Книга: Лабиринт Просперо
Назад: 16
Дальше: 18

17

Обаяние личности мистера Маверика туманило мозги недолго. Конечно, поначалу доктор дал слабину и промямлил согласие. Но не успела ложка нырнуть в тарелку пустых щей, как Могилевский опомнился. Он заявил, что никакого турнира в санатории никогда не было и не будет. Это солидное заведение, здесь нервные люди лечатся, подобным развлечениям тут не место. Двигал им не столько моральный долг, сколько обычный страх.
С недавних пор все азартные игры в столице были официально запрещены. Из почтенных клубов вынесли карточные столы, а рулетки в России отродясь не было, так что и выносить было нечего. Для острастки было устроено несколько разгромов игральных комнат, на том все и успокоилось. Глупые законы обманывались с куда большим рвением, чем разумные. Играли везде, играли много, но играли втихую. За закрытыми дверями, перед которыми ставили проверенных слуг. Про частные салоны и гостиные и говорить нечего: там никто не прятался, и все оставалось по-прежнему. Туда полиция не смела соваться. А в общественных местах, клубах, трактирах, увеселительных заведениях игра шла под честное слово самих игроков. Что служило лучшим покровом тайны. Настоящий игрок не променяет торжество закона на процветание маленького рая игры. Даже если он проигрался в пух.
Доктору, как и прочим подданным империи, эти обстоятельства были прекрасно известны. Но рисковать своим местом, которого он лишался со свистом в случае чего, доктор категорически не хотел. На увещевания Навлоцкого, что полиции тут и в помине нет, кругом снег, зима, пустота, публика собралась приличная, в полицию не ходит, Могилевский отвечал решительным отказом. Он стоял как скала, скрестив руки. Навлоцкому оставалось только бежать за советом к Веронину. Вернулся он с весомым аргументом. Поломавшись для вида, доктор сунул в карман хрустящую сторублевку, что составляло половину его месячного жалованья, и предложил выход из тупика: гости могут делать что угодно, это его не касается. Он ничего не видел и не знает. Этого было достаточно.
Подгоняя прислугу, Навлоцкий вынес из малой гостиной лишние стулья, установил по центру столик с зеленым сукном, который нашелся в библиотеке, и расставил вокруг него четыре стула. Больше для турнира нельзя было и желать. Произведенным порядком он остался доволен. Бурная деятельность помогла ему заглушить страх, дувший холодком откуда-то из недр души. Чувство это перед игрой для него было внове.
Зрители собрались раньше срока. Госпожа Стрепетова надела лучшее платье, муж ее был затянут в накрахмаленную сорочку. Веронин был спокоен. Чего нельзя сказать о пожилой даме, ее родственнице и Навлоцком, то и дело теребившем манжеты. Марго пришла с ними, но сразу отошла к окну гостиной. Она была все в том же скромном сером платье. Актер Меркумов, немного смущаясь столичных нравов, вошел, кивая всем. Внимания его мало кто удостоил. Игнатьев, не расставаясь с папкой, занял единственный стул и уселся на него с таким видом, будто не сойдет с него ни под каким предлогом. Месье бельгиец надел вечерний смокинг и выглядел в разношерстной компании лучше всех. Францевич с приличиями считался мало, но пришел в чистом сюртуке и сорочке. Как видно, в платяном шкафу его номера нашлась смена. Ванзаров пришел последним, его встретили напряженные взгляды. Поклонившись всем и никому, он выбрал место, с которого стол был виден в нужном ракурсе.
Было непривычно тихо. Тикали каминные часы. До назначенного времени оставалось пять минут. Шелест милой болтовни стих окончательно. Ванзаров терпел сколько мог и все же покосился на Марго. Словно почувствовав, она подняла глаза в ответ. У нее были удивительно глубокие, печальные и темные глаза. Как омут, из которого нет возврата. Ванзаров хотел, но не мог отвернуться. Долгий взгляд мог быть замечен и с каждой секундой становился вызывающим. Ничего нельзя было поделать. Марго отвернулась первой. Ванзаров приказал себе не поддаваться слабости, особенно в такой момент.
