Ночью 5 августа Байрон Авалос объявил своего отца погибшим, но уже 13 октября, всего через несколько минут после полуночи, он стал свидетелем того, как тот восстал из жерла беснующейся горы. Под объективами десятков телекамер Байрон расплакался навзрыд. Первая леди Чили, стоявшая рядом, попыталась утешить мальчугана. Флоренсио Авалос вышел из капсулы и заключил в крепкие молчаливые объятия жену и сына, после чего пожал руку президенту, министру Голборну и другим руководителям спасательной операции. Пока сотни репортеров со всего мира, напряженно наблюдавшие за происходящим, захлебываясь словами, комментировали операцию, разворачивающуюся у них на глазах, вокруг самой капсулы царила мертвая сверхъестественная тишина – особенно в сравнении с представлением, которое разыграется здесь часом позже, когда на поверхность поднимется Марио Сепульведа. Крики мужчины с сердцем собаки стали слышны еще за двадцать метров до поверхности.

– Vamos! – испустил он дикий первобытный вопль, пробившийся на волю из-под крышки цилиндра, едва тот вынырнул из устья скважины. – Vamos! – заорал он вновь, отчего спасатели и жена рассмеялись, а когда «Феникс» целиком показался из шахты, испустил волчий вой, рассмешив присутствующих еще сильнее.

Дверца капсулы распахнулась, и Марио, наспех обняв жену, наклонился и потянулся за сумкой, которую привез с собой снизу. Подхватив ее с пола, он принялся раздавать серо-стальные камни с отметки 90 в качестве сувениров министру Голборну, руководителям спасательной операции и президенту Пиньере, а потом, сорвав с головы каску, поклонился, словно рыцарь из старинных романов, Первой леди. Мгновением позже он уже обнимался с рабочими спасательной бригады, крича Huevòn! А потом первым затянул речевку «Mineros de Chile!», которую подхватили остальные, вскинув руки над головой энергичным жестом, пока один из рабочих не остановил его и не попросил снять экипировку – в конце концов, там, внизу, еще оставались люди, которые ждут своей очереди. Наконец Марио уложили на носилки и отнесли в соседний медпункт, откуда его (как и всех его товарищей) вертолетами должны были доставить в больницу Копьяпо.

Третьим на поверхность вышел Хуан Ильянес, за которым последовал Карлос Мамани, которого наверху приветствовал президент Чили, а немного погодя, уже в больнице, – президент Боливии Эво Моралес. Следующим подошла очередь самого молодого – Джимми Санчеса, которого встретил отец, а потом из скважины появились Осман Арайя, возглавлявший общие моления, и Хосе Охеда, создатель знаменитого мема «Los 33». Клаудио Янес, ослабевший настолько, что был похож на молодого жеребенка, вышел из капсулы, подставил точеные черты заострившегося лица неяркому утреннему солнцу и, заключив в объятия свою подругу и мать своих детей, закружил ее на месте. Следом показался Марио Гомес, водитель грузовика, вернувшийся в шахту ради нескольких лишних песо за внеочередной рейс и который настоял на том, чтобы его оставили в покое, пока он не вознесет благодарственную молитву, стоя на коленях перед капсулой. С появлением десятого шахтера солнце окончательно разогнало предутренний туман, и мужчины и женщины, стоящие у устья скважины, дружным хором обратились к Алексу Веге: «Надень очки!» Одно время Алекс побаивался, что лишится зрения после темноты рудника, но теперь, оказывается, он должен беречься ослепительного солнечного света, и он послушно опустил на глаза очки, когда капсула вынырнула из-под земли. Его жена Джессика, столь неосмотрительно отказавшаяся поцеловать его на прощание 5 августа, сейчас заключила его в объятия и расцеловала с кинематографической страстностью, исполненной такой тоски и сожаления, что люди вокруг перестали хлопать в ладоши и в наступившей тишине стали отчетливо слышны рыдания и всхлипы Джессики.

– Не плачь, – обратился к ней Алекс. No llorís. – Все уже кончилось.

