С момента появления математически доказанной «гипотезы» Коперника постепенно, но кардинально меняется фокус представлений об окружающем мире. По сути, переворот случился в научном мировоззрении. Раньше Природа и Наука (логос) были вынуждены подчиняться Религии и Идеологии (мифу), теперь же они встали во главу угла. Это был настолько кардинальный сдвиг, что его не смогли оценить современники (большое видится издалека). Задумайтесь на секунду: тысячи лет люди находили объяснения под воздействием своих культурных (сложившихся как историческая традиция) представлений. И тут в одночасье выяснилось, что даже такая очевидная и всем доступная вещь, как обращение Солнца вокруг Земли, — абсурд109. А доказательство этому — математические выкладки, которые понять может один из тысячи.
Позднее, уже в XX в., это явление адекватно объяснил американский философ Томас Кун. Он ввел в наш язык термин «изменение парадигмы» (Кун, 1977)110. Впрочем, чуть раньше русский ученый Владимир Вернадский назвал подобный исторический факт «изменением научного мировоззрения»111.
что такое парадигма
Это слово мы часто используем в современном языке, причем в том смысле, который ему придал американский историк и философ науки Томас Кун (1922–1996). Главный труд Томаса Куна «Структура научных революций» был издан в 1962 г. Именно там греческое слово «парадигма» («пример» или «образец») приобрело новое значение — исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения. С этого времени смена парадигм означает научную революцию. Вот так слово «парадигма», которое использовалось лишь в лингвистике и риторике, стало широко употребляемым.
Сам Томас Кун в работе «Структура научных революций» представил развитие науки как скачкообразный, революционный процесс, сущность которого выражается в смене парадигм (Кун, 1977, с. 27).
XVII в. называют веком гениев. Большинство европейских стран переживало тогда период наивысшего расцвета. В науке появились: Галилей в Италии, Паскаль и Декарт во Франции, Фрэнсис Бэкон и Ньютон в Англии, Гюйгенс в Голландии. К этому списку можно добавить много других имен, которые подняли престиж европейских университетов. В Германии блестящий математик и астроном Иоганн Кеплер (1571–1630) продолжил научную революцию, написав труды об орбитах планет, законах движения и разработав научный метод исследований. Открытия Кеплера заложили фундамент современной теоретической астрономии.
Достижения Кеплера поистине удивительны для тех, кто знаком с его биографией. Он родился бедняком со слабым здоровьем: страдал от приступов лихорадки, желудочных расстройств, кожных болезней, врожденного дефекта зрения. Будучи протестантом в окружении католического большинства, Кеплер всю свою жизнь подвергался преследованиям за веру, вынужден был дважды покидать дом, бросая все имущество. Немало бед обрушилось и на его семью: первая жена умерла рано, из 12 его детей до десятилетнего возраста дожили меньше половины (Белый, 2013).
Высокопоставленные вельможи частенько задерживали ему выплату жалованья. Ему «посчастливилось» жить во время Тридцатилетней войны — одной из самых жестоких в истории Европы. Последние 12 лет жизни он работал в военной обстановке, его дом занимали солдаты, а жизнь вообще висела на волоске. Но, несмотря на все трудности, он продолжал свое дело, стал одним из величайших астрономов и сохранил свою веру (Бэнвилл, 2008). Сегодня мы подразумеваем, что общность людей, признающих определенную парадигму, есть определение научного сообщества. Сообщество ученых не только занималось «наукой» как таковой, а еще и разъясняло сущность выдвинутых теорий, демонстрировало области ее применения. На слово они не верили, а сравнивали гипотезы с данными наблюдений и экспериментов.
Научная революция112 (1450–1730) была тем периодом истории, когда возникновение новых научных идей привело к отказу от доктрин, считавшихся незыблемыми со времен Древней Греции. Но мы все же ведем речь о непрерывном процессе. Предпосылки научной революции были заложены в древности, свое развитие она получила в Римско-Византийский период, а продолжение нашла в средневековой науке ислама и школах и университетах средневековой Европы. Практически у каждого научного революционера был гениальный предшественник. Так, до Николая Коперника был Николай Кузанский, а в IV в. до н.э. гелиоцентрическую модель мира разделял Аристотель. Андреас Везалий в своем труде «О строении человеческого тела» развил предыдущие учения Галена по анатомии.
Первый закон Ньютона, или закон инерции, во многом повторяет принцип физики Аристотеля о бесконечности движения в свободном пространстве. Новые научные методы заложили ход истории в каждой области науки для последующих поколений ученых. Это было возможно в силу достаточной открытости научных трудов, позволявшей новым поколениям ученых находить для себя нерешенные проблемы любого вида. Кун выделял несколько этапов в развитии научной дисциплины: допарадигмальный этап (предшествующий установлению парадигмы), этап господства парадигмы (нормальная наука), кризис нормальной науки и этап научной революции, суть которого заключена в переходе от одной парадигмы к другой (Кун, 1977, с. 11). Этот принцип очень сильно напоминает этапы, которые рисовали позже последователи Шумпетера, описывая теорию «смены технологических парадигм». Те же S-образные кривые, восходящие с течением времени. Проиллюстрируем сказанное на примере из книги Т. Куна «Структура научных революций» (табл. 2).
Таблица 2. Смена парадигмы в астрономии
Этапы развития науки по Куну
Этапы развития астрономии
Допарадигмальный
До II в. до н.э. не было удачной системы для предсказания положения планет.
Господство парадигмы
Система Птолемея, сформированная во II в. до н.э., имела необычайный успех в предсказании изменений положения звезд и планет.
Кризис нормальной науки
Предсказания положения планет никогда не соответствовали более точным наблюдениям (но из-за отсутствия книгопечатания неточности осознавались медленно, коммуникация между учеными была затруднена). Дальнейшее стремление избавиться от этих незначительных расхождений поставило много принципиальных проблем (например, социальное требование смены календаря).
В начале XVI в. многие превосходные астрономы осознают, что парадигма астрономии терпит неудачу при решении собственных традиционных проблем.
Научная революция, смена парадигмы
Публикация Николая Коперника «О вращении небесных тел». Гелиоцентрическая модель становится новой парадигмой.
Научная революция была радикальным изменением способа познания и объяснения мира человеком. Изменив мыслительный процесс, она произвела переворот в знаниях, кардинально иначе объяснила человека и природу. Мыслители, среди которых Николай Коперник, Рене Декарт, Исаак Ньютон, свергли авторитет средневекового, классического мира, построенного на трудах Аристотеля, Птолемея и Галена. На его месте они создали новый культ — науку, которая объясняла все сущее не чередой чудес от Бога, а закономерным развитием природы. Революционеры науки перевернули ход мировой истории, отдали бразды устройства Вселенной в руки Природы, поставили во главу угла научное сознание, которое и в современном мире продолжает править балом (табл. 3).
Ключом для этих людей стала математика. Например, Галилей верил, что «допросить» Природу можно лишь на языке математики, но одновременно полагал, что отвечать она будет так, как захочет. Другими словами, математический анализ и теория должны основываться на экспериментальных фактах. Для Галилея научные факты — это наблюдения и измерения «основных» свойств предмета. Основными для него были количество, форма, размер, движение, а не «вторичные» цвет, звук и запах, которые занимали столь важное место в натурфилософии Аристотеля. Природа отвечает на вопросы, заданные на языке математики, потому что она — царство меры и порядка. О месте эксперимента в научном методе Галилея много говорили и спорили еще при его жизни (Хаммэль, 2001). Большинство экспериментов, которые ему приписывали и которые он описывал сам, так и не были поставлены: он был скорее великий толкователь, а не собиратель фактов. Ряд его экспериментов составляли (как мы увидим несколько веков спустя у Николы Теслы) «мысленные эксперименты»: он представлял себе конкретную ситуацию и размышлял, какие последствия может иметь в данной ситуации то или иное действие. Всех великих ученых (Галилея, Ньютона, Декарта) объединяло главное качество экспериментатора: они всегда старались подтвердить свои теории конкретными экспериментами. Хорошие научные теории должны совершенно естественно вписываться в действительность. Нельзя назвать их подход чисто математическим, он, скорее, физико-математический: просто для них реальность — это воплощенная в материю математика.
Самая инновационная мысль о сути научного метода также принадлежит Галилею. Он в своей книге «Пробирных дел мастер» (Il Saggiatore) сказал: «Мы не сможем понять Философию — я имею в виду Вселенную, которая всегда открыта нашему взгляду, пока не научимся понимать язык и интерпретировать буквы, которыми она написана. Ее язык математический, а буквами являются треугольники, круги и другие геометрические фигуры. Без них ни единое слово не доступно пониманию человека. Без этого мы блуждаем по темному лабиринту» (Галилей, 1987).
Таблица 3. Этапы появления новых наук
Год
Ученый
Публикации/работы
1473–1543
Николай Коперник
«Об обращении небесных тел» (1543 г.), продвижение гелиоцентрической теории.
1514–1564
Андреас Везалий
«О строении человеческого тела» (1543 г.), дискредитация взглядов Галена. Он обнаружил, что циркуляция крови происходит в результате биения сердца.
1544–1603
Уильям Гильбер
«О магнитах, магнитных телах и о большом магните — Земле» (1600 г.), основы теории магнетизма и электричества.
1561–1626
Сэр Фрэнсис Бэкон
«Новый Органон наук/Novum Organum Scientiarum» (1620 г.), новая система логики, основанная на процессе редукции, значительный вклад в разработку научного метода.
1564–1642
Галилео Галилей
Усовершенствовал телескоп, сделал важные астрономические открытия, детальные наблюдения пятен на Солнце. Главное, он смог популяризировать астрономию, причем астрономию сложную «коперниковскую», предлагая духовенству и ученым просто заглянуть в свой 20-кратный телескоп113. Разработал теорию падения тел. Три основных элемента научного подхода Галилея — интуиция, доказательства и эксперименты.
1571–1630
Иоганн Кеплер114
Опубликовал первые два из трех законов движения планет в 1609 г. Продолжил научную революцию, написав труды о планетных орбитах, законах движения и разработав научный метод исследований.
1596–1650
Рене Декарт
«Рассуждение о методе» (1637 г.), способствовал развитию научного метода.
1632–1723
Антуан Левенгук
Собрал мощный однолинзовый микроскоп и сделал детальные наблюдения, которые опубликовал около 1660 г., открыв тем самым микромир биологии115.
Краткий экскурс в историю становления мировой науки я привел с целью подчеркнуть, что если до 1500 г. темп роста населения играл прямое и решающее значение для обретения цивилизацией мощи (но, как мы видели, он же ее и подрывал), то после этой точки начинается новый этап — восхождение западных стран.
