38

Игнатьев дергал дверь отчаянно. Стекла звенели, створка держалась на замке.

– Что такое? Что за безобразие – запирать пансион?!

Возмущению его не было предела. Даже мороз и светлое утро не могли ни остудить, ни порадовать его. Он был строг и сосредоточен, как будто предстояла ему тяжкая и неприятная миссия.

– Владимир Петрович, позвольте помочь…

Нотариус обернулся и отступил молча. Он явно был не в том настроении, чтобы размениваться на разговор.

Ванзаров вставил ключ, провернул и распахнул створку перед ним. Его окатили взглядом: «Что это значит?»

– Место пустынное, люди лихие бродят, закрыл от греха, – Ванзаров изобразил мягкую и наивную улыбку. Действия она не возымела. Игнатьев прошел мимо него, почти взбежал по лестнице и громко заперся на замок. Что было к лучшему.

Створка без петель легла на вторую половину. Проход был свободен. В номере ничего не изменилось с прошедшего вечера. Иначе это было бы совсем волшебством. Первым делом Ванзаров поднял стакан с вечерним чаем. Без великого Лебедева и его тем более великих научных методов он мог лишь оценить запах. Пахло в самом деле травами. Было ли что-то в стакане, кроме трав, узнать невозможно. Попробовать на язык и посмотреть, что будет? Многие сильные яды не обладают вкусом. А маленькой капельки хватит, чтобы тело, натертое свежим снегом, стало бездыханным. Кто тогда установит истину и найдет убийцу? Стакан вернулся на место. Кроме него, в номере было чем заняться.

В платяном шкафу оказалось неожиданно пусто. Все свободное место занимала соболиная шуба. Камердинер Лотошкин оказался столь ленив, что не удосужился развесить вещи. Каких оказалось шесть полновесных чемоданов и маленький сундучок. Ванзаров начал с него.

Внутри нашлись жестяные банки фабричного производства, в которых хранились сухие травы. Он перенюхал каждую банку. Этикетки на английском языке не врали: ромашка, мята и душица были там, где им полагается. Кроме засохших растений, в сундучке хранились вещи путешественника, привыкшего к комфорту: серебряные приборы, сахарница, молочник, щипчики для рафинада и прочая мелочь, которая говорит об избалованных привычках.

Чемоданы оказались доверху набиты вещами. Ванзаров изучил ярлычки. Все они были из американских магазинов готового платья. Мистер Маверик мог позволить себе часто обновлять гардероб. В чемоданах не нашлось не то что старых, но даже ношеных вещей. Все, от сорочки до нижнего белья, было новенькое и превосходного качества, на зависть модникам. Такое и в столичных магазинах не всегда найдешь. Американец, кажется, запасся для поездки на историческую родину на все случаи жизни. Тут были и выходные костюмы, и дорожные костюмы, и даже костюм для поездки на велосипеде. Одних смокингов имелось целых три. Не считая того, что лежал на полу под упавшим креслом. Дополняли набор путешественника запонки, заколки и прочая мелочь, которой так любят баловать себя настоящие джентльмены. Вещицы были качественные, но не слишком дорогие. Брильянтовых колец не нашлось. В одном чемодане поверх одежды лежала потрепанная книжка шекспировских пьес дешевого издания. В томик вошли «Буря» и «Сон в летнюю ночь» в старом русском переводе. Мистер Маверик скрашивал дорожную скуку классической литературой.

Кроме чемоданов, оставалось осмотреть весь номер. Ванзаров прощупал матрас, подушки, не поленился заглянуть под кровать, поднял сбитый ковер и внимательно осмотрел туалетный столик. Все старания были напрасны: не нашлось ничего, что могло бы пригодиться психологике. Только за портьерой в стене обнаружился сейф. Принадлежал он наверняка не Маверику, а пансиону. Сейф был некрупный, но надежный, английский. Вделан в стену основательно. Чтобы его открыть, требовался шифр, набираемый на поворотных колесиках с цифрами. Ничего подобного под рукой не имелось. В сейфе что-то находилось. Чуть сдвинутый язычок накладки на шифровые колесики явно указывал, что им пользовались. Возможно, там хранилось то, что он искал больше всего: любые письма, записная книжка или блокнот с записями. На виду они не лежали, в укромных уголках не прятались. Возможно, их убрали в сейф. Как американский паспорт и портмоне, без которых невозможно представить туриста, особенно состоятельного. Наверняка под замком хранились брильянтовая заколка и драгоценный перстень. На пальце американца его точно не оказалось.