Как только часы пробили восемь, дверь гостиной раскрылась, камердинер Лотошкин пропустил мистера Маверика. Он был затянут в смокинг, как рыцарь в броню. Кажется, все, особенно дамы, ощутили, что карточная игра – только внешняя оболочка какого-то другого, яростного поединка. Американец, не размениваясь на вежливость, выбрал правый стул и жестом пригласил соперников занимать оставшиеся места. Веронин сел напротив него, Навлоцкий устроился между ними. Как полагается, игроки предъявили, кто на что будет играть. Маверик вынул стопку американских дорожных чеков, спросив, нет ли возражений против такого банка. Чеки свободно принимали все банки столицы, оставляя себе грабительскую комиссию. Но кто будет думать о комиссии в такую минуту? Веронин положил перед собой чековую книжку Азово-Донского банка, что говорило о серьезном капитале, имевшемся в его распоряжении. Только Навлоцкий скромно отодвинул от себя пачку банкнот.
За столом остался свободным стул для банкующего. Маверик величественно, как памятник, повернул голову к публике.
– Господа, кто окажет нам честь сдавать?
Желающих не нашлось. Причина была проста: банкующий должен был делать ставки наравне с игроками.
– Господин Веронин не будет возражать, если освободим банкующего от обязательств?
Возражения не последовало. Мнение Навлоцкого никого не интересовало, он улыбался, но вид его был жалок.
Американец повторил приглашение. И опять не нашлось добровольца. Дамам за стол садиться не полагалось. Нотариус карты в руки не брал, выбор оставался невелик. Ванзаров поглядывал за месье Пьюро, но, кажется, он был занят тем же: следил сразу за всеми. Францевич выражал полное равнодушие к происходящему. Господин Стрепетов вопросительно взглянул на жену, но она лишь сурово нахмурила брови.
– Господа, мы не сможем начать игру… – сказал американец. – Может быть, вы изволите?
От такой чести Ванзаров отказался: тем более играть не умеет.
– Господин, как вас… – обращение было к актеру. – Окажите нам честь!
Меркумов замялся.
– Я, право, не игрок…
– Очень хорошо. От вас требуется всего лишь сдавать карты. Справитесь?
– Ну хорошо, если господа не возражают…
Никто не возражал. Он прошел к столу и присел на краешек стула.
– Что сдавать?
Вопрос оказался не столь наивным. На сукне не было колод. Американец поискал среди зрителей доктора и успешно нашел. Могилевский хоть обещал ничего не знать, но любопытство было сильнее.
– Как это понимать?
Прямой вопрос был обращен исключительно к нему. Могилевский вспыхнул и заявил, что здесь не притон, карт не имеется. Повернулся и вышел с гордо поднятой головой.
Впервые ледяная маска американца немного подтаяла. Кажется, он удивился.
– Господа, ситуация дурацкая, но безвыходная. Вынужден обратиться за помощью: у кого-нибудь имеется пара свежих колод? Сгодятся даже карты для пасьянса. Лишь бы запечатанные.
Карты часто скрашивают отдых, даже нервнобольных. Невинная игра на интерес с пользой убивает время. В каждом дорожном чемодане найдется колода. Но в этот раз никто не захватил с собой карт. Маверик был спокоен, но это давалось ему нелегко.
– Если позволите… – вдруг сказал Веронин. – У нас имеется несколько колод. Если вы сочтете возможным ими играть.
– Выбора нет, – ответил американец.
Веронин кивнул. Навлоцкий вынул из кармана пиджака две новенькие колоды. Оберточная бумага еще пахла типографией, а печать на заклеенном шве была яркой и несмазанной. Карты исключительно новые, куплены несколько дней назад. Веронин предложил, но американец не стал утруждать себя осмотром упаковки. Это было ниже его достоинства.
Колоды подвинули к Меркумову и просили вскрыть. Неопытного человека было видно сразу. Нервничая, он никак не мог зацепить ногтем за край бумаги. Когда же это ему удалось, от рывка карты высыпались на стол в беспорядке. Актер покрылся багровым цветом, но ему простили неловкость. На второй пачке волнение его перехлестнуло через край. Он рванул обертку с такой силой, что карты взлетели веером и посыпались на пол. Еле живой он полез собирать их под стол. Когда появился, на него было жалко смотреть. Такого позора он никогда не переживал на сцене.
– Простите… Простите… Простите… – только и бормотал он.
Игроки были милостивы. Собрав обе колоды в кучку, трясущимися руками он кое-как подровнял карты.
