Глава 24
Мы налетели на имение Сапежских лихим кавалерийским наскоком. Солдаты спешились и моментально разбежались по деревне: им было не впервые учинять правёж и изыскивать недоимки. Со времён Петра Первого богатый опыт накопился.
Довольно быстро они согнали крестьян в одну кучу, оставив дома только немощных стариков и калек. Избы разом опустели. Люди были крайне перепуганы, шум и гам стоял такой, что уши закладывало. Я ловил на себе неприязненные взгляды, от которых невольно хотелось поёжиться. Но… слава богу, до решительных действий не доходило. Видать, крепко держал крестьян в своих руках Сапежский, даже мысли о бунте не возникало, хотя в других краях то и дело вспыхивали волнения, порой по весьма незначительному поводу. Особенно часто это происходило во время войны, когда населению приходилось тяжелее, чем обычно.
Имение всё ещё принадлежало фамилии Сапежских, хотя, скорее всего, после выполнения всех юридических формальностей (а это история долгая) его переведут в государственную собственность.
К нам подскочил бравый капрал:
– Вашскородие, всех, кто ходить может, собрали. Сапежского и людишек из банды его не нашли.
– Обыскивали тщательно?
– Обижаете, вашскородие. От нас даже муха б не улетела.
Я кивнул:
– Вижу. Благодарю за службу.
– Рад стараться, – вытянулся во фрунт он.
– Кто тут староста, ведаешь?
– Так точно. Дозволяете? – Дождавшись моего кивка, он выволок из толпы угрюмого бородача с косматыми бровями. – Это и есть тутошний староста, Акинфий.
– Всё так и есть? – спросил я.
– Лгать – Бога гневить. Правда сие: я староста, – Акинфий снял шапку, поклонился. – Пошто, господин хороший, народ согнал аки татарин какой?
– Раз согнал, значит, есть причина.
– Из-за барина, что ль?
– Из-за него. Был сегодня?
– Скрывать не стану, был. Токмо не верхом: на телеге его привезли всего изранетого. Встать не мог. Бабка-знахарка наша раны ему перевязала, травок и настоев всяких дала. Но то дело христианское. Какой-никакой, а всё барин.
– И ты ему помогал?
– А как же… должность такая. Надо сполнять. Других указаниев не имелось.
Он лукаво посмотрел на меня. Ну да, сомневаюсь, что кто-то мог предвидеть этот внезапный побег и заранее распорядиться о «встрече». Так что Акинфий в своём праве.
Я строго посмотрел на него и сказал:
– За это наказывать не стану.
Акинфий просиял. Я продолжил расспрос:
– Сколько с барином людей было?
– С дюжину наберётся. Они, как и вы, ещё приехать не успели, а уже по избам – шурх! Припас собрать, – Акинфий вздохнул. – Все анбары вымели.
– Так уж и все?
– Ну, кой-чего осталось. С голодухи не помрём, но и жирка не накопим.
– Заботливый, выходит, барин. Печётся о вас, – ехидно сказал я.
– Другого покуда нетути.
– Скажи, Акинфий, а пленника с собой у людишек твоего барина не было?
Старосте очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но после убедительного тычка в спину от капрала, он выдавил:
– Везли с собой кого-то в рогожу завёрнутого. Мы заперва думали, что упокойник, но супруга моя слыхала будто стон из под той рогожи идёт. Может, померещилось, конечно, баба она и есть баба.
Мы с Иваном обменялись взглядами. Очень похоже на то, что Сапежский прихватил с собой воеводу. Таскает с собой как… ну хотя бы как страховочку. Может, ещё и выкуп попросит.
– А уехал потом куда?
Акинфий ссутулился, сделался меньше ростом.
– Да тут почитай одна дорога всем беглым: в леса они уходят. Тут они заповедные, нехоженные. Ежели проводника серед нас искать начнёшь, наперёд говорю: не сыщется такой. Уж прости, сударь.
– А коли я награду высокую объявлю? – спросил я, глядя в его глубоко запавшие глаза.