В конце предыдущей главы я говорил о хорошо заметной на статистических рядах смене долгосрочной перспективы экономических показателей в Западной Европе (Delong, 1988). В 1000 г. уровень доходов в Европе был ниже, чем в Азии и Северной Африке. Однако начавшийся длительный период «восстановления» позволил догнать Китай (мирового лидера того времени) уже в XIV в. Ниже на графике представлены совместные доли ВВП Китая, Индии и Японии (Восток) в сравнении с ВВП США, Европы и России (Запад).
Из графика (рис. 7) видно, что до 1000 г. доля Азии составляет примерно 60% в мировом ВВП, Европы — около 15%, потом до 1500 г. доля Азии — 50%, Европы — 20–25%. В этот период (с 1000 до 1500 г.) в Западной Европе произошло увеличение (почти в два раза) дохода на душу населения, в Китае доход увеличился лишь на 1/3, в других странах Азии рост был еще меньше, а в Африке произошел регресс. Рост западноевропейского уровня доходов и производительности даже сейчас кажется нам чудом. Зерна, посеянные научной революцией, уже к 1820 г. позволили Европе достичь уровня доходов и производительности в два с лишним раза выше, чем в остальном мире!
С точки зрения численности населения именно Европа должна была находиться на вторых ролях в мировой экономике! Больше людей — больше вероятность открытий! Азия долгое время была объектом восхищения и мировым центром накопления богатства. Китай являлся центром абсолютного богатства. Высокомерие и попытка отгородиться от мира, чтобы не допустить утрату монополии на технологии, превалировали в Поднебесной. В Китае сохранялась стабильность в обществе (некий аналог негласного социального договора того времени), но отсутствие мобильности привело к застою. Конечно, перелом наступил еще и потому, что европейцам удалось открыть Новый Свет в поисках путей в Индию. Книги, наука и эпоха Великих географических открытий привели к революции в приобретении и распространении новых знаний, затем в способах ведения дел (в бизнесе), затем заложили основу нынешней финансовой системы, породив такую инновацию, как банк, а затем изменили всю социальную структуру общества в Европе. Поэтому на графике Азия опускается вниз, а Европа поднимается вверх. Своим процветанием Европа обязана научной революции, основу которой заложили талантливые ученые. Благодаря смене научной парадигмы возникли условия для ключевых инноваций того периода, таких как книгопечатание, научный метод, математизация науки, гелиоцентрическая модель мира, магнетизм и электричество, паровой котел, возникшие физика, химия и даже простые… часы116.
Спустя несколько веков после падения Рима в Северной Италии вновь расцветают торговые города. Рост городов и ремесленного производства в этот период стимулировал развитие товарно-денежных отношений и формирование раннекапиталистических отношений. Развитие товарного производства в городе и деревне привело к значительному расширению торговли и рыночных связей. В рыночный оборот вовлекалось все большее количество продуктов сельского хозяйства, обмениваемых посредством торговли на изделия городского ремесла. Это свидетельствовало о росте товарного производства в деревне, превращении части крестьян в товаропроизводителей и формировании внутреннего рынка. Расширение торговли создало возможность накопления денежных средств и возникновения денежного рынка. Этот период ознаменовался не только совершенствованием феодальной структуры, расцветом городов как центров хозяйственной жизни, зарождением капиталистических отношений, но и сделал Италию одним из центров культуры эпохи Возрождения.
Экономическая система, переходя от феодальной структуры к начальным формам современного капитализма, становилась менее иерархичной, а сеть — более плотной. Эпоха Возрождения разорвала информационные оковы и открыла возможность свободного обмена идеями, что позволило ученым и новаторам вдохнуть новую жизнь в Европейский континент. Круг вновь замкнулся, а общество наконец-то вернулось к тем же параметрам, которыми оно обладало еще во времена Римской демократии.
По точному замечанию английского физика и социолога Джона Десмонда Бернала, эпоха Возрождения заставила «ученых специалистов смотреть на мир в ином свете. Религия, предрассудки и страх были заменены здравомыслием и знанием» (Бернал, 1956). Страх и предубеждение (миф) уступили место логике и аргументам (логос). Ученые Ренессанса не были проводниками абсолютно новых идей, но благодаря смене взгляда на вещи, экспериментам и наблюдениям они успешно развили то интеллектуальное богатство, что уже было накоплено человечеством. Впрочем, на мировоззрение человечества повлияли не только наука и книгопечатание, но и Великие географические открытия. Первые сделали возможным накопление идей с течением времени, удешевили способы получения знаний. Вторые предъявили миру новые материальные доказательства о существовании чего-то, что церковь и религиозные учения предсказать не могли, а значит, что и первые, и вторые поставили под сомнение прежние догмы. И вся эта история буквально отпечатана литерами на бумаге многочисленных книг. Littera scripta manet!
Итак, накопленные в Византии знания переносятся иммигрантами из гибнущей империи на итальянскую землю. Потребность церкви в усилении влияния и устранении возросшего количества ересей приводит к потребности в новых носителях информации — книгах. Изобретение Гутенберга оказывается как нельзя кстати, поскольку не только удешевляет, но и резко ускоряет производство книг. Возникает новая отрасль, тиражирующая культурные «мемы». Благодаря этому лучшие умы получают возможность широко распространять свои идеи.
Новые (или хорошо забытые старые) идеи мироустройства, идущие вразрез с догмами церкви, меняют взгляды общества на способы получения истины и лишают церковь монополии в этом вопросе. Научный метод укореняется в обществе. Научная революция создала систему научного мировоззрения, основанную на выдвижении гипотез и их критике. Как следствие, знания в обществе стали разрастаться, подобно снежному кому. Они позволили человеку существенно повысить качество жизни, освоить новые территории и уплотнить сеть поселений. В результате в Европе сложились предпосылки для формирования динамичного общества с очень высокой плотностью сети и хорошими условиями для закрепления, распространения и развития новых идей и, соответственно, инновационного роста. Отрыв Европы от Азии по накопленному богатству становится возможным благодаря коммерциализации знаний и «технологическому подходу» в западноевропейском обществе. Получение знаний становится необходимым для достижения успеха, растет популярность университетов как универсальных накопителей разносторонних знаний, а научный метод используется для обретения новых знаний вместо религиозных откровений.
Никогда не болтайтесь рядом с Палаццо делла Синьория117 так, словно сюда вас призывают дела. Идите, только если позовут, и должности занимайте, только если попросят. Никогда не выставляйтесь перед народом, а уж если этого никак не избежать, постарайтесь свести представление к минимуму. Держитесь подальше от публики и никогда не идите против воли народа, разве что люди защищают нечто, чреватое бедой…
Последние слова основателя клана Медичи (Джованни ди Биччи), обращенные к сыновьям Козимо и Лоренцо в 1428 г.
Если попробовать охарактеризовать эпоху Средневековья в Европе одним словом, то самым верным будет слово «накопление». Не «мракобесие», «индульгенция», «война» и даже не «ренессанс». Накопление как разница между приходом (доходом) и текущим потреблением. Сегодняшние макроэкономисты называют это сбережением, но смысл остается прежним. «Накопление» — более общее слово, хорошо передающее суть. Накопление происходит и в мыслительных процессах, и в биологии, и в финансах. Но накопление (сбережение) невозможно без «сосуда», где накопленное должно размещаться.
Вспомним ученых из предыдущей главы. Тихо Браге118 накопил уникальные данные, которые унаследовал Кеплер и, опираясь на них, открыл свои законы. Его опыт, доступный благодаря изобретению книгопечатания, в свою очередь плодотворно использовал Ньютон, открывая основные законы механики. Биологическое накопление негативного опыта столкновений со страшными болезнями, прежде всего с чумой, завезенной генуэзцами из Азии, позволило выработать иммунитет у оставшихся в живых европейцах. Накопление золота, как отмечалось в главе 2, означало экономическую и реальную власть над людьми и государствами. Накопление опыта управления империями и зарождение национальных государств породили потребность в средствах обмена — монетах. В то время качество монет отражало накопленную мощь государства, выпускавшего их.
Первые попытки организации монетных систем на основе золота в Европе были сделаны в странах, имевших тесные контакты с мусульманским миром и Византией. Чеканку первых полновесных европейских денег (динариев) начал император Фридрих Барбаросса (1122–1190) в Милане в 1162 г. Они получили звучное название «империал». Эти монеты были золотыми и широко использовались в торговле между североитальянскими городами. Однако масштабы чеканки не позволили им стать международными. Тогда же помимо золотого империала на сцене появилась и серебряная монета грош.
Во второй половине XIII в. появляется новая монета стоимостью 12 динариев, что соответствовало византийскому солиду. Эта монета распространяется в европейских странах в разных модификациях, названия которых сохранились благодаря литературе до наших дней — шиллинг, сольдо, су и другие.
Довольно скоро на развитие золотомонетной системы стран Европы начинают влиять «номиналы», которые чеканились в североитальянских городах Генуе, Флоренции и Венеции. Около 1240 г. в Генуе началась эмиссия дженовино, золотой монеты весом около 3,5 г. Распространены эти монеты были на рынках Северной Италии, но больше всего — в странах Ближнего Востока, с которыми Генуя поддерживала тесные торговые контакты.
С 1252 г. золотые монеты чеканят во Флоренции. Изготовленные по образцам генуэзских дженовино, они тоже содержали 3,52 г чистого золота и назывались флорины119. Очень быстро флорины стали международным средством платежа и образцами для оформления других монет Западной и Центральной Европы. Сначала во Флоренции сохранялось строгое соотношение между золотыми и серебряными монетами. Золотой флорин приравнивался к 240 серебряным динариям. Однако система биметаллизма в денежном обращении оказалась (как и ранее) крайне неустойчивой. Серебряные номиналы постоянно ухудшались, изменялось отношение между золотом и серебром, флорин вскоре стал оцениваться значительно большим количеством динариев.
Это предопределило денежную реформу — начало производства полноценной серебряной монеты, которая имела гораздо большую стоимость, чем испорченные динарии. Эта монета получила название гроссо120. В первой половине XIII в. гроссо стоимостью 12 динариев стала основной монетой Тосканской монетной лиги, в состав которой, помимо Флоренции, входили Лукка, Сиена, Пиза и другие итальянские города-государства.
Наличие хорошо организованной системы денежного обмена не могло не привести к новой волне в развитии торговых отношений с арабским Востоком и Византией. Так, в условиях средневекового диктата появились предпосылки для зарождения европейского банковского дела.
До этого, согласно канонам церкви, только евреи121 могли предоставлять деньги взаймы под проценты представителям всех других национальностей. Всем остальным церковное право тогда это запрещало. Но развитие экономических отношений без кредита было невозможно. Поэтому кредиторы пытались разными способами обойти церковные запреты, используя такие средства, как залог с правом выкупа, займы при условии участия в прибылях, оплату кредита более полноценной монетой, чем та, в которой был предоставлен заем122.
