65
Могилевский дал честное слово держать рот на замке. За это Ванзаров обещал ему снисхождение при скором общении с полицией, а Лебедев – прочитать популярную лекцию о последних открытиях криминалистики. Что для любителя криминальных романов поистине бесценно. Доктору было разрешено остаться у себя. Но запереться и никого не подпускать.
– С кого начнем? – спросил Лебедев.
– Заглянем к вашим старым друзьям, – предложил Ванзаров.
Аполлон Григорьевич был только рад.
Стрепетовы не открывали так долго, что Ванзаров обещал сломать дверь. Наконец изнутри номера послышалось шуршание, створка приоткрылась. Муж, Стрепетов, только раскрыл рот, чтоб рассказать о нездоровье супруги. Трудиться ему не пришлось. Ванзаров отодвинул его с прохода и вежливо пропустил вперед Лебедева.
– Привел вам преданного зрителя, – сказал он, заходя следом. – Что-то прохладно у вас. Наверно, пробовали бежать через окно? Довольно глупо. В платье по сугробам далеко не убежишь.
– С чего вы взяли? Никуда бежать мы не намерены… – Мадам Стрепетова хотела выглядеть уверенно.
– Вас без костюмов не узнать! – сказал Лебедев, помахивая ладошкой. – Дуэт «Экспрессия» без перьев – как это мило!
– На это и был расчет, – сказал Ванзаров. – Видя актера на сцене, в жизни узнать его трудно. Чем ярче сценический костюм, тем вернее маскировка скучного обывателя. И грим не нужен.
Стрепетов был подавлен окончательно. Сев на кровать, схватился руками за голову и тихо застонал. Супруга была покрепче.
– Не понимаю, в чем нас обвиняют? – сказала она. – Разве мы совершили какое-то преступление?
– Соучастие в убийстве карается не менее строго.
– Мы ничего не делали, господин Ванзаров! Назовите, чем мы провинились?
– Сказка про призрак мистера Маверика, показательная ссора с барышней Марго, – ответила он. – Разве этого мало?
– И что такого?
– В кругах столичных жуликов такая роль называется «подводящий». Свой человек, который сам не участвует в преступлении, но помогает преступнику тем, что закрывает жертве возможность выбора поведения. Заманивает в ловушку. Не так ли, Аполлон Григорьевич?
Лебедев выразил полное согласие.
– Лучше б вы перьями трясли, честное слово, – сказал он. – А я все гадал: с чего вдруг на афише замена вашего номера появилась?
Госпожа Стрепетова оказалась крепким орешком.
– Вы ничего не докажете! – заявила она.
– Ничего не собираюсь доказывать, – ответил Ванзаров. – Вас полиция будет допрашивать, задержат до выяснения, так что вашей карьере конец. Даже если выкрутитесь. Кто пустит на священную театральную сцену вероятных преступников?
– Никто! – согласился Лебедев. – Лично об этом позабочусь…
– Вы не имеете права… – Стрепетова держалась из последних сил.
– А господин Лебедев закон нарушать не будет. Шепнет кому надо, и гастроли в Иркутск и Оренбург вам обеспечены. Ближе к столицам все равно не подпустят…
Мадам Стрепетова еще хотела что-то заявить, но губка ее задрожала и она зажала рот платочком. Сейчас женские слезы были бессильны. Ванзаров не заметил их.
Зато Стрепетов выкинул белый флаг.
– Мы можем договориться?
– Это зависит от вашей откровенности, – сказал Ванзаров.
– Да, конечно… – Он был готов на все.
– Только одни вопрос: кто вас нанял?
Стрепетов глянул на жену. Нина Васильевна не справлялась со слезами.
– Мы не знаем, – ответил он. И поторопился добавить: – Поверьте, это чистая правда…
Дело оказалось вот в чем. Несколько дней назад супруги получили щедрое предложение. Ангажемент состоял в том, чтобы сыграть обычных людей в обстановке сестрорецкого «Курорта». Для этого – полный гардероб для мужа и жены и щедрый аванс. Полный расчет после возвращения в столицу. Послание они получали с курьером. Согласием должен был стать букет роз на окне – условленный знак. Предложенных денег не заработать и за три года. Риска никакого, Стрепетова выставила вазу с розами. На следующее утро тот же курьер принес другое письмо. Супругам следовало прибыть в заранее снятый номер гостиницы «Версаль», где было приготовлено все для их поездки. Включая одежду, билеты на утренний поезд и чек аванса. Письма следовало сжечь перед отъездом. Что они исполнили без сомнений.