– Твоё дело, господин хороший. Токмо мне ответ известен: никто не согласится. Боится народ по тамошнему лесу шастать. Давно отучен. Хотя попробуй, конечно, авось и найдётся какой дурак, но я б на него не положился.
Поняв, что большего от старосты не добиться, я отпустил его. Выхваченные из толпы наугад крестьяне подтвердили слова Акинфия: да, барина привозили, оказали ему помощь, помогли собрать припасы в дорогу, пленного не видели, но стоны от завёрнутого в рогожу человека слышала не только жена старосты (версия про заложника подтвердилась). Все как один уверили, что спустя короткое время отряд уехал в лес. Проводника мы не нашли, сколько бы ни сулили. Крестьяне и впрямь остерегались здешних чащоб и не соглашались ни на какие деньги.
Капрал предложил заставить силком, но я отказался: нарвёмся на местного Ивана Сусанина да сгинем.
Предыдущий проводник тоже опасливо пожимал плечами, уверял, что ни одна добрая душа туда не суётся, а коли злодеи рискнули, так нехай пропадают. Никто потом даже косточек их не сыщет. Разбойников понять можно, под ними сейчас земля горит, на любой риск пойдут, чтобы уйти от погони.
Я велел капралу отпустить людей, а мы тем временем устроили короткое совещание. В принципе, Иван – хороший следопыт, можно попытаться использовать его таланты. Да и среди драгун имелись опытные охотники, умеющие разбирать следы.
Мы двинулись к лесу. Надо сказать, что он впечатлял: это был воистину дремучий лес из сказок. Вершины деревьев до неба, мощные стволы – несколько человек нужно, чтобы обхватить, непролазный бурелом на каждом шагу: да тут как в джунглях: без мачете не пробиться.
Очень скоро мы обнаружили брошенные разбойниками телеги: на них было не проехать. Иван по следам определил, что разбойники спешились и вели коней за собой.
А потом… мы напоролись на болото и едва не утонули. Каким образом бандитам, да ещё с лошадьми, удалось здесь пройти, осталось загадкой. След был утерян, хотя Ваня чуть ли не с лупой всё исползал.
Раздосадованный капрал рвался дальше, сам чуть не утоп, мы его с трудом вытащили. Отчаянно матерясь, приняли единственно верное решение – возвращаться в город. Если разбойники выживут, мы ещё о них услышим и не раз.
Ещё на подходе к городу услышали колокольный набат: густой и тревожный. Солдаты сразу напряглись.
– Беда в городе приключилась, – заволновался капрал.
Его волнение передалось и нам. Мы погнали коней. Уже на заставе узнали причину переполоха: горела та самая ярмарка, на которой стоял наш торговый шалашик. Огонь грозил перекинуться на соседние дома. Погода была засушливая: дерево горело, как солома.
– Надо выручать, – крикнул я и пришпорил коня.
Ещё немного, и мы увидели, как над крышами домов вьётся дым и пылает огонь. Многие сразу закрестились.
Пожар есть пожар. Он всегда собирает много народа. К счастью, праздных не было, да и быть не могло. Случилась катастрофа, и в борьбу с ненасытным чудовищем вступил весь город. Бабы, мужики носились с ушатами, полными воды, ломами и баграми, спасая то, что можно спасти, не давая огню новой поживы.
Детвора гонялась за живностью (на ярмарке торговали и коровами, и овцами, а курей вообще не счесть), ловила и растаскивала по дворам. Гвалт стоял… ну, такой, как обычно на пожаре, когда все кричат одновременно и никто никого не слышит.
Не хватало самого главного – организатора. Без него тушение велось стихийно: люди бестолково метались то в одну сторону, то в другую, а пламя продолжало набирать силу. Ещё немного и… как бы не пришлось отстраивать городок заново. Прецедентов в истории полно.
