Кто бы мог подумать, что скрытая от посторонних глаз, за этой стеной долгие годы пряталась тайна?

Даже сейчас Хельмут испытывал волнение, несмотря на то, что он давно смирился с тем, что стал обладателем загадки, разгадка которой потребовала от него такого напряжения физических и духовных сил, что ни на что другое просто не оставалось времени.

Тогда, три года назад, он всерьез рассматривал вопрос: а не продать ли ему бабушкино наследство и не купить ли домик в пригороде? Центр города не слишком радовал его. Плохая экология, постоянные ветры с Невы, толпа народа – не протолкнуться, особенно в летний период. Ему хотелось спокойствия и хорошего воздуха. Еще один довод в пользу покупки дома – сам себе хозяин, что может быть лучше?

В то время Хельмут собирался жениться, и Полина, шикарная женщина, бизнесвумен, поддержала его в желании переехать за город.

Они с Полиной встречались три года. Была она женщиной сильной и Хельмут, испытывая к ней чувства, предпочитал с ней не спорить. Во всем, что касалось жизненной связки отдых-любовь. На работу накладывалось табу – от таких дебрей любимая женщина старалась держаться подальше. Скорее всего, ей хватало ума не закручивать гайки. Она понимала, что излишняя диктатура чревата серьезными решениями, на которые она повлиять не могла.

Полина свое мнение не навязывала, умело создавая иллюзию того, что все решения Хельмут принимал самостоятельно. Касалось ли это совместного времяпровождения, покупки машины или выбора подарков на праздники. Что касалось последних, то ко дню рождения Полины, например, Хельмут обязательно знал, что хочет от него получить любимая женщина. Поэтому, если он преподносил ей путевки на Канарские острова, само собой разумелось, что поедут они туда вместе. И значит, поездку к друзьям в Карелию, которую он наметил давно, придется отменить.

В том, что окончательный вердикт по любым вопросам выносила Полина, была своя прелесть – не надо брать на себя ответственность за принятые решения. В конечном итоге, отпугнула Хельмута не особенность Полины во всех положениях так или иначе быть сверху. Просто в один прекрасный день он сделал для себя неожиданный вывод: с чего бы разговор с Полиной не начинался, он всегда сводился к деньгам. Неважно, касался ли он погоды или здоровья.

Раз отметив этот нюанс, Хельмут провел эксперимент. Каково же было его удивление, когда первая догадка подтвердилась. Вначале постоянство Полины вызывало удивление, потом раздражение. Раз приняв решение, Хельмут не сделал ни единой попытки объяснить взрослой, тридцатилетней женщине, отчего вдруг их отношения изменились.

Однажды Хельмут перестал ей звонить и уехал-таки к друзьям в Карелию на месяц.

Полина пришла к нему домой без приглашения только один раз. Она привыкла расставлять точки над «и» и поэтому не могла оставить у себя за спиной нечто, на чем не висел бы ярлык «отношения прекращены за согласием сторон».

Полина вошла к нему в квартиру, тогда еще, до ремонта, с выцветшими обоями, старым камином с потрескавшимися изразцами, но все равно – с высокими потолками и великолепным видом на Неву.

Догорал закат. Полина была в черном платье с обнаженными плечами. На шее отливала перламутром нитка жемчуга – его, кстати, подарок.

– Чем я тебе не угодила, Женя, нам было хорошо вдвоем, – утвердительно сказала она.

– Было, – подтвердил он. – Все прошло. Так бывает.

– Я была тебе хорошей любовницей. Ты не можешь сказать, что это не так.

– Это так.

– Чего нет во мне? Чего тебе не хватало?

– Дело, быть может, не в тебе, – уклончиво ответил он. – Я не тот мужчина, который тебе нужен.

– Тот. Ты мне нужен.

– Хорошо. Ты хочешь откровенности, их есть у меня, как говорят одесситы…

– Оставим шутки, Женя. Ответь мне на вопрос.

– Ты не та женщина, которая мне нужна. Так тебе больше нравится?

– По крайней мере честно. Ты никогда не говорил мне, что тебя во мне не устраивает. Я согласна рассмотреть все варианты…

– Не стоит, Полина. Я не люблю тебя – ты сама хотела правды.

– И что? – криво усмехнулась она. – Миллионы людей живут без любви, и что? Хорошая жена – это не всегда любовь. Это любовница, если хочешь. Я была бы тебе хорошей женой. И потом, что касается денег – да, я умею их тратить, но я умею и экономить. Деньги, это…

Его нервный смешок вызвал удивление в красиво накрашенных глазах. Хельмуту было все равно. Его вполне удовлетворило то, Полина обошлась без скандала, с честью выдержала удар по самолюбию и часом позже ушла, не хлопнув дверью.