Средневековые менялы часто оказывали банковские услуги. Однако поскольку ростовщичество осуждалось государством и наказывалось законом (из-за влияния церкви)123, то обычно деньги под проценты ссужали не менялы, а купцы, которые объединялись в крупные компании. Такие образования были созданы в то время в Риме, Сиене, Флоренции, Пьяченце и других городах Италии. Большинство из них совмещали в своей деятельности финансирование промышленного производства, торговые и банковские операции124. Такие организации имели мелкие конторки-офисы, часто разделенные внутри столом-доской, на которой торговцы заключали сделки и разменивали монеты. От итальянского слова banco (скамья, стол) произошло слово «банк» и другие современные термины финансовой индустрии.
Бурное развитие торговли привело к тому, что в средневековой Флоренции стали популярны «морские» займы. Купец или судовладелец, который отправлялся в плавание, получал у кредитора некоторую сумму. Ее необходимо было вернуть вместе с процентами, когда купец прибывал в порт назначения или возвращался в порт, откуда начинал плавание.
Проценты по таким кредитам были довольно высокими. В конце XII в. они составляли 20–25%, но не годовых, а на срок плавания!125 Если плавание не было слишком продолжительным, но довольно опасным, то проценты могли достигать 50%126.
Заемный капитал, предоставляемый итальянскими купцами-банкирами, был весьма прибыльным, но одновременно и рискованным. Особенно рисковали банкиры, которые обслуживали не купцов, а власть, в частности правителей иностранных государств. Они зависели от политической и экономической ситуации, от их военных побед или поражений. Поэтому крупные банки долгое время не могли появиться на рынке. Так, едва зародившиеся крупные флорентийские компании обанкротились из-за неспособности английского короля оплатить долги, порожденные его политическими и экономическими проблемами во Флоренции и Неаполитанском королевстве. На смену прогоревшим и обанкротившимся семействам Барди, Перуцци и Аччайуоли пришел более осторожный клан Медичи (Стратерн, 2010).
Первые банки Италии чаще всего имели «монолитную» структуру, а значит, были крайне уязвимы и могли обанкротиться по вине лишь одного должника. Банк Медичи на деле представлял собой товарищества с многочисленными связями, каждое из которых основывалось на специальном и регулярно пересматриваемом контракте. Управляющие филиалами были не наемными служащими, а фактически младшими партнерами, получавшими долю доходов. Именно такая децентрализация помогла стать банку Медичи процветающим.
Представители этой династии правили впоследствии Флоренцией на протяжении трех веков. Два римских папы, три герцога (Флоренции, Немура и Тосканы) и даже две королевы Франции (Екатерина и Мария) были выходцами из их семьи. Медичи стали самым влиятельным банковским кланом за всю историю Италии. Впрочем, их положение главных средневековых банкиров основывалось не столько на успехах в экономике, сколько на успехах в политике. Но без этого и в наше время трудно, а тогда было просто невозможно.
Отцом-основателем самого знаменитого банковского семейства Италии был Джованни ди Биччи де Медичи128, который основал банк Медичи, выработал основные принципы ведения банковского дела и заложил прочную основу семейного богатства, которому предстояло стать трамплином к достижению политической власти. По мере роста банковских прибылей Джованни ди Биччи использовал только консервативные методы наращивания капитала, скупая земельные участки в долине города Флоренции и на холмах Тосканы, окружавших город. Позже, став богаче, он скупал недвижимость уже в самом городе. При нем банк Медичи развивался устойчиво, хотя и не мог сравниться по объемам операций ни с одним из предшественников — тремя обанкротившимися флорентийскими банками129. Просто отец-основатель банка Медичи никогда не заглатывал кусок, который не мог переварить.
Успех Медичи почти всегда основывался на использовании методов, апробированных другими. На ранней стадии развития дел для Медичи особо важное значение имел переводной вексель (lettera di cambio)130, получивший распространение в Средние века как способ торгового финансирования. Чеков у банкиров не было; инструкции давались устно и записывались в банковские книги. Процентов не существовало; вкладчикам давали discrezione (по сути, это был персональный депозит131, который приносил вкладчику доход, пропорциональный годовому доходу фирмы) в качестве компенсации за то, что они подвергали свои деньги риску.
В дальнейшем (вопреки банковскому фольклору, вовсе не Медичи придумали переводной вексель132 — «тратту») Медичи сыграли важную роль в учреждении системы филиальных банков. Новацией Медичи стала передача финансового капитала и политических должностей по наследству, т.е. то самое накопление. Они достигли успеха, усвоив важный урок: в финансах важен масштаб деятельности.
Укрупняя свой банк и создавая больше разнообразных услуг, чем было у какого-либо финансового учреждения прежде, они де-факто изобрели способ распределения рисков. С помощью торговли валютой (разменными письмами) и предоставления займов они снижали риски неплатежей. Медичи — первые банкиры, которые обеспечили диверсификацию рисков: не выдавали крупных займов только одному должнику, оперировали во многих местах через свои филиалы (товарищества). Децентрализация деятельности помогала им сохранять бизнес на протяжении многих веков.
Активное развитие такого инструмента, как «переводной вексель» (bill оf exchange), для финансирования торговых операций стало возможным только благодаря Медичи, поскольку они располагали самой большой филиальной сетью. В ту пору львиная доля торговли приходилась на Средиземноморье. Продавая свои бумаги, Медичи зарабатывали приличные деньги, используя время и играя на обменных курсах различных валют. Если купец из Венеции отправлялся в Лондон, то он покупал у Медичи «переводной вексель» за венецианские дукаты, фиксируя количество фунтов, получаемых в Англии, а также время, через которое он сможет обменять там бумагу на наличные фунты (в Лондонском филиале банка). Если курс дуката вырастал за это время, то купец терял деньги (а банк зарабатывал на разнице курсов), если падал, то купец выигрывал за счет курсовых разниц. Банк же Медичи только выигрывал, поскольку лондонский филиал выкупал этот дукат (обязательство в виде бумаги), но не для себя, а… для венецианского филиала. Кроме того, все время, в течение которого купец добирался до Англии, его дукаты беспроцентно могли использоваться банкирами. Получалось, что сколько венецианский филиал получал наличных дукатов, столько же он и возвращал обратно (только в другом филиале банка), но не сразу и беспроцентно.
Сделка не приносила прибыли, но не давала и убытка, а кроме того, не запрещалась церковью. Конечно, срок играл ключевую роль, поэтому стандартным сроком для векселей стали три месяца и больше. Филиальная сеть Медичи позволяла аккумулировать огромные средства, меняя через бумагу флорины на гроши, дукаты на фунты, и наоборот. В этой схеме вопрос был лишь в том, какое из товариществ Медичи зафиксирует прибыль от конкретной операции, а значит, бизнес в целом был очень устойчив.
Все свои сделки Джованни ди Биччи де Медичи и его последователи регистрировали в своей знаменитой книге Libro segreto. Из этой книги можно узнать много занимательных фактов. Например, что венецианский филиал банка Медичи был основан еще в 1402 г. и за короткое время успел занять видное место в обширных торговых операциях Венецианской республики, занимаясь шерстью на рынке Валенсии, а также участвуя в доставке специй и янтаря с Востока в Венецию.
В большинстве банков того времени работало меньше десятка служащих. Банковские клерки «банка де Медичи» зарабатывали примерно 50 флоринов в год, на что можно было неплохо прожить, пусть и довольно скромно. Для сравнения: на годовой доход 200 флоринов в то время содержали большую семью, жили в просторных домах, имели двух слуг, а еще лошадь и осла.
Так вот, записи в Libro segreto за 1427 г. показывают, что оборот банка составлял колоссальную сумму — 50 568 флоринов, а чистая прибыль — 4080 флоринов (4080 / 50 568 = 8%). При этом в штате банка было всего 17 наемных клерков — пятеро в головной конторе во Флоренции, остальные — в Риме, Венеции, Неаполе.
Согласно сведениям из Libro segreto за 1397–1420 гг., из общего дохода 151 820 флоринов римский филиал принес более половины. Это значительно превышало финансовые итоги объединенных усилий Флоренции, Венеции, Неаполя, многочисленных коммивояжеров, а также двух суконных мануфактур. Секрет был прост: банк Медичи в это время имел два римских отделения — римский филиал и отделение банка непосредственно при папском дворе. Одно отделение всегда сопровождало папский двор в путешествии для обслуживания его непосредственных финансовых потребностей133. А второе отделение оставалось в Риме, занимаясь главным делом — папскими поступлениями из-за рубежа.
При римском папе Мартине V банк Медичи получил еще и право чеканить монету. Конечно же, не за «красивые глаза». В Libro segreto содержатся интересные сведения, относящиеся к этому периоду: балансовый отчет римского филиала включает большой перечень персональных депозитов a discrezione (тайных счетов, на которые стекались проценты по вкладам, что противоречило запрету церкви на ростовщичество). Эти депозиты колебались в границах 2600–15 000 флоринов, а в круг депозитариев входили кардиналы, несколько прелатов и один близкий друг папы.
дукат как инновация, увековеченная великим шекспиром
Латинское слово ducere означает «вести за собой» или «направлять». В Римской империи командующего войсками называли dux. В итальянском это слово превратилось в duca, а в английском в duke — властитель, герцог134. Герцог (дюк), управляя меньшей территорией, чем король, нередко делал это более эффективно и мог стать могущественнее самого короля.
В 1140 г. правитель Венеции135 пустил в обращение дукаты, которые обрели широкое хождение. Благодаря Шекспиру это слово узнали и англоговорящие народы. Шекспировский герой Шейлок, венецианский еврей, горюя о своей дочери, которая убежала из дома, прихватив деньги, восклицает: «О, мои дукаты! О, дочь моя!» По сюжету комедии У. Шекспира «Венецианский купец» (1596–1597) Шейлок был ростовщиком, ссудившим деньги купцу Антонио под залог фунта мяса из его собственной груди и упрямо добивающийся по суду выполнения заключенного между ними договора.
Пьесы о евреях были очень популярны у английской публики конца XVI — начала XVII в., поскольку по указу Эдуарда II в конце XIII в. евреи были изгнаны из страны136.
С современной точки зрения весь ход развития пьесы представляет Шейлока униженным и обездоленным человеком, у которого нет ничего, кроме его мести. Даже гуманность венецианских законов не распространяется на него, ровно потому что он еврей137.
Венецианские дукаты (о которых сожалел Шейлок) широко использовались на Балканах, в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. С 1325 г. монеты распространились по всей Европе. С 1559 г. дукат весом 3,49 г стал основной монетой Священной Римской (Германской) империи. В Австро-Венгерской монархии их чеканили до 1915 г., а в Чехии и в Югославии чеканка прекратилась лишь между Первой и Второй мировыми войнами.