Наш отряд сходу включился в тушение. Благодаря солдатам удалось выстроить народ в цепочку: черпать воду из ближнего пруда и передавать наполненные и пустые вёдра. Работа сразу пошла веселее. Мы с Иваном носились в гуще событий, покрикивая на нерасторопных, подменяя уставших, обессиленных «пожарных». Суматохи и бестолковщины стало меньше. Ярмарку, что называется, спасали всем миром.
Языки пламени вздымались к небу. Ветер, словно мехами, раздувал огонь, переливал пламя на деревянные строения и приносил клубы смрадного дыма. Пепел забивал нос и рот, на одежду и тело оседала копоть. Люди буквально почернели.
Я бросил взгляд на Ивана: к потному лбу прилипли волосы, под глазами синяки, щёки в саже, одежда изгваздана, под ногами грязная чёрная лужа. Судя по улыбке братца, я выглядел не лучше.
Мимо прогрохотали закопчённые брёвна: один из домов всё же хорошенько тронуло пламенем, его быстро разбирали, укрываясь от нестерпимого жара под войлочными щитами.
Что-то треснуло, будто распоротая материя, осыпалось, обдав нас волной раскалённого воздуха. Люди разбежались. Послышались щелчки, как от охотничьих патронов, брошенных в костёр. Помню, развлекался я так с дружками в далёком безоблачном детстве. Как нас тогда не поубивало, загадка.
К нам подбежала закутанная в огромный платок женщина, кроме глаз и случайно выбившейся пряди волос (некогда косу заплетать было?), ничего не видно, в руках огромный кувшин.
– Кваску хлебните, милые. Полегчает, – попросила она. – Тяжко ить вам приходится.
– Спасибо, матушка, – произнёс Иван с благодарностью, делая внушительный глоток.
Его кадык заходил вверх-вниз, по подбородку потекла струйка. У меня самого в горле пересохло.
– Держи, – он протянул мне кувшин.
Я с наслаждением принялся пить живительную влагу. Закончив, крякнул и вытер рукавом «усы».
– Будто снова родился! Низкий поклон тебе, сударушка.
– Это вам спасибо, родимые! Без ваших трудов одно б кострище осталось. Ой, не приведи Господь!
Охая и причитая, женщина ушла поить других «пожарных».
И всё же с пожаром справились. Огонь перестал бушевать, отступил, хотя и порядком измотал нас. Большая часть ярмарки была уничтожена. Развалин – и тех не осталось. Дотла сгорели амбары и амбарчики, деревянная галерея с торговыми рядами, сараи, что уж говорить о шалашиках. На соседних зданиях пострадала кровля, подпалило стропила и перегородки. Ущерб был огромный. Понятно, что со временем ярмарку отстроят заново, без неё никак, но обойдётся это в копеечку. Для небольшого Марфино – удар страшный. Оправляться от последствий не один год.
Убедившись, что худшее позади, люди начали разбредаться по домам.
К пепелищу потянулись разорённые хозяева. Их унылые фигуры отчётливо выделялись на чёрном фоне пожарища. Они ворошили пепел, разгребали завалы, что-то искали, без особой надежды на успех.
Подошёл капрал. Я не сразу его узнал: кафтан почернел, лицо в саже. Как здесь говорят – просто арап какой-то.
– Досмотр желаете учинить, покуда эти, – он кивнул на погорельцев, – совсем ничего не разворошили.
Я кивнул.
К нам присоединился сотский. Он тихо пояснял, иногда кашляя:
– Люди грят, всё началось с армянского анбара. Там полыхнуло, да так сильно, что всё, что рядом было, занялось. Никто и ахнуть не успел.
Капрал рявкнул:
– Как же ты, скотина такая, пожар допустил?! Кто тебя, раззяву, выбрал?!
Сотский поёжился, как от холода (хотя жар стоял словно в печке, порой из-под пепла пробивалось пламя, и его сразу же тушили песком или затаптывали).
– Мир меня выбрал. Ему и судить, коли в чём моя вина будет. А ежли про пожар говорить, так он не из-за недосмотра приключился. Петуха нам красного подпустили, вот и занялось.
