Глава 25
На постоялом дворе только и было разговоров, что о пожаре. Гости охали и ахали, выслушивая рассказы очевидцев. При виде нас разговоры смолкли. Все уже были в курсе, что мы из СМЕРШа, и потому старались языки держать при себе.
Переодевшись в сухое, кликнули девку из прислуги и договорились о стирке. Служанка заверила, что завтра всё будет вычищено и отглажено.
– Но повозиться придётся, господа хорошие, – выразительно добавила она.
Я протянул ей медяк. Она взяла его, но всё равно продолжила стоять, прижимая к правому боку деревянный тазик с водой. Я хмыкнул и отдал ей второй медяк.
– Другое дело, – удовлетворённо кивнула она. – Ежли господам ещё что понадобится, дайте знать. Я ить не токмо к стирке и глажке приучена.
Девица распрямилась и выпятила вперёд все свои богатые природные достоинства.
– Любуйтесь смело. За просмотр денег не беру.
Я нервно кашлянул, почесал небритый подбородок.
– Э… Буду знать. Но сегодня, спасибо, ничего больше не нужно.
– Как скажете, – равнодушно изрекла она и удалилась.
– Знойная женщина, – улыбнулся я вослед. – Вань, ты как, собрался?
– Я готов, – появился в дверях предок.
– Тогда пошли ужинать.
Заняв свободную лавку, подозвали хозяина и сделали заказ.
– Послушай, Вань, ты только не обижайся, – заговорил я.
Он насторожился.
– Ты это чего? Удумал что-то?
– Удумал. Хочу тебя в Петербург отправить, с докладом.
– Та-а-к! – Иван в себя не мог прийти от изумления. – Меня, значит, в Петербург, а сам что?
Я склонился к нему и тихо произнёс:
– Сапежского буду брать. Если повезёт, то и воеводу освободим.
– А я, выходит, в это время в столице прохлаждаться буду, – обиженно проворчал предок. – Молодец, здорово придумал!
– Вань, я же тебя просил – не обижайся. Это пока так… размышления вслух. Окончательное решение от тебя зависит.
– Хорошенькие у тебя размышления! Избавиться от меня хочешь?
– Не глупи. Сначала резоны мои выслушай.
Я виновато посмотрел на брата. Иван выдержал паузу, но всё же кивнул:
– Валяй, приводи свои резоны.
– Всё просто. Во-первых, необходимо доложиться начальству. Убийцу настоятеля мы, как ни крути, нашли. Доказательства в протоколах допроса Сапежского. Второе: дело о смерти князя Четверинского. Его мы тоже разрулили, и о нём тоже необходимо доложить наверх. И лучше, если это сделает кто-то из нас. Тут ни бумаге, ни стороннему человеку верить нельзя. Третье: нападение на полицейский отряд, похищение воеводы и бегство Сапежского. Дело, как у нас говорили – резонансное. Бросить всё на произвол судьбы не получится. Надо им заниматься.
– Давай, ты в Петербург поедешь, а я останусь искать Сапежского? – сказал Иван. – Как тебе такое предложение, а?
Я отрицательно помотал головой.
– Не пойдёт. Всё же я тебя по должности старше.
Иван обидчиво закусил губу.
– Как-то не по-сродственному ты…
– Вань, не дуйся. Служба есть служба. Я думал, у тебя есть понятие.
Он хмуро буркнул:
– Понятие есть. Вот желания нет. Хочешь, чтобы я тебя тут одного бросил?
– Не хочу. Просто у меня выбора нет. И к тому же поиски могут затянуться. Вдруг ты ещё успеешь возвернуться и присоединишься снова? – подсластил пилюлю я.
Предок повеселел.
– Сей вариант мне больше нравится. Я быстро обернусь.
– Вот и договорились, – облегчённо вздохнул я. – Тогда готовься к поездке. Думаю, чем раньше отправишься, тем лучше.
– Нешто прямо сейчас? – испугался он.
– Зачем? Завтра с утра и поезжай на свежую голову.
– Завтра так завтра. Тяжело тебе без меня придётся, Петя, – с сожалением сказал Иван. – Положиться не на кого.
