16. Жирные пятна

Язин знал, какими зоркими порой оказываются простые люди, и как помогают их сообщения госбезопасности, если суметь выделить в них рациональное зерно. Вот почему он направил в областное управление милиции своего сотрудника Смирнова, недавно сошедшего с университетской скамьи, но человека весьма проницательного.

— Ищите, Олег Андреевич, среди заявлений всё, что может указать на какое-либо секретное место, где мог бы прятаться человек, — сказал ему Язин, по своему обыкновению, коротко и сжато. — При малейшем подозрении шлите людей на проверку. В особых случаях звоните мне,

Вечером 13 июля худощавый Смирнов сидел в душном кабинете старшего следователя и внимательно читал подряд все заявления, поступившие в милицию за последние месяцы. Рядом трудолюбиво жужжал небольшой вентилятор. Три пухлых серых папки лежали горой на столе. Изредка Смирнов откладывал бумаги, откидывался на спинку шаткого стула и на минуту закрывал глаза — гигиеническая привычка, усвоенная им с детства. Затем он снова погружался в бесконечный мир предложений, донесений, советов и жалоб.

«Товарищу начальнику милиции, — читал Смирнов страницу, вырванную из школьной тетради. — Заявление от шофёра облпромбазы Онютина Алексея…

Небольшое масляное пятно наглядно говорило о профессии заявителя, и Смирнову даже казалось, что он слышит запах бензина.

«Настоящим заявляю, что гражданка Фокина самовольно навела сенной сарай вплотную к моему деревянному дому, что в пожарном отношении…»

В жалобе на пожарную опасность ничего интересного не было, и Смирнов, не дочитав заявления, взял другое. Он просмотрел десятки бумаг, всех цветов и форматов. Но ни кража песка, ни самовольная засыпка сточной канавы, ни коллективная пьянка руководителей треста не привлекли внимания молодого контрразведчика. Он оживился лишь тогда, когда на стандартном листе для пишущей машинки прочитал:

Товарищу начальнику!

Знаем мы все, какая в нашем городе промышленность. А потому и пишу, хоть не уверен. Вот что заметил. В воскресенье 17 июня рыбачил близ Щербатого острова и совсем не клевало. Думаю, половлю в заводи, что выше. Вода высокая, еле догрёб. В самой заводи тихо. Ловил я здесь, ловил да опять без толку. Видно, жирные пятна, что на воде были, мешали. 24 июня опять в воскресенье приехал в этот заливчик. Думаю, снесло масло и клёв будет. Но опять по воде масло радугой блещет. Откуда, думаю, взяться маслу? Катера не заходят: кругом скалы, ни загореть, ни посидеть. И почему за неделю масло не смыло? И тогда ещё раз съездил, и снова пятна рыбе мешают. Вот почему и пишу, может, там что-нибудь есть. Хоть и не уверен.

Егоров Никита Порфирыч, сторож райтрансконторы № 9, Тургенева, 66.

Смирнов перечитал заявление. В самом деле, отчего в удалённой от города каменистой заводи вдруг масляные пятна на воде? — думал он. — Может быть, там выход нефти? Или туда всё же заходят катера?

Слова Язина — «Действовать немедленно при малейшем подозрении» — всплыли в его голове, и он снял телефонную трубку.

Шёл второй час ночи, когда начальник БОРа, выслушав доклад Смирнова, попросил прочесть ему заявление Егорова и тут же сказал:

— Немедленно берите людей и водолаза в скафандре автономного действия! Через Управление безопасности просите торпедный катер! Дорога каждая секунда. В самое заводь войти на вёслах. Ищите подводные щели, норы, отверстия. Предупредите водолаза: результаты поисков докладывать только вам. После возвращения разбор заявлений продолжайте!

Через час по чёрным водам Алмана мчался торпедный катер. Смирнов стоял на носу, и ему казалось, что он летит на гидроплане. Бешеный ветер нёсся навстречу, трепал волосы, резал утомлённые глаза.

Заводь находилась в 20 километрах выше Ясногорска, близ того места, где белые и красные бакены днём и яркие огни ночью предупреждали суда о подводных камнях. Из жителей города сюда редко кто приезжал.

Было немного больше двух часов ночи, когда катер, бесшумно остановившись у входа в заводь, спустил на воду широкую лодку. Пелена низких облаков скрывала луну. Высокие скалы, точно гигантские бивни, окружали небольшую овальную бухту. Ни звук, ни всплеск, ни шорох не нарушали тишины. Лодка на вёслах подошла вплотную к берегу.

На корме кунгаса в скафандре без шлема сидел водолаз Лубков. Никогда он не выполнял подобного задания: ночью при фаре искать подводный ход в скалах и затем о результатах тайно доложить хрупкому человеку, который руководил операцией. Лубкова немного успокаивало лишь то, что под водой он будет передвигаться без неудобных и путающихся под ногами шлангов воздушной подачи.

Не зажигая огней, Лубков встал во весь рост, и сейчас он высился на корме неуклюжей лодки — огромный и грудастый. Костюм отдавал тёплым запахом резины, металлический круг рубашки-скафандра чуть резал плечи. На Лубкова надели и завинтили шлем, водолаз повернул холодную ручку кислородного аппарата на груди. Зашипела вводная трубка, и кисловатый будто выходящий из камеры автомашины воздух полился в лёгкие. Кто-то махнул в темноте рукой, кто-то шлёпнул ладонью по шлему, и Лубков шагнул за борт.

Как только он очутился в чёрной неподвижной воде, ощущение тяжести от водолазного костюма немедленно прошло. Лубкову показалось даже, что он стал легче собственного веса. Сквозь стёкла шлема он видел сейчас одну темноту. Соблюдая максимальную осторожность, он зажёг фонари только тогда, когда коснулся свинцовыми калошами каменистого дна. В ярком свете показалась большая тупорылая рыба. Лениво шевеля плавниками, она уставилась на фонарь, за ней пришла другая, поменьше, за ней ещё и ещё. Рыбы всё сплывались, как слетаются бабочки на огонь.

В сопровождении этой стаи ночных зевак Лубков двинулся вдоль скал. Тёмное дно колыхалось, точно нарисованное на колеблющемся живом полотне. Медленно и систематически водолаз обошёл основание всех скал, но не нашёл и следов какой-либо подводной расселины. Теперь следовало продолжать осмотр выше. Водолаз повернул рукоятку подачи воздуха и стал ждать, пока в скафандр соберётся воздух. Работая руками и ногами, Лубков поднялся вверх метра на три. Цепляясь за выступы подводных камней, он снова прошёл вокруг бухты. Однако и здесь нигде не было даже намёка на какой-либо ход, щель или нору.

Ещё раз набрав воздуха, Лубков поднялся выше, остановившись теперь в четырёх-пяти метрах от поверхности воды. Здесь на скалах имелись удобные уступы, по которым он легко передвигался, помогая себе руками. И вскоре водолаз радостно вскрикнул: в жёлтом расплывчатом свете фонаря, наполненном сонными любопытным рыбами, зияла большая чёрная нора с зубчатыми краями. Лубков заглянул туда: проход тянулся далеко, пропадая во мраке подводных сводов.

Сомнений быть не могло! Перед ним подводный лаз, о котором нужно доложить старшему на лодке.