– Думаю, карты достаточно перемешаны. Не будем подвергать милейшего господина лишним волнениям, – сказал Маверик.
Действительно, волнения Меркумова были на высшем уровне. По виску его текла тонкая струйка пота.
– Итак, господа, напомню правила, – торжественно огласил американец. – Они просты. Игроки получат по одной карте лицом вверх. Тот, кому первому пришла парная, выигрывает. Как изволите: карта должна быть такой же или достаточной схожести в старшинстве?
Веронин согласился с простым вариантом: если игроку пришла семерка червей, то он выигрывает при любой семерке. Про Навлоцкого забыли окончательно, он затих.
– Господин банкующий, прошу раздать по карте…
– Нет, позвольте… – Веронин поднял ладонь. – Мы должны знать, с кем играем. Вы обещали.
– Обещания держу непременно… – ответил Маверик. – Я тот, Веронин, кому ты сломал жизнь. Я тот, кто по твоей милости потерял все. Я тот, кого ты считал пропавшим навсегда. Я тот, кто вернулся…
Вскрикнула старушка Лилия Карловна, Дарья Семеновна зажала рот ладошкой. А вот Марго, кажется, не могла понять, что произошло. Выдержке Веронина можно было позавидовать: ни один мускул на лице не дрогнул, он только перестал покашливать.
– Не может быть… – тихо проговорил он.
– Не узнал меня, Орест Семенович?.. Двадцать лет прошло. Я несколько изменился. Уже не тот мальчик, которого ты поставил перед выбором жизни и смерти. Я выбрал смерть, чтобы жить. Теперь проверим, на что потратил эти годы. И есть ли в этом мире справедливость…
– Петя… – еле слышно проговорил Веронин. Навлоцкий на своем стуле сжался в комок, кажется, он пытался стать невидимым. Но у него ничего не получилось.
– Теперь у меня другое имя и подданство другой страны. От прошлого у меня остался русский язык, разбитое сердце и жажда мщения, которая не смогла насытиться за все эти годы. Доволен ли? Так, пожалуй, начнем… Ставка! – Он положил перед собой чек. – Пять тысяч долларов, что по курсу чуть больше десяти тысяч рублей. Банкующий, наша судьба в ваших руках!
Руки эти заметно тряслись. Меркумов, с трудом проглотив ком, сдал по карте. Веронину легла девятка, Навлоцкому тройка, американцу пришла дама. Теперь надо было ждать пару. Меркумов положил колоду на стол, боясь, что уронит, и, придерживая ладошкой за рубашку, переворачивал карту. Так не играют даже дети, но такие пустяки никого не волновали. Пара пришла Веронину. Американец подвинул ему чек, а Навлоцкий всю пачку, которую поставил.
– Мне больше не на что играть… – признался он.
Маверик махнул довольно презрительно, и Навлоцкий с большим облегчением покинул стол. Игроки остались вдвоем. Американец положил два дорожных чека. Веронин поставил выигранный чек и банковский листок первого круга.
– Вторая сдача!
Американцу пришла десятка треф, Веронину – двойка червей. Меркумов вытаскивал по одной карте и клал лицом вверх. Уже прошло с десяток карт, но ни одной нужной. Наконец, он выбросил двойку пик. Маверик подвинул выигрыш победителю. И как ни в чем не бывало положил перед собой пять чеков.
– Поднимаю ставку до пятидесяти тысяч.
Зрители затихли совершенно. Все их внимание было приковано к столу. Взгляд Марго не отрывался от американца. Сколько Ванзаров ни посылал ей флюиды, она не реагировала. Только старушка Лилия Карловна отвернулась. Происходящее было выше ее сил.
Меркумов роздал. Веронин получил туз бубен, американцу достался король треф. Банкующий толкал карту из колоды одним пальцем и переворачивал лицом. Видно, нервы у него совсем разошлись. С третьей сдачи на стол лег туз пик. С проигрышем Маверик расстался так легко, будто продул рубль. Он лишь отсчитал десять чеков.
– Сто тысяч. Принимаете?
Веронин взял паузу и размял костяшки пальцев. Он молча подвинул выигранные шестьдесят тысяч и добавил к ним недостающие банковские билеты.
– Сдавайте! – последовал приказ.
