В 2006 году вышел в свет новый роман Бернхарда Шлинка «Возвращение». Повествование ведется от лица молодого юриста Петера Дебауэра. Он случайно нападает на след своего отца, якобы погибшего на войне. Начавшиеся поиски шаг за шагом проясняют неожиданные повороты в биографии пропавшего отца. Вдохновленный идеями Великого рейха, он поначалу сделал головокружительную карьеру на службе национал-социализму, затем повторил свой успех, став бойцом идеологического фронта в ГДР, но позднее перебрался в США, где приобрел репутацию блестящего профессора-юриста, разрабатывающего теорию «правового деконструктивизма».

Подобные судьбы не были редкостью для послевоенной Германии. Людей, достававших фальшивые документы, менявших свою идентичность, фамилию, профессию, а заодно и собственные взгляды, публично отстаиваемые убеждения, называли «подлодочниками». Счет шел на многие десятки тысяч, а объявленной в начале пятидесятых годов амнистией для тех, кто жил по подложным документам, воспользовались лишь не более полутора сотен «подлодочников».

Таков, например, скандальный случай с Хансом Шверте, который привлек к себе общественное внимание и до известной степени дал некоторые прототипические черты персонажу из романа «Возвращение», отцу Петера Дебауэра. Настоящая фамилия Ханса Шверте — Шнайдер. Он родился в Восточной Пруссии. При национал-социализме он дослужился до чина гауптштурмфюрера СС в гиммлеровской организации «Аненэрбе». После войны он под чужим именем вновь женился на собственной супруге, объявившей прежнего мужа погибшим в боях за Берлин. Ханс Шверте защитил докторскую диссертацию о «Фаусте», получил признание в качестве авторитетного германиста, позднее был избран ректором элитного Аахенского технического университета и завоевал симпатии либерального студенчества, снискал репутацию поборника демократизации системы высшего образования. Шверте был удостоен высшей награды ФРГ — Большого федерального креста 1-й степени за заслуги. Однако в 1995 году Хансу Шверте пришлось раскрыть свое истинное имя под угрозой разоблачения. От разыгравшегося публичного скандала он по существу уже не сумел оправиться.

У этого персонажа, который выступает в романе под разными именами, прослеживаются параллели и с другими реальными лицами, например с известным бельгийским филологом-деконструктивистом Полем де Маном, после смерти которого в 1983 году обнаружились сотни его националистических и антисемитских публикаций в коллаборационистских изданиях времен Второй мировой войны. А кроме того, над фигурой отца в романе зримо витает тень Карла Шмита, пожалуй самого спорного и выдающегося из правоведов-теоретиков, поддержавших национал-социализм.

Роман «Возвращение» вновь поднимает тему конфликта и преемственности поколений, объединенных непосредственной причастностью или опосредованной прикосновенностью к величайшим преступлениям минувшего века.

В эссе «Современность прошлого», открывавшем в немецком журнале «Шпигель» большую серию статей, посвященных необходимости обращения к прошлому, Бернхард Шлинк писал о своем поколении:

«Прошлое в виде Третьего рейха и холокоста сыграло для большинства из нас определяющую роль. Оно находилось в центре наших споров и разногласий с родителями, оно набрасывало свою тень на формирование наших представлений о немецкой истории; когда мы бывали за границей, то разговоры о прошлом Германии заставляли нас осознавать себя немцами. Обращение к прошлому — независимо от того, насколько большую или малую роль оно играло и продолжает играть в нашей работе, — сделалось составной частью нашего самоощущения и внешних проявлений.

Следующее поколение нередко демонстрирует, что прошлое, Третий рейх и холокост, набили им оскомину, а объясняется это той банальной назойливостью, с которой школа и СМИ заставляют молодежь обращаться к прошлому. Следующее поколение порой говорит о прошлом с долей легкомысленности и даже цинизма, что обусловлено тем нравственным пафосом, с которым мое поколение апеллирует к прошлому, используя его для сравнений с нынешним днем, хотя для подобных апелляций и сравнений уже недостает моральных оснований. […]

Чем дольше мы живем с представлением о том, что прошлое можно и нужно преодолеть, тем парадоксальнее складывающаяся ситуация. Когда говорится о преодолении, то обычно имеют в виду какие-то трудности: например, перед нами возникает сложная задача, мы работаем над ней и в конце концов добиваемся решения. Трудность преодолена, ее больше нет. […]

Но прошлое непреодолимо. Однако можно сознательно продолжать жить с теми вопросами, которые прошлое ставит перед настоящим, и с теми чувствами, которые прошлое пробуждает в настоящем. Да, прошлое не только ставит перед нами вопросы, оно может заставить нас скорбеть, возбудить страх или гнев, поразить немотой, потерей самообладания, утратой веры в человеческую и божественную справедливость, оно может заставить нас страдать не только по вине тех, кто совершал преступления, но и тех, кто был свидетелем злодеяний или закрывал на них глаза, а позднее не отрекся от преступников, оставив их в своей среде.

Там же, где прошлое не ставит вопросов перед настоящим и не пробуждает сегодняшних эмоций, не стоит разменивать его на мелкую монету. От размены моральных заповедей прошлого на мелкую монету ничего не выиграешь, зато легко многое проиграть и потерять».