят в компании человека, обвиненного в Олд-Бэйли, а затем получившего свободу по апелляции. Я решил, что вам нужно об этом знать. Всем заинтересованным лицам я уже сообщил, что вы наверняка пытаетесь добыть информацию о двух других ограблениях. Полагаю, я не ошибся?

– Нет, сэр, – сказал мистер Ридер. – Вы категорически не правы.

Когда мистер Ридер становился решительным, не понять его было невозможно.

– Я даже не пытаюсь удержать этого молодого человека на праведном пути. Детектива, сэр, как и журналиста, могут видеть в любой компании, и он не потеряет своего положения. Мне нравится мистер О’Райан, он крайне интересен, и я буду видеться с ним так часто, как посчитаю нужным, а если департамент… гм… считает, что я каким-либо образом умаляю его достоинство или подрываю авторитет, я готов тотчас же написать заявление об отставке.

Это был совершенно незнакомый помощнику прокурора мистер Ридер – о котором он, впрочем, слышал: мистер Ридер величественный, мистер Ридер безапелляционный. Опыт знакомства оказался не из приятных.

– Вам вовсе незачем прибегать к подобному тону, мистер Ридер… – начал было он.

– К этому тону я неизменно прибегаю с любой персоной или персонами, которые хоть в малейшей степени пытаются вмешаться в мою личную жизнь, – сказал мистер Ридер.

Помощник прокурора позвонил своему начальнику, пребывавшему за городом, и государственный обвинитель ответил крайне кратко и по делу.

– Пусть делает что хочет. Ради Бога, не связывайтесь вы с ним! – недовольно воскликнул прокурор. – Ридер вполне способен позаботиться о себе и о своей репутации.

После чего мистер Ридер, испытывая своего рода тихий триумф, отправился в Куинс-холл, где его ждал Ларри и где они вместе прослушали классическую программу, совершенно невразумительную для Дж. Г. Ридера. Он, впрочем, предпочитал перетерпеть ее, но не обидеть своего компаньона.

– Чудесно! – выдохнул Ларри, когда последние дрожащие ноты скрипки утонули в громе аплодисментов.

– Экстраординарно, – согласился мистер Ридер. – Я не узнал мелодию, но скрипач, похоже, действительно неплох.

– Вы обыватель, мистер Ридер, – простонал Ларри.

Мистер Ридер печально покачал головой.

– Боюсь, мне никогда не оценить эти конкретные звуки, которые столь… гм… интересуют вас, – сказал он. – Мне нравятся старые песни, и я, к примеру, считаю «В сумерках» одной из лучших, что когда-либо слышал…

– Пойдемте выпьем, – в отчаянии отозвался Ларри.

Это происходило во время антракта, и они добрались вначале до бара, а затем обратно в партер. Именно там и состоялся драматический выход мистера Бакингема.

Он был высоким, широкоплечим, с красным лицом и грубой речью, с непослушными волосами и немного диким взглядом, что объяснялось окружавшим его алкогольным чадом. Уставившись на мистера Ридера остекленевшим взором, он протянул ему большую грубую ладонь.

– Вы мистер Ридер, верно? – заплетающимся языком выговорил он. – Я собирался нанести вам визит и обязательно пришел бы в гости, вот только дела, дела… Рад встретить вас здесь. Я часто видел вас в суде.

Мистер Ридер пожал протянутую руку и тут же уронил ее. Он ненавидел потные ладони. Насколько он помнил, с этим человеком они ни разу не встречались, однако тот совершенно точно его узнал. Незнакомец, словно прочитав его мысли, продолжил:

– Меня зовут Бакингем. Я раньше служил в отделе «Л». – Подавшись вперед, он доверительно спросил: – Вы когда-нибудь слышали подобную дрянь?

Последнее невежливое замечание явно относилось к концерту.

– Я бы не пришел, но моя девушка заставила меня. Интеллектуалка! – Он подмигнул. – Я вам ее представлю.

Он нырнул в толпу и вернулся, волоча за собой бледную девицу с длинным нездоровым лицом. Упомянутая интеллектуальность отчего-то не помешала ей приложиться к источнику вдохновения мистера Бакингема, поскольку ее глаза точно так же немного остекленели.

– Однажды я вернусь и встречусь с вами, – сказал Бакингем. – Не знаю, придется ли, но может статься, что да, и тогда у нас появится тема для разговора.

– Уверен, что так, – согласился мистер Ридер.

– Есть время быть заносчивым, и время проявлять скромность, – загадочно продолжил Бакингем. – Это все, что я могу сказать: есть время проявлять заносчивость, и время проявлять скромность.

Дельфийский Оракул не мог бы тягаться с ним в таинственности.

Секундой позже мистер Ридер увидел, как Бакингем говорит с щуплым невысоким человеком с крайне непривлекательным лицом. По всей видимости, к аудитории этот человек не принадлежал, поскольку позже мистер Ридер заметил его выходящим через главный вход.

– Кто это был? – спросил Ларри, когда новый знакомый ушел.

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Ридер, и Ларри засмеялся.

– По крайней мере, одно вас роднит, – сказал он. – Вы оба считаете классическую музыку дрянью. И я умываю руки в своих попытках вас просветить.

Мистер Ридер после концерта много извинялся. Он любил музыку, но только определенного рода. Он питал слабость к мелодиям, популярным лет двадцать пять назад, и смущенно признался, что время от времени напевает любимые песенки в ванной.

– Не то чтобы я умел петь…

– В этом я не сомневаюсь, – сказал Ларри.

Два дня спустя мистер Ридер снова увидел этих мужчин. На этот раз по северную сторону Вестминстерского моста. Прямо напротив Вестминстерского дворца образовалась автомобильная пробка. Там ремонтировали дорогу, и полицейские регулировщики сигналили транспорту выстроиться на одной полосе. Мистер Ридер ожидал возможности перейти дорогу и рассматривал проезжающие автомобили. Сказать, что он рассматривает их из праздности, означало бы погрешить против истины. Он никогда и ничего не изучал от скуки. Мистер Ридер заметил новый серый фургон и поглядел на водителя. Им оказался мужчина с неприятным лицом, которого он видел в баре Куинс-холла, а рядом с ним сидел Бакингем.

Никто из них не заметил мистера Ридера. По движению фургона он смог заключить, что внутри сокрыт довольно тяжелый груз: пружины скрипели, а напряжение мотора ощущалось почти физически.

Странно, подумал мистер Ридер, водители фургонов и их помощники редко выбирают концертные залы в качестве места встречи. С другой стороны, в жизни всегда много странного. К примеру, довольно забавная дружба, возникшая между ним и Ларри. Ридер был человеком незыблемой нравственности. За свою жизнь он не совершил ни единого поступка, который могли бы назвать безнравственным даже самые придирчивые моралисты. И он выбрал в качестве друга, единственного друга за всю жизнь, человека, который едва избежал тюремного заключения, который совершенно точно был грабителем и столь же несомненно владел большим состоянием, украденным им у группы лиц, которую мистер Ридер обязан был защищать.

Подобные мысли порой посещали мистера Дж. Г. Ридера в такие странные созерцательные моменты, как бритье или чистка зубов, но он не испытывал ни дурного предчувствия, ни раскаяния. Всех преступников он рассматривал так же, как вменяемый врач своих пациентов: они были для него созданиями, нуждавшимися в особом внимании, когда их охватывало безумие, и возвращавшимися в обычное общество, когда исцелялись.

А для исцеления, с точки зрения мистера Ридера, необходимо было подвергнуться особому лечению в Вормвуд Скраббс, Дартморе, Паркхерсте, Мэйдстоне или любой другой тюрьме, подходящей для лечения тех, кто страдал от нарушений (или являлся их причиной) общественного порядка.

На следующую встречу, состоявшуюся в воскресенье через неделю, Ларри явился с рассказом о приключении.

– Почитайте меня, как исправившегося вора, и славьте меня, как героя! – экстравагантно заявил он, вешая пальто. – Я спас от смерти попавшую в беду барышню! С тем редким присутствием здравого смысла, что свойственно всем О’Райанам, я сумел…

– То было не столько присутствие здравого смысла, сколько фонарь, – пробормотал мистер Ридер, – хотя, должен сказать, вы были… гм… быстры и… могу ли я сказать «сообразительны»? В данном случае «сообразительны» будет самым правильным словом.

Ларри уставился на него.

– Вы это видели? – спросил он.

– Я был заинтересованным зрителем, – сказал мистер Ридер. – Это случилось совсем рядом с моим кабинетом, и в тот момент я как раз смотрел в окно. Боюсь, я трачу слишком много времени, выглядывая из окна, но я нахожу движение по Уайтхолл крайне интересным. Автомобиль потерял управление и вильнул на тротуар. Он двигался с превышением скорости, и юная леди, полагаю, была бы серьезно травмирована, если бы вы не отдернули ее в сторону за миг до того, как машина врезалась в фонарный столб. Все было на волосок от трагедии. Я аплодировал вам, но беззвучно, поскольку правила кабинета требуют тишины. И все же я думаю, что фонарь в данном случае сыграл свою роль спасителя не хуже…

– Да, конечно, сыграл, но она могла пострадать. Вы ее видели? – восторженно осведомился Ларри. – Она прелестна! Боже, как она прелестна!

Мистер Ридер счел девушку интересной, о чем и сказал. Ларри фыркнул.

– Интересная? Она потрясающая! У нее тело и фигура ангела… и не говорите мне, что никогда не видели ангелов! И голос, как сладкий крем. А больше всего меня поразило то, что она беспокоилась, не пострадал ли я.

Мистер Ридер кивнул.

– Я видел ее. По правде говоря, я… э-э-э… довольно внимательно к ней присмотрелся. Я держу в столе маленький полевой бинокль и, боюсь, был излишне любознателен. Кто она?

Ларри покачал головой.

– Я не знаю. Я не спросил ее имени: она была очень расстроена случившимся и торопилась. Я видел, как она садится в явно дожидавшийся ее «роллс-ройс»…

– Да, – сказал мистер Ридер. – Я видел «роллс». Какая жалость!

– Да, очень жаль. Будь у меня хоть капля ума, я бы ей представился. Ведь наименьшее, что она может сделать, – это написать благодарное письмо своему храброму спасителю.

– А еще она может…. Нет, нет, я об этом не думал.

Вошла экономка, чтобы накрыть на стол, и, пока она хлопотала, мистер Ридер хранил молчание. Когда же она вышла, он продолжил:

– Я думал вовсе не об этом, – продолжил он так, словно ничто не прерывало его мысли. – Я думал о том, что если бы вы оказались формально представлены, то могли бы спросить ее, зачем был заказан тот самый надежный сейф.