– Что есть, то есть, – сказал я задумчиво. – Впрочем, капрал вроде толковый. И саблей махать может, и голова есть. Но тебя не заменит. Это факт. Ты у меня единственный и неповторимый. Однако не надейся, не передумаю. В Петербург надо ехать.
– Да я ж не спорю, – смутился предок. – Токмо мы не всё с тобой обговорили.
– Например?
– Хотя бы тестамент. Что про него сказывать?
Я неожиданно для себя зевнул:
– Спать охота. Но… сначала бы баньку принять. Эй, хозяин!
Тот появился мгновенно, будто ждал. Остановился как вкопанный и угодливо склонил голову.
– Чего изволите, господа?
Хозяин был носат и преисполнен услужливости.
– В баньке помыться по-человечески изволим. Сообразишь для нас?
– Для дорогих гостей и не сообразить?! За кого вы меня принимаете! Будет вам банька. Я словно чувствовал, с утра велел растопить. И венички у меня есть, самолично ломал. Душистые, – мечтательно поводил носом он.
– Петь, а ты уверен, что париться на полный желудок – хорошая идея? – спросил Иван.
– А мы потом поедим. Всё как раз приготовится. Правда? – подмигнул я хозяину.
– Правда-правда, – закивал тот.
Минут через десять нас позвали в баню. Я с удовольствием забрался на полок, вытянулся во весь рост. Иван приготовил веники. Они и впрямь оказались душистыми.
– Готов? – спросил братец.
– Готов.
– Тогда держись!
Пусть и топили здесь по-чёрному, да так, что до покрытой сажей стенки дотронуться невозможно – кожу оставишь, париться всё равно было сплошным удовольствием. Никакое купание в речке не заменит настоящей русской бани.
Немного погодя я сменил Ивана – теперь был его черёд получать порцию удовольствия. Потом окатились студёной колодезной водицей и вышли в предбанник, где ждал кувшин с квасом. Хозяин предлагал и кое-чего погорячее (даже насчёт того что найдутся разбитные молодки спинку потереть, намекал), но мы отказались.
– Ты меня ведь не просто так в баню заманил, – сказал Иван, с наслаждением потягивая холодный квас.
– Конечно. Поговорить хотел с глазу на глаз. Нам чужие уши ни к чему. Ну и заодно, чтобы попариться.
– Про тестамент?
– Ага, пропади он пропадом, неладный! Расклад у нас такой: мы о завещании ничего не знаем и ничего не говорим. Так спокойнее. Доложишь фон Белову об убийствах, сведёшь всё к обычной уголовщине. Если выплывет где-то это бумажка, нас с ней всё равно не свяжут.
– А если мы её… найдём?
– Сразу уничтожим, – твёрдо сказал я. – Сожгём на хрен! В политические игры лучше не ввязываться. Нам за это башку аккуратно от плеч отделят и скажут, что так и было.
– Согласен, – проворчал Иван. – Но есть вещи, которые меня смущают. Не слишком ли много народу знает о бумагах. Смотри: Лесток от кого-то пронюхал, Сапежский знал, что надо искать. И тот, и другой на свободе.
– Лесток будет молчать, – уверенно сказал я. – Вот если завладеет документом, тогда да, беды не оберёшься. А касательно Сапежского – он не дурак. Ему болтать не с руки. Вон, даже на допросе у воеводы ничего не рассказал, а ведь ему досталось.
– И всё равно: зря мы Лестока живым отпустили. По сей час себя корю. Надо было пересилить нутро. Неважно, что потом хоть с тоски волком вой! Зато б одним государственным преступником меньше! – горячо произнёс предок.
– Погоди, Вань. Мы до него ещё доберёмся. Я на него конкретный зуб заимел ещё с первой встречи, а теперь таких зубов на три челюсти наберётся. Прижучим, дай срок! – уверенно заявил я. – А теперь айда ещё разок попаримся.
Чистые и довольные вернулись на постоялый двор. Там дожидался приготовленный ужин. Кормили тут просто и сытно. Плотно перекусив кашей с мясом, пирогами и киселём, легли спать. Утром Иван ускакал в Петербург, а я, проводив его, отправился в канцелярию воеводы.