После ее ухода из его жизни, вдруг оказалось, что у него достаточно денег для того, чтобы затеять грандиозный ремонт. И убрать, наконец, камин, раздражавший своей помпезностью. Кто-то, может, и умильно улыбался при его виде, а Хельмут предпочел бы маленький камин в английском стиле, вместо занимающего полкомнаты мраморного монстра.

В тот день Хельмут заглянул к себе в квартиру, чтобы дать указания рабочим, делающим ремонт. Без всякого сожаления он наблюдал за тем, как они трудились, разрушая святыню прошлого. А поскольку существуют три вещи, притягивающие внимание: горящий огонь, текущая вода и работающие люди, этим Хельмут и занимался – смотрел на тех, кто работал, невзирая на то, что в воздухе облаком стояла белая взвесь.

Он собрался уходить, когда один из рабочих вдруг удивленно спросил:

– Это что за хрень?

Хельмут обернулся на возглас. В первую минуту он решил, что на светлой стене кто-то нарисовал черной краской пятно. Когда же он подошел ближе, выяснилось, что это дыра.

Пыль осела. В образовавшейся в стене дыре, в небольшом углублении стояла внушительных размеров шкатулка. Даже скорее, небольшой металлический ящик. К нему со всех сторон потянулись руки, но мгновенно оказавшийся рядом Хельмут твердо сказал:

– Я достану сам.

Ему уступили. Как хозяину квартиры. И не отрывали глаз от ящика, пока Хельмут осторожно извлекал его на свет.

Опять же на правах хозяина, Хельмут донес шкатулку до окна и поставил на подоконник. Рядом с ним, переговариваясь от возбуждения, стояли двое рабочих. Хельмута волновал лишь один – Василий Петрович. Несмотря на профессиональные качества, за которые его и ценили, мужик на редкость рисковый.

Вот почему Хельмут замешкался, соображая, как бы заглянуть в ящик, не ожидая удара по голове. Вряд ли при блеске золота, например, Василий Петрович надумает вступать в переговоры – бесполезно будет объяснять, кто в доме хозяин. Более того, и уйти с ящиком Хельмуту не дадут. Когда на кону стоят не просто деньги, а большие деньги, в расчет берутся другие чувства.

Все эти мысли промелькнули в его голове, пока он лихорадочно соображал как поступить дальше.

– Ломиком давай, я подцеплю. – У Василия Петровича слова не расходились с делом: в руках тотчас возник ломик.

Шкатулка видимых замков не имела. Хельмут попытался открыть ее, но у него ничего не получилось. Он медленно провел рукой под крышкой. Слева он обнаружил что-то вроде прямоугольной коробочки.

– Не открывается. Василий Петрович, сходи, посмотри, может там в дыре и ключ какой-нибудь есть, – не попросил, а приказал Хельмут.

Он надеялся на то, что подсознательно сработает его авторитет хозяина и не ошибся. Рабочие, во главе с Василием Петровичем послушно отошли к стене

В то же мгновенье, Хельмут нажал на коробочку. К его облегчению, крышка отскочила. Вполне возможно, окажись там золото и бриллианты, ему дорого бы обошлась эта находка.

Открывая шкатулку, боковым зрением, Хельмут отметил молоток, лежащий на полу в нескольких шагах от него. Успеет ли, вот вопрос?

В ящике лежала бумага. Точнее, старые письма.

Хельмут в тот момент не взялся бы определить, какое из двух чувств главенствовало: разочарование оттого, что не обнаружились в шкатулке сокровища, или облегчение оттого, что удалось избежать смертельной опасности.

Они уже стояли рядом, пожирая глазами внутренности открытой шкатулки.

– Хрень какая-то, – разочарованно протянул Василий Петрович. – Ты получше посмотри, хозяин, может там еще что-то есть.

Кроме писем с рыжими от времени чернилами, в шкатулке ничего не оказалось.

Хельмут не удержался, взял в руки письмо. Оно превосходно сохранилось. Только чернила стали светло-коричневыми, однако текст читался. С трудом вспоминая, как раньше писались те или иные буквы, Хельмут пробежался по нему глазами.