Ларри непонимающе на него посмотрел.

– Надежный сейф? Не знаю, о чем вы говорите.

Мистер Ридер улыбнулся. Ему нравилось мистифицировать этого умного юношу.

– Эту леди зовут мисс Лэйн Леонард, – сказал он.

Ларри нахмурился.

– Вы ее знаете?

– Никогда прежде не видел.

– Тогда откуда, черт побери, вы знаете, что это мисс Лэйн Леонард? Вы видели ее портрет?

Мистер Ридер покачал головой.

– Я никогда не видел ее портрета. И никогда прежде не видел ее. И у меня не было никакой информации ни от кого, кто сумел бы немедленно ее опознать.

– Тогда как, черт подери, вы ее узнали? – спросил пораженный Ларри.

Мистер Ридер негромко рассмеялся.

– У человека, чей автомобиль имеет номер, есть также и имя. Мне было интересно узнать, кто она, и я позвонил в Скотленд-Ярд. Они и предоставили мне имя владелицы машины с определенным номером. Мисс Лэйн Леонард, проживающая по адресу Беркли-сквер, 409, а также в замке Сэвенвейс, в Сэвенвейсе Кента. К слову, Беркли-сквер, 409 – это крайне дорогой жилой квартал, так что, если вы считаете, что мисс Лэйн Леонард будет приятно узнать имя ее… гм… храброго спасителя – так, кажется, вы себя именовали? – можете написать ей письмо и со всей доступной вам скромностью пояснить, как многим она вам обязана.

Ларри впал в крайнюю задумчивость.

– Это странно. Вы помните, мы всего несколько недель назад говорили о сейфе для Лэйна Леонарда и размышляли, зачем ему настолько дорогое и хитроумное устройство. Эта леди стоит нескольких миллионов.

– Простите, – улыбнулся мистер Ридер, – я все испортил. Вы предпочли бы, чтобы она была бедной… гм… но честной. Чтобы ее отец или, предпочтительнее, мать, оказались в зависимости у жестокого… гм… ростовщика… и чтобы вы еще раз сумели спасти ее с помощью того чудесного капитала, который приобрели противозаконным и совершенно аморальным образом.

Ларри побагровел. Он был мечтателем и не терпел, когда в нем не опознавали такового, не терпел настолько, что резко сменил тему.

В тот вечер Дж. Г. Ридер впервые узнал историю детства Ларри О’Райана и обстоятельства, определившие его карьеру.

– Я рад, что вы рассказали мне это, мистер О’Райан. – Крайне примечательно, что, несмотря на годы знакомства с Ларри, мистер Ридер никогда не обращался к нему иным образом. – Это делает вас более понятным, чем я до этого считал, и оправдывает, насколько возможно оправдать столь далекие от нормы тенденции… ваше предыдущее… гм… поведение. Вам стоило, конечно же, пойти к директору и рассказать ему правду. И теперь, много лет спустя переосмысливая случившееся, вы явно пришли к такому же заключению.

Ларри кивнул.

– Вы встречались с ним после этого – с воспитателем, который украл деньги?

– Нет, – сказал Ларри. – Но, наверное, встретил бы его, попади я в Уормвуд скрабз по пути в Дартмур. Лишь прирожденный подонок мог обокрасть Фартингейла, который был доброй душой и беден. К слову, на прошлой неделе я отправил ему «мартышку». Его жене сделали операцию, а я знаю, что у бедняги туго с деньгами.

– Под «мартышкой» вы имеете в виду двадцать пять или пятьсот фунтов? Я так и не сумел привыкнуть с этими спортивными терминами, – заметил мистер Ридер. – Пятьсот фунтов? Ну что ж, легко быть щедрым, распоряжаясь чужими деньгами, но мы не станем вдаваться в подробности. – Он выпрямился в кресле и забарабанил пальцами по столу. – Единожды укравший навсегда остается вором… Вы верите в это, мистер О’Райан? Но в своем сердце вы не вор. Вы юноша, который решил, что берет закон в свои руки и может оправдать свои действия справедливостью, – что, конечно, абсурдно. Если бы все рассуждали так, как вы… Но я касаюсь очень старой и утомительной темы…

Пронзительно зазвонил телефон. Мистер Ридер подошел к столу, поднял трубку и в основном слушал, ограничившись односложными ответами. Завершив разговор, он сказал:

– Боюсь, наш вечер испорчен, мистер О’Райан. Меня ждут на службе.

– Дело, должно быть, действительно важное, если уж вас вызывают воскресным вечером, – ответил О’Райан.

– Все, что сообщают мне со службы, действительно важно – вне зависимости от дня недели, – сказал мистер Ридер.

Он взял телефонный справочник, позвонил по найденному номеру и кратко изложил свои требования.

– Если вы нанимаете автомобиль, это важно.

Мистер Ридер чуть склонил голову.

– Скорее, это довольно срочно, – ответил он. – На самом деле это… гм… убийство.

Утром этого воскресенья полисмен, патрулирующий границу столичного региона, в точке у самого Слау, где встречаются Бакингемшир и Лондон, увидел ногу, неловко торчащую из травы. В месте, где не должно было быть никаких ног, – на диком неровном поле, пересеченном высохшими к этому времени оросительными каналами. О наличии канавы полисмен не знал, пока не открыл ворота, ведущие на это поле, и не исследовал местность.

Открыв ворота, он заметил следы автомобильных колес, ведущие дальше в поле, и увидел, что цепь с замком, крепившая ворота к столбу, разорвана. Все это полисмен отмечал механически. Он пересек неровную землю, влажную от недавнего дождя, подошел к канаве и выяснил принадлежность ноги. Нога принадлежала мужчине, лежащему на спине. Он был одет в нижнее белье и носки, и первый же взгляд на его лицо сказал полисмену о том, что случилось.

Полисмен подозвал проезжавшего мимо водителя и отправил его в участок за помощью. Прибыли полицейский хирург и скорая помощь, тело забрали. Не прошло и часа, как за это дело взялся Скотленд-Ярд.

Материалов для расследования было мало. Не за что было уцепиться, чтобы опознать погибшего: даже его одежда оказалась без ярлычков и меток из прачечной. Любопытным оказался факт, который поразил всех следователей. Нижнее белье неизвестного оказалось из чистого шелка, хотя он очевидно был рабочим: загрубевшие руки, телосложение и лицо свидетельствовали о его принадлежности к трудовому классу, но никак не к тем, кто не нуждался в заработке.

Эксперты, изучавшие следы автомобиля, тоже не пролили света на происшедшее. Машина была большая, от тела избавились предположительно между двумя часами ночи и четырьмя утра. По изгибу следа полиция заключила, что машина приехала из Лондона. Вот и все, что удалось выяснить. Движение по Бэс-роуд субботними вечерами всегда было оживленным, ни один из патрульных полисменов не видел автомобиля, сворачивающего на поле.

Кое-что стало очевидным мистеру Ридеру в тот же миг, как в его распоряжении оказались факты, а это произошло не раньше позднего вечера. Владелец машины должен был провести разведку данного поля и заранее решить, где именно собирается избавляться от тела. Он должен был знать о существовании цепи, удерживавшей ворота, и о канаве на поле.

Само поле было собственностью небольшой компании, скупающей землю в этом районе, – «Лэнд дэвэлопмент корпорэйшн», с офисом в Сити. Компания специализировалась на покупке подходящих под застройку участков и продаже их на льготных условиях.

К тому времени, как мистер Ридер закончил личное расследование, уже стемнело.

– А теперь, – сказал он, – я хотел бы взглянуть на этого бедолагу.

Его отвели в сарай, где лежало тело убитого, и главный инспектор пересказал мистеру Ридеру краткий отчет врача:

– Его били по голове, череп расколот, признаков других травм не обнаружено, но доктор сказал, что имеющихся достаточно для практически мгновенной смерти. Использовали, скорее всего, железный лом или нечто настолько же тяжелое.

Мистер Ридер ничего не сказал. Он вышел из сарая и подождал, пока закроют дверь за замок.

– Если бы мы могли опознать его… – начал инспектор.

– Я могу опознать его, – негромко ответил мистер Ридер. – Его зовут Бакингем, бывший констебль службы столичной полиции.

В течение двух часов Ридер изучал записи, расположившись в офисе инспектора Скотленд-Ярда. Личное дело Бакингема оказалось весьма неприглядным.

Погибший был сотрудником службы столичной полиции на протяжении двадцати лет. За это время он получил шесть выговоров за поведение, порочащее звание констебля, и один раз с трудом избежал исключения из рядов полиции. У него была долгая история алкоголизма, дважды он представал перед комиссией по обвинению в получении взяток – в первый раз от букмекера, второй раз от человека, которого он арестовал и впоследствии отпустил. Со временем он вышел на пенсию без пансиона и перешел служить в пригород. Подробности новой должности Бакингема были недоступны, в бумагах содержался лишь его последний адрес.

Ридер назначил себя ответственным за это расследование. Он отправился в маленький дом в Саусварке, где проживала жена Бакингема, сообщил ей печальную весть. Она восприняла новость очень спокойно, поистине философски.

– Я не видела его уже три или четыре года, – сказала она. – За всю жизнь единственными деньгами, которые он мне прислал, были десять фунтов на прошлое Рождество, но я бы и этого не получила, не застань его на улице с девчонкой – ужасным и явно больным существом! – и не устрой ему выволочку.

Она была слегка непоследовательна в своем негодовании, поскольку вполне спокойно рассказала Ридеру, что вновь вышла замуж, полагаясь на закон, известный только бедным и определенно не известный юристам: если муж бросает свою жену и не видится с ней больше двух лет, она вправе вновь выйти замуж. Миссис Бакингем воспользовалась этим законом и, несомненно, была снова замужем.

К кричащему факту двоеженства мистер Ридер остался равнодушен, напирая исключительно на вопрос, где работал погибший. Но и здесь он наткнулся на глухую стену. Муж ни о чем ей не рассказывал, и, по-видимому, на протяжении всей супружеской жизни его отношение было крайне скрытным во всем, что касалось финансового положения и личных дел.

– Он был мне плохим мужем. Он мертв, и я не хочу очернять его память. Но поверьте мне, мистер Как-вас-там-зовут, я не буду по нему горевать. Он трижды бросал меня за время нашего брака, а однажды подбил мне глаз, за что я его до сих пор не простила. Это был правый глаз, – добавила она.

Мистер Ридер мог поинтересоваться, в чем состоит столь значительная разница между подбитым правым и левым глазом, но не стал уводить допрос в этом направлении.

