61
Полководцу слабейшей армии легче выбирать атаку, если он умен. Напав первым, он может выиграть бой. Для этого ему нужна не храбрость, не отчаяние и даже не мечта умереть, сражаясь, и обрести славу. Полководец должен точно знать того, кто стоит во главе вражеской армады. Как противник поведет себя. Тогда на успех шанс есть. Так же игрок в покер. Не имея на руках ничего и блефуя, он может заставить слабого духом соперника, повадки которого изучил, бросить выигрышные карты. И сорвать банк. Или хоть выиграть сдачу.
Армии у Ванзарова не было, карты на руках – слабейшие. С таким набором нечего думать о победе. Но о чем же еще думать? Он знал, что сейчас есть всего один шанс, и этот шанс надо использовать так, чтобы выбить противника из привычной колеи. Пока Ванзаров отставал на шаг и больше. Пока его вели на невидимом поводке. Если сбросить его, сломать игру, создать ситуацию, которую невозможно просчитать, убийца вынужден будет менять план на ходу. А это – всегда разрушительно. Подготовка плана была долгой и тщательной. Просчитаны все ходы. Решения выбраны оптимальные. Для этого использован простой механизм: знание характера человека приводит к предсказанию его поступков. Пока это дало блестящий результат. Осталось совсем немного, чтобы получить желаемое. Вот тут-то самое время преподнести маленький сюрприз.
Ванзаров обошел все номера в пансионе, требуя немедленно собраться в курзале. Люди, уставшие от ожидания смерти, слушались безропотно. Лотошкин и Меркумов не смели задавать вопросы. Навлоцкий и подавно смотрел в пол. Супруги Стрепетовы были послушны исключительно. Месье бельгиец любезно изъявил согласие. Даже Игнатьев не смел перечить обреченному юноше. Он только вздыхал и тер покрасневшие глаза. Марго держала под руку тетушку, утешая ее, вместо того чтобы самой искать утешение. С ней Ванзаров держался подчеркнуто официально, если не сказать холодно.
Из пансиона гости двигались гуськом. Сумерки сгущались.
Гостиную было не узнать. Францевич слишком рьяно подошел к кадкам с пальмами. Горы земли под окнами были тщательно перерыты. Увидев разгром, Могилевский поначалу схватился за голову, но какая, в сущности, разница: когда начальство увидит все это, он будет довольно далеко от этого мира. Не о чем жалеть.
Собравшимся было предложено занимать любые места, какие душе угодно. В комнате установилась тишина. Ванзаров позволил себе немного потянуть паузу и вынул карманные часы.
– Время наше истекает, – сказал он, захлопывая крышку. – По моему хронометру осталось менее двадцати часов, как яд убьет всех.
– Не стоило об этом напоминать, – из угла подал голос Навлоцкий.
– Среди нас уже нет господина Веронина, – не замечая, продолжил он. – Его организм оказался слишком слаб, чтобы долго противостоять яду. А все карточная игра…
– Нельзя ли к делу! – крикнул Францевич. Вид его был печален: на руках, лице и одежде сырая земля оставила густые следы.
– Молчать! – рявкнул Ванзаров начальственным рыком, каким любили баловаться генералы. Эффект удался, никто не смел пикнуть. Он продолжил: – Ситуация целиком критическая – трое гостей уже мертвы. Предполагается умерщвление прочих. Исходя из вышеперечисленных обстоятельств, властью градоначальника Санкт-Петербурга на территории санатория «Курорт», а также в прилегающих окрестностях вводится особое управление. Особое управление осуществляется силами сыскной столичной полиции в моем лице. Правила особого управления… Первое: любые передвижения по территории санатория без моего личного разрешения запрещены. Второе: покидать курзал или номера в пансионе без подробного описания причины и моего сопровождения запрещено. Третье: о любой попытке кого-либо из находящихся здесь лиц покинуть санаторий я должен быть извещен незамедлительно. Четвертое: все лица, находящиеся здесь, российского и любого другого подданства, объявляются подозреваемыми и помещаются под домашний арест. Нарушение правил домашнего ареста карается тюремным заключением до одного месяца…
– Месье, что говорит этот господин? – тихонько спросил Пуйрот.
– Он считает всех убийцами, и потому мы теперь под арестом, – ответил Францевич и добавил: – …пока под домашним. Но это пока смерть не разлучит нас.
Бельгиец был чрезвычайно доволен.
– Как это мило…
– То ли еще будет, – согласился ротмистр. – Повадки этого господина хорошо известны…
– Какова же его репутация, месье?
– Вам лучше не знать, месье, поверьте…
Вежливость не позволила Пуйроту настаивать.
– Пятое… – продолжал Ванзаров. – Приготовить и иметь при себе паспорта для установления личности… Особое управление вводится после его оглашения, то есть немедленно, и будет сохранено сколько потребуется…
– Ненадолго, значит… – с вызовом сказал Навлоцкий. – Пока мы все не подохнем.