«Предсмертная записка. Долгое служение, в которое превратилась моя жизнь, заполненная беспокойством о вверенной мне судьбе великой тайны, близится к концу. Ни малой толики сожаления я не испытываю в то время, как смерть уже заглянула в мои глаза. Я предчувствую то, что произойдет вскоре, но более всего меня повергает в радостное нетерпение мысль о том, что моя тайна умрет вместе со мной. Никто из тех, кто много лет назад оплакал мою смерть и не подозревал, что я остался здесь же, в доме моего отца в качестве приживалы. Отец пережил мою мнимую смерть на полгода, а мать, будучи женщиной доброй оставила порядок в доме без изменений. Искусство перевоплощения, коему я научился в молодые годы, позволило мне с легкостью обманывать домашних. Меня согревало воспоминание о том, что здесь же, в недрах дома, погребена без сомнения навсегда моя тайна. Связь между нами не прерывалась. Я позволял ей питаться моими чувствами и питался же ее силой. Я ухожу с чувством выполненного долга, покойный, ибо жизнь моя удалась».

Находясь под впечатлением прочитанного, Хельмут убрал письмо в шкатулку, закрыл ее и понес к двери. Кроме старинной вещи, которая радовала своей тяжестью, он уносил в душе твердую уверенность в том, что ему будет чем заняться в ближайшее время.

Никто из рабочих не препятствовал ему. Для тех, кто привык иметь дело с реальными ценностями, не имели значения ценности иные.

Тайна, к которой он прикоснулся, поселилась в нем как болезнь. Порой Хельмут впадал в странное состояние, стоило ему открыть крышку шкатулки. Как будто стоял на краю десятиметровой вышки в бассейне, и все не мог решиться прыгнуть вниз. Сердце замирало от предчувствия и напряженные мышцы требовали движения. Вот-вот должно было это произойти, но всякий раз, когда он давал себе команду, что-то его останавливало.

Постоянное ощущение «на грани» держало Хельмута в напряжении и не отпускало, даже во время сна.

Письма прятали от него смысл и тем сильнее хотелось докопаться до истины.

Постепенно, шаг за шагом приближался Хельмут к разгадке тайны. Так ему говорила его интуиция. Однако, вряд ли его заинтересовали бы письма из далекого прошлого, если бы не один документ.

Пока шел ремонт, Хельмут жил на съемной квартире. Старую, трехкомнатную, «честно» заработанную на волне перестройки в лихих девяностых, пришлось продать. Зато можно было не экономить на ремонте.

Поздним вечером, отодвинув в сторону компьютер, Хельмут сидел за столом, обложенный желтыми листами, извлеченными из шкатулки, сосредоточенный, но еще далекий от мысли о том, что этой древностью стоит заниматься. На глаза ему попался документ, скрепленный печатью в виде восьмиконечной звезды. Хельмут взял его в руки и прочитал:

«Опись ценностей, предаваемых на хранение:

1. Золотой венец увенчанный восьмиконечной звездой – 1 экземпляр;

2. Золотой потир украшенный бриллиантами и изумрудами – 1 экземпляр;

3. Золотая диадема украшенная бриллиантами и жемчугом – 1 экземпляр;

4. Золотая фибула украшенная жемчугом – 5 экземпляров;

5. Золотая чаша украшенная рубинами – 2 экземпляра;

6. Золотая монета достоинством драхма (II в. До Р. Хр) – 67 экземпляров;

7. Золотая монета царя Бактрии Евкратида достоинством в двадцать статеров (II в. До Р. Хр.) – 12 экземпляров;

8. Золотая монета достоинством тетрадрахма (IV в. До Р. Хр.) – 25 экземпляров».

Золотые вещицы, пусть даже украшенные бриллиантами, ничего не сказали Хельмуту, кроме того, что стоили больших денег. Но слова «золотая монета царя Бактрии Евкратида» ввели его в состояние, близкое к трансу. Неужели где-то может храниться настоящее сокровище, да еще и в количестве – страшно подумать – двенадцати экземпляров?

В свое время, то есть, очень давно, Хельмут занимался нумизматикой. Трудно представить себе человека увлекающегося наукой, изучающей историю монетной чеканки и незнакомого с легендой нумизматики. Золотая монета царя Бактрии достоинством в двадцать статеров, весом сто шестьдесят граммов – несбыточная мечта коллекционера. В том случае, конечно, если он наделен воображением. Одна из самых дорогостоящих монет в мире, известная лишь в количестве трех экземпляров. Причем, достоверны сведения только о том, что одна монета хранится Париже. Данные о двух других крайне противоречивы. В девятнадцатом веке считалось, что вторая монета находится в частной коллекции в Бомбее, и третья в сокровищнице Бухарского эмира, но по сей день информация так и не подтвердилась.

Долгих полчаса Хельмут не мог опомниться. Кто-то, двести пятьдесят лет назад, в далеком тысяча семьсот шестидесятом году составлял эту опись, имея перед глазами легендарные золотые монеты, пересчитывал их, боясь ошибиться… Или нет? Или его нисколько не интересовала их ценность, и он не мог себе даже представить, что спустя сто лет после составления описи, Парижский государственный нумизматический кабинет приобретет одну такую монету за тридцать тысяч франков?