Женщина смогла рассказать ему только то, что ее муж нашел работу за городом, что он зарабатывал много денег и, когда она видела его в городе, был «одет с шиком, как джентльмен».

– Хотя я говорю «как джентльмен», – добавила она, – он точно так же мог быть и официантом. На нем были белая манишка и галстук-бабочка, и выглядел он так, словно выиграл состояние. Иначе я не стала бы просить у него денег.

Насколько ей было известно, друзей у него не было – так или иначе, она не смогла назвать ни одного человека, которому могли быть известны подробности его жизни.

– Вы говорите, что он работал за городом, но где конкретно? Вы хотя бы знаете, с какой станции он приезжал и куда уезжал? – настаивал мистер Ридер.

Она ненадолго задумалась.

– Да, Чаринг-Кросс. Мой брат однажды видел его там, примерно два года назад.

Вещей Бакингема у нее не оказалось, как и записной книжки и какого-либо рода бумаг.

– Не осталось, – сказала она, – даже табакерки.

Она полностью отдалилась от мужа, не желая больше видеть его и слышать, а та случайная встреча на улице запомнилась ей лишь по причине внезапной прибыли.

Мистер Ридер вернулся в Главное управление, проконсультироваться со следователями, которые занимались другими версиями дела, и узнал, что все они тоже зашли в тупик. Дж. Г. Ридер был сбит с толку, но крайне оживлен, жалея лишь о том, что не может контролировать исследование обстоятельств дела, а вынужден стать независимым искателем фактов.

Итак, бывший полисмен, преуспевающий настолько, что мог купить себе нижнее белье из лучшего шелка, был найден в поле без единой зацепки, способной позволить его опознать, явно был убит, явно увезен с места совершения убийства на машине, а затем сброшен в темноте в канаву, о существовании которой могло быть известно только тем, кто отлично ориентировался в той местности.

Была также женщина в Лондоне, которая могла бы предоставить информацию: «интеллигентная леди» с бледным нездоровым лицом, любительница классической музыки и крепких напитков. В поисках этой леди полиция собиралась прочесывать весь Лондон, однако существовала возможность упростить поиски.

Ранним утром следующего дня мистер Ридер отправился в концертный зал и поговорил с капельдинером. Он плохо разбирался в музыке, зато хорошо знал ее любителей, и если искомая женщина регулярно посещала концерты, билетер мог ее и запомнить. Ему улыбнулась удача: эту леди узнали двое, и один сообщил ее имя. То была мисс Летцфельд, и ее сложно было не запомнить, поскольку, страдая от комплекса неполноценности, она считала, что билетеры намеренно ее игнорируют, и засыпала Управление многочисленными жалобами. К счастью, одно из ее писем сохранилось. Мисс Летцфельд проживала в Кенсингтоне, в Бреддлстон Мьюз.

Мистер Ридер отправился по этому адресу и после долгого, упорного стука в дверь добился внимания обитательницы дома. Она спустилась к открытой двери и в ярком свете дня оказалась еще неприятнее: изможденная девушка с длинным лицом, припухшими глазами, некрасивым ртом, завернувшаяся в нечистый пеньюар.

К удивлению мистера Ридера, девушка его узнала.

– Вас зовут Ридер, не так ли? Билли представил вас, если не ошибаюсь… в Куинс-холле. Вы детектив, верно? – И она тут же быстро добавила: – Что-то случилось?

– Могу я войти? – спросил он.

Она провела его наверх по узкой лестнице, немузыкально гремя высокими каблуками по голому полу без всякого намека на ковры.

Комната, в которую его пригласили, была обставлена крайне дорого, но содержалась в ужасном состоянии. На столе виднелись остатки обеда. Комната в целом производила впечатление жилища, где не вытирали пыль и не подметали не меньше недели. На стуле висело несколько предметов женского белья, которые хозяйка немедленно спрятала.

– Хочу вам сказать, мистер Ридер, – сказала она едва ли не прежде, чем он ступил в комнату, – если произошло что-то плохое, я ничего об этом не знаю. Билли был очень добр ко мне, но он утомляет. Я не знаю, откуда он берет деньги, ни разу его не спрашивала.

Мистер Ридер исполнил неприятную обязанность сообщить ей о судьбе, постигшей этого мужчину, и вновь обнаружил, что трагическая смерть бывшего констебля Бакингема не вызывает ожидаемых эмоций. Девушка была шокирована, но это было как-то безлично.

– Это так ужасно, верно? – спросила она вполголоса. – Билли был таким хорошим парнем. – Несмотря на трагичность момента, это прозвучало несколько смешно. – Хотя его и нельзя было назвать особо умным. Я виделась с ним время от времени, один раз в неделю или даже две.

– Откуда он приезжал? – спросил мистер Ридер.

Она покачала головой.

– Я не знаю. Он никогда ни о чем мне не рассказывал, был очень скрытен во всем, что касалось личной жизни. Он работал в пригороде на очень богатого человека. Я даже не знаю, в каком именно округе.

– У него было много денег?

– Вы имеете в виду Билли? Да, у него всегда было много денег, он хорошо жил. У него своя контора в городе, что-то связанное с землей. Я бы этого и не знала, если бы однажды не увидела забытую им телеграмму. Она была адресована какой-то «Лэнд корпорэйшн», но не на его имя…

– «Лэнд дэвэлопмент корпорэйшн»? – быстро спросил мистер Ридер. – Вы помните адрес?

Девушка не была уверена, но знала, что это где-то в Сити.

У нее также не оказалось никаких принадлежавших ему вещей, помимо – и это пока что было главной находкой – фотографии Бакингема, сделанной в прошлом году.

Получив этот снимок, мистер Ридер направился в Сити.

Офис «Лэнд дэвэлопмент корпорэйшн» располагался в одном из больших кварталов неподалеку он Мэншн-хаус, официальной резиденции лорда-мэра. Офис состоял из одной комнаты, в которой трудились клерк и машинистка, и крошечного, скудно обставленного кабинета, где во время своих нечастых визитов находился управляющий директор.

Целый час мистер Ридер засыпал вопросами клерка и машинистку и к моменту своего возвращения в Скотленд-Ярд обладал таким количеством противоречивых фактов, зачастую совершенно несопоставимых, что столкнулся с немалыми трудностями, пытаясь выстроить их в хронологическом порядке.

Простой и будничный рапорт, который он положил перед начальником, мы можем процитировать целиком:

На следующее утро портрет Бакингема появился во всех лондонских газетах вместе с деталями, которые должны были помочь дальнейшей идентификации. До обеда в тот день, впрочем, новости так не появились. Мистер Ридер сидел в своем кабинете, изучая документы, связанные с крупным и незаконным ввозом в страну кокаина, когда явился посыльный с визитной карточкой.

«Майор Дигби Олбуд» было указано на ней, в левом углу – «Лэйн Леонард Эстейт Офис, замок Сэвенвейс, Сэвенвейс, Кент».

Мистер Ридер откинулся на спинку кресла, поправил бесполезные очки и несколько раз перечитал карточку.

– Пригласите майора Олбуда войти, – распорядился он.

Майор Олбуд оказался высоким, краснолицым и седоволосым обладателем крайне педантичной манеры разговора.

– Я пришел повидаться с вами по поводу Бакингема. Насколько я понял, вы главный по этому делу?

Мистер Ридер поклонился. Не было смысла направлять того, кто мог оказаться интересным и информативным свидетелем, к законно назначенному следователю, ответственному за первичный сбор информации.

– Вы не присядете, майор?

Сыщик поднялся, подтолкнул к посетителю стул, и майор Олбуд, подтянув мятые брюки, осторожно опустился на сиденье.

– Я видел его портрет в утренней газете… точнее, племянница обратила на него мое внимание… И я сразу же явился сюда, поскольку считаю своим долгом – и долгом всякого добропорядочного гражданина – помогать полиции даже в мельчайших деталях настолько важного дела.

– Крайне похвально, – пробормотал мистер Ридер.

– Бакингем работал на меня, он был одним из охранников того, что местные жители называют «домом сокровищ» замка Сэвенвейс.

И вновь мистер Ридер кивнул так, словно знал все возможное об упомянутом замке.

– Как я уже сказал, моя племянница читает газеты – практика, которой я не подвержен, поскольку в наши дни погони за сенсациями в газетах почти нет того, что образованный мужчина нашел бы интересным и полезным. Бакингем был нанят еще покойным мистером Лэйном Леонардом, а после смерти мистера Лэйна Леонарда его услуги перешли ко мне, шурину мистера Лэйна Леонарда и его единственному доверителю. Должен сказать, что мистер Лэйн Леонард, как известно каждому, умер от крайне внезапного инфаркта и оставил по себе значительное состояние, восемьдесят процентов которого перевел в золотые слитки.

– В золото? – удивленно спросил мистер Ридер.

Майор утвердительно склонил голову.

– Такова была причуда моего зятя. Спекуляции с акциями позволили ему накопить огромную сумму денег, и он жил в ужасе от того, что все это растратят его потомки, – к несчастью, у него была лишь единственная удочеренная падчерица, которой он передал свое имя, – причем растратят ровно так, как он ее накопил. К тому же зять обладал крайне пессимистичными взглядами на будущее цивилизации, в частности англичан. Он верил – и я считаю, вполне оправданно, – что в ближайшие десять лет в стране не будет развития производства, а потому английские акции станут стабильно падать. Он крайне упрямо возражал против банков, и результатом его предвзятости стало то, что нажитое состояние он перевел в золото эквивалентом в полтора миллиона фунтов. Золото хранилось, и до сих пор хранится, в комнате, которую он специально построил буквально в стенах своего замка и для защиты которой нанял персонал из бывших полисменов, которые денно и нощно сменяются на посту. Должен сказать вам, мистер Ридер, как человек со знанием торговли, что подобным методом мой зять лишил свою дочь весьма значительного дохода, поскольку пятью процентами с полутора миллионов фунтов будут семьдесят пять тысяч в год. За десять лет это было бы три четверти миллиона, и соблюдение завещания означает, что моя подопечная потеряла почти четыреста тысяч фунтов, и почти столько же потеряла казна.

– Крайне печально, – сказал мистер Ридер, качая головой, словно сама мысль о том, что министерство финансов лишилось денег, ужалила его в самое сердце.

– Есть и отдельный фонд, инвестированный в доверенные государственные акции, – продолжал майор. – На этот доход мы с племянницей и живем. Естественно, ответственность за столь огромную сумму является источником постоянных тревог для меня. По правде сказать, два года назад я заказал новое хранилище и заплатил за него серьезные деньги.

Он помолчал.

– А Бакингем? – мягко спросил мистер Ридер.

