Глава 14

Долбануло так, что крыша, и так поврежденная моим падением, не рассчитанная к тому же на такие вот потрясения, просела, трещины расширились, и в воздух взмыл столб пыли и крошки. Одного из снайперов-армейцев ударной волной выбросило с крыши. Шарик взорвался непосредственно рядом с ним, а стандартные легкие латы не оставляли человеку шансов выжить после детонации S-24 Bay-Lo. Изломанной куклой он подлетел метров на пять и, кувыркаясь, ухнул с высоты пары этажей. Второй, хоть и находился недалеко, успел перекатом уйти, но взрыв нагнал и его, протащив по битой поверхности, приложил об метровый полибетонный бортик, возле которого он теперь и валялся в бессознательном состоянии.

В подобной эффективности китайской погремушки не было ничего необычного. Гранаты подобного типа создавались узкоглазыми и желтолицыми оружейниками именно для поражения легкобронированной пехоты наиболее вероятных противников. Вот только меня как-то беспокоил тот факт, что лихо управляющиеся перенаправлением болтов эсперы не смогли, как я, отбросить от себя смертоносный презент. Может быть, просто не успели среагировать…

Мгновение спустя я уже был на ногах и, лязгая искореженными доспехами «Золотого кода», бежал сломя голову в сторону оставшихся противников. Они, что называется, «отделались легким испугом», и двое из них уже открыли беглый огонь, на ходу выцеливая меня из своих странных рельсотронов. А вот третий, подергав несколько раз гашетку, в раздражении отшвырнул от себя то ли заклинившее, то ли вообще сломавшееся оружие и вскочил на ноги. Сдернул с магнитного захвата короткий жезл, который в его руках тут же удлинился, телескопически раздвинулся в почти двухметровую жердину и обзавелся свободно вращающимся кольцом на одном из концов древка.

«Звездный факел», он же «Взрывное копье». Эта штуковина очень соответствовала обоим названиям. В кольце сразу после активации оружия нагнетался вихрь нестабильной плазмы, закручивая материю в некое подобие бурлящего шара, а при точном попадании по противнику активатор – наконечник копья протыкал эту маленькую «звезду», после чего происходил направленный выброс.

Оружие это было не человеческим. Оно пришло к нам от гуманоидов Алисуседори в годы Третьей Межвидовой Галактической войны, когда все гуманоиды нашего рукава галактики были союзниками в битвах против остальных рас, за исключением разве что находящихся в протекторате у людей собачек каэли. Последних эмиссары от птиц, чаще всего представлявших прочих разумных, конечно, пытались соблазнить на «праведный» бунт. Однако новые вожаки стаи ответили отказом, более того, ощипали пернатых дипломатов и выслали прочь на их челноке, обильно загаженном собачьими экскрементами.

«Копье» люди получили в обмен на уже устаревшую к тому времени технологию реверс-гравитационных толчковых спарок, и хотя мы рассчитывали на нечто более существенное, Алисуседори просто не понимали, почему мы не хотим брать «Священный огонь», одну из главных ценностей их теологического общества. И, нужно сказать, страшную вещь в руках хорошо обученного бойца.

Удачная очередь чуть было не повалила меня на крышу. Болванки стегнули по коленям, но я удачно перекатился через плечо, пропуская над собой еще одну разрывающую воздух серию, и, оказавшись на ногах, крикнул Христе, чтобы она активировала полозья на бутсах. Ничего не произошло. Тогда я, высунув язык, дотронулся им до панели с клеймами, словно намордник, располагавшейся прямо перед ртом, и последовательно коснулся нескольких пластинок, введя нужный код. Почувствовал языком явный металлический привкус от сработавшего контакта и услышал звуковой сигнал, подтверждающий принятие приказа.

А вот силового щита не имелось даже в легком «Золотом коде». Эта массивная насадка на левое плечо в сложенном состоянии была слишком громоздкой и тяжелой, чтобы таскать ее на себе без поддержки пассивного экзоскелета. Так что просто так быстро сблизиться с тройкой противников у меня вряд ли бы получилось. Я приготовился было выполнить один из противообстрельных маневров – скоростное скольжение. От перфорирования болванками оно меня вряд ли бы защитило, но при определенном везении я мог приблизиться к стрелкам более-менее целым.