Далее из книги можно узнать про необыкновенную щедрость сына и наследника Джованни ди Биччи де Медичи — Козимо де Медичи. Он истратил 660 000 флоринов на поддержку искусств. При этом подсчитано, что Козимо унаследовал от отца около 100 000 флоринов и при всей своей филантропии оставил к концу жизни своим наследникам более 200 000, т.е. вдвое больше.
Гераклит говорил: «Война — отец всех вещей, отец всего». Отец у него фигурирует потому, что в греческом языке слово «война» («полемос») мужского рода и означает оно силу, зачинающую, засевающую или (говоря современным языком) инициирующую. Отношение к войне у большинства из нас резко негативное, но война прежде всего предельная концентрация сил для достижения экономических выгод. Чуть позднее Никколо Макиавелли напишет, что «война есть прагматическое средство реализации материальных интересов государства» (Дугин, 2007, ч. 2, разд. 6).
Значительную часть XIV и XV вв. средневековые города-государства Тоскана, Пиза, Сиена, Милан и Венеция находились в состоянии войны по принципу «Каждый с каждым». Впрочем, воевали также с зарождавшимися в то время государствами на территориях Германии и Франции. Город-государство Флоренция в Средние века не был исключением. Для ведения боевых действий итальянские города нередко объединялись в союзы. Чаще всего эти войны велись их инициаторами за счет денежных ресурсов руками наемников138. Чтобы избавить собственных жителей от грязного военного дела, каждый город нанимал военных контрактников (condottieri), которые собирали армии, захватывали земли и грабили противников. Так было и в 1430 г., когда флорентийская армия под командованием Ринальдо дельи Альбицци (будущего страшного врага и конкурента Медичи) выступила в сторону Лукки — маленького итальянского города. Этот город-государство вздумал заключить союз с Миланом, угрожая Флоренции потерей выхода к морю в районе города Пиза. Для Флоренции это означало потерю торговых отношений.
В эту войну втянулась вся Северная Италия. Венеция тут же объявила войну Милану, заставив его прекратить поддержку Лукки, а мощный генуэзский флот вышел в море, для того чтобы захватить жизненно важный для Флоренции пизанский порт. Эти подробности были бы излишними, если бы не один вопрос: как тогда финансировались столь масштабные войны?
Более могущественные, чем Флоренция, города Милан и Венеция финансировали войны из своей казны. У кого же флорентийцы могли занять достаточную сумму? Ответ удивителен. Руководство города (Флоренция была республикой, которой правили «синьоры») провело ростовщическую сделку, которую, однако, не запретила церковь, поскольку займы были обязательными139. Суть сделки заключалась в том, что более богатые жители не платили налог на собственность, зато были обязаны ссужать деньги правительству города на ведение войны. В обмен на эти принудительные займы (prestanze) городские богатеи в будущем должны были фактически получить проценты с награбленного.
Но тогда чудесный план флорентийцев провалился140. В апреле 1433 г., когда были согласованы условия мирного договора, по которому все стороны восстанавливали status quo, выяснилось, что Флоренция воевала три года и ничего не достигла, только истратила целое состояние. Многим пришлось понести убытки, и многие влиятельнейшие флорентийцы были в ярости. Эмоции помешали им оценить собственное изобретение, которое, в отличие от бесславной войны, переживет века (государственные займы) и станет основой многих войн будущего. Способ финансирования войн через рынок правительственных задолженностей, как и многое другое в истории финансов, был изобретением итальянского Ренессанса.
Сегодня, когда правительства и крупные корпорации выпускают долговые обязательства для привлечения финансов от большого количества лиц и учреждений, нам это кажется абсолютно естественным. Однако следует понимать всю важность этого момента. После создания банками кредита появление долгового обязательства стало вторым великим переворотом в восхождении денег. Почему?
Продолжая Гераклита, можно сказать, если война — отец, то долговая система, порожденная войной, — мать… фондовой биржи141. Важной особенностью флорентийской системы была возможность продажи займов другим гражданам, когда инвестору требовались наличные деньги. Не останавливало даже то, что долговые обязательства тогда были не более чем несколько строчек в бухгалтерской книге в кожаном переплете.
Республиканское устройство Флоренции сделало ее граждан самыми крупными инвесторами в собственное государство. К началу XIV в. две трети домовладельцев вложились в государственный долг Флоренции. Даже псевдореспублика, находившаяся под властью нескольких зажиточных семей, таких как Медичи, была прогрессивной формой по сравнению с многочисленными формами наследной монархии, которая тогда царила в городах средневековой Европы. Тирания могла произвольно нарушать свои платежные обязательства по отношению к кредиторам, но люди, выписывавшие долговые обязательства во Флоренции, в большинстве своем сами же и покупали их. Они контролировали правительство города и его финансы. Их личная заинтересованность в выплате процентов по собственным займам и стала отправной точкой, обеспечившей твердое политическое основание142. Именно эта инновация привела позже к появлению такого феномена, как фондовая биржа.
Впрочем, история итальянского города-государства Флоренции XIV в. вовсе не была столь уж гладкой. Новая философия гуманизма, которую исповедовали Медичи, ставила на первое место знания, интеллектуальную независимость и любознательность. Флоренция той эпохи была местом, где одни новые идеи порождали другие совершенно новые идеи. Но прогресс продолжался недолго. Достаточно было одного харизматичного монаха Джироламо Савонарола, который предложил вернуться к средневековым ценностям, мотивируя это возвратом нравственных ценностей и предрекая в противном случае гибель Флоренции. В 1494 г. Савонароле удалось захватить власть, и вместе с избавлением от роскоши вернулись все прежние ограничения на искусство, литературу, мышление и поведение. Савонарола позже был свергнут и сожжен на костре, но прежний оптимизм уже не вернулся во Флоренцию. Время цветения клевера оказалось недолгим.
Справедливости ради нужно отметить, что и другие города Италии внесли свою лепту в формирование мировой финансовой системы. Система государственной задолженности, например, в Венеции появилась даже раньше, чем во Флоренции. В 1171 г. в Венеции действовавшее на протяжении десятилетий долевое общество приобрело вид депозитного союза143.
Monte vecchio («Старая гора») — так называли долгосрочное обязательство, игравшее ключевую роль в финансировании войн Венеции в XIV в. с Генуей и другими противниками. Новая гора долгов (monte nuovo) выросла уже после затяжной войны с Османской империей, тянувшейся с 1463 по 1479 г. Как и флорентийский prestanze, венецианский prestiti был принудительным займом. Но появился вторичный рынок, который позволял продавать долговые обязательства другим инвесторам за наличные.
В Венеции банки действовали под прямым контролем муниципалитета. Даже тогда, когда они действовали как независимые учреждения, магистрат города имел право на проверку. Это право возникало, поскольку закон рассматривал вкладчиков как настоящих владельцев банка. В какой-то момент с подачи магистрата все платежи в городе начали проходить только через одно местное учреждение144, что значительно способствовало погашению долгов и предоставлению кредитов, поскольку Венеция в то время была одним из мировых центров промышленности и торговли. Во второй четверти XVII в. в городе была создана эффективная система многостороннего погашения долгов и даже предоставления международных кредитов. В то же время венецианские учреждения не могли предоставлять займы по текущим счетам, тогда как в других городах государственные депозитные и безналичные платежи происходили на менее жестких условиях.
Банкирам Венеции пришлось изобрести и внедрить новые технологии, которые способствовали созданию банковских денег. В Венеции кредитор, как правило, не переводил чек в наличные, а просил своего банкира прокредитовать текущий счет. Если у кредитора не было такого счета, то дебитор для погашения своих обязательств мог предоставить ему депозитный сертификат (fede di credito), который мог использоваться для расчетов с третьим лицом, имевшим банковский счет. Иногда fede di credito проходил через руки нескольких человек, прежде чем попасть на счет, увеличивая скорость обращения денег. Использование венецианской системы fede di credito представляло собой раннюю форму бумажных денег, или денег «на доверии». Эта система внесла неоценимый вклад в эволюцию мировой банковской системы и показала, что финансовые рынки — это лучший способ распределения и мобилизации капитала, осуществления обменных денежных операций, а также оптимизации уровня благосостояния общества.
Стремясь к достижению равновесия, рынки дают стимулы для отбора проектов, которые выражают потребности и предпочтения всего населения, а не только интересов Большого человека. Они являются средством перераспределения ресурсов от неконкурентных проектов к более конкурентным. Рыночная эволюция проектов, как правило, оказывается умнее решений Большого человека. Рынки являются эволюционными машинами для качественного отбора проектов. Они обыгрывают жесткий командный метод не столько потому, что более эффективны в распределении ресурсов, а потому, что способны за счет инноваций разрушать устоявшиеся текущие ренты через создание новых продуктовых ниш. Большинством технологических и социальных инноваций мы обязаны рынкам. Сильная сторона рынка в том, что он дает лучшую возможность для экономического роста за счет реализации непредвзятого отбора бизнес-планов и проектов.
В Европе на фоне непрекращающихся войн начинается банковская и коммерческая революция. Ситуация осложняется борьбой с Османской империей, свирепствующей чумой и нехваткой золота. Войны между государствами того периода велись по экономическим причинам с целью занять главенствующее положение в мировой торговле. Само развитие торговли оказалось под действием более чем столетней дефляции (с 1540 по 1640 г.). Условий для расцвета счастливого клевера не было.
Как уже говорилось, крупномасштабная международная торговля требовала наличия развитого кредитного сектора. Еще до Медичи на денежном рынке Европы доминировали купцы-банкиры Тосканы145, которые в 1500 г. перенесли свои офисы из Брюгге (тогдашний финансовый центр) в Антверпен. Эти банки провели в начале XVI в. переговоры с королем Португалии, что привело к появлению в городе Антверпене монополии, распределявшей пряности по Европе, и нового финансового центра.
В это же время другие купцы-банкиры — из Генуи — заняли ведущие позиции на Пиренейском полуострове. Своими займами они поддерживали великие открытия португальцев и испанцев, о которых как об инновациях речь пойдет в следующей главе. Значительные суммы были инвестированы в создание сахарных плантаций на островах Атлантического океана (Канары, Азоры, Мадейра, Сан-Томе и Принсипи) и финансирование торговли пряностями и золотом, которую португальцы вели с Западной Африкой. В дальнейшем великие географические открытия испанских конкистадоров сломают монетарные ограничения экономической свободы. А новый источник доходов Испании — целый континент с огромными запасами серебра — наконец-то создаст условия для расцвета счастливого клевера в Европе.