– Говоришь, поджог был умышленный? – насупился Иван.
– Никаких сумнений. Подпалили ярманку.
– И свидетели есть?
– Имеются.
– Кто такие?
– Известно кто: мальчишки видели, как возле армянского анбара двое крутились… по виду от шибаев не отличить. Они подожгли, на сём крест поцелую, – сотский с готовностью схватился за шнурок от нательного крестика.
– Погоди, – отмахнулся я. – Мальчишек зови. Пусть подробней распишут.
Сорванцы оказались знакомыми: с их помощью мы возводили свой шалаш. Поначалу это их смутило, но после подзатыльника, отвешенного тяжёлой рукой капрала, мальцы разговорились. С их слов выходило, что возле амбара торчала парочка подозрительных типов, которые точно приехали не для того, чтобы торговать или покупать, да и на зевак не тянули. Было у них какое-то дело, которое желательно обстряпать без свидетелей.
Я сразу поверил пацанам: с их жизненным опытом поневоле станешь хорошим психологом. Порылся в карманах и протянул им медный пятак:
– Вот вам. А теперь ступайте к мамкам, пока они вас крапивой не выдрали.
Ребятне было любопытно, что творится на пепелище, но искушать судьбу они не стали.
Иван тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел запыхавшегося драгуна. Тоже чумазого, как трубочист.
– Ваше превосходительство, прошу за мной. Там нужда в вас есть.
Действительно, со стороны остатков армянского амбара кто-то призывно махал рукой.
– Веди, – приказал я.
Сотский хотел остаться, но я велел ему следовать за мной, и он угрюмо поплёлся позади.
Тянуло гарью, мы прятали лица под смоченными платками.
У армянского амбара уже собирался народ, преимущественно солдаты, все разом сняли шапки, и я уже начал догадываться почему. Завидев нас, люди расступились.
Сотский сразу мелко закрестился:
– Страх какой! Такую мученическую смерть приняли! Надо б их отпеть по обычаю, чай православные.
Голос его дрожал, зубы выбивали дробь.
– М-да, – без энтузиазма протянул я и тоже снял треуголку. – Упокой Господь их души!
Под тем, что прежде было амбаром, нашли сгоревшие тела армян: Вазгена Ашотовича и его телохранителя. Солдаты выволокли их на относительно чистое и ровное место.
Одежда истлела, трупы ещё дымились. Смотреть на обугленные лица было непросто, но мы с Иваном пересилили отвращение. Я тряхнул головой, отгоняя дурноту.
– Ужас-то какой, – снова заголосил сотский. Он обмяк и судорожно захрипел:
– Неделю таперича спать не буду. Можно я отойду, невмоготу мне.
– Ступай, – смилостивился я.
Сотский едва не побежал, я видел, что потом его тошнило.
– Некрепкий желудком оказался, – хмыкнул капрал, проводивший сотского взглядом.
– Ну, а ты как? Тебе не противно? – поинтересовался я.
– Дык я что, привычный. Всякого за службу насмотрелся. Меня жмуриком не напугать, – с достоинством ответил вояка.
Мы продолжили осмотр чёрных как смола тел, перевернув их на спину с помощью капрала и его солдат.
– Вот оно что, – задумчиво произнёс я. – Вань, сюда посмотри. Тебе это ничего не напоминает? По-моему, это запёкшийся след от удара ножом. Видишь?
– Где?
– Вот здесь! – показал я. – Присмотрись внимательно. Да тут сразу несколько ножевых ран. Орудовали словно мясники на бойне.
– Ты прав, Петя, – подтвердил моё подозрение брат. – Это следы от ножевых ударов.
– И что из этого следует?
– Всё очевидно: армяне не сгорели живьём. Сначала их закололи, трупы бросили здесь.
– А потом подожгли амбар, чтобы замести следы, – подхватил я. – Сдаётся мне, что это шайка Сапежского куролесила, мстила за своего атамана. Мы ведь его тут повязали. Наверное, решили, что по наводке армян.