Самым поганым в моем положении было то, что псионика моя вообще перестала работать. То есть если еще до взрыва гранаты я мог хотя бы попытаться сделать какое-то подобие защиты, то сейчас просто чувствовал бурлящую во мне новую силу и не знал, что с ней делать. Мальчик Егор окончательно ушел из моего сознания, «трещина» затянулась, я более не слышал голоса из тоннеля, и все полученные мною знания моментально забылись. Будто бы их вообще не было.

Я несколько раз пытался позвать Костю – все бесполезно, телепатия не работала. С первыми шагами попытался прыгнуть как егерь, используя псионический жгут, и опять же ничего не получилось.

Фонтан непонятной силы, буквально бьющей из меня в окружающий мир, не откликался на мой зов. Я чувствовал себя большим, неподвижным камнем, лежащим прямо перед обрывом. Струи обтекали меня, не в силах столкнуть с собой в водопад, но и я не мог задержать на себе хотя бы каплю.

С пронзительным свистом сверху на стрелков, меняющих по очереди картриджи с болванками, хищной птицей рухнул Константин, рассекая воздух ярко-красным энергетическим лезвием. Он что-то прокричал мне, но за раскатом самого настоящего грома, который сопровождал его приземление, я не услышал ни слова. Только увидел шевелящиеся губы и брошенный на меня быстрый взгляд.

Армейцы успели среагировать, откатившись в разные стороны и приняв запущенную приземлением комиссара воздушную волну, подхватившую клубы крошки и битого полибетона с пластиковыми осколками, переключились на на новую цель. Однако тут их рельсотроны оказались бессильными. Болванки просто вязли в грамотно выставленном щите, а потому бойцы споро закинули скорострельные рейлганы за спину. В руке одного из них вспыхнул золотистый клинок, второй оказался вооружен короткими цепными кишкорезами – пятидесятисантиметровыми боевыми пилами. Их цепь обычно покрывалась молекулярным слоем эргростатика, как, в общем-то, и все оружие ближнего боя, вот только из-за бешено вращающихся сервомоторчиков оружие постоянно вело.

У парапета зашевелился оглушенный снайпер. В общем-то зря он это сделал: встать все равно не успел, зато привлек мое внимание. С появлением Кости рисунок боя сильно изменился, и прыгать куда-либо мне не было более никакой необходимости. Я как раз елозил перед копейщиком на полозьях, «полируя» поверхность крыши, отчего в неприспособленном для подобного действия материале оставались глубокие вмятины. Движение, похожее на приставной шаг, внешне, казалось, срезало слои полибетона, хотя на самом деле они просто утрамбовывались под гравитационным валиком конька. Я выжидал, когда у меня появится шанс атаковать, мой противник же чутко отслеживал все мои перемещения, только и ожидая момента, когда в меня можно будет ткнуть шаром бурлящей плазмы.

Сорвавшись с места, я метнулся в сторону, а затем так же резко – в другую, заставляя противника ошибиться. Полозья, выбив облако мелкой пыли, понесли меня к медленно поднимающемуся человеку. Он уже опирался на бортик, но все еще стоял на коленях, по-собачьи тряся головой. Явно контуженный, армеец тупо смотрел на приближающегося человека сквозь треснутое забрало своего шлема и, кажется, никак не мог понять: где он и что здесь делает.

Чем я и воспользовался, задействовав на беспомощном человеке единственное имеющееся у меня на данный момент оружие – гравитационные полозья. Сгруппировавшись, я «бортанул» его плечом, на огромной скорости вминая его тело в парапет. Обычно таким движением на рукопашной сшибке, произошедшей в невесомости, сбрасывают незадачливого врага с обшивки. Но то там, в пустоте, а в гравитационных полях все немного сложнее.

Снайпер мешком упал на живот и теперь бесцельно елозил в пыли руками. Только сейчас я заметил, что на кистях у человека не хватает пальцев. Видимо, оторвало взрывом «Бай-Ло». Кисти вообще очень травматичны, и даже мне на последнем курсе военки пришлось регенерировать себе оторванный случайным выстрелом мизинец.

Крови, впрочем, не было. Армейские латы оперативно затянули рану стабилизирующей гермопленкой, вот только мужику это уже не поможет. Коснувшись языком нескольких клемм, я ввел новый код. Ответом мне был писк зуммера и небольшой укол в области сердца. Хоть я и не услышал в динамиках привычного подтверждения – слова «Сила», которое должны были сказать либо Христа, либо простенький встроенный в латы имитатор, я тем не менее знал, что все прошло как по маслу.