Оставалось еще раз оглядеться. Яростная борьба, которая кипела ночью, не оставила других следов, кроме перевернутой мебели и скомканного ковра. Обои не содраны, гардины на месте, стекла целы. Схватка развернулась в самом центре комнаты, где ей ничто не мешало. Ни следов крови, ни клочков одежды. Тот, кто напал ночью на Маверика, не только явился и ушел загадочным образом, он еще сумел не оставить по себе ни малейшего следа. Что было высшим преступным мастерством. От такого даже Лебедев пришел бы в восторг.

Ванзаров краем глаза заметил движение в дверях. Он никого не боялся. Было любопытно, кто именно заглянул.

– Интересуетесь, ротмистр?

Францевич засунул руки в карманы и презрительно ухмыльнулся.

– Хозяин болеет, а вы тут как тут, все уже перерыли. Не стыдно?

– Надо найти следы ночного нападения, как-никак. Но рыть особо нечего, можете убедиться сами, – сказал Ванзаров, широким жестом приглашая не стоять в дверях.

Ротмистр пребывал в сомнениях.

– Что это вдруг такая щедрость от сыскной полиции?

– Нам нечего делить. У вас своя миссия, у меня свои делишки… Зачем мешать друг другу. Я искренне предложил вам взаимопомощь. Предложение в силе… А это… – он показал на комнату, – …жест доброй воли.

– Не боитесь, что Маверик вернется и устроит жуткий скандал? Еще и посольство на уши поставит? – Францевич подмигнул.

– Я – нет. А вы?

– Мне все равно, – ротмистр все еще не мог решиться сделать последний шаг.

Ванзаров подошел к нему.

– Не буду вам мешать. Даю пять минут. После чего двери закрываются…

Больше уговаривать не пришлось. Францевич кинулся к чемоданам и стал потрошить их быстро и ловко. На обыски рука у него была набита. Одним движением он пронзал чемодан до дна, вторым проводил сверху, стараясь определить утолщение, третьим проверял место, казавшееся подозрительным. После чего простукивал днище, крышку и бока. Сноровке его можно было позавидовать. По сравнению с таким мастерством Ванзаров выглядел робким дилетантом. Не прошло и двух минут, как все чемоданы были досмотрены. После чего черед пришел шкафу, кровати и туалетному столику. Не забыл ротмистр про ковер и лежащий смокинг. Чем больше он старался, тем яснее на лице его рисовалось сомнение, если не сказать растерянность.

– Не знаю, что вы ищете, – сказал Ванзаров, – но советую заглянуть за штору.

Уговаривать не пришлось. Ротмистр метнулся и замер перед метрической дверцей.

– Что это? – оторопело проговорил он.

– Стенной сейф, английский. Вделан надежно, гранатой пробовать не рекомендую: пожалейте стекла…

Трудно было сказать, что Францевич опечален. Он пребывал в глухом отчаянии. Не надо быть мастером психологики, чтобы это заметить.

– Даю слово: ключа у меня нет, пароль неизвестен, – сказал Ванзаров, чтобы взбодрить коллегу. Но это несильно помогло.

– Да, конечно… – проговорил он. – А где сам Маверик? Когда услышим историю его чудесного спасения?

– Могилевский засунул пациента и не отдает, пока не вылечит, – ответил Ванзаров. – Куда больше меня интересует, что хочет сообщить нотариус… Не находите?

Словно нарочно, мимо номера прошел Игнатьев. Он прижимал к груди кожаную папку. Францевич ничего не ответил.