Следующим на поверхность вышел Хорхе Галлегильос, за которым последовал Эдисон Пенья, выпрыгнувший из капсулы со словами: «Спасибо вам за то, что верили, что мы живы. Спасибо вам большое». Он повторил эти слова еще несколько раз, даже попав в объятия женщины, которая предложила ему жениться на ней (чего он так и не сделал). Некоторое время спустя из Мемфиса пришли известия о том, что Эдисона пригласили в Грейсленд. Карлоса Барриоса, принявшего участие в нескольких экспедициях в поисках выхода из рудника, встретил рыдающий отец.

– Успокойся, па, тише, – попросил его Карлос.

Затем капсула доставила наверх Виктора «Поэта» Замору. Психолог Итурра сдержал данное ему обещание и назначил его сына Артуро «младшим спасателем», так что мальчик по праву надел белую каску, украшенную спереди надписью «Карабинеры». В отличие от остальных детей, ему позволено было подойти к капсуле и помочь открыть ее. Вскоре после полудня с драгоценным дневником под мышкой появился Виктор Сеговия, за которым последовали высокий и скромный водитель грузовика Даниэль Эррера и Омар Рейгадас, человек, который принес свет на дно рудника. Восемнадцатыми и девятнадцатыми по счету стали двоюродные братья Эстебан и Пабло «Кот» Рохасы (последний пропустил похороны отца). Уже далеко за полдень из капсулы вышел Дарио Сеговия. Его сестры Марии, мэра «Эсперансы», не оказалось рядом (она осталась в палаточном лагере), и вместо нее Дарио приветствовала его жена, Джессика Чилла. Сначала она охватила лицо мужчины ладонями, а потом ощупала всего, что проделает еще несколько раз в больнице, словно не веря, что он стоит перед нею целый и невредимый. «Я хотела убедиться, что он жив и здоров, – сказала она. – Не думаю, что он отдавал себе отчет в происходящем, потому что очень нервничал». Магическое и сюрреалистическое ощущение того, что она стала свидетелем рождения мужчины средних лет, окрасило в теплые тона первые часы пребывания Дарио с нею. «Казалось, он снова начинал жить, о чем уже и мечтать не смел», – вспоминала Джессика.

Приближаясь к выходу из скважины, Йонни Барриос уже слышал крики:

– Доктор! Доктор!

Поначалу он даже не заметил свою подругу, Сюзану Валенсуэлу, но она была там, стояла рядом с министром горнодобывающей промышленности. Этому предшествовали несколько дней семейной драмы, причем несколько сцен разыгрались перед представителями средств массовой информации. Во время последнего сеанса видеосвязи Йонни попросил Сюзану не беспокоиться, дескать, он приложит все усилия, чтобы именно она встречала его на поверхности. Он пообещал, что будет вести себя, как Тарзан, владыка джунглей: он заговорит, и животные будут покорно внимать ему, а потом сделают так, как он велел. Йонни сдержал слово. Спасатели сообщили официальной, но брошенной жене Марте Салинас, что Йонни хочет предоставить честь встречи своей нынешней подруге, с которой живет. И Марте осталось лишь делать заявления для прессы, оплакивая выбор мужа:

– Она встретит его, как полагается… Что ж, я рада за него.

В утро освобождения Йонни Сюзана закончила жарить рыбу на кухне, переоделась в чистое платье и в сопровождении полицейского эскорта прибыла на рудник.

Сюзана смотрела, как изрядно похудевший Йонни шагнул на землю из спасательной капсулы. Он как раз снимал с себя ремни безопасности, стоя к ней спиной, когда она негромко окликнула его:

– Привет, Тарзан.