Мышцы буквально загудели от переполнившей их мощи. Высоко подняв ногу с включенным коньком и со всей силы, полученной от переполненного нанитами боевого стимулятора, опустил ступню поперек позвоночника снайпера. Легкие латы, естественно, не выдержали, и гравитационный валик, пробив легкие пластины, впился в плоть. Брызнула во все стороны кровь.

Страшная и мучительная, но между тем очень быстрая смерть. Впрочем, как шутили ветераны Второй и Третьей Галактической, от толчковых спарок и полозьев, как на броне, так и на планетах, погибло больше инопланетян, чем от плазмеров и рельсотронов.

Впрочем, у меня не было времени на то, чтобы жалеть этого человека. Ко мне уже бежал копьеносец, а это куда более серьезный противник, нежели контуженый снайпер. Однако у последнего было то, что было нужно мне позарез. А именно – эргро-клинок со странной, очень непривычной гардой, но выбирать мне не приходилось.

Ухватив труп за руку и одновременно отключая языком свои полозья, я метнул его в бойца с копьем, с удивлением заметив, что Константин все еще возится со своими противниками. И это – боевой псионик, со всеми его возможностями!

Копьеносец легко отбил древком факела тело в сторону и тут же атаковал меня, целя плазменным шаром прямо в лицо. Впрочем, этой небольшой заминки вполне хватило на то, чтобы я не только активировал лезвие, но и откатился в сторону, гремя доспехом, от которого, похоже, уже стали отходить изрядно покореженные пластины. Жить ему осталось недолго….

Мельком взглянув на оружие, зажатое в моей руке, я чуть было не присвистнул. Идеальный чуть искривленный луч золотого цвета, а в глубине мерцающего пучка частиц словно бы плыли от рукояти к кончику розовые лепестки. Я, конечно, слышал, что существуют эстеты, обожающие заниматься фигней типа наведения голограммных проекций подобного рода. И даже в свободной продаже есть визуальные модуляторы, своеобразные насадки на фокусировочный блок, но видел подобное впервые.

Задержка в доли секунды чуть было не стоила мне жизни. Я с трудом отмахнулся от обратной стороны копья, рухнувшего на меня сверху вниз и выбившего приличный кусок полибетона в том месте, где только что находилась моя ступня, а затем мне пришлось уйти в глухую оборону, отражая короткими движениями почти молниеносные выпады этого вроде бы не боевого конца, словно бы жалящего меня прямо в голову.

Немного разорвав дистанцию, я занял защитную позицию номер двадцать четыре, левостороннюю, при которой у правши лезвие всегда находится ближе всего к противнику по отношению к остальному телу и способно быстро реагировать на его выпады, что было, на мой взгляд, самое то с вооруженным «Звездным факелом» копейщиком.

Так называемый «Новый Русский стиль», который я практиковал в секции и по которому получил имперского кандидата в мастера спорта, имел и другое, неофициальное название – «НоРуСт». И был по большому счету родственником классического ниппонского «Эр-до». Они взаимно переплетались с прародителями и последователями.

Проще говоря, придумал и организовал в единую систему почти перед самой Второй Галактической заслуженный мастер спорта Виталий Юрьевич Семенов. Почти всю свою жизнь он посвятил ниппонскому «Кен-до» и уже на закате своей карьеры увидел особый путь применения совсем недавно вошедших в обращение пустотных резаков Бальцева, основанных на сфокусированном излучении эргро-кристаллов.

Войну он не пережил. А после победы его внук Андрей в составе гуманитарный миссии прибыл в разрушенную войной Ниппонскую Империю, где и остался, организовав собственное, быстро разросшееся додзе, практикующее слегка измененный стиль, получивший название «Эр-до». И уже его праправнучка Сузуки Семенова, не найдя понимания под родными сакурами, вернулась на историческую родину, где, как она верила, новыми идеями не пренебрегают во славу замшелого консерватизма. И ни разу не пожалела об этом выборе, умерев от старости Герцогиней Нововоронежской.

Качнувшись, я легким касанием и быстрым поворотом клинка оттолкнул древко в сторону. «Норуст» использовал в первую очередь не мускульную силу или внезапность атаки, а знание векторов полей, замыкающих лезвие клинка в единый мощный пучок. Ее Светлость была невысокой и хрупкой женщиной, а потому прямое пересечение клинков, используемое во многих национальных школах, было способно просто выбить эфес из ее маленьких ручек. В отличие от своих не менее знаменитых предков, она могла полагаться только на скорость реакции, знание векторов и на то, что для нанесения решающего удара эргро-клинку достаточно лишь небольшого усилия.