– Роли вам подробно расписали? – спросил Ванзаров.
– Лучше не придумать, как в пьесе, – ответил Стрепетов. – Так и шли по-написанному. Только вот четвертый конверт стал сюрпризом…
– Тут играть нельзя, тут надо верить в свою смерть.
– Мы все же надеемся, что актеров не отравят…
– Зря! – сказал Лебедев со злорадной улыбкой.
Стрепетова зарыдала в голос. Муж не мог ее утешить, сам еле держался.
– Как же так… Зачем же нас… – проговорил он.
– Что в ваших ролях про меня было написано? – спросил Ванзаров.
– Про вас там ничего не было. Нине полагалось сказать про призрак, если ее спросят.
– Значит, вы знали, что старушка Лилия Карловна и Веронин будут убиты.
– Нет, не знали! Клянусь вам! – Стрепетов готов был душу наизнанку вывернуть, чтоб ему поверили.
– Верится с трудом…
– Там ведь как было написано: когда мадам Дворжецкая пойдет на процедуру, Нине надо было увязаться за ней, сесть в очередь. А мне – когда Веронин пойдет на ингаляцию. Кто же знал, что у них слабое здоровье…
– А про мистера Маверика?
– И того проще: сказано было не лезть ни во что…
– Как вам, Аполлон Григорьевич, пьеса?
– Это похлеще танцев в перьях будет! – сказал Лебедев. – Не дам им за это противоядия. Пусть умрут в муках.
– Будьте милосердны… – Стрепетов бухнулся на колени. – Пощадите…
Это было совершенно недопустимо. Ванзаров потребовал немедленно прекратить дурной спектакль. Криминалист тоже получил свой осуждающий взгляд: нельзя так шутить над актерами, они же, как дети, во все верят.
– Господин Стрепетов, разве не узнали вашего загадочного курьера? – спросил Ванзаров.
– Да как его узнаешь… – Муж хлюпал носом и утирал слезы, не хуже жены. – Закутан в бекешу, весь в снегу. Нос один торчит…
– С прыщом.
– Именно так…
– Прошу не покидать номер до моего распоряжения, – сказал Ванзаров и, не прощаясь, вышел. Он не стал поддаваться мольбам «что же с нами будет», предоставив Лебедеву пригрозить пальцем.
– Вот ведь жулики в перьях! – сказал он, когда дверь в номер закрылась. – Жалько их, денег хотели заработать. Актеры ведь.
– На жалость времени не осталось. Пора нам познакомиться с курьером и его прыщавым носом… – сказал Ванзаров и саданул кулаком в дверь. – Лотошкин, откройте…
Створка немного приоткрылась и встала, во что-то уткнувшись. В щель потянуло сквозняком. Чтобы открыть, пришлось надавить.
Номер промерз. Окно, неплотно притворенное, раскрылось, впуская мороз. В комнате никого не было. Если не считать тела, лежащего ничком. Лебедев потребовал не мешать. Тронул пульс на горле, приоткрыл веко.
– Жив, сильный обморок…
– Сбежал ваш актер, Аполлон Григорьевич… – сказал Ванзаров. – Вещи бросил и сбежал. Ничего, в снегу далеко не убежит.
С пола послышался тяжкий стон. Францевич сидел, свесив голову. Он морщился от пузырька, который Лебедев совал ему под нос. Издалека запах был ужасающий. Ротмистр, ощутив его вблизи, пришел в себя. Потрогал затылок и опять застонал.
– Сзади напали? – спросил Ванзаров.
– Угодил в ловушку, – ответил Францевич, морщась, досталось ему основательно. – Услышал, что окно открывает, рама с треском поддавалась, потребовал открыть, меня впустили, ну и тут… Как в темноту провалился.
– Подняться сможете?
Не без помощи Лебедева ротмистр встал, его пошатывало. Но от дальнейшей помощи отказался: для офицера корпуса жандармов удар по голове – пустяк. И говорить не о чем.
– У входа караулить буду, – сказал он, все же придерживаясь за стену. – Оружие при мне.
Действительно, преступник не покусился на револьвер. Что в его положении было опрометчиво.
– Аполлон Григорьевич, пакуйте саквояж, – последовал приказ.
– Куда прикажите?
– В погоню, естественно, – сказал Ванзаров и показал пример, как должен бегать частный сыщик. Или чиновник сыска в отставке. Кому как нравится.