Самуэль «Си-Ди» Авалос вышел из шахты двадцать вторым. За ним последовал Карлос Бугеньо. Потом подошла очередь Хосе Энрикеса, Пастора, которого приветствовала его жена, Бланка Эттиз Берриос, с которой он прожил в браке тридцать три года. День клонился к вечеру, и повсюду легли длинные тени, когда наверх выбрался брат Флоренсио – Ренан Авалос, а следом за ним появился и Клаудио Акунья, вышедший из капсулы под громкий плач своей новорожденной дочери. Вслед за ним на твердую землю ступил Франклин Лобос, бывший футболист, и обнял свою двадцатипятилетнюю дочь, слезы которой помогли привлечь к спасательной операции федеральное правительство. Она протянула ему мяч, на котором поставили подписи все члены семьи, и Франклин несколько мгновений жонглировал им. На площадку опустилась ночь, когда из жерла скважины появились последние шахтеры: Ричард Вильярроэль, решивший, что не позволит своему сыну вырасти безотцовщиной, как он сам; Хуан Карлос Агилар, старший бригады механиков; Рауль Бустос, человек из Талькахуано, и Педро Кортес, который отметил, как сладок и свеж воздух на площадке. Тридцать вторым по счету из рудника вышел Ариель Тикона, которому предстояло подождать немного, прежде чем увидеть свою новорожденную дочь. Последним из всего состава смены А вышел Луис Урсуа. Пятого августа именно он спустился в самые глубины обрушившегося рудника, дабы убедиться, что все его люди целы и невредимы, и сегодня он не стал нарушать раз и навсегда заведенный ритуал: он покинул рудник только после того, как снаружи оказались все его рабочие. Его появление наверху сопровождалось воем сирен и ревом клаксонов, эхо которых еще долго гуляло по окрестностям. Луиса обнял сначала сын, а потом президент, и шахтер заговорил с Пиньерой негромким, утомленным голосом, который силились уловить расставленные поблизости микрофоны.

– В качестве jefe я передаю вахту вам, – сообщил он президенту.

– Как и полагается настоящему jefe, – согласно кивнул тот.

На этом публичное действо, посвященное освобождению тридцати трех человек смены А рудника «Сан-Хосе» из подземной неволи, завершилось.

Внизу, на шахте, еще оставался спасатель Мануэль Гонсалес. Когда к нему опустилась капсула «Феникс», чтобы забрать его, он повернулся к видеокамере, которая по-прежнему фиксировала все происходящее, и отвесил ей поклон. Гонсалес вошел в аппарат и поехал наверх, где его встретил президент Пиньера. Президент же помог накрыть стальным люком ствол шахты «плана Б» и произнес речь, в которой воздал должное мужеству шахтеров и спасателей.

– Сегодня Чили – совсем не та страна, что была шестьдесят девять дней назад, – сказал он. – И шахтеры – совсем не те люди, что угодили в подземную ловушку пятого августа. Они вышли оттуда сильнее, чем были, преподав нам всем урок… Сегодня Чили объединилась и стала сильнее, чем прежде. – В тот момент президент Пиньера достиг пика своей популярности, повторить который ему было уже не суждено.

В лагере «Эсперанса» начались сборы: несколько тысяч журналистов, спасателей и родственников шахтеров готовились к отъезду. Как по мановению волшебной палочки, одна за другой исчезли палатки, школа, кухни и даже флаги. Рудник начал обретать прежний вид пустынной археологической площадки, пока Мария «Мэр» Сеговия вместе с остальными родственниками шахтера Дарио Сеговии проверяли, не забыли ли они чего, и наводили после себя порядок. «Мы уехали оттуда последними, когда там уже никого не оставалось», – сказала Мария. Если не считать, разумеется, нескольких полицейских, которым предстояло охранять опустевшую собственность. В четыре часа пополудни на семьдесят четвертый день «…мы свернули лагерь». Дарио же поначалу угодил в больницу в Копьяпо, а потом никак не мог оторваться от семьи, и Мария решила, что предоставит ему время разобраться с собственной жизнью, а сама села на автобус в Антофагасту, даже не повидавшись с братом, освободить которого старалась на протяжении целых десяти недель: «Я была счастлива, уезжая из лагеря, потому что мы победили, мы выиграли его жизнь, но мне было и грустно оттого, что я не повидалась с ним. Это грызло меня изнутри, отравляя радость». В последующие недели Мария вновь начала продавать пирожки и пирожные на пляже, развозя их на тележке под палящим солнцем, а дома смотрела по телевизору, как Дарио превратился в настоящего «магната», путешествуя по миру и принимая почести. Они разговаривали по телефону, но прошел целый год, а брат с сестрой так и не увиделись друг с другом. Но однажды Мария все-таки получила от него письмо. Оно начиналось словами: «…я горжусь вами, мадам мэр».