– До Бакингема я еще не дошел, – с величайшим достоинством ответил майор. – Он был одним из нанятых охранников. Всего их семь. Каждому отведена собственная комната, и, согласно установленным мною правилам для этих людей, им запрещено видеться друг с другом, кроме как сменяясь на посту. Когда приходит время сменяться, дежурный охранник звонит в колокольчик, связанный с покоями сменщика, и тот немедленно приходит в «дом сокровищ», чтобы после установления личности заступить на смену. Бакингем должен был занять пост в шесть часов субботнего вечера. Его предшественник на посту позвонил в колокольчик, как было заведено, однако Бакингем не появился. Час спустя этот охранник связался со мной по телефону – у нас есть телефонная связь между моим кабинетом и куполом, я называю хранилище куполом из-за формы, – и я немедленно велел отыскать пропавшего. Его комната оказалась пуста, не было ни малейших признаков того, что он внутри, и я приказал запасному охраннику занять его место.

– С тех пор вы его не видели?

Майор покачал головой.

– Нет, сэр. И не получал от него известий.

– Какое жалованье вы им платите?

– Десять фунтов в неделю, включая проживание, освещение и питание. Всех охранников кормит замковая кухня.

– У него были личные средства?

– Никаких, – твердо ответил майор.

– Значит, вас удивит то, что он масштабно спекулировал земельными участками? – спросил мистер Ридер.

Майор вскочил.

– Я удивлен и одновременно в ужасе, – ответил он.

– Существует ли способ, который позволил бы ему получить доступ в… э-э-э… «дом сокровищ»?

– Нет, сэр, – ответил Олбуд, – никакого иного способа, кроме как через дверь, ключ от которой находится у меня. Стены сделаны из бетона в двенадцать дюймов толщиной и обиты полудюймовыми листами стали. Замки невозможно взломать.

– А фундамент? – предположил мистер Ридер.

– Восемь футов литого бетона. Это совершенно исключено.

Мистер Ридер потер подбородок, уголки его губ угрюмо опустились.

– Часто ли вы заходите в… гм… «дом сокровищ»?

– Да, сэр, я вхожу туда каждый месяц, в первый день каждого месяца. Иными словами, я был там в прошлую пятницу.

– И ничего не было потревожено?

– Ничего, – подчеркнуто произнес майор.

– Я полагаю, золото находится в стальных сейфах…

– В больших стеклянных контейнерах. Еще одна причуда мистера Лэйна Леонарда. Их там примерно шесть сотен, и в каждом сложены слитки ценой в две с половиной тысячи фунтов. Всегда можно убедиться через стекло, что золото никто не тронул. Контейнеры герметично закрыты и опечатаны. Они стоят на железобетонных полках, в восемь ярусов, вдоль трех стен хранилища, и на каждом ярусе находится семьдесят пять контейнеров. «Дом сокровищ», я должен пояснить, состоит из двух зданий: внутренней оболочки, которая и является центральной частью хранилища, и второго, отдельного здания, которое, словно коробка, накрывает первое, оставляя ровно столько пространства, чтобы охранники могли совершать обход. Во внешнем здании расположена маленькая кухня со столами, стульями и всем необходимым для комфорта охраны. К ней прилегает вестибюль, также защищенный стальной дверью, а затем железной решеткой, над которой расположен мощный электрический фонарь, позволяющий охранникам внутри рассмотреть сменщика и опознать его.

Мистер Ридер был немного сбит с толку. Но лишь немного.

– Поистине экстраординарно, – сказал он. – Вы могли бы чуть больше рассказать мне о Бакингеме?

Майор помедлил.

– Нет, разве что отмечу, что он отправлялся в город гораздо чаще других охранников. Боюсь, в этом была моя вина! Я предоставил ему большую свободу, поскольку он был самым старшим из охранников и дольше всего нес службу.

– Экстраординарно, – снова сказал мистер Ридер.

Случившееся повернулось фантастической и неправдоподобной стороной, и все же Дж. Г. Ридер называл ситуацию всего лишь экстраординарной. Скупцы существовали с тех пор, как появились ценности, которые можно копить. У каждой нации было хранилище, в котором накапливалось непродуктивное золото. Он знал как минимум три похожих дела о людях, которые накапливали в подвалах огромные суммы в золоте.

– Я бы хотел приехать в… в… гм… замок Сэвенвейс и осмотреть комнаты погибшего, – сказал он. – Нам необходимо обыскать его вещи. Были ли у него друзья?

Майор кивнул.

– Да, у него был друг, насколько мне известно, в Лондоне, девушка. Я не знаю, кто она. Должен признаться, мистер Ридер, я и понятия не имел, что он женат, поскольку он ни разу не говорил о жене. Но вы упомянули, что у него были деньги. Это нечто новое.

Дж. Г. Ридер потер подбородок.

– Я не вполне уверен, что обладаю полномочиями говорить об этом, но он был главой определенной земельной корпорации и его персонал опознал директора по фотографии…

Он кратко описал историю «Лэнд дэвэлопмент компани». Майор Олбуд выслушал не перебивая.

– Так он был найден на одном из собственных полей? Под собственным полем я подразумеваю землю, которую он сам приобрел. Это поразительно! Боюсь, больше мне нечего о нем рассказать, – сказал он, беря шляпу и трость. – Но я, без сомнения, буду доступен в любое время и отвечу на любые ваши вопросы. Возможно, я что-то позабыл, поэтому напишу свой номер телефона на вашей карточке, вы можете мне позвонить.

Номер он писал своим карандашом, а мистер Ридер стоял рядом и с интересом наблюдал за процессом.

Он решил проводить гостя и не прогадал, став свидетелем необычного инцидента. «Роллс-ройс» стоял у обочины, рядом с ним были трое. Девушку он опознал в тот же миг.

Ларри стоял к нему спиной, но мистер Ридер без труда узнал широкие плечи юноши. Третьим был, судя по всему, шофер. Он, густо покраснев и жарко жестикулируя, кричал:

– Ты не имеешь права говорить с юной леди! А если хочешь говорить, то говори по-английски, чтобы я понимал!

Майор ускорил шаг, приблизился к ним и резко обратился к шоферу:

– Почему ты устраиваешь скандал?

Ларри О’Райан отошел, что было весьма удивительно: он был из тех людей, которые никогда не уходят от любого рода проблем.

Мистер Ридер приблизился, и майору пришлось представить его остальным.

– Это моя племянница, мисс Лэйн Леонард, – сказал он.

Она была прелестна. Даже мистер Ридер, не будучи знатоком, сумел оценить свежую красоту девушки. Он отметил, что она довольно бледна, и задумался о том, естественна ли подобная белизна ее кожи.

– Что случилось, моя дорогая? – спросил майор.

– Я встретила друга… того, кто спас меня от автомобиля, – отрывисто заговорила она. – Я заговорила с ним по… по-французски.

– Он и английский прекрасно знает, – проворчал неприятного вида шофер.

– А ты помолчи! И это все, моя дорогая?

Она кивнула.

– Надеюсь, ты поблагодарила его? Помнится, ты рассказывала, что в прошлый раз не сумела выразить свою благодарность. Молодой человек ушел прежде, чем ты смогла с ним поговорить. Скромность – лучшее украшение молодости. И все это произошло в Уайтхолле?

– Да, – кивнула она.

Мистер Ридер чувствовал, что девушка смотрит на него, хотя она и не отрывала глаз от дяди. И он заметил нечто еще: ее затянутая в перчатку рука дрожала. Девушка отчаянно старалась ее контролировать, но рука дрожала.

Майор пожал мистеру Ридеру руку.

– С вами я наверняка еще увижусь, мистер Ридер, – сказал он.

И, повернувшись, помог девушке забраться в машину, после чего автомобиль уехал. Ридер, оглянувшись в поисках Ларри, увидел того неподвижно стоявшим у двери. Когда машина проезжала мимо, молодой человек намеренно повернулся к ней спиной.

Ларри торопливо подошел к мистеру Ридеру.

– Простите, – сказал он, – я просто хотел повидаться с вами и болтался поблизости, ожидая, пока вы появитесь.

Его глаза блестели, он был словно наэлектризован, заряжен едва сдерживаемым возбуждением.

– Вы встретились с молодой леди?

– Да. Она интересная, верно?

– Но почему вы не попытались познакомиться с ее дядей?

– Он странный старик… и выглядит достаточно молодо… Возможно, меня слегка сбило с толку мое воспитание. Этот шофер…

Ларри не улыбался, его взгляд был тяжелым, губы сжались.

– Он сегодня был на краю пропасти… Вам когда-либо хотелось кого-нибудь убить, мистер Ридер? Меня раньше никогда не охватывало такое грубое и бездумное желание бить, калечить, убивать…

– Почему вы заговорили с девушкой на французском?

– Это мой любимый язык, – поспешно пояснил Ларри. – Она могла бы быть француженкой: у нее шарм парижанки… И она прелестна, как итальянский рассвет.

Мистер Ридер странно на него посмотрел.

– К чему вы напускаете туману? – спросил он.

– Я? – Ларри рассмеялся, и в этом смехе послышалась истерическая нотка. Но вот его глаза снова сверкнули. – А что, если не я, а он?

– Что именно – он? – спросил мистер Ридер, но молодой человек ответил ему вопросом:

– Вы собираетесь нанести визит нашему другу? К слову, это он был нанимателем Бакингема?

– Что вам известно о Бакингеме?

– Только то, что было в сегодняшней утренней газете. Его убили.

– Вы его знали?

Ларри покачал головой.

– Нет, но я видел его портрет. Ничем не примечательный тип, едва ли заслуживающий смерти, как вы считаете? Господи, мистер Ридер, как хорошо быть живым!

Упали первые капли дождя, и мистер Ридер понял, что вышел на улицу с непокрытой головой.

– Пойдемте в мой кабинет, – сказал он. – Я готов рискнуть… гм… получить выговор от начальства.

Ларри чуть помедлил.

– Ладно, я за, – наконец ответил он и проследовал за мистером Ридером вверх по ступенькам.

Дж. Г. Ридер закрыл дверь и указал на стул.

– С чего вдруг такое волнение? – спросил он. – К чему было… гм… закусывать удила?

Ларри откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Я сознаю, что показал себя законченным дураком, не открыв вам правды, но это приключение, мистер Ридер, самое восхитительное из тех, что только могут встретиться храброму и предприимчивому молодому человеку. Думаю, я немного испорчу впечатление, когда все поясню… Но прежде ответьте: майор был в очках, когда вышел на улицу?

Мистер Ридер кивнул.

– Не припоминаю, чтобы он их снимал, – ответил он.

Ларри нахмурился и прикусил губу.