– Похоже на то. Сорвались, гадёныши, с цепи, – горестно произнёс Иван. – Теперь их не остановишь.
– Особенно после того, как им удалось освободить своего главаря. Хотя, может, на время и утихомирятся, на дно уйдут зализывать раны. Мы ведь их порядком потрепали. Жаль только, что не всех, да и Фёдор Прокопич нам порядочную свинью подложил.
– На недельку-другую и впрямь залягут. Зато потом жди фейерверки. Весёлая жизнь предстоит здешнему обывателю, – хмуро добавил Иван.
Больше трупов на рынке не было. И покупатели, и продавцы успели убежать до того, как занялось, а потом влились в ряды пожарных. Зато пострадавших от ожогов хватало. Ими занимался городской лекарь, тот самый, что врачевал Сапежского.
Я подозвал его.
– Мне нужна ваша помощь. Не могли бы вы осмотреть эти трупы и сообщить, что могло стать причиной их смерти.
Он недоверчиво покосился на меня.
– Вы шутите? Тела были извлечены после пожара. По-моему, это отвечает на ваш вопрос.
– А вы всё же займитесь ими. Тут не всё так просто, как кажется.
– Коль вы настаиваете… – Он присел рядом с покойниками, а распрямившись, кивнул:
– Приношу свои извинения. Где мой ум?! Я с самого начала рассудил неправильно. Вы правы, пожар тут не при чём.
– Мы занесём ваше свидетельство в протокол, – сказал я.
– Конечно-конечно. Я вам зело благодарен за то, что вы помогли мне избежать ошибки.
Вызванный из канцелярии воеводы секретарь помог нам составить необходимые отчёты. Практически как доказанный факт в протокол было вписано, что убийство и поджог совершили люди из банды Сапежского.
Время близилось к вечеру.
– Надо себя в порядок привести. Давай скупнёмся, – предложил я Ивану.
– Дело говоришь, – согласился он.
Мы спустились к реке. Здесь хотя бы не пахло смрадом, ветер посвежел, раскачивал заросли камышей, гонял волны и листья, сорванные с растущей вдоль берега ивы.
Убедившись, что свидетелей нет, разделись. Я осторожно шагнул в воду. Она была тёплой как парное молоко. Дно покрывала речная галька. Не южный берег Крыма, но и так сойдёт. Почти курорт.
– Как водица? – спросил братишка, переступая грязными ногами по траве.
– Хороша! – крикнул я и мощными гребками поплыл к соседнему берегу, а потом где-то на середине лёг на спину и расслабился.
– Коли так… Эх, берегись! – Иван с шумом и брызгами кинулся в воду, нырнул и пробкой выскочил возле меня.
– Я у себя в деревне лучшим ныряльщиком был. Знаешь, сколько раков собирал? – похвастался он. – Вёдрами потом с отцом варили.
– Я раков чего-то не очень. Вот от картошки б жареной точно не отказался. Плохо, что у вас она пока продукт дефицитный.
– Какой?
– Редкий.
– Вернёмся в Петербург, я тебя свожу в одну таверну. Там твои земляные яблоки готовят.
– Договорились. Сколько б там блюда из картошки ни стоили, на любую цену согласен, – сказал я.
Искупавшись, мы прополоскали одежду, чтобы она хотя бы немного очистилась и перестала пахнуть. На постоялом дворе договоримся, чтобы её постирали: прачки всегда рады лишней копейке.
Когда вылезли из реки, немного погрелись под ласковым солнышком, а потом снова облачились в мокрые, а потому изрядно потяжелевшие тряпки. Метод проверенный, так они быстрее просохнут. Когда служил в армии, неоднократно сушился этим способом.
Желудок напомнил о себе глухим ворчанием. За всей приключившейся беготнёй я совершенно забыл, когда ел в последний раз. Ваня проголодался не меньше моего.
– Двигаем на постоялый двор? – предложил я.
– Ждал, когда ты об этом скажешь. С удовольствием наверну горшочек щей, да и от каши не откажусь, – сообщил братец.