«Ну и перепачкался же я в крови того бедолаги…» – промелькнула в мозгу мысль, когда мои руки в очередной раз попали в поле зрения.

Впрочем, я сразу отогнал ее от себя. Не время и не место думать о пролитой кем-то крови.

Отклонив очередной, направленный уже в мой пах, выпад, я резко скользнул вперед. Копейщик, естественно, ожидал нечто подобное. Он был настоящим мастером своего оружия и, отступая провернулся вокруг своей оси так, что в меня сокрушительным ударом прилетела обратная сторона копья, прямо в бедро. Это была просто обманка, едва коснувшись лезвия, древко ушло, а в незащищенную верхнюю сторону тела прямо и мощно рванулось увенчанное плазменным шаром кольцо.

Попался, голубчик! В науке Герцогини Нововоронежской был один очень интересный момент. Назывался он «Перерубание Клинка». Казалось бы, как можно перерубить луч, состоящий из взаимоотталкивающихся элементов и полей, да и зачем? Был способ!

Цесаревич Алексей был моим кумиром детства. В финальном бою, на Олимпиаде, в детском сегменте эргро-боя он завоевал золотую медаль, единым движением разрубив клинок противника и нанеся тому сокрушительное поражение. Естественно, оружие было ослабленным, с потоком, оставляющим лишь легкие покраснения на коже, но я запомнил тот голоэфир на всю жизнь. Тот самый удар, основанный скорее на знаниях, чем на физических данных.

За спиной гулко упало человеческое тело, клацнув напоследок затылком шлема от легкого доспеха по полибетону крыши. У Кости был минус один.

Резко скользнув вбок, разворачиваясь лицом к проносящемуся мимо плазменному шару, я сделал единственный резкий и относительно сильный взмах за весь прошедший бой слева направо, а затем посмотрел на свои руки. Перепачканные в крови ладони сжимали гарду, а исходящий из нее золотистый эргро-поток с бледно-розовыми частичками упирался в грудь копейщика. Клинок легко и без усилий рассек защищенное древко «Звездного факела», прошел сквозь него как горячий нож сквозь масло и впился в пластину прямо напротив сердца. Звякнул о поверхность крыши отсеченный кольцевой наконечник копья. Уже мертвый человек медленно, словно подрубленное дерево, завалился на спину. Я позволил себе немного расслабиться.

Мой противник был великолепен, он потрясающе владел своим оружием и никогда бы не сделал ошибку, не посчитай он, что в данный момент я не представляю для него хоть какой-то опасности. Вот и атаковал, агрессивно, резко, прямолинейно.

«Перерубание клинка» – вещь в себе. Не способ постоянного ведения боя, а особый прием, при котором потоки пересекаются почти перпендикулярно, при том, что твое лезвие движется под минимальным углом, но не параллельно, как при блокировании. Такой момент поймать трудно, но возможно. И что самое главное, нанесенный эргростатик разделяет свойства полноценного клинка.

Ведь, что такое это напыление? Просто застрявшие в чужеродной материи частицы, сохраняющие базовый вектор непроникновения. Я улыбнулся и устало повернулся к Косте. Тот был в полном порядке, а вот я так вымотался, что сразу после победы на меня навалилась усталость.

«Поднас… ты мне при первом же знакомстве, Егорка! – подумал я, глядя, как комиссар вовсю мордует своего единственного противника, видимо, желая разоружить того и захватить живым. – Ну и кто же ты такой?»

В воздухе метрах в двухстах над головой пронесся военный атмосферный флаер двойного типа перемещения. Сделал круг и застыл. Мелькнула предательская мысль: «Друг или враг?» Однако из открывшегося люка, который я почему-то уже очень плохо видел, высунулась знакомая маленькая фигурка девочки в псевдовоенном мундирчике, и тут же матюгальники аппарата взорвались голосом Нины.

– Сеть! – крикнула она.

Комиссар как ждал этого. Движением, смазавшим его контуры, он отпрыгнул назад, оказался рядом со мной и, картинно выключив свой клинок, с усмешкой наблюдал, как ровно через долю секунды его побитого, но все еще не сломленного противника опутала плотная зеленая энергетическая сетка.

– Вот и все, – он обернулся ко мне. – Здорово… мы… их.

Улыбка медленно сползла с его лица.

– Ага! – согласился я, сделав шаг к соскользнувшей по тросу Нине, и услышал, как запищал окружающий мир.

Ноги подогнулись. Я упал на колени. Писк усилился, и под почти визжащую на единой ноте мелодию я плашмя повалился на полибетон крыши. Сознание медленно затухало.