– Я вам кое-что расскажу. Помните тот день, когда я вытащил эту юную леди чуть ли не из-под колес автомобиля? Это произошло прямо под вашим кабинетом, верно? Она едва успела выйти из машины, которую покинула весьма поспешно, направляясь… Куда бы вы думали? В этот самый кабинет, не иначе! Она не сказала мне этого, но я совершенно уверен, что она шла именно к вам. А шофер мчался за ней! Я не понял этого в прошлый раз, но сейчас… За день до того происшествия в «Мегафоне» вышла статья о вас, крайне хвалебная, и к ней шел карандашный портрет. Вы помните?

Мистер Ридер покраснел.

– Это была крайне глупая… гм… и плохо составленная… гм… статья.

– Вот именно. Она вам крайне льстила. Не знаю в чем, но совесть вам подскажет, в чем именно. Я понял это буквально за две секунды: вот почему она направлялась на встречу с вами! Тот сбитый с толку и плохо информированный журналист «Мегафона» называл вас величайшим детективом столетия или кем-то в подобном роде. Что, наверное, неправда, хотя я и преподнес бы вам все возможные цветы на золотом подносе, поскольку вы посрамили меня в том самом незабываемом случае. И она прочитала эту статью, выяснила, где находится ваш кабинет… Так или иначе, но она хочет вас увидеть. Это она успела мне сказать.

– Хочет меня увидеть? – пораженно спросил мистер Ридер.

Ларри кивнул.

– Разве это не потрясающе: мне удалось поговорить с ней не больше минуты, и я уже готов отдать за нее жизнь?! – Он вскочил и принялся в волнении мерить комнату шагами. – Я, мистер Ридер, крючок из крючков, грабитель. Она сто́ит около полутора миллионов и совершенно недостижима. Я не могу сделать ей предложение. Однако прикажи она: «Отправляйся на середину Вестминстерского моста и прыгни в реку!» – я бы так и сделал!

Мистер Ридер потрясенно глядел на него.

– Звучит так, будто она вам очень нравится, – сказал он.

– Почти так, – грубо ответил Ларри.

Он прекратил шагать и вытянул руку, невоспитанно ткнув в мистера Ридера указательным пальцем.

– Я не собираюсь прыгать с середины Вестминстерского моста… или, точнее, я собираюсь сделать нечто намного более полезное, и если сумею добиться успеха, то это изменит всю мою жизнь.

– Если вы сядете, – мягко сказал мистер Ридер, – и будете выражаться менее туманно, я, возможно, сумею вам помочь.

Ларри покачал головой.

– Нет, я должен сам осветить этот путь. – Он засмеялся. – Мои метафоры немного беспорядочны, но это потому, что у меня сейчас каша в голове. Когда вы собираетесь ехать в замок Сэвенвейс?

– Она сказала вам, что живет там? – спросил мистер Ридер.

– Когда вы поедете?

Дж. Г. Ридер задумался.

– Завтра. Скорее всего, завтра днем. Так вы не знали Бакингема? – снова спросил он

– Нет, – сказал Ларри. – Я, конечно, вспомнил, что это тот самый малый, который заговорил с вами в Куинс-холле. Странное совпадение, что он вообще вам встретился, вы не находите? – Он подошел к двери и открыл ее. – Извините меня, мистер Ридер, я ухожу. Возможно, мы еще увидимся сегодня вечером. К слову, вы участвуете в американском рынке?

– Я никогда не спекулирую, – чопорно ответил мистер Ридер. – Ни разу в жизни я не покупал ни единой акции или облигации и уж совершенно точно не собираюсь покупать их теперь. Но я читаю газеты и, конечно же, знаю об обвале рынка.

– О да! – загадочно откликнулся Ларри.

Его поведение сбивало мистера Ридера с толку. А упоминание о рынке акций заинтересовало настолько, что заставило в тот же вечер просмотреть курсы ценных бумаг. На Уолл-стрит цена акций стремительно падала, провоцируя панические продажи и мрачные прогнозы совершеннейшего коллапса. Оставалось только гадать, как на пике эмоционального подъема Ларри сумел отметить столь печальный факт.

В тот день мистеру Ридеру нужно было проделать еще немало работы, уточнить некоторые детали в банках, прочитать рапорты, а потому домой он отправился не ранее девяти часов. Он настолько устал, что уснул едва ли не раньше, чем натянул на себя одеяло.

Во время возвращения в Кент Памела Лэйн Леонард молчала.

– Почему вы позволили Лиджетту разговаривать с вами таким тоном, дядя Дигби? – наконец спросила она.

Майор Дигби Олбуд моргнул и посмотрел на нее.

– Каким «таким» тоном, моя дорогая? – раздраженно спросил он. – Лиджетт – старый друг нашей семьи, а это дает определенные привилегии.

– Вы рассказали мистеру Ридеру о его размолвке с Бакингемом?

Олбуд долго молчал.

– Я не знал, что они поссорились, – сказал он наконец. – И определенно не говорил этого мистеру Ридеру. К слову, как вышло, что ты знакома с ним?

Она покачала головой.

– Я не знакома с мистером Ридером. Но много читала о нем, он очень умен… А почему вы позволяете Лиджетту грубо говорить с вами, почему разрешаете ему вести себя так, словно я… словно я служанка?

Майор длинно и громко вздохнул.

– Ты все не так понимаешь, дорогая. Лиджетт грубоват, но он верный слуга. Я поговорю с ним.

И снова наступила тишина.

– Когда они поссорились, Бакингем и Лиджетт? – спросил Олбуд.

– Я видела их однажды в лесу. Бакингем сбил его с ног.

Олбуд взъерошил пальцами седые волосы.

– Все это очень сложно, – сказал он. – Твой покойный отец дал мне особые инструкции относительно того, что Лиджетт ни при каких условиях не может быть уволен. И пока тебе не исполнится двадцать пять, боюсь, у меня нет права голоса в этом вопросе, дорогая. – Внезапно он спросил: – А что ты сказала тому молодому человеку?

Этот вопрос он задал уже во второй раз.

– Я же говорила вам, – сдержанно ответила девушка. – Он спас меня от смерти под колесами, и я его поблагодарила.

Это было неправдой, но отчего-то ее совесть оставалась чиста.

Было кое-что еще, о чем она хотела бы сказать ему, но не могла. Сам факт, что в ярде от них сидел человек, которого она боялась и ненавидела, и их разделяла лишь стеклянная перегородка, был достаточным поводом для того, чтобы промолчать. Но Олбуд снова вернулся к прежней теме.

– Лиджетт всего лишь неограненный бриллиант. Памела, тебе следует ценить его верность, а не помнить о его грубости. Он предан семье…

– Он предан мне! – дрожащим от негодования голосом воскликнула она. – Известно ли вам, дядя Дигби, что этот человек просил моей руки?

Он повернулся к ней, открыв рот.

– Просил твоей руки?! – потрясенно переспросил он. – Он сделал тебе предложение? Я предупреждал Лиджетта, чтобы ни при каких обстоятельствах он не смел говорить о подобном…

Настал ее черед удивляться.

– Неужели он обсуждал это с вами? И вы его выслушали? О нет! Вы… Дядюшка, что же вы делаете!

Он заерзал на сиденье, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Лиджетт – неограненный бриллиант, – повторил он. – Многие его черты достойны восхищения. Да, он не слишком хорошо образован и на двадцать лет старше тебя, но он обладает множеством великолепных качеств.

Девушке оставалось лишь беспомощно замереть на сиденье, глядя на него непонимающими глазами. Майор, похоже, решил, что ее впечатлила его речь, поскольку продолжил:

– Лиджетт накопил немалое состояние. Полагаю, благодаря щедрости твоего отчима он теперь очень богат. А разница в возрасте вовсе не так важна, как может казаться. – И тут, словно пораженный внезапной мыслью, он спросил: – Ты же не рассказала об этом О’Райану?

– О’Райану? – повторила она. – Вы его знаете?

– Ты, похоже, тоже. Так он успел представиться?

Она кивнула.

– Да, он назвал свое имя. Где вы с ним познакомились?

Майор уклонился от ответа.

– Неважно. Не думаю, что он меня помнит. В последний раз я видел его, когда он был совсем ребенком. Он ведь не сказал, что узнал меня, верно? – встревоженно спросил майор.

Девушка покачала головой.

– Нет, вас мы не обсуждали.

– А что же вы обсуждали?

Она помедлила.

– Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.

По возвращении Памела прямиком отправилась в свою комнату и села писать письмо, хотя оно, скорее всего, пройдет путь ее прежних писем: слуги замка Сэвенвейс во всем подчинялись Лиджетту, и девушка по опыту знала, что каждое написанное ею письмо попадает ему в руки.

Ситуация сложилась невыносимая, но она привыкла к ней. Лиджетт был хозяином дома, а ее дядя – всего лишь ширмой. Именно Лиджетт подбирал слуг, Лиджетт увольнял их без рекомендательных писем, Лиджетт брал машину, когда хотел, и даже заказывал ремонт и перепланировку особняка, не посоветовавшись со своим работодателем.

Однажды днем, когда она читала, он вошел в гостиную и без предисловий сделал свое чудовищное предложение.

– Понимаю, это шокирует вас, мисс Памела, но я накопил немного денег и хочу жениться. К тому же я люблю вас, и этим все сказано.

– Жениться на мне? – Она не поверила собственным ушам.

– Именно так, – холодно сказал он. – С майором я еще об этом не говорил, но, думаю, он возражать не будет. Немало леди выходили замуж за своих шоферов, а я буду мужем получше, чем эти пустозвоны, с которыми вы наверняка встречались.

Вот и все предложение руки и сердца, почти слово в слово. Она была слишком шокирована, чтобы дать достойный ответ.

Памела была в отчаянии. Лиджетт не скрывал своего господствующего положения и даже осмелился в присутствии Ларри приказать ей садиться в машину!

Раздался стук в дверь, и ненавистный голос позвал ее по имени. Памела спешно спрятала письмо между листами промокательной бумаги, отперла замок и открыла дверь.

– Что этот парень говорил вам по-французски? – с ходу спросил Лиджетт.

– Неважно, что он говорил, – ответила она. – Важно то, что сказала ему я. А я сказала, что пленница в этом доме, что вы захватили здесь власть и просили меня стать вашей женой. Я сказала, что ужасно боюсь, и попросила его связаться с полицией.

Его лицо покраснело, посинело, затем стало мертвенно-бледным.

– Ах, так вот как вы сказали! – Голос Лиджетта стал высоким и писклявым. – Все, что вы сказали… вы наврали ему обо мне!

Он был испуган. Памела поняла это, и сердце ее дрогнуло от радости.