Актер смахнул пот со лба. Американцу выпала семерка треф, Веронину лег валет червей – сердечная привязанность. Все ждали, что покажет колода. Меркумов положил туза, потом двойку, потом девятку, после чего на сукно лег валет червей. Кажется, этот удар для Маверика был чувствительным. Он задумчиво смотрел на стол.
– Что ж, значит, судьба…
От волнения Меркумов прикусил кулачок. Маверик отвернулся к нему.
– Ведите себя достойно, милейший, не вы проигрываете…
– Будете делать ставку или закончим? – спросил Веронин.
– Ставку? Разумеется… Все повторяется…
– Ты этого хотел…
Маверик посчитал чеки.
– Здесь триста тысяч, все, что у меня имеется в наличии здесь, в России. Иду ва-банк!
Веронин кашлянул. Он выиграл сто шестьдесят тысяч. Плюс десять тысяч от Навлоцкого. Банковская книжка покрывала еще сто тридцать, как раз хватало на ставку.
Невероятную…
Нынче игра обмельчала. Игроки редко рискуют больше, чем тысчонкой. Да и то льют слезы, спустив. Игры такого масштаба в столице не бывало давно. Наверное, с тех, дореформенных, времен, когда помещики спускали целиком поместья с крепостными и лошадьми. Что поделать: характеры измельчали, стали скаредны и экономны, не готовы к большим поступкам и чувствам. Играют как лавочники. Без удали и шири. Трусят и жадничают. Нет уже той русской удали…
– Отвечаю, – сказал Веронин, двигая вперед все, что лежало перед ним на столе.
Меркумов сидел неподвижно. Американец взглянул на него.
– В чем дело? Ставки сделаны. Сдавайте…
– Не могу… – пробормотал актер. – Страшно…
– Что за вздор? Ваше дело карты метать… Сдавайте!
Приказ был категоричен. Меркумов набрал воздуха, как перед нырком. Веронину легла шестерка, его сопернику выпала дама пик. Это было очень плохо. В оставшейся колоде шестерок было больше, чем картинок. Шансы у Веронина были значительно выше. Если подходить математически. В наставшей тишине было слышно каждое колесико часов. Зрители перестали дышать. Лилия Карловна и Дарья Семеновна обнялись и закрыли глаза. Зажмурился и Меркумов. Что для банкующего верх неприличия.
– Ну! – раздался окрик.
Первой показалась десятка червей. За ней пришла семерка червей. Третьей картой вышла семерка треф. Вот-вот, сейчас…
Вслепую Меркумов положил новую карту. Стрепетова взвизгнула. Игнатьев, о котором все забыли, привстал со стула, глянул на стол, покачал головой и вернулся обратно. Марго улыбнулась, гордо держа голову. Месье Пьюро бегал глазками по лицам зрителей, старательно избегая Ванзарова. Францевич отступил к двери, словно перекрывал путь возможного побега. Лилия Карловна закричала отчаянно и безнадежно, раненым зверем.
– Что ты наделал! – заверещала Дарья Семеновна, прижимая к себе рыдающую родственницу.
Веронин сидел неподвижно.
На столе лежала дама пик.
Американец забрал у него свой выигрыш, сложил листы плотной стопочкой и отправил в карман.
– Благодарю за игру, господин Веронин, – сказал он. – Всегда к вашим услугам, если у вас будет на что сыграть… Полагается угостить всех шампанским, но здесь не подают… Ах да, забыл… – он протянул Меркумову пачку рублей, проигранных Навлоцким. – Это вам за услуги, любезный, это хороший тон любого казино. Банкуете чудесно, как я полагаю, но за стол вам лучше не садиться. Помяните мое слово, нервишки у вас хлипкие для этого…
Старушка Лилия Карловна рыдала безутешно и отчаянно, повторяя «мы разорены…». Дарья Семеновна не могла успокоить ее и сама держалась из последних сил. Марго не бросилась утешать родственниц. Она сделала шаг, будто хотела подойти к американцу, но Маверик, или как его звали на самом деле, повернулся к ней спиной, чтобы покинуть счастливую для него гостиную. Марго не решилась. Закусив губу, она выбежала вон. Ванзаров хотел отправиться за ней, но Веронин потребовал внимания.
– Игра не кончена, – сказал он громко. – Теперь я вас вызываю, Петр Иванович…
Маверик повернулся к нему с явным интересом.
Назад: 16
Дальше: 18