– Мак-си-и-им! – прорвался сквозь зыбкую реальность отчаянный визг девочки.

– Твою мать! Твою мать! – прорычал Константин. – Да у него дырки по всему телу!

Последнее, что я почувствовал, – как меня поднимают на руки и куда-то несут. Еще успел подумать: «А на фига? Я ведь просто устал…»

– Итак, давайте с самого главного, Князь. – Анатолий Ефимович хмуро посмотрел на посетителя, застывшего перед ним по стойке «смирно». – Вольно. Что с ним?

– В реанимационном биолабе, вице-адмирал! – уже спокойно и расслабленно ответил Князь. – Термическое поражение кожи лица. Раздробление грудной клетки. Переломы костей и суставов и многочисленные перфорированные поражения мягких тканей. Потеря почти шестидесяти процентов естественной крови. Плюс…

– Плюс?

– Он фонтанирует пси-силой как…

– Ну, это-то неудивительно, – перебил его Сатин.

– Даже находясь в десяти километрах от него, я… – человек замолчал, подыскивая слова, – мы все как будто… Знаете, я никогда не чувствовал себя почти всесильным. Скажите, это последствия?

– Нет. – Вице-адмирал щелчком отправил на другую сторону стола плашку-держатель голодокумента, на идентификационной планке которой красовался гриф «Совершенно секретно». – Подождите читать. Я желал бы узнать, почему вы скрыли свой дворянский титул. Если бы не этот факт, мне не пришлось бы беспокоить…

– Таковым был приказ, – коротко пожал плечами посетитель. – Да и к тому же одно дело я – потомок греческого князька, Константин Попантаполис, а совсем другое – Князь российских императорских кровей…

– В нем нет ни капли Зимневых.

– У меня другая информация, – холодно возразил Костя. – Ну да это не важно. «Золотой код» поддерживал носителя в максимально возможном активном состоянии до тех пор, покуда латы не отказали, истощив энергетический и регенерационный ресурс и емкости кроветворных нанитов. Доспехи купировали болевые ощущения, поддерживали ясность рассудка и какое-то время выступали в роли внешнего скелета. Если бы не «Золотой код», Максим вряд ли бы пережил то падение…

– Пережил бы. Князь, вот теперь сядьте и прочитайте то, что я вам дал…

Спустя пять минут совершенно ошарашенный комиссар отложил плашку в сторону и взъерошил волосы.

– Вот, значит, как. «Егор», значит, теперь понятно…

– Что понятно? – жестко спросил Сатин.

– Этот мертвый мальчик… Егор. Максим говорил, что это… Неужели призрак…

– Князь, не могли бы вы говорить понятнее?

– Так точно! Князь-Защитник в последнем телепатическом контакте сообщал мне, что его действиями управлял некий Егор.

– А это разве не он же в детстве?

– Ни в коем разе! – отрицательно покачал головой Константин. – Если я правильно помню теорию, Максим и живший в его теле ранее Егор – разные личности, одна из которых мертва, а вторая является полноценной. С псиониками иногда случаются подобные казусы.

– Ладно, опустим пока. С нападавшими разобрались?

– Так точно. – Костя посмурнел. – «Inevitável…»

– Кто? – прищурившись переспросил Сатин.

– «Неотвратимые». Бразильская антипсионическая группа сабнормалов на службе Бразильской Короны, наличие которой отрицается их государством.

– И… зачем им понадобилась смерть Князя Александрова?

– Не знаю. Но в первую очередь им нужна Цесаревича Ксения. Девственницей. Именно за этим они проникли на «Волгу» три года назад по приказу Габриэля Паулу Родригеша Сильвы.

– Бразильского принца? Этого семидесятилетнего козла? – нахмурился вице-адмирал. – М-да, не думал, что его уши будут торчать из этой ситуации. Честно признаюсь, что, когда мне доложили о случившемся, я, грешным делом, подумал, что это наши дворяне решили играть по-крупному.

– Признаюсь, – Константин почесал щеку, – мне всегда было интересно, почему этим государством управляет принц, а не король или канцлер.

– Потому что официально все «Латинские Звезды» входят в «Ватиканский Ковенант», главой которого является Пресвятая Дева Мария. Фанатики возвели ее образ в абсолют и дожидаются прихода своей повелительницы в этот мир. – Сатин запнулся и посмотрел на Попантаполиса безумным взглядом.