– В тот день, когда я едва не погибла, – продолжила Памела, – я направлялась на встречу с мистером Ридером, детективом. Я не потерплю такого обращения! С этим домом что-то не так, и я собираюсь узнать, что именно. Майор Олбуд ничего не значит здесь, вы командуете им, как пытаетесь командовать мной, и тому должна быть причина. Мистер О’Райан наверняка ее выяснит.

– Мистер О’Райан, верно? Вам, полагаю, известно, кто он такой? Бывший заключенный! Он был осужден за грабеж. Вот какого друга вы себе подыскали!

Лиджетт задыхался. На грани между яростью и страхом он почти потерял способность говорить, чего до сих пор не случалось.

– Ну что ж, мы еще посмотрим!

Он развернулся и зашагал прочь. Девушка закрыла дверь и заперла ее на замок. Впервые ее посетила надежда. Кто знает, что произойдет этой ночью? Она ведь сказала Ларри О’Райану чуть больше, чем открыла своему тюремщику.

Мистер Ридер спал крепко, и сон его неизменно, из ночи в ночь, продолжался одно и то же количество часов. Он отправился в постель вскоре после десяти, а чуть позже четырех часов проснулся, поставил кипятиться чайник и включил в ванной воду.

В половине пятого он уже работал. В этот час его разум был кристально чистым.

У мистера Ридера была замечательная библиотека, посвященная примечательным случаям и личностям в истории человечества. Был в ней и томик, который он вынул и начал поспешно листать. Да, там было немало прецедентов, связанных с накопительством: дело Шнайдера, и мистера Ван дер Хина, и польского барона Подуски, и банкира Ламонта, и эксцентричного американского миллионера, мистера Джорна Дж. Грюндевальда. Все они занимались накоплением золота, и двое из них оставили завещания, похожие на последнюю волю мистера Леонарда. Один указал столько эксцентричных требований, что суд признал завещание недействительным.

Иными словами, в недоверии Лэйна Леонарда рынку акций не было ничего примечательного. И мистер Ридер вынужден был признать, что последние новости из Америки оправдали предвзятость покойного миллионера.

Он попытался реконструировать деловую жизнь Бакингема. Итак, человек служит охранником сокровищ немыслимой ценности. Невозможно с уверенностью сказать, что у него была возможность что-то украсть, однако каким-то образом он получил значительные суммы денег, и эти деньги были уплачены банку золотом. Это открытие мистер Ридер сделал вчерашним вечером. Большие суммы в золоте уплачивались на счет «Лэнд дэвэлопмент компани» – примерно пятьдесят и шестьдесят тысяч фунтов за раз – так часто, что компанию вежливо спросили по поводу возникновения столь значительного количества слитков. Ответ был менее вежлив: если банк не желает сотрудничать с директорами, компания обратится в другие банковские заведения.

Когда могли украсть это золото? Тело Бакингема было обнаружено в воскресенье, майор Олбуд посещал хранилище в пятницу. Возможно, в то утро, когда он вновь решит провести осмотр, мистера Ридера будет ждать срочный телефонный звонок из Кента.

Начинало светать. Мистер Ридер поднял шторы и выглянул на блестящую от дождя улицу. Небо было серым, свинцовым. Он заварил еще чашку чая и, проходя мимо окна, вгляделся в непривычно пустую дорогу.

И услышал визг тормозов машины, что мчалась от Луишем-хай-роуд, виляя, словно ее водитель изрядно перебрал за ужином. Это был красный спортивный автомобиль, почти новый, с длинным капотом, и, к удивлению мистера Ридера, свой хаотичный курс он закончил у его двери. Прошло некоторое время, и водитель, спотыкаясь и хватаясь в поисках опоры за машину, выбрался наружу, неуверенно зашагал к калитке и споткнулся на каменных ступенях. Прежде чем он успел дойти до двери, мистер Ридер уже спустился по лестнице, поймал Ларри О’Райана за плечи и помог ему удержаться на ногах.

– Я в порядке, – пробормотал Ларри. – Но хочу воды. Могу я присесть на минутку?

Мистер Ридер запер дверь и провел молодого человека к дивану.

– Через секунду я буду в порядке… – бормотал Ларри.

Его лицо было залито кровью.

– Все в порядке, – сказал он. – Небольшой рыцарский поединок. – Он едва слышно рассмеялся. – Переломов нет, но вести машину было той еще задачей… Я рад, что не ношу с собой пистолет, а то бы наверняка им воспользовался. Похоже, я уже могу двигаться.

Мистер Ридер провел его вверх по лестнице через свою комнату в ванную. Намочив полотенце, он помог Ларри отмыть лицо и осмотрел довольно жуткую рану под слипшимися волосами.

– Кажется, это был шофер. Но я не уверен. Я припарковался в полумиле от замка Сэвенвейс и дальше отправился пешком…

Он говорил рваными фразами, склонив голову над раковиной, а мистер Ридер в это время состригал длинные пряди его волос канцелярскими ножницами и обрабатывал рану йодом.

– Так или иначе, но я ее увидел.

– Вы ее увидели? – переспросил мистер Ридер.

– Да, пусть только на пару секунд. Она не могла выглянуть в окно, там решетки. И дверь была заперта. Но мы немного поговорили. Я принес складную лестницу и добрался до окна. Вы найдете ее в посадке у подъездной дороги.

Мистер Ридер нахмурился, глядя на юношу.

– Вы предполагаете, что она пленница?

– Я не предполагаю, я констатирую факт. Она совершенно точно пленница. В доме есть слуги, но всех их подбирал один и тот же человек. И бо́льшая часть денег пропала.

Некоторое время Дж. Г. Ридер молчал.

– Откуда вам это известно? – спросил он.

– Пошел и посмотрел, – прозвучал спокойный ответ. – Майор, наверное, скажет, что я вломился, но такое физически невозможно. Мне всегда хотелось взглянуть на эту сокровищницу – у меня есть фотографии всех ключей ко всем сейфам, выпускавшимся «Монарх компани» за последние двадцать лет. А в офисе есть комната с дубликатами. Я не стану рассказывать, как получил фотографии, поскольку вам это не понравится, но они у меня есть. И войти в сокровищницу мне было не труднее, чем отойти ко сну.

– Охранники?

Ларри неосторожно качнул головой и вздрогнул.

– Ох как больно! Там нет охраны. Вся эта история – ложь от начала и до конца. Во времена Лэйна Леонарда они могли там быть, но не теперь. Я спокойно вошел и вышел. Больше половины контейнеров пусты! Я был в нескольких ярдах от своей машины, когда на меня напали. Кто бы то ни был, он наверняка ждал моего возвращения. Я никого не видел, но обернулся на звук. Это, скорее всего, и спасло мне жизнь. Налитая свинцом дубинка…

– Вы не видели того, кто вас ударил?

– Нет, было очень темно. Но я узна́ю его, если увижу. Он надолго меня запомнит! У меня есть клинок-трость – из тех, что покупают ради шутки в Испании, даже не предполагая, что придется ею воспользоваться. Поскольку я, помня свое ужасное криминальное прошлое, не ношу пистолета, то подумал, что не помешает захватить трость для самозащиты. К счастью, я ее не выронил и прежде, чем этот человек успел нанести мне второй удар, дважды рубанул его клинком, после чего он с воплем бежал. Кровь заливала мне лицо, я ничего не видел, но слышал, как он ломится через кусты. Не помню, как я добрался до машины и как доехал до Лондона…

– Могу ли я поинтересоваться, зачем вы отправились в Сэвенвейс?

– Она попросила меня о встрече. Попросила по-французски, специально по-французски, поскольку не хотела, чтобы шофер ее понял. Она призналась, что хотела увидеть вас… Дом называют замком, но на самом деле это особняк в стиле Тюдоров. Ее комната расположена в той части здания, что выходит в парк, третье окно справа от галереи.

– И что же вы собирались сделать? – спросил мистер Ридер.

– Я собирался сбежать с ней, – спокойно ответил Ларри. – Это была ее идея.

Мистер Ридер являл собой образец изумления.

– Вы собирались сбежать с ней? – потрясенно переспросил он.

– Она попросила меня забрать ее оттуда. Звучит безумно, но такова правда. Она, вероятно, доверяла мне… или была в отчаянии. Я думаю, того и другого понемногу.

Мистер Ридер шагнул к телефону, но Ларри запротестовал:

– Мне не нужен доктор. Один удар по голове – это пустяк.

– Удар по голове, который рассек четыре дюйма кожи до самого черепа, – это очень важно, – заявил мистер Ридер. – А я один из тех, кто верит в докторов.

Хирург прибыл через полчаса и наложил несколько швов. Мистер Ридер настоял на том, чтобы Ларри остался в доме, – крайне необычное требование, поскольку он никогда не предлагал посетителям остаться. И это был первый гость на долгой памяти его экономки.

Наконец мистер Ридер добрался до замка Сэвенвейс. Тот, как Ларри и говорил, стоял посреди огромного парка и с первого взгляда совершенно не походил на замок. Архитектурный стиль принадлежал к эпохе Тюдоров, и в глаза бросалось крайне уродливое современное дополнение из тесаного камня, которое виднелось с подъездной дороги. Вероятно, это и есть «дом сокровищ», решил мистер Ридер.

Он заранее сообщил по телефону о своем прибытии, и майор Олбуд ждал его у крыльца. Хозяин дома проводил мистера Ридера в обшитую панелями библиотеку, где в открытом камине полыхал огонь.

– Я все пытался решить, стоит дождаться вашего прибытия или сразу послать за местной полицией. Вчера ночью какой-то бандит напал на моего лесника. Я уже отправил его в Лондон для получения медицинской помощи. Клянусь вам, мистер Ридер, события прошедших дней так обеспокоили меня, что в качестве меры безопасности я счел необходимым отправить племянницу в Париж. Один из моих охранников убит, на лесника напали… Все это выглядит так, словно на мою сокровищницу готовится нападение, и, не будь я связан условиями завещания, я бы отправил все это золото в хранилище Лондонского банка. Все это крайне неприятно. К слову, есть и хорошая новость. Я сегодня провел инспекцию хранилища, и ни один из контейнеров не поврежден, все печати не тронуты – как я, впрочем, и ожидал. Думаю, не нужно объяснять, что я испытал облегчение, даже не имея причин для беспокойства. Хранилище непроницаемо, ключ денно и нощно пребывает со мной. Я ношу его, если это важно, на серебряной цепочке на шее.

– И ни один из контейнеров не тронут? – спросил мистер Ридер.

– Ни один. Желаете осмотреть хранилище?

