16
Огонек папиросы горел глазом дракона. Ванзаров пошел на него, как на маяк. Францевич растоптал снег вокруг и резко повернулся. Чутье у него было звериное, а движения отработаны до автоматизма: рука юркнула к потайной кобуре. Так же быстро он дал отбой, когда разглядел знакомый силуэт. Отлично натасканный цепной пес.
Ванзаров остановился в двух шагах, чтобы иметь запас дистанции. Борьба в темноте имеет одну особенность: победит не тот, кто первым бросится, а кто первый заметит опасное движение. Вежливость и рукопожатия между ними были излишни. Каждый отлично представлял, с кем имеет дело. А потому держался на изготовку.
– Какими судьбами, ротмистр, занесло вас в этот райский уголок, занесенный снегом, – спросил Ванзаров, все-таки кивнув в знак приветствия.
Францевич выпустил столб дыма, еле угадываемый в темноте.
– Отдыхаю, – ответил он.
– Отдых требует револьвера в потайной кобуре?
– У нас, Ванзаров, много врагов. Только для ваших мазуриков – это святое, особенно с вашей репутацией, а мои революционеры так и норовят свести счеты. Приходится быть наготове.
– Последний революционер вывелся в Сестрорецке года четыре назад, а новые и не думают появляться. Слишком на виду, как полагаю.
– Вам виднее…
– Павел Федорович, не в моих правилах говорить напрямик… – начал Ванзаров.
– Да уж, это известно… – Францевич бросил папиросу в снег. – Методики ваши знаменитые, парапсихо-логия, кажется? Наслышаны…
Ванзаров готов был сжечь кислотой кое-кому болтливый язык. Но поделать уже ничего нельзя: сплетня поползла. Теперь пойдут смешки и насмешечки от бывших коллег. Хоть из столицы уезжай. Не любят чиновники умников, что поделать. Остается делать хорошую мину в отвратительно игре.
– Психологика… Только это не мое изобретение.
– Неужели? А мне говорили…
– У нас много говорят. Этот способ дознания придумал бельгийский полицейский Херкюль Пьюаро. Чем и прославился.
– Надо же, бельгийский… Вот и верь после этого людям.
– Теперь, когда мы установили столь важный факт, могу продолжить?
Францевичу хотелось больше всего закончить этот разговор, но удобного повода не находилось. А сбежать – совсем неприлично. И он любезно согласился.
– Насколько я понимаю, ваше задание…
– Кто вам сказал про задание? – насторожился ротмистр.
– Позвольте не тратить ценное время на очевидное… Ваше задание имеет частный характер. Предположу, что его вы получили от международного агентства…
– Кто вам сказал? – В голосе ясно слышалась угроза.
– Павел Федорович, мне дела нет, как жандарм в отставке зарабатывает прибавку к пенсии…
– Да ты сам в отставке-то! – крикнул Францевич.
Ванзаров утвердительно кивнул.
– Я обещал откровенность, так извольте. Здесь я не для того, чтобы воздухом дышать. У меня поручение частного характера. Условия его таковы, что на кон поставлена человеческая жизнь.
Францевич раскурил еще одну папиросу.
– Что вы от меня хотите?
– Я не прошу у вас помощи – это излишне. Предлагаю дружеский обмен.
– Это чем же?
– Тем, что у нас есть самого ценного: информацией. Мне не хватает нескольких фактов, а вам нелишним будет узнать, что известно мне. Честный обмен.
Наступил момент, когда шаткое размышление ротмистра должно упасть в одну или другую сторону. Ванзаров не торопил с ответом, пусть созреет. Хотя играть честно с жандармским ротмистром – занятие глупейшее. Эти господа так воспитаны и дрессированны, что применяют кодекс чести и держат слово только в отношении своего клана, офицеров корпуса жандармов. Потому что они – избранные, они – элита и хребет власти. Все прочие для них – люди второго сорта, мусор, а полицейские – в особенности. Их следует брезгливо презирать, да и только.
– Что вы хотите знать? – наконец проговорил Францевич.
– Всего лишь: за кем филерите?
– Зачем?
– Это поможет положить недостающее звено в логическую цепочку.
– Цепочку, значит…
– Могу назвать сам, если вам тяжело.
– Такой вот вы прыткий. Что же я получу взамен?
– Открою вам глаза на очевидное, – сказал Ванзаров, уже понимая, что партия им проиграна. Францевич спрятался в панцирь. Но доиграть надо до конца.
– Попробуйте, а там видно будет… – он самодовольно улыбнулся. И выпустил дым в сторону.
– Извольте: вас обманывают.
Ротмистр тут же отбросил папиросу.
– Что это значит?
– Водят за нос.
– Поясните же…
– Выставляют дураком…
Францевич сжал кулаки.
– Ванзаров, не шутите со мной подобным образом…
– И не думал. Только факты. Для вас был заказан номер в пансионе, и вам нашлось место в санях. Разве этого недостаточно?
– В сани мог сесть кто угодно, а в санатории полно свободных номеров…
– Да, но ваша фамилия в списке тех, ради кого был открыт закрытый на зиму «Курорт». Ровно четырнадцать персон.
– Это ничего не значит, – упрямо держался Францевич.
– Не значит. Но если не предположить, что объект вашего внимания – мистер Маверик, подданный С-АСШ.
– Вы ошибаетесь…
– Неужели? Посмотрим, что нам скажет психологика…
– Нет…
– Простите, ротмистр, сами напросились. Вы запрыгнули в уходящий поезд. Следовательно, потеряли объект, который вели, но чудом узнали, куда он делся, и бросились в погоню. Так как дело происходило утром, предположу, что причина вашей осечки примитивна: вы проспали. Спать на улице в такую погоду даже вам не под силу. Остается дом или гостиница. Следить за объектом в доходном доме в одиночку практически невозможно. Остается гостиница. Если так, то ваш подопечный снимал в ней номер. Из всех пассажиров вагона в гостинице проживали: бельгийский подданный, американец в соболиной шубе и актер из Саратова. Про семейную пару Стрепетовых не уверен, но предположу, что они столичные жители. Актера и бельгийца отметаем. Остается наш американский дядюшка… Замечу, что только он забрал с собой все чемоданы. Это еще раз подтверждает, что съехал из гостиницы окончательно. То есть вы могли потерять его всерьез и надолго… Вам остается сказать только «да». И логическая цепочка будет завершена. Ну, скажите, что вам стоит…
Францевич ринулся на Ванзарова. Заниматься борьбой в снегу совершенно не хотелось. И Ванзаров посторонился.
– Пошел, ты, умник, знаешь куда… – бросил ротмистр через плечо. Уход его походил на побег.
Ванзаров знал. Даже больше, чем хотел. Он успел даже прикинуть, какое агентство могло подрядить Францевича. Впрочем, это было не главное. Главное должно случиться в курзале через несколько минут. До тошноты тягостных.