Он искал поддержки, но ее не было. Гости были оглушены, переживая каждый по-своему. Игнатьев закрыл лицо ладонью, вжал плечи и сразу стал маленьким усталым старичком. Меркумов почесывал бритый затылок, поглядывал по сторонам, не находя, с кем разделить удивление. Лотошкин держал достоинство, но испуг его был заметен. Стрепетова спрятала лицо на груди мужа, который имел вид далеко не геройский. Могилевский, кажется, лишился дара речи. Марго Ванзаров старательно избегал.
– Сыскная полиция приложит все силы, чтобы не допустить подобного развития ситуации, – заявил он. – Для этого предприняты необходимые меры. Мне удалось передать сообщение в Департамент полиции. К нам уже пробивается через снежные заносы сводный отряд роты полиции и лучших докторов. Завтра утром они будут здесь. Каждому будет оказана необходимая помощь, полиция никому не даст умереть просто так. Впрочем, следственные действия не будут остановлены. Каждый из вас будет тщательно допрошен, проверена его личность. После чего убийца всех лиц будет установлен и понесет заслуженное наказание… Это я вам всенепременно обещаю, господа.
– Разве Веронина и старуху убили? – спросил Навлоцкий в некотором недоумении.
– Это стало причиной введения особого управления. Господа, всем ли достаточно ясно, что передвижения ваши ограничены и вы под арестом?
– Меня это тоже касается? – крикнул Францевич.
– Сыскная полиция рассчитывает на помощь корпуса жандармов, – последовал ответ. – Ротмистр, вы готовы исполнить долг офицера?
Спусковой крючок был нажат. Францевич подскочил и одернул тужурку.
– Так точно! – гаркнул он преданно.
– Тогда прошу взять под контроль выход из гостиной, – Ванзаров протянул ему рукояткой револьвер. – До моего возращения всем оставаться на месте. Ясно, ротмистр?
Францевич с удовольствием принял оружие.
– Будет исполнено! – отрапортовал он. – А вы куда?
– Отлучусь на несколько минут…
Разыграв партию, Ванзаров не мог отделаться от странного чувства: ему казалось, что с залива доносится лай ездовых собак. Было это настолько невероятно, что требовало немедленного разбирательства. Он спустился с террасы курзала к берегу.
В сером мареве вечера из глубины залива что-то быстро приближалось. Лай становился отчетливей. Стали различимы фигуры. Ездоки ехали, стоя на санях, отдаленно похожих на финские. Их тащила упряжка собак, рвавших постромки под длинным кнутом. Настоящие самоедские лайки бежали споро. Сани мчались так быстро, что у Ванзарова не было времени подготовиться к сюрпризу. Сделав красивый вираж, сани лихо затормозили. Погонщик зычно гыкнул, псы, вертясь и лая, прилегли на снег. А с подножки соскочил громадный господин, замотанный шарфом. В руке он держал саквояж желтой кожи.
– Видали?! – восторженно крикнул он. – Эскимосские нарты – настоящее чудо! Я первым в столице прокатился!
– Аполлон Григорьевич, как… – только и смог выдавить Ванзаров. Сказать он хотел многое: человек, который был нужен ему именно сейчас, нужен больше всего, стоял перед ним и разматывал шарф. Не иначе волшебным ветром занесло.
– Извозчики-подлецы отказываются по льду ехать, – продолжал тот, как ни в чем не бывало. – Говорят: лед тонкий, за сто рублей жизнью рисковать не будем. Только за двести. Чтоб я заплатил извозчику двести рублей?! Да не бывать такому…
– А зачем по льду ехать?
– Так ведь занесло все снегом, дороги сюда непроездные. Даже поезд отменили. Буря погуляла знатно.
– Какая чудесная новость, – сказал Ванзаров. Как видно, мысль действительно имеет материальную силу. Порой…
Лебедев спохватился.
– Знакомьтесь, мой добрый приятель Невельский, – представил он возничего, закутанного в длинную меховую накидку, лицо которого скрывала шапка с прорезью. – Отличный ученый, изучает Север и Лапландию, вот привез настоящие нарты… Разве не чудо, Ванзаров?
Нельзя было не согласиться: чудо, и еще какое.
Невельский торопился назад, в столицу, до темноты. Кнут щелкнул, лайки вскочили и стрелой унесли нарты в белое безмолвие.
Аполлон Григорьевич был доволен произведенным впечатлением.
– Ну как, много трупов раскопали?
– Почему вы решили, что есть трупы?
– От вас только и жди подарков, – Лебедев помахал саквояжем. – Мое добро всегда со мной. Вестей не подаете, место – жуткое. Пришлось мчать к вам на выручку.
– Если б вы знали, как мне вас не хватало… – И тут Ванзаров позволил себе редкую слабость: они обнялись. Аполлон Григорьевич был растроган почти что до слез. Счастье его длилось недолго. Ванзаров не любил нежности с мужчинами.
– Висим на волоске, – сказал он. – Сыграете моим козырем в рукаве… Идемте…
С ним Лебедев готов был играть кого угодно… Так соскучился.