Мистер Ридер проследовал за ним по широкому коридору в маленькую комнату, служившую, по всей видимости, кабинетом, а затем через стальную дверь, которую майор отпер, в маленький вестибюль, куда свет падал через зарешеченные сталью окна. За ним последовала еще одна стальная дверь, а затем они зашагали по узкому каменному коридору, что привел их в основную часть «дома сокровищ».

Хранилище оказалось огромным сейфом из бетона и стали, заключенным в четыре стены. Единственной пристройкой к зданию была крошечная кухонька, располагавшаяся прямо напротив двери в хранилище.

– Это место вполне можно назвать подвалом, – сказал майор, – поскольку хранилище просело на пять футов ниже уровня, на котором мы стоим. Внутрь приходится спускаться по ступенькам…

Мистер Ридер оглянулся по сторонам.

– А где охранник? – спросил он.

Майор развел руками, и на его приятном лице отразилось отчаяние.

– Боюсь, я потерял голову от того, что вы мне рассказали. Вернувшись, я немедленно всех уволил, выплатив месячное жалованье. Это было глупо, признаю´, ведь я уверен в их честности, но как только начинаешь подозревать тех, к кому питал глубочайшую веру, лучше уж провести полную чистку.

Мистер Ридер внимательно изучил стальную дверь.

И отметил, что только самые умелые грабители сумели бы пробраться внутрь сокровищницы, и то лишь с помощью современных инструментов. Действовали здесь наверняка не в одиночку, и задача была определенно не для любителя.

Он вернулся в дом – обязательный зонт свисал с его руки, высокая шляпа гордо венчала голову – и остановился полюбоваться одной из статуй, которые выстроились у стены зала.

– Очень старый замок, – сказал он. – Меня всегда пленяли английские поместья. Вы позволите мне осмотреть дом?

Майор Олбуд чуть помедлил.

– Не вижу причин вам отказывать, – сказал он. – Но некоторые комнаты закрыты, мы пользуемся только одним крылом.

Они шли из комнаты в комнату. Гостиная была пуста. На низеньком столике мистер Ридер заметил книгу, которая была открыта и лежала страницами вниз, словно ее отложил тот, кому не терпелось вернуться к интересной истории с места, где чтение внезапно прервалось. Рядом лежали очки для чтения и футляр для них. Мистер Ридер не стал ничего комментировать и проследовал в столовую, где обнаружились панели елизаветинской эпохи и сводчатые окна. Он остановился полюбоваться резным гербом первого владельца дома, внимательно слушая историю Сэвенвейса, которую рассказывал ему майор Олбуд.

– Не желаете ли подняться наверх?

– Было бы крайне приятно. Старые спальни в подобных особняках представляют для меня особый интерес. Я… гм… в определенном смысле изучаю архитектуру, – солгал мистер Ридер.

В конце огромной лестницы был коридор, вдоль которого располагались спальни владельцев.

– Вот комната моей племянницы.

Майор распахнул дверь, демонстрируя довольно мрачные апартаменты с кроватью о четырех столбиках.

– Как я и говорил, она отбыла в Париж сегодня утром…

– И оставила все в совершенном порядке, – пробормотал мистер Ридер. – Сколь приятно обнаружить подобную черту в характере молодой леди.

В комнате не было ни единого признака того, что здесь жили. В воздухе витал слабый прелый аромат.

– В этом крыле больше не на что посмотреть, кроме моей спальни, – сказал майор, шагая мимо лестницы.

Он все ускорял шаг, но мистер Ридер вдруг остановился.

– Есть одна примечательная ремарка, сказанная французом по поводу английского мэнора времен правления Чарльза, – прочувствованно сказал он. – Вы говорите по-французски, майор?

Майор Олбуд, что было весьма примечательно, не говорил по-французски. Он знал греческий и латынь, но современные языки, как он выразился, никогда ему не нравились.

– А фраза была такой, – сказал мистер Ридер и произнес что-то на французском языке. Сказал он это весьма громко: «Если вы в комнате, дерните занавеску, когда услышите мой голос со двора».

– Боюсь, это выше моего понимания, – отозвался майор.

– Это означает, – весьма правдоподобно пояснил мистер Ридер, – что английское представление о хорошем доме – это уютная кровать в стенах крепости. А теперь, – добавил он, когда они начали спускаться по лестнице, – я хотел бы осмотреть дом снаружи.

Они прогулялись по гравийной дорожке вдоль длинного фасада. Майор становился все более нетерпеливым, более того, он демонстрировал определенную тревогу, оглядываясь по сторонам, словно ожидая увидеть нежеланного гостя.

Когда они оказались напротив третьего окна по правую сторону галереи, мистер Ридер, указывая на группу деревьев, громко осведомился:

– Это там неизвестный напал на вашего лесника?

Произнеся это, он оглянулся. Белая занавеска, закрывавшая третье окно, слегка шевельнулась.

– Нет, это было в другом направлении, по ту сторону дома, – коротко ответил майор. – Не желаете взглянуть на спальню Бакингема? Хотя полиция уже побывала там сегодня утром, полиция Кента, и провела тщательный обыск. Думаю, нет ни малейшего смысла осматривать это место. Насколько я понял, они ничего не нашли.

Мистер Ридер задумчиво посмотрел на него.

– Не думаю, что мне могут быть интересны комнаты Бакингема… Но осталась еще пара вопросов, которые я хотел бы задать. Могу я осмотреть хранилище изнутри?

– Нет, не можете. – Ответ майора прозвучал резко и откровенно враждебно. Похоже, он понял это, поскольку тут же, словно извиняясь, добавил: – Видите ли, мистер Ридер, на меня возложено тяжкое бремя. Эта дьявольская ответственность так давит на мой рассудок, что я даже подумываю просить суд освободить меня от опекунства.

Они вернулись в библиотеку. Мистер Ридер больше не был очаровательным и сдержанным джентльменом. Он стал пугающим, деспотичным мистером Ридером, которого многие знали и крайне за это не любили.

– Я хочу увидеть вашу племянницу, – сказал он.

– Она уехала в Париж.

– Когда она уехала?

– Сегодня утром на машине.

– Позвольте спросить: ваша племянница близорука? Она носит очки?

Этот вопрос застал Олбуда врасплох.

– Да, врач велел ей надевать их при чтении.

– Сколько у нее очков?

Майор пожал плечами.

– Каков смысл этих смехотворных вопросов? – недовольно осведомился он. – Насколько я знаю, очки у нее одни, в оправе из окрашенного в синий цвет черепахового панциря…

– Тогда не будете ли вы добры объяснить, отчего она отправилась в долгое путешествие, оставив здесь книгу, которую читала с явным интересом, и свои очки для чтения? Вы увидите их в гостиной. А я хочу осмотреть ее комнату!

– Я показал вам ее комнату, – повысил голос Олбуд.

– Я хочу увидеть третью комнату слева от главной лестницы.

Олбуд пару мгновений смотрел на него, потом рассмеялся.

– Мой дорогой мистер Ридер, но ведь наша прокуратура действует не так.

– А я так, – отрезал мистер Ридер.

Последовала пауза.

– Тогда я поднимусь наверх и приведу ее, – сказал майор.

– Если не возражаете, я поднимусь с вами.

Перед дверью в комнату девушки майор остановился.

– Я скажу правду, хотя и не понимаю, каким образом это может вас касаться, мистер Ридер. Моя племянница вела себя крайне неблагоразумно. Она договорилась о побеге с человеком, который, как я впоследствии узнал, имеет криминальное прошлое, – вы можете в этом убедиться, поскольку занимались его делом. Естественно, как опекун я вынужден был исполнить свой долг, и оттого моя маленькая ложь по поводу ее отъезда в Париж…

– Возможно, она сама расскажет мне об этом, – сказал мистер Ридер.

Майор повернул ключ и распахнул дверь.

– Памела, прошу, выходи. Мистер Ридер желает тебя видеть.

Она вышла на свет, не сводя глаз со своего опекуна.

– Верно ли я говорю, Памела, утверждая, что ты собиралась покинуть этот дом с незнакомцем и именно поэтому я запер тебя в твоей комнате?

Она кивнула. Девушка явно была в таком ужасе, что едва держалась на ногах. И все же, как чувствовал мистер Ридер, источником страха был не майор.

– Это мистер Ридер, вы виделись с ним вчера. Мистер Ридер, похоже, считает, что под видом воспитания скрывается нечто зловещее. Разве я когда-нибудь плохо с тобой обращался?

Она покачала головой, но так слабо, что это было почти незаметно.

– Возможно, ты хочешь что-то сказать мистеру Ридеру – пожаловаться на что-то, о чем-то сообщить? Мистер Ридер очень важный представитель прокуратуры. – В его голосе зазвучало нечто похожее на помпезность. – И если я хоть в чем-то поступал против закона, он поймет…

– В этом нет необходимости, майор, – негромко сказал мистер Ридер. – Я имею в виду ваше высокомерие и запугивание. Возможно, если я поговорю с юной леди в библиотеке, она предоставит мне некоторую информацию.

– О чем? Вы собираетесь задать ей вопросы обо мне, не так ли? – спросил Олбуд.

– Я прибыл сюда, чтобы расследовать убийство человека по имени Бакингем. Если вы имеете отношение к этому убийству, я обязательно расспрошу ее и о вас.

Взгляд Ридера не отрывался от майора.

– Если же вы, напротив, не замешаны в этом убийстве, итог нашего разговора никоим образом не сможет вам навредить, майор Олбуд. Вы знали Бакингема, мисс Леонард?

– Да, – сказала девушка, у которой оказался приятный низкий голос. – Но не очень хорошо. Я видела его всего несколько раз.

– Нам лучше вернуться в библиотеку, – вмешался Олбуд дрожащим голосом. – Не думаю, что юная леди сумеет ответить на интересующие вас вопросы. Но раз уж вы хотите ее допросить, я никоим образом не намерен чинить вам преграды. Естественно, я не желаю, чтобы юная девушка обсуждала столь чудовищную тему, как убийство, но раз уж это методы работы нашей прокуратуры, не стесняйтесь, продолжайте…

Майор отвел мистера Ридера и Памелу в библиотеку, но не сделал даже попытки уйти и оставить их в одиночестве. Более того, он уселся в удобное кресло, расположив его так, чтобы держать их в пределах видимости.

Девушка мало что знала о Бакингеме. Она увидела его фотографию в газете и обратила внимание дяди на эту трагедию, при этом мистер Ридер не мог избавиться от ощущения, что погибший бедняга ей совершенно не интересен. Но она ничего не знала о сокровищнице, видела ее исключительно снаружи и никогда не встречала ни одного из охранников.