Пока же хотелось бы обратить внимание на следующий момент: в модели счастливого клевера я рассматривал финансы как элемент, вступающий в игру после того, как открытия и изобретения пройдут стадию коммерциализации (благодаря бизнесменам-новаторам). В данном случае инновации в банковской сфере сами являются изобретением, которое стимулирует развитие общества, способствуя его преобразованию для реализации нового витка развития.
В XVI в. генуэзцы сначала поддерживали торговые отношения Португалии с Индией и Дальним Востоком. Но позже они в значительной мере переключились на Новый Свет, поскольку испанская колонизация и завоевания в Центральной Америке вплоть до берегов Тихого океана нуждались в значительной финансовой поддержке. Для финансирования работы серебряных шахт Мексики и Перу, организации доставки сырья в Европу и Азию нужен был существенный капитал. Купцы-банкиры Генуи предпочитали тогда заключать сделки на ярмарках в Севилье и Кастилии, где они контролировали торговые связи Испании с Карибским регионом и американскими колониями.
Постепенно крупномасштабная торговля с этими регионами стала преобладать над другими видами деятельности. Испанцы колонизировали Новый мир системно и с большим размахом, чем португальцы. Более того, производство серебра в XVI в. приобрело такую важность, что его прибытие в Севилью из Мексики и Перу оказывало огромное экономическое и политическое влияние на всю Европу. Генуэзцы использовали ярмарки Кастилии и их филиалы в Антверпене и Лионе для распределения американского серебра по всей Европе.
Именно при содействии генуэзцев испанские пиастры, сделанные по образцу немецкого талера, стали главенствовать в международных расчетах. С их помощью финансировались не только войны, которые Испания вела в Европе, но и растущая торговля между Европой и Азией.
В государственных финансовых операциях их власть и влияние достигли наивысшей точки, и вскоре вся система испанских ярмарок приобрела важное стратегическое значение для поддержания внешней политики тогдашних правителей династии Габсбургов.
Но после 1534 г. переводные векселя, которые переводились с одной ярмарки Кастилии на другую, как и внутренние векселя Севильи, стали предметом жесткой критики со стороны властей. Власть вдруг разглядела в них скрытый заем под проценты. В конце 40-х гг. XVI в. внутренние переводные векселя были запрещены, что разочаровало купцов, действовавших в Севилье. Запрет нанес удар по внутренним векселям, которые выдавались на ярмарках Кастилии и принимались в Севилье, привел к значительным трудностям и сильно усложнил торговые операции в городе.
Волна банкротств, прокатившаяся в государственном секторе во второй половине XVI в., вызвала нарушение нормальной системы платежей. Репутация банкиров и купцов упала. Религиозные конфликты и развернувшаяся борьба Испании с Францией тоже негативно повлияли на торговлю Северо-Западной Европы с Пиренейским полуостровом.
Счастливый клевер завял, а испанские монархи XVI в.146 обнаружили, что избыточное количество драгоценного металла может быть в равной степени благом и проклятием. Уже тогда, задолго до начала экономических дискуссий, стало ясно, что не только количество денег определяет их покупательную стоимость, но важна еще и скорость обращения. В результате нарушения торговых связей покупательная способность денег упала (денег было достаточно, а товаров не хватало)147. Это нанесло значительный ущерб сложившейся финансовой структуре. Торговые ярмарки Кастилии во второй половине XVI в. постепенно сужались. В 1605 г. купцы и банкиры, которые специализировались на международных банковских операциях, окончательно оставили город.
По Европе в период с 1540 по 1640 г. прокатилась мощная инфляционная волна. Цены на продукты, не менявшиеся существенно на протяжении последних трех столетий, вдруг поползли вверх. В Англии прожиточный минимум за этот период вырос на 7%, и по средневековым меркам цены на хлеб претерпели революционные изменения. Огромное количество серебра и золота стало «ресурсным проклятием» Испании.
Счастливый клевер окончательно зачах, запахло войной. Военные действия начались в попытке усмирить Соединенные Штаты Голландии. Тогда они были испанской провинцией. Но, несмотря на все золото и серебро, полученное в Мексике и Перу, а также военную мощь, Испания проиграла. Финансовые затруднения оказались настолько серьезными148, что их можно сравнить с проблемами, которые возникли у Византии в Египте, когда империя утратила влияние на Нубию. Из-за военных затруднений Испании и непомерных затрат на неудавшиеся попытки усмирить мятежные северные провинции Нидерландов испанская корона оказалась не в состоянии обслуживать свои долги. Дефолт объявляли 14 раз с 1557 по 1696 г.149
С помощью своих сформированных в ходе войны структур, республиканских организаций, Соединенные Провинции Нидерландов приобрели финансы на ведение войны. Деньги пришли с рынка совершенно нового типа — рынка займов: появились пожизненные и бессрочные аннуитеты, возникли выигрышные займы. К 1650 г. в Нидерландах появилось более 65 000 рантье, или людей, вложивших капитал в долговые обязательства, позволившие финансировать многолетнюю борьбу Нидерландов за независимость.
Каламбур, но во многом испанская корона проиграла из-за «голландской болезни». Нидерланды не только выиграли войну, но и получили прекрасно развитую банковскую систему. Власть в истории впервые перешла к банкирам. Несмотря на свой статус и видимое могущество, короли оказались банкротами.
Итак, с ослаблением влияния испанской короны счастливый клевер расцвел на севере Европы150. Этот период можно смело назвать «финансовой революцией», поскольку он сравним с достижениями итальянцев в развитии банковского дела. В банковской сфере в тот период возникла важная техническая новация: долговое письмо стало содержать оговорку «на предъявителя». Через оговорку «на предъявителя» платежи не обязательно должны были осуществляться наличными. Долг мог быть уплачен путем передачи письма-обязательства третьему лицу.
Купец, у которого не было достаточно наличных средств для уплаты по обязательствам, теперь мог осуществить платеж через безналичный перевод. Долговые письма переходили из рук в руки, и иногда начальный дебитор снова получал свое собственное письмо. Оговорка «на предъявителя» позволяла осуществлять полную компенсацию долгов и займов. Следствием стало ускорение денежного обращения, хотя использование самих наличных денег сократилось. Это имело важное значение, поскольку металл тогда был в серьезном дефиците.
Пионером нововведений стал город Антверпен. В учетных книгах некоего английского торговца тканью того времени можно было увидеть первые признаки современной практики дисконтирования торговых ценных бумаг151. Прогресс Антверпена прервала восьмидесятилетняя война (1568–1648). После захвата города в 1585 г. Александром Фарнезе, герцогом Пармы, который выступал на стороне испанского короля, торговля в Антверпене была свернута, а пальма первенства в финансовом деле перешла к Амстердаму. После завоевания Антверпена многочисленные купцы и промышленники эмигрировали в Амстердам. Он уже был важным экспортным рынком — рынком рыбы и молочных продуктов, транзитным рынком других товаров, особенно зерна и древесины из стран Балтики, Скандинавии и Северной России. К ним присоединились также предприниматели из других городов Южных Нидерландов. Так Амстердам превратился в ведущий торговый центр Европы.
В 1600 г. город успешно скопировал так называемый «кассовый» бизнес, внедренный в Антверпене в XVI в. Кассиры предоставляли свои услуги как голландским, так и иностранным купцам. Они осуществляли платежи от их имени, выполняли безналичные переводы и вели счета, которые позволяли одновременно использовать и свои средства, и брать кредит. Кассиры были очень активными в торговле векселями «на предъявителя», они осуществляли покупку, продажу и обмен монет.
Хаос войны заставил северные и южные провинции Нидерландов использовать одинаковые учетные деньги — флорины, но единой чеканочной системы не было. На юге монетные дворы находились под наблюдением испанского правительства. Из-за финансовых трудностей испанцы платили своим наемникам «легкой» монетой.
А вот чеканщики Северных Нидерландов выпускали полновесную монету, а значит, могли предлагать поставщикам ценных металлов более высокую цену. Поскольку за импорт из стран Балтии и стран Востока нужно было платить в твердых валютах, произошел всплеск спроса на монеты высокого качества. Кассиры Амстердама «снимали сливки». Если платежи осуществлялись в Амстердаме наличными, то они отбирали монеты высокого качества для перепродажи со значительной премией импортерам балтийских и азиатских товаров. Хорошие монеты отбирались и экспортировались, т.е. изымались из местного обращения, что приводило к деградации национального монетарного резерва, в чем скоро власти города (магистрат) Амстердама обвинили кассиров.
Затем магистрат решил изменить законодательство. Постановлением от 31 января 1609 г. деятельность кассиров была запрещена, и совет объявил об образовании государственного обменного банка Амстердама (Amsterdamse Wisselbank), который получал монопольное право на обменные операции. Как государственное учреждение обменный банк придерживался официальных валютных курсов. Обменные курсы стали стабильными. Успех нововведения привел к тому, что «амстердамскую модель» быстро переняли другие города152.
Новый банк предоставлял еще и кредиты, хотя его устав это прямо запрещал. Однако в двух случаях это правило нарушалось, когда речь шла о Голландской Ост-Индской компании и о муниципальной казне Амстердама. Первая с 1609 г. до конца XVIII в. получала значительные займы для развития и поддержки флота. Казна же получала крупные займы во второй половине XVII в. К 1750 г. обменный банк Амстердама стал самым ликвидным банком153. Расцвет Нидерландов с их морским делом и ремеслами (что известно в нашей истории благодаря Петру I) во многом обусловлен этой новацией в банковской сфере. Но обменные операции не могли преодолеть существенное ограничение, которое сегодня нам кажется чем-то искусственным.
Соотношение между депозитной и «бронируемой» суммой в Амстердаме было близким к единице. Это было так, потому что взамен переданных монет, которые оседали в сейфах у амстердамских банкиров, купец получал расписку о сделанном вкладе на ту же сумму. Впервые это ограничение смогли преодолеть только в шведском Риксбанке. Там появилась возможность инвестировать деньги без потери права использования их по требованию владельца. Большинство людей не нуждаются в использовании всех своих денег каждый час и каждую минуту. Поэтому они помещают их в банк на сохранение или на депозит. Банки выдают деньги, находящиеся у них на депозите, под процент другим людям, тем самым зарабатывая себе дополнительную прибыль. Следовательно, банки действуют как финансовые посредники, т.е. способствуют инвестированию денежных средств своих же вкладчиков.
Эта посредническая роль крайне важна. Вспомним Китай, который в один прекрасный момент закрыл свой рынок и прекратил отношения с внешним миром, тем самым ограничив свои инвестиционные возможности. Но если с внешнеторговыми операциями в стране все более или менее понятно, то появление такой инновации, как банк, открывало путь к превращению сбережений граждан в важный источник развития страны. В средневековом Китае банковской системы не было, сами предпосылки ее появления исчезли с отказом от внешней торговли, поэтому огромная страна практически застыла на долгие годы в развитии, добровольно ограничив инвестиции.