После описи, Хельмут всерьез занялся изучением наследства ушедшей эпохи.

Читая и перечитывая письма, Хельмут с трудом улавливал смысл. Долгие фразы никак не хотели заканчиваться. Слово следовало за словом, как длинный состав с множеством вагонов. Когда стоишь у шлагбаума и с нетерпением ждешь, когда же, наконец, проследует последний. Но мимо катится вагон, а за ним следующий и не видно конца составу.

Тот, кто столетья назад сложил бумаги в шкатулку и писал в предсмертной записке «моя тайна умрет вместе со мной», лицемерил. Он хотел, чтобы тайна была раскрыта, иначе не собрал бы воедино документы, разобраться в которых было сложно, но можно. При желании. А желания у Хельмута было хоть отбавляй.

Сложив документы в хронологическом порядке, не поленившись наведаться в архив с тем, чтобы выяснить, кому принадлежал этот дом в восемнадцатом веке, Хельмут был поражен – насколько яркой и четкой получалась картина.

В Берлинскую кампанию тысяча семьсот шестидесятого года, Павлу Ивановичу Шпалярскому, брату владельца дома на Английской набережной, неизвестно какими судьбами попало в руки сокровище таинственного ордена Звезды. Вполне возможно, что он был одним из сопровождающих транспортировку в Санкт-Петербург. Сам Павел пишет брату Александру письмо:

«Милостивый Государь, любезный брат мой, Александр. Надеюсь, любезнейший, ты получил все письма, которые я тебе писал. Счастлив сообщить тебе, что мне пожалован чин секунд-майора доблестного Лейб-Кирасирского полка. Спешу обрадовать тебя, радетеля за дела Отчества нашего, что третьего дня увенчалась успехом наша кампания в Берлине. Облаченный доверием известного тебе общества, спешу также в Санкт-Петербург с тем поручением, о котором мы с тобой уговорились заранее. Речь идет о том самом наследстве. Убедившись воочию в чем оно состоит, могу заверить тебя, ты будешь восхищен не менее. Надеюсь в скором времени лицезреть тебя и твою супругу. Нижайшее почтение тебе и дому твоему, обнимаю тебя со всей душевной щедростью, на которую только способен, твой брат Павел».

Сокровище или наследство, как оно именовалось в документах, было тайно доставлено в Петербург, сюда, в дом на Английской набережной, о чем имелась специальная расписка.

Где оно находилось до начала девятнадцатого века – неизвестно. Но вскоре, непонятно в силу каких причин, понадобилось перевезти сокровище в другое, видимо, более надежное место. Для эскорта был снаряжен отряд, состоящий из четырех офицеров, в число которых входил сын владельца дома, некто Александр Александрович. Как явствовало из документов – наследство из дома вывезено, но по месту назначения не прибыло. Все офицеры погибли.

Расследование, по всей видимости, никаких результатов не принесло. О чем и поставил в известность хозяина дома некто, чье имя не сохранилось:

«Милостивый Государь, Александр Иванович. На Ваше письмо имею честь уведомить Ваше Сиятельство, что тайное расследование не принесло хоть сколько-нибудь удовлетворительных результатов. Ищейки, посланные мной по следу и имевшие целью расследовать исчезновение известного вам наследства, вернулись ни с чем. Я скорблю с Вами о смерти вашего сына, в числе прочих сопровождавшего ценности. Пути Господни и дела его неисповедимы, нам, смертным, остается лишь смирено принимать промысел Его. Что же касается пропавших ценностей, то следы их потеряны в Сакнт-Петербурге, и установить нахождение, не представляется возможным. С чувством совершеннейшего уважения имею честь оставаться вашим покорным слугой».

Все было бы так, если бы не существовало нескольких записей, сделанных наспех и последней, «предсмертной записки».

Сопоставляя факты, Хельмут пришел к выводу: сын владельца дома, Александр Александрович вовсе не был убит, как считал его отец, а тайно жил в доме, оберегая сокровище, спрятанное в недрах. Чего ему это стоило – никто не знает.

Казалось бы, оставалось только предполагать, что же значат эти таинственные «недра». Однако, в числе прочих, в шкатулке имелась выписка из документа, по которому выделялись деньги на «обустройство подвального помещения».

Окрыленный собственным выводом, исходя из которого, скорее всего сокровища спрятаны в подвале, надо только уметь их найти, Хельмут вначале самостоятельно обследовал подземные коммуникации, до которых смог добраться. И лишь потом, не добившись ровным счетом ничего – все под домом было свежее, забетонированное, вышел на тех, кто знает о рукотворном подземелье все. И даже больше.