Присутствие Олбуда девушку не смущало, однако она постоянно бросала перепуганные взгляды в сторону двери, словно ожидала, что вот-вот кто-то появится. Мистер Ридер догадывался, кого она может бояться.

Он взглянул на часы, и его отношение к девушке вдруг изменилось. Прежде он был мягким, заботливым джентльменом с бесконечными «гм…» и «э-э-э…», а теперь появился повелевающий мистер Ридер.

– Я не вполне удовлетворен вашими ответами, мисс Леонард, – заявил он, – и собираюсь отвезти вас в Скотленд-Ярд, чтобы продолжить допрос.

На миг Памела застыла и с ужасом взглянула на него, но потом все поняла, и мистер Ридер заметил облегчение в ее глазах. Майор медленно поднялся на ноги.

– Это чересчур бесцеремонное поведение… – дрожащим голосом начал он. – И я, похоже, могу избавить вас от множества хлопот. Я призна́юсь, мистер Ридер, что прикрывал этого Бакингема. Отчего я решил это сделать, известно лишь Небу… Просто я не хотел привлекать излишнего внимания прессы к племяннице. Когда я этим утром посетил сокровищницу, то обнаружил, что четыре контейнера опустели. Вы спросили, можно ли осмотреть хранилище, и я отказал вам. Это было крайне глупо с моей стороны, и теперь, если желаете, я пролью свет не только на ограбление, но и на исчезновение этого недостойного человека…

– Позвольте вам кое-что рассказать, – ответил мистер Ридер. – Это старая история, часть которой поведал мне мальчик из вашей школы, а часть я раскрыл сам.

Майор облизал пересохшие губы.

– Это история о вашем тезке, – продолжал мистер Ридер, – довольно умном человеке, который был комиссован из Территориальной армии. Он был, к слову, вашего ранга, если я правильно помню, и назвали его при крещении точно так же – Дигби.

Он увидел, как кровь отхлынула от лица Олбуда, услышал, как учащается его дыхание.

– К несчастью, он стал жертвой наркотической зависимости, – сказал мистер Ридер, не отводя взгляда от лица собеседника. – И, должен отдать ему должное, всем сердцем стыдился своей слабости, а когда опустился – а он опустился! – до уровня торговца кокаином, то взял себе другое имя. Я был ответственным за его арест, как и за арест нескольких других людей, занимавшихся той же чудовищной торговлей, и он признался мне в том, что состоит в родстве с очень богатым человеком, способным ему помочь. В то время он достиг, как я уже сказал, социального дна. Я не филантроп, но питаю слабость к помощи безнадежным, и чем более человек безнадежен… такова уж моя личная… гм… слабость… тем сильнее я стремлюсь сотворить чудо. Я редко добиваюсь успеха. С майором Дигби Олбудом мне это не удалось. Но я приглядывал за ним после того, как он вышел из тюрьмы. И все же он сумел оказаться вне зоны моей досягаемости, и я не слышал о нем до тех пор, пока не узнал, что он умер в больнице Сейнт Панкрас. Его похоронили под именем Смит, но, к несчастью для всех присутствующих, на то время в госпитале находился его старый знакомый, и благодаря этому старому знакомству возникла связь, по которой Лиджетт сумел отследить путь несчастного.

Майор обрел голос.

– В мире довольно много Олбудов, – сказал он. – И имя Дигби нередко в нашей семье. Возможно, он был моим родственником.

– Вряд ли он имел к вам какое-то отношение, – мягко сказал мистер Ридер. – Но, думаю, мне пора увидеться с Лиджеттом. А затем я позвоню в Скотленд-Ярд и вызову офицера, который занимается делом Бакингема. Боюсь, друг мой, вас ждет весьма неприятный опыт.

– Я ничего не знаю о Бакингеме, – хрипло ответил майор. – Я не имею отношения к охранникам. Я видел их и платил им, вот и все.

– Когда вы говорите об охранниках, вы имеете в виду охранника, – сказал мистер Ридер. – В «доме сокровищ» не было караульных с тех пор, как умер мистер Лэйн Леонард, и единственным нанятым для охраны был Бакингем. Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы развеять вашу абсурдную сказку. К слову, ключ от сокровищницы действительно у вас? Висит на шее на серебряной цепочке? – предположил мистер Ридер.

– Нет! – грубо отрезал Олбуд. – У меня его никогда и не было. Ключ у Лиджетта.

Мистер Ридер улыбнулся.

– Тем больше причин допросить этого предприимчивого водителя, – сказал он.

Памела стояла молча, слушая их разговор. В нем были значительные пробелы, которые она могла бы заполнить.

– Лиджетт в своей комнате, – сказал наконец Олбуд. – Полагаю, последствия для меня будут очень серьезными?

– Боюсь, что да, – ответил мистер Ридер.

Майор прикусил губу и уставился в окно.

– Мало что может быть хуже унизительной жизни, которую я вел последние несколько лет, – сказал он. – Я и не думал, что за деньги и богатство придется заплатить такую ужасную цену. – Он со странной улыбкой взглянул на девушку. – В этой чудной сокровищнице осталось почти пятьсот тысяч фунтов. Вчера утром я сделал грубые подсчеты. Лиджетт был настолько добр, что позволил мне взять ключи… На самом деле он был вынужден к этому, потому что я категорически отказался делать какие-либо заявления о состоянии сокровищницы, пока он не позволит мне получить еще не растраченные деньги. Они оба были игроками. Я так и не понял, каким образом Бакингем стал его доверенным, но предполагаю, что Бакингем был необходим Лиджетту для перевода золота. Я не знал о том, что деньги пропадают, хоть у меня и были некоторые подозрения. Но когда я обвинил Лиджетта в разграблении «дома сокровищ», он честно признал этот факт и не оказал мне никакого сопротивления. Я знаю, что они много ссорились, и, как расскажет вам мисс Лэйн Леонард, была одна ссора, в которой Лиджетту изрядно досталось. Убийство, вероятно, последовало именно по этой причине. А теперь, пожалуй, мне пора позвать самого Лиджетта.

Он вышел из комнаты, прошел в самый дальний конец левого крыла и постучал в дверь. Недовольный голос спросил, кто там, а когда майор ответил, раздалось шарканье домашних туфель по голому полу и звук поворачиваемого в замке ключа.

Лиджетт был в халате и с лейкопластырем на лице.

– Он ушел? – рявкнул он.

Майор Олбуд покачал головой, и на его лице заиграла улыбка.

– Нет, – ответил он. – В данный момент он в библиотеке с мисс Лэйн Леонард.

Лиджетт ахнул.

– С ней? Говорит с ней? Какого черта ты так себя ведешь?!

– Я рассказал мистеру Ридеру правду! Я, естественно, не мог сказать, какие обстоятельства привели к смерти Бакингема, потому как не знаю, что этому предшествовало. Но я вспомнил о твоей активности в гараже на следующий день, о мытье и уборке, которыми ты занимался, и понял, что убийство произошло в гараже. Я знаю, что ты сжег свою одежду, но это уже неважно.

Лиджетт стоял, лишившись дара речи.

– Ты свинья! – завопил он, когда до него дошел смысл сказанного.

Мистер Ридер услышал два выстрела, затем третий и буквально взлетел по лестнице, оказавшись на месте преступления одновременно со слугой. Когда он вернулся к девушке, лицо его было мрачным.

– Я заберу вас в Лондон, юная леди, – сказал мистер Ридер. – Я попросил горничную сложить ваши вещи и принести их вниз.

– Я могу подняться… – начала она.

– В этом нет нужды.

– Что произошло?

– Мы поговорим об этом в машине.

По правде говоря, мистер Ридер не выполнил своего обещания. Он даже не сказал Памеле, что ключ на серебряной цепочке, лежавший сейчас в его кармане, был снят с шеи мертвого Лиджетта и запятнан его кровью.

– История, насколько я смог ее восстановить, – рассказывал мистер Ридер своему начальнику, – немного запутанная, но вовсе не так сложна, как может показаться на первый взгляд, – что, сэр, характерно для большинства историй… Настоящий майор Олбуд был наркоманом, который умер в больнице Сейнт Панкрас. Он был родственником мистера Лэйна Леонарда, и когда-то между ними даже существовали деловые связи. Когда мистер Лэйн Леонард понял, что его век походит к концу, он вспомнил про брата своей жены и велел Лиджетту отыскать его. Лиджетту чудом удалось найти Олбуда, но вдруг он выяснил, что тот умер в больнице Сейнт Панкрас и похоронен под именем Смит. Вы должны учесть, что Лиджетт был изворотливым и определенно недобрым человеком, но при этом довольно умным. Он знал, что, если опекун не будет назначен, имение окажется в ведении лорда-канцлера, а он потеряет свою должность, поскольку никогда не нравился мисс Памеле. Тогда у Лиджетта возникла идея создать поддельного майора Олбуда, и его выбор пал на человека, с которым он познакомился за игорным столом на Дин-стрит, – помпезного воспитателя и страстного, но неудачливого игрока, который приезжал в Лондон на каждый уик-энд. Мистер Тасбитт работал в Фернелли-колледже, публичной школе, где учился Ларри О’Райан и из которой он был исключен. Нет ни малейших сомнений в том, что мальчик был невиновен, а истинным вором являлся уже упомянутый воспитатель. Рассчитывая на его слабый характер, Лиджетт привез Тасбитта, который, вероятно, согласился на аферу с величайшей неохотой и страхом, в замок Сэвенвейс, где тот был представлен и принят как Олбуд. Риска практически не было, поскольку Олбуда мало кто знал. Кстати, сегодня я выяснил, что звание майора было проявлением тщеславия с его стороны: Тасбитт отслужил в Территориальной армии всего двенадцать месяцев и не поднялся выше младшего лейтенанта. Но это к слову… Все было бы хорошо, если бы Бакингем и Лиджетт не начали ссориться – скорее всего, по поводу доли в награбленном. Оба они владели компанией по развитию земель, и хотя дело шло не слишком успешно, оно ни в коем случае не было убыточным. Я сумел отследить счет Лиджетта и могу сказать, что значительная часть пропавших денег вернется к владелице после продажи определенных участков. К несчастью для Тасбитта, О’Райан оказался неподалеку от моего кабинета в день, когда тот решил нанести мне визит. О’Райан немедленно опознал его, и, похоже, узнавание было взаимным.

Выслушав историю до конца, помощник прокурора задал весьма уместный вопрос:

– И эта юная леди станет женой О’Райана?

Мистер Ридер кивнул.

– Боюсь, что так.

– Существует ли возможность того, что он охотится за ее состоянием?

Мистер Ридер покачал головой.

– У него, – с едва заметным сожалением ответил он, – вполне достаточно своих денег.