Мысли мои были заняты предстоящей организацией поисков банды Сапежского. Прокручивая в голове все варианты, подошёл к дверям кабинета, мельком уловив сострадательный взгляд часового. Я ещё удивился: с чего такая жалость?
Внутри ждал неприятный сюрприз. Не успел я войти, как мне на грудь со слезами бросилась дама, в которой я не сразу опознал супругу Фёдора Прокопича. Я с трудом оторвал её от себя, почувствовав, что рубаху на мне теперь – хоть выжимай.
Надо было что-то делать. Я включил режим максимальной вежливости и участия, стал уговаривать:
– Полноте! К чему плакать! Слезами горю не поможешь. Бог милостив, сыщем мы вашего супруга.
Слова на короткое время подействовали, женщина перестала плакать, и я сумел разглядеть её получше.
Лицо было красным и опухшим, сразу видно, что всю ночь прорыдала.
Я кликнул секретаря, велел принести воды. Но прежде, чем тот явился с полным графином, она упала на колени, вцепилась в мою руку и, часто целуя, залепетала:
– Голубчик, заклинаю – спасите Федюнюшку мово! Я за тебя молиться до конца дней буду.
– Найдём! Обязательно найдём э…
– Марья Кирилловна.
– Вы главное не волнуйтесь, Марья Кирилловна. Раз Сапежский забрал вашего драгоценного супруга с собой, значит, тот ему нужен для какой-то цели.
– Выкуп затребует? – маленький рот женщины стал ещё меньше. – Пущай требует. Я на всё согласна.
– Правильно: жизнь и здоровье близкого человека – дороже всего на свете, – похвалил я, выдирая свою руку и поднимая женщину с колен.
После того, как у меня это получилось, она стала приводить себя в порядок: пригладила растрёпанные волосы (к счастью, в провинцию ещё не пришла мода на огромные причёски: корабли, замки и так далее), поправила складки парчовой юбки, стряхнула пыль.
– Вы, наверное, бог знает что обо мне подумали, когда застали меня в кабинете мужа! – без прежнего всхлипывания произнесла гостья.
– Я подумал, что вижу примерную жену, – заверил я. – Ваше беспокойство вполне естественно.
– У меня была ужасная ночь. Я несколько часов провела в нашей часовне. Молилась Господу, дабы тот даровал моему драгоценному супругу освобождение.
– Вы не только примерная жена, но и не менее примерная христианка. Заверяю вас, что со своей стороны мы тоже примем все необходимые меры.
Появился секретарь с графином. На всякий случай он принёс ещё и склянку с нюхательной солью, но я догадывался, что моя гостья куда крепче, чем можно подумать, и в обморок падать не собирается. Наоборот, после того как я дал ей надежду, она стала гораздо уверенней и спокойней. Теперь надо перевести всё в деловое русло. Собственно, теперь от Марьи Кирилловны зависело многое.
Секретарь вновь удалился, а я взял её за запястье:
– У меня будет к вам маленькая просьба.
– Просьба? – удивилась она. – Говорите, пожалуйста. Ради Феденьки я готова на всё.
– Многого я от вас не попрошу. Только одно: коли получите весточку с требованием выкупа, меня в известность поставьте, пожалуйста. Глядишь, по-иному всё сладится. И муж при вас останется, и разору не будет. Так оно лучше, как мне кажется.
– Лучше-то оно лучше, – задумчиво проговорила она. – А ну как проведает ирод, что я на сторону разболтала? Вдруг осерчает опосля? Так я ведь и Федюнюшку больше не увижу, – снова упала духом жена воеводы.
– Осерчает, – кивнул я. – Любой на его месте осерчал бы. Потому вы должны сделать всё так, чтобы ни одна собака не догадалась. Действуйте тишком, по уму. Есть у вас человек надёжный, на которого вы могли б положиться?
– Параська – бабка-шутиха. Надёжнее не бывает, – твёрдо сказала женщина.
– Вот пускай она чуть что и бежит ко мне. Меня сыскать не трудно будет.
– Думаете, получится? – метнула в меня взор незваная гостья.
– Получится, – уверенно заявил я.