Риксбанк первым ввел «систему частичного резервного обеспечения», при которой резервы банка не должны соответствовать его обязательствам. Соотношение в то время доходило до 30%, сейчас это уже 12%. Сегодня мы хорошо понимаем мультипликативный эффект этой инновации. Если до этого каждые условные 100 крон просто оставались в банке, то теперь 70 из них выдавались в виде кредитов, увеличивая денежную массу в стране.
Третьей важнейшей инновацией стал переход от краткосрочных переводных ценных бумаг к бумажным деньгам. Так появились банкноты в том виде, в котором они существуют сегодня. Этот шаг впервые был сделан в Англии в 1694 г. Через короткое время Банк Англии получил монополию на выпуск банкнот. Инновация состояла в том, что деньгами могли рассчитываться все, даже те, у кого не было счета в этом банке.
Таблица 4. Три крупнейшие инновации в банковской системе Северной Европы XVII века
Страна и банк
Год
Инновации
Расчетный банк Амстердама
1609
Стал инициатором создания чековой системы и прямого дебетования для перечисления денег. Это расширило возможности совершения коммерческих сделок без оплаты наличными. Ограничение, которое не было преодолено, — 100%-ное соотношение между депозитной и бронируемой суммой.
Шведский Риксбанк
1656
Упрощение процедур торговых платежей и займов. Вкладчики банка фактически могли предоставлять займы из денежных вкладов с выгодой для себя при посредничестве банка.
Банк Англии
1694
С 1742 г. установил частичную монополию на выпуск банкнот (форма простого векселя, без процентов, предназначена для упрощения платежей без открытия текущих счетов участниками сделки). Этой бумагой мог пользоваться любой ее держатель.
Произошедшие изменения в практике бизнеса и финансовом деле (см. табл. 4) не могли не сказаться на другом элементе счастливого клевера — обществе. Страна начала наполняться денежными знаками, и должен был появиться новый класс, обслуживающий возникшие денежные потоки, — класс финансистов. Серьезное становление новой финансовой элиты в Европе нужно отсчитывать с момента появления на исторической сцене семейства Ротшильдов.
Коммерческая революция в Европе стала периодом экономической экспансии и меркантилизма, когда параллельно проходили процессы колонизации и путешествий с целью открытия новых земель, появились крупные торговые монополии и банки, акционерные общества и фондовый рынок, страховые компании и долговые обязательства. В этот период происходит общий рост торгового оборота в Европе и мире, возникает полноценная финансовая система. Именно в этот момент у счастливого клевера появляется полноценный четвертый лепесток.
Теперь человечество было готово к следующему важнейшему историческому этапу — промышленной революции. Коммерческая же революция позволила европейским странам оторваться в своем развитии от Азии и Ближнего Востока и стремительно разбогатеть. Накопленный капитал и банковские технологии позволили преобразовать сбережения в инвестиции — две главные инновации того времени и основа нынешнего процветания Европы. С тех пор и по сей день влиятельные банкиры следуют заветам отца-основателя клана Медичи и не показываются без особой причины перед народом. Вопросы войны и мира они предпочитают решать в тишине.
Итак, накопленный золотой запас начал характеризовать мощь государства и силу экономической власти над людьми. Итальянский ренессанс и Медичи принесли миру революцию в банковском деле, давшую начало бурному развитию финансовых инструментов. Возникшая денежная система в Европе дала толчок новому этапу развития торговых связей с Азией. Без кредитных инструментов это было бы невозможно, поэтому их появление создало предпосылки для развития банковского дела в Европе. С этого момента начинает отсчет эволюция финансов — механизмов оплаты, накопления, инвестирования и, пожалуй, самое важное, привлечения заемного капитала.
Новые отношения позволяют банкирам не только накопить знания о рисках, получить опыт кредитования, но и создать целый ряд новых инноваций, например переводной вексель (тратту). В результате развития банковской системы расцвела торговля по всему Средиземноморью, а концентрация капитала пришлась на итальянские города-государства, где возникла еще одна инновация — государственное долговое обязательство.
Мировая торговля с только что открытой Америкой позволила Испании и Португалии накопить крупные богатства. Существенные средства вкладывались в сахарные плантации, финансировались экспедиции в Западную Африку и Америку за золотом и серебром. Генуэзцы стали главными финансовыми посредниками, через которых золото и серебро распространились по всей Европе. Со времен неолитической революции и до эпохи Просвещения ВВП на душу населения в мире рос чрезвычайно медленно. Элиты государств существовали за счет земельной ренты, а ростовщичество преследовалось по церковным нормам. Прокатившаяся по Европе столетняя инфляционная волна (1540–1640 гг.) сделала золото и серебро ресурсным проклятием Испании, а деловой центр переместился в Нидерланды, где реальная власть впервые стала принадлежать банкирам, а не монархам.
Затем появилась еще одна финансовая инновация — «долговое письмо на предъявителя». Мощный товарно-сырьевой и банковский рынок возникает в Нидерландах, там же возникает понятие акционерного капитала, а ставший крупнейшим обменный банк Амстердама стал финансировать ремесла и морское дело, благодаря чему расцвел счастливый клевер.
Появился прообраз биржи, а затем и первые акционерные общества, благодаря которым Голландия доминировала в морской торговле. Дальнейшие финансовые инновации в шведском Риксбанке и Банке Англии привели к рождению банкнот, ставших всеобщим платежным средством, которое впоследствии постепенно вытеснит монеты. Знания и доступ к информации приобретают новый статус и начинают все больше цениться в обществе.
Три пути ведут к знанию: путь размышления — это путь самый благородный, путь подражания — это путь самый легкий, а путь опыта — это путь самый горький…
Конфуций
Как вы уже поняли из предыдущей главы, вопросы войны и мира часто решают деньги. Золото, богатство, в широком смысле капитал — все это составные части финансовой системы. Мирное время позволяет строить дома, города, основывать бизнес и богатеть, война же — самый быстрый обретения богатства. Но обрести богатство — только половина дела, куда важнее умение его удержать, правильно и своевременно распорядиться им. Для этого нужны знания. Поразмыслим над путями, позволяющими получить знания, а также над тем, что бывает, когда знаний не оказывается в нужный момент.
Самый драматичный момент проявления сложной, многослойной и многокомпонентной роли знаний — это столкновение цивилизаций. Их за историю человечества было немало. Во время знаменитого индийского похода Александра Македонского, совершенного в IV в. до н.э., когда он вторгся в северо-западную часть Индии, победил и взял в плен индийского царя Пора154, европейцы впервые познакомились с булатом. После нескольких ударов железные тяжелые македонские мечи гнулись и тупились, а вот мечи их противников — индусов — легко рассекали даже металлические части амуниции воинов Александра (Conolly, 1981)155, оставаясь такими же прямыми и острыми. Пользоваться ими мог даже ребенок. Булатные клинки были настолько гибки, что их не удавалось ни сломать, ни погнуть; заточенные до остроты бритвы, они не тупились. Македонцы победили тогда за счет тактической выучки, чего недоставало индийским воинам.
Альберт Эйнштейн как-то раз очень удачно «расшифровал» то, о чем много веков назад, но со знанием дела говорил Конфуций (см. эпиграф к главе). Он фактически уточнил его известное высказывание — «на опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к построению теории»… Путь опыта — самый горький, поскольку часто ведет к забвению. Эйнштейн не случайно сделал акцент на теории. Неотъемлемым свойством научных знаний и умений является их иерархичность и обобщаемость. Европейцы обрели твердую научную основу для своих знаний, которая не только изменила общество, но и подвигла их к новым свершениям.
тайна булата
Секрет булата156 кроется в особой стали, называемой «вутц»157, получаемой из специальной железной руды. Лауреат Нобелевской премии по химии Роберт Керл, выступая перед публикой во время 95-го Индийского научного конгресса, рассказал, что, согласно современным данным, дамасская сталь изготовлялась мастерами на юге и в центре Индии еще за 300 лет до н.э. Самым интересным, по его мнению, было то, что при изготовлении клинков древние мастера применяли методы нанотехнологии158. Конечно, они даже не догадывались об этом. Мечи и сабли из этого металла ковались на Ближнем Востоке и в Индии с VIII в. и вплоть до начала XVIII в.
В Средние века изготовление булатных клинков переместилось в сирийский город Дамаск. Именно туда из Индии доставляли вутц — слитки булата с круглым основанием. Чтобы выковать дамасскую сталь, местные мастера брали полосы твердой стали в середине и мягкого железа сверху и снизу и проковывали их. Потом заготовку разрезали, складывали и вновь проковывали. Этот процесс повторялся несколько сотен раз. Булатные клинки стоили настолько дорого, что им под стать в рукоятках было только золото. Слава о дамасских клинках быстро распространилась по Европе вместе с вернувшимися домой крестоносцами. А вот на родине — в Индии — секретность технологии выплавки вутца привела к тому, что в конце концов знания утратили. В XVIII–XIX вв. в Европе появилась высокоуглеродистая сталь, и оружие начали изготовлять из нее159.
В XIX в. ученые-металлурги не раз пытались раскрыть секрет литого булата, даже великий английский ученый Фарадей безуспешно бился над решением этой задачи. Но получить литой булат, не уступающий по свойствам индийскому вутцу, удалось только одному человеку — русскому ученому, начальнику горных Златоустовских заводов П. П. Аносову160 в 40-х гг. XIX в. Сохранившиеся до наших дней «аносовские» булатные клинки перерубают гвозди и гнутся в дугу.
Аносов предположил, что булат — это недоваренная сталь, и стал методично искать способы ее получения. И нашел, но не один, а целых четыре161, один из которых посчитал тем, что использовался в древности162. Из «переоткрытой» П. П. Аносовым стали изготовлено более двух десятков клинков и много ножей с отличными узорами типа «хорасан» и «кара-табан». В 1830–1835 гг. Аносовым на Златоустовском заводе было выплавлено 4595 пудов такой литой стали. Но после смерти Аносова его технологии, подобно способу производства вутца в Древней Индии, были утрачены163.
Носители знаний — люди, те, кто создает (ученые) и развивает бизнес (предприниматели) или участвует в нем (сотрудники); те, кто финансирует (акционеры и банкиры); те, кто пользуется его плодами (потребители). Их совокупность создает общество, и получается, что знание вроде как «растворено» в нем (рис. 8).