– М-да… дела, – задумчиво произнес тот. – Вы уж простите мою безграмотность в вопросах, связанных с внешней политикой. Я, знаете ли, из внутреннего отдела, и голова до сегодняшнего дня у меня болела в первую очередь от тех, у кого фамилия заканчивается на «-ин» и «-ов». Значит, Сильве понадобилась наша девочка…

– Да этот старый хрен с ума сошел! – прорычал вице-адмирал, саданув кулаком по столешнице. – Да как он только посмел!

– А вот это не думаю… – усмехнулся комиссар. – Príncipe zagueiro по определению не может сойти с ума. Я думаю, вы знакомы с этим термином.

– Слышал, – буркнул в ответ Анатолий Ефимович. – Те же яйца, только в профиль.

– Именно. – Улыбка русского-грека медленно сползла с лица. – Собрат нашего Князя-Защитника, один из тех, кто хранит человеческие звезды… М-да. Теперь я в общих чертах представляю, зачем ему нужна Ксения. А ведь вначале думал, что этот ублюдок имеет матромониальные планы на Русский Престол…

– Ваше Сиятельство, вы бы не отбрасывали так просто эту догадку как в корне неверную, – покачал головой Сатин. – Габриэль давно уже доказал, что все его действия имеют двойное, а то и тройное дно. Объединить Латинские Звезды в единую Империю – это, конечно, хорошо. Но уверен: амбиции Принца как политика простираются намного дальше.

– Я и не отбрасываю… – Эспер устало отвалился на спинку гостевого кресла. – Просто не понимаю, почему все произошло здесь и сейчас? Мы ведь в Темной Зоне, так какой смысл был в этом нападении? И зачем, поняв, что затея не удалась, «Неотвратимые» стояли до последнего, хотя имели возможность сбежать?

– Много вопросов, и ни одного ответа. И при этом мы опять возвращаемся к вопросу Александрова. Хотя… – Вице-адмирал на секунду замолчал. – А вы знаете, Князь… у меня вдруг возникло непреодолимое желание полностью переделать дизайн основного кабинета. В этом-то я уверен, а вот тот, в котором я совсем недавно разговаривал с нашим общим другом по поводу одного премилейшего грызуна, явно устарел и попахивает консерватизмом. Вы не одолжите мне одного из своих специалистов по ксеноархеологии, мне бы хотелось, что бы все было выполнено по фэн-шуй, а они, знаете ли, как я слышал, знатные дезинсекторы…

– Непременно. Но вы действительно думаете, что им удалось установить некое устройство или ментальный щуп в здании Адмиралтейства? Сомнительно… Кстати, могу я поинтересоваться, что за очаровательное создание упоминал мой друг? Случаем, не Подтронную Крысу?

– Нет, милейшая Монне Британика, как и ее тщательно пестуемая Австралийская Охлократия, здесь совершенно ни при чем. Просто одна моя подопечная и знакомая Князя Александрова выбрала себе очень интересное «прозвище».

– Ага…

– Кстати, еще что-нибудь удалось выяснить?

– Это все, что мы смогли выбить из пленного до того, как сабнормал вырвался и спалил свой биоимплантат. Сами понимаете, отрицательная псионика неудобна для постоянного сдерживания… – печально развел руками комиссар. – Ну, разве что могу сообщить, что все наши противники – отличные бойцы…

– А… вот оно что. Ну ладно. – Сатин сначала потер грудь в области сердца, а затем слегка постучал по этому месту кулаком и поморщился под пристальным взглядом обрусевшего грека. – Что собираетесь делать?

– Вот что… – с улыбкой произнес Константин, доставая из кармана держатель документов мини-формата. – Ознакомьтесь.

– Всенепременно. Кстати, слышали уже горячую новость с родины?

– Нет… – Уже вставший и собиравшийся раскланяться комиссар с интересом посмотрел на собеседника. – Если вы, конечно, не про Цесаревича и нашего…

– Да нет, – хмыкнул хозяин кабинета. – Вот, гляньте… Прелюбопытнейшее, знаете ли, зрелище.

Произнеся это, он отдал короткий приказ своему личному искину, и перед Константином развернулось голографическое окно, с которого на эспера на фоне двуглавого орла смотрела сама Цесаревна Ксения.

– Когда это было? – хмуро спросил комиссар.

– Прошло по всем каналам час назад.

– Хм. Голограмма? Или Цесаревна Ксения…

– Цесаревна Ксения в этот момент изволила чинить танк.

– Чего? – Константин посмотрел на Сатина как на сумасшедшего.