С позиций модели счастливого клевера можно утверждать, что каждый новый экономический цикл начинается с появления нового знания. Ученые делают открытия и узнают больше о природе вещественного мира. Затем в дело включаются изобретатели, которые используют открытия как строительный материал. Разработанные ими технологии и методы показывают, как превратить новые научные знания в производственные возможности. Предприниматели соединяют эти новые возможности с новыми концепциями управления (менеджмента) или новыми комбинациями (способами) использования сотрудников в производственных процессах. Возникают новые способы организации труда. Новые технологии меняют наши взгляды, культуру и убеждения. В этом процессе меняется все общество, его язык и политика. Новые убеждения не только расширяют границы возможного в настоящее время, но и определяют наши взгляды на то, что станет возможным в будущем.
Если же процесс «растворения» знаний в обществе не происходит — скажем, они остаются привилегией или тайной узкой группы людей, то знание рано или поздно утрачивается, опыт теряется, а некогда новейшая технология становится «устаревшей» и никому не нужной, когда на смену ей приходит новая.
Это и есть развитие. Благодаря Йозефу Шумпетеру мы называем такие периоды технологическими витками. Но что дает «витковое» развитие? Есть ли ему альтернатива? Альтернатива прогрессу — жизнь и рост без развития, без обретения знаний в обществе традиции. Разница глубока, как различие между жизнью и смертью. Альтернативы технологическому развитию на самом деле нет — либо развиваешься и живешь, либо не развиваешься и исчезаешь или вымираешь164. Об этом говорит нам история открытия Нового Света.
Эпоха колонизации165, когда Старый Свет открыл для себя существование Нового, состоялась благодаря очередному технологическому витку. До открытия Америка представляла собой громадную «лабораторию» мировой истории и культуры, где треть человечества прошла самостоятельно от первобытности к первому поколению цивилизаций. Примерно 11 000 лет назад первобытный человек достиг южной оконечности Южноамериканского континента. Дальнейшее развитие многочисленных индейских племен шло практически изолированно от культур Старого Света166.
Справедливым будет отметить, что многие индейские народы арктической зоны, прерий, большей части джунглей167 навсегда остались на родоплеменном уровне: по сути, в каменном веке. Только два региона Западного полушария Земли, расположенные на стыке Северной и Южной Америк, возвысились над первобытностью: Мезоамерика168 на севере и горный район на юге (ныне Боливия, Перу). В этих районах среди нескольких раннегосударственных образований к приходу европейцев выделились: государство ацтеков в долине Мехико и империя инков в Андах. В этих областях американские народы самостоятельно пришли к таким достижениям, как орошаемое земледелие, каменная архитектура, примитивная письменность (сопоставимая с упомянутой ранее шумерской клинописью), сравнительно развитые религии, внутри которых сложились оригинальные системы астрологии, летоисчисления, календаря. Кроме того, у американских цивилизаций уже появились сложные ритуалы религиозно-политического характера и публичные церемонии169.
К моменту, когда испанцы открыли Америку, в государствах инков и ацтеков проживало до двух третей населения Нового Света, хотя совокупная территория империй занимала на карте Америки чуть более 6% общей площади (Раздорская, Щавелев, 2006, с. 84). Основой хозяйства первых американских цивилизаций стало земледелие и сопутствовавшие ему промыслы170. Своих успехов древние индейцы добились, находясь по европейским меркам на уровне каменного века, поскольку не знали металлических орудий, тяглового скота (и вообще домашних животных171), колеса, плуга, гончарного круга и многих других технологий, к тому времени широко применявшихся в Старом Свете. Горстке европейцев удалось покорить многочисленные индейские государства благодаря другим инновациям, и не только им.
Как мы знаем, покорение Америки начали испанцы. В 1492 г. флотилия из нескольких каравелл Колумба пересекла Атлантику. В 1521 г. маленький отряд Эрнана Кортеса захватил столицу инков — город-государство Теночтитлан, пленил и убил их царя Монтесуму. В 1531 г. Франсиско Писарро172 со своим отрядом173 отплыл из Панамы на завоевание известного легендарными богатствам царства инков со столицей в Куско174, коварно расправившись с его главой Атауальпой. Смелость захватчиков, циничный обман вождей противника, огнестрельное оружие, шокирующий индейцев вид закованных в латы белых бородачей на «страшных» существах — лошадях — способствовали победам горстки авантюристов над огромной империей. Победителям достались горы драгоценного металла и массы рабов. Таково краткое изложение истории во многих учебниках.
Но для людей вдумчивых это кажется просто сказкой. Ведь «армия» Эрнана Кортеса включала всего 508 пехотинцев, 16 конных рыцарей175, 13 аркебузников176 , 32 арбалетчика, 100 матросов и 200 рабов — захваченных на Кубе индейцев и негров в качестве слуг и носильщиков. Снаряжение включало 10 пушек и 4 фальконета177. У Франсиско Писарро было 168 людей — 62 на лошадях и 106 пеших солдат. Почему же многочисленные индейцы покорились?
По утверждению биографа Кортеса Кристиана Дюверже, Кортес еще на Кубе показал, что планирует не грабительский набег, а колонизационную экспедицию178. Одним из первых шагов этого решительного и умного человека было налаживание контактов с местным населением. Первый контакт с высокой цивилизацией Америки состоялся на острове Косумель. Испанцы попытались разрушить святилище индейцев, придя в ужас от обряда жертвоприношения. В качестве переводчика первое время служил индейский юноша-раб, от которого были получены сведения о Херонимо де Агильяре — испанском священнике, попавшем в плен к майя и изучившем их язык. Он и стал главным переводчиком экспедиции Кортеса. Опираясь на его помощь, а в дальнейшем и на помощь «доньи Марины»179, Кортес заводил нужные связи, обращал в свои союзники индейские племена и изучал принципы, на которых было построено государство ацтеков и его государственная машина.
16 августа 1519 г. испанцы выступили в Теночтитлан — столицу самого высокоразвитого государства Мезоамерики на тот момент. Но в распоряжении Кортеса оказались, кроме его собственных 500 пехотинцев и 16 рыцарей на лошадях, еще около 13 000 индейских (тотонакских) воинов. Дело в том, что сильного союзника конкистадоры обрели по пути, в независимом горном княжестве Тласкале, ведущем войны с Ацтекской конфедерацией (Тройственный союз180). Тласкала и стала главной опорой испанского владычества в Мексике. За это народ княжества вплоть до свержения испанского колониального режима не платил налогов.
Испанцы были любезно встречены вождем ацтеков Монтесумой II181. Тот наградил Кортеса множеством золотых украшений, которые быстро вызвали желание испанцев завладеть этой страной. Испанцы моментально разобрались в том, как устроено государство ацтеков. Больше всего испанцы были потрясены ацтекским рынком: «Сильно мы удивились… громадной массе народа и неслыханным грудам всякого товара, и удивительному порядку… Некоторые из нас, побывавшие в Константинополе и даже исходившие всю Италию, уверяли, что нигде они не встречали столь большого и добро устроенного рынка» (Баглай, 1998).
Ацтекское общество, как любое высокоурбанизированное общество, очень зависело от активности товарообмена. Городское население Теночтитлана практически не занималось сельскохозяйственным производством, а полагалось на торговлю с другими городами. Развитие различных сфер производства делало неизбежным появление разнообразных товаров. Древнеацтекская торговля представляла собой высокоразвитый и сложный институт, благодаря которому и увеличилась в Мексиканской долине численность населения «доколумбовой» Америки. Государство ацтеков могло прокормить огромное по тем временам число ртов — в столице проживало 200 000 человек. Только четверть из них могла существовать благодаря дани, жизнь остальных обеспечивала торговля.
Понятно, что подобное соотношение могло быть только в Теночтитлане182, центре сосредоточения знати и военных, куда стекалась основная часть дани с покоренных районов. Отсюда следует, что столице-метрополии невыгодно было воевать, поскольку это привело бы к нарушению снабжения. Решая, что делать — воевать или договариваться (торговать) со «свалившимися» на него испанцами, вождь ацтеков выбрал более разумный, на его взгляд, мирный вариант и… ошибся. Ошибся потому, что испанцы отлично знали правило — тот, кто контролирует финансовые потоки и казну в урбанизированном централизованном государстве, тот и вождь.
Испанцы и тласкаланские союзники расположились именно в той из королевских резиденций, где была обнаружена государственная казна ацтеков183. Используя этот рычаг, Монтесуму убедили присягнуть испанской короне — Карлу V, оставив его в испанской резиденции.
После полугодового отсутствия новостей из Испании Кортес вдруг получил известие, что его давний недруг, из-за которого он не столько «отправился», сколько сбежал в это путешествие, — губернатор Кубы Веласкес184 направил в Мексику отряд на 18 судах с приказом арестовать Кортеса и доставить его на Кубу. Политическая ситуация становилась для Кортеса критической: он оставил комендантом города своего заместителя с сотней солдат, а сам с отрядом из 300 человек и индейцами185 отправился в Веракрус. Ему удалось перекупить воинов, посланных на его поимку, за счет позаимствованных у Монтесумы средств. После чего он с усилившейся армией «завоевателей» вновь вернулся в долину Мехико.
Однако картина, которую увидел Кортес, не вызвала особой радости. Его заместитель лейтенант Альварадо без видимых причин перебил многих представителей ацтекской аристократии во время религиозного праздника. Ацтеки выбрали нового вождя — Куитлауака и стали готовиться к войне с испанцами. В самый разгар кризиса при невыясненных обстоятельствах186 погиб Монтесума. Дело приняло серьезный оборот, и 1 июля 1520 г.187, потеряв половину своих людей и все награбленное богатство, испанцы отступили из города.
Обескровленный отряд Кортеса был радушно принят в столице врагов ацтеков Тласкале, где началась подготовка «правильной» осады Теночтитлана. Положение испанцев сильно упрочили эпидемии гриппа и оспы, завезенных ими в Мексику. От оспы скончался новый вождь Куитлауак. Пока ацтеки боролись с болезнями, к Кортесу прибыло с Кубы подкрепление, появилась артиллерия, началось строительство флота. Корабли в разобранном виде доставлялись индейскими носильщиками с моря к побережью озера Тескоко (транспортная система ацтеков опиралась на реки и озера). В мае 1521 г. началась осада Теночтитлана, который к тому времени Кортес отрезал от поставок продовольствия и источников пресной воды. Неоценимую роль сыграла помощь новых индейских союзников. Сам Кортес указывает в «Третьем письме-сообщении», что их численность достигала 150 000: «Нас было около девятисот испанцев, а их более ста пятидесяти тысяч человек» (Баглай, 1998). Одновременно были подчинены союзные ацтекам города-государства долины Мехико. В августе 1521 г. начался штурм столицы, организованный по всем правилам военной науки. 13 августа, после захвата нового и последнего вождя ацтеков — Куаутемока, ацтекское государство пало. Далее вплоть до 1524 г. Кортес единолично управлял Мексикой.
Таким образом, мы видим, что успех Кортеса лежал скорее в сфере финансово-хозяйственной деятельности и умения договариваться и привлекать союзников. Какими же секретами смог привлечь на свою сторону Кортес многочисленных индейских вождей? Уж явно не стеклянными бусами!
Чтобы понять, почему Кортес оказался столь удачливым, рассмотрим систему дани в государстве ацтеков. Члены каждого завоеванного ацтеками племени платили завоевателям дань. Крестьяне отдавали треть урожая, ремесленники — треть продукции, торговцы и чиновники — треть выручки. Ничего не платили только знать и рабы. Но так было только в тех племенах и государствах, которые, по мнению ацтеков, покорились достаточно мирно. Тем, кто сопротивлялся, назначалась более значительная дань. А для тех, кто посмел организовать восстание, она увеличивалась в два раза.
Из-за разной истории покорения ацтеками племена вовлекались в общую бюрократическую систему государства по-разному. Кто-то был более приближен к вождю, чем остальные «равноудаленные». С «равноудаленных» драли «три шкуры». Этим и воспользовался Кортес, заключая союзы. Он, по сути, предложил индейцам реформу — фиксированную подушевую дань, или дань с каждого подчиненного местному вождю общинника. Какими бы невежественными ни были индейские вожди, но считать они умели! Сразу нашлись те, кому это было очень выгодно. Они и встали на сторону Кортеса. Ведь даже для индейца враг моего врага — мой друг.
Впрочем, эта радость длилась недолго. Дэвид Гребер говорит о том, что после захвата имперской казны большую часть добычи забрали себе офицеры, которые кредитовали солдат и местное население, взимая с них плату за все, начиная с амуниции и заканчивая медицинскими услугами. В свою очередь людям приходилось брать ссуды на эти нужды. Гребер пишет: «А что Кортес? Расплатившись со своими изначальными долгами, он умудрялся всякий раз влезать в новые. Кортес не был королем, он был подданным короля Испании и жил в юридической системе королевства, устроенной таким образом, что тот, кто плохо распоряжался своими деньгами, их терял. Более того, даже короли не были совершенно свободны в своих действиях. Карл V был в долгах как в шелках, а когда его сын Филипп II, чьи армии сражались на трех фронтах одновременно, попытался провернуть старый средневековый трюк с дефолтом, то все его кредиторы сомкнули ряды и заявили, что новых займов он не получит, пока не выполнит свои обязательства по старым. Таким образом, капитал — это не просто деньги и не богатство, которое можно обратить в деньги» (Гребер, 2015).
«А что же тогда?» — спросим мы. Приведу еще одну цитату, в которой Гребер недвусмысленно говорит о том, кто стал главным «бенефициаром» от разграбления Нового Света. «К 1540 г. избыток серебра привел к обвалу цен по всей Европе; в этот момент американские шахты могли бы просто перестать действовать, и весь проект колонизации Америки обернулся бы крахом, если бы не спрос на серебро в Китае. Вместо того чтобы разгружаться в Европе, галеоны с сокровищами стали огибать мыс Доброй Надежды и плыть дальше, через Индийский океан к Кантону. К концу XVI в. Китай импортировал почти 50 тонн серебра в год, что составляло 90% всего китайского серебра. Для его оплаты нужно было в огромных количествах экспортировать шелк, фарфор и другие товары. Многие китайские товары попадали в новые города Центральной и Южной Америки. Эта торговля стала самым значимым фактором в складывании глобальной экономики, а те, кто контролировал финансовые рычаги, — прежде всего итальянские, голландские и немецкие торговые банки — сказочно разбогатели». Задолго до современных отношений «Китай — США» американо-китайский капитал уже выполнял роль двигателя мировой экономики!
Историю падения другой могущественной империи — империи инков — современные авторы излагают, описывая в подробностях приключения откровенной банды испанских авантюристов под предводительством Франсиско Писарро. Его визави — вождь инков Верховный Инка Атауальпа в исторической литературе представляется, как правило, уничижительно. Руководя силами, значительно превышающими противника, он был слишком доверчив и угодил в ловушку. Но так как Верховный Инка был слишком труслив, единственное, что он смог сделать, — наполнить сундуки испанцев золотом и серебром.
Не буду пересказывать подробно историю пленения и казни Великого Инки, у которой, кстати, за исторической давностью и скудностью письменных свидетельств множество версий188. Как и в истории про ацтеков, обратим внимание на некоторые детали, которые вначале кажутся малозначительными, но на деле существенны. Государство инков, подчинившееся группе испанских отщепенцев во главе с бывалыми, коварными, но не молодыми и не очень умными искателями приключений и богатства, было устроено довольно примечательным образом.
Еще одно великое государство Америки189, которое сам его народ (инки) называл Землей четырех частей190, возникло в 1438 г. В том году правитель Пачакути Инка Юпанки захватил престол. Себя он нарек именем Сотрясающий землю. Совершив завоевательный поход по всем Андам, он создал могущественную империю со столицей в городе Куско, построив там каменные дворцы и храмы. Для управления империей появился многочисленный и хорошо дисциплинированный класс чиновников.
Усилив империю, инки создали и высокоразвитую культуру. Подчиненное инками население управлялось местными старостами, сотенными начальниками (сотниками) и племенными вождями, но во главе их стояли начальники из инков. В завоеванных землях инки ставили крепости с гарнизонами. Население занималось земледелием и скотоводством. Землей владели общины, ежегодно происходили переделы пашни и пастбищ, наследственной была только усадьба. Часть земель была выделена в пользу правительства и жрецов. Обрабатывали землю мотыгой, ни лошадей, ни крупного рогатого скота не было. Перуанцы использовали ламу как вьючное животное, а также как источник шерсти и мяса.
У перуанцев было довольно развитое ремесло, в особенности керамическое производство и ткачество, а также горное дело и металлургия. Они не знали железа, но хорошо обрабатывали медь, бронзу, олово, серебро. Завоеватели-инки занимали привилегированное положение, они были только воинами и правителями. Покоренные племена платили им дань натурой и выполняли разные работы.
Многочисленная армия была далеким прообразом современной армейской системы призыва. У инков отбывать воинскую повинность был обязан каждый мужчина в возрасте от 25 до 50 лет. Срок службы составлял пять лет. В короткий срок инки могли мобилизовать десятки тысяч человек. Существовала развитая система складов с оружием и продовольствием. Логистику обеспечивали отличные дороги. Армия инков имела четкую иерархию: десяток воинов образовывал низшее тактическое звено. Возглавлявший его десятник обеспечивал дисциплину и снабжение подразделения. Десятью десятками (сотней) командовал отдельный командир более высокого ранга и т.д. Верховным главнокомандующим был сам император — Сапа Инка.
Армия очень быстро передвигалась по разветвленной дорожной сети отличного качества. С ее же помощью осуществлялась торговля, вернее сказать, натуральный обмен. Больше всего испанцев поражали каналы и дороги инков, вымощенные камнями. Вдоль дорог были даже высажены деревья, дававшие тень для отдыха в жару. Захватив империю, испанцы оказались неспособными содержать каналы и дороги так же, как это делали инки.
В ювелирном искусстве инки достигли невероятного совершенства. Архитектура инков основывалась на культуре обработки камня. Им удавалось очень плотно прилаживать друг к другу огромные каменные блоки. Смерть императора инков от стремительно распространившейся по континенту черной оспы привела к началу гражданской войны в империи инков незадолго до прихода испанцев. Война закончилась в 1532 г., когда один сын умершего императора Уайны Капаки — Атауальпа191 получил престол, а своего брата бросил в тюрьму.
Писарро к моменту своей четвертой по счету экспедиции уже был в курсе гражданской войны в этом государстве, а также того, что по стране только что прокатилась очередная эпидемия оспы. Кроме того, в 1528 г. в Испании он встретился со своим знаменитым родственником Кортесом192 и был явно осведомлен, каким образом тот смог захватить другое государство — ацтеков. Хотелось бы отметить еще один удивительный факт — католическая вера и «религия Солнца» инков оказались поразительно сходны193. Это серьезно помогало испанцам находить психологические точки соприкосновения в переговорах с индейцами.
Надо отдать должное и находчивости испанцев. Отряд Писарро в течение пяти месяцев двигался вдоль побережья, промышляя грабежами имперских инкских складов, и лишь затем отправился ко двору Атауальпы. Писарро выжидал первого хода со стороны императора194. Он знал, что в хорошо отлаженной империи решения будет принимать только один человек и он не сможет долго игнорировать подрыв собственной экономической базы. Именно он и был нужен Писарро.
Получив донесения о передвижении испанцев, Атауальпа пригласил их в гости195. Дальнейшее хорошо известно. Испанцы заманили Верховного Инку в ловушку196, перебив многочисленных слуг и невооруженных телохранителей в специально освобожденном индейцами для встречи цивилизаций городе Кахамарке с помощью кавалерии, мечей и мушкетов197.
Весть о захвате в плен Верховного Инки и его «генералитета» привела индейское войско в ужас — они просто не знали, что делать198. Лишенное своих вождей и руководства, оно просто ушло маршем в сторону столицы, города Куско, наверное, за указаниями.
Пленение Верховного Инки самым пагубным образом отразилось на судьбе его империи. Восстали недовольные властью инков индейские племена, огромная страна оказалась в объятиях безвластия и анархии. Испанцам это было только на руку.
Франсиско Писарро потребовал от Верховного Инки выкуп за освобождение из плена — золото и серебро. Тот пообещал конкистадору и его солдатам наполнить золотом комнату площадью 35 кв. м на высоту поднятой руки. А несколько меньшую комнату дважды наполнить серебром199. Во время вынужденного испанского плена Верховный Инка быстро выучился читать и писать по-испански, а также играть в шахматы200, чем привел Писарро в ярость, поскольку тот до конца своих дней оставался неграмотным.
Инки даже не успели полностью внести выкуп за своего вождя. У Писарро, который уже получил баснословные сокровища, не хватило терпения. Не сдержав своего слова, он организовал показной суд и казнил Атауальпу. Это был стиль Писарро — никогда не выполнять договоренностей и всегда играть без правил. Он нарушал все существующие правила и нормы ведения войны и переговоров. Это характеризует его как подлого и непорядочного человека и одновременно как очень умелого политика.
Поскольку Писарро хорошо понимал (возможно, под влиянием рассказов Кортеса), что ему нужна управляемая «фигура» во главе инков, вскоре на трон был возведен сын предыдущего властителя Уайны Капаки — Манко Инка. Когда испанцы прибыли в столицу империи город Куско вместе с ним, встречали их не как завоевателей, а как доброжелателей, восстановивших законную правящую ветвь инков.