БЛИНОВ ПОТЕРПЕЛ АВАРИЮ
Весь день 20 апреля над Шпицбергеном лежала плотная дымка тумана. Сдерживая себя, Блинов решил не рисковать и, точно следуя приказаниям начальника экспедиции, дождаться хорошей погоды.
Скоро из Тихой сообщили, что Бесфамильному не удалось достичь полюса и он вернулся на базу.
"Бесфамильный сидит на базе, – думал Блинов, – значит, придётся мне лететь на полюс, попытаться сделать то, что не удалось Бесфамильному".
Сказывалось нервное напряжение последних дней. Блинов чувствовал, что ему становится всё труднее и труднее "держать себя в узде" и подчиняться разумным приказаниям Беляйкина. Росло могучее, непреоборимое желание во что бы то ни стало достичь полюса. И он честно признавался самому себе в том, что в следующий раз у него вряд ли хватит сил, чтобы побороть это желание.
К счастью, туман не рассеивался. Взлететь было просто невозможно. Блинов решил воспользоваться этим и отдохнуть. Он надеялся, что за несколько часов сна туман рассеется и он сумеет вылететь.
Повинуясь приказанию командира звена, весь экипаж отправился отдыхать. Дежурить у самолётов остался Курочкин. Он видел, как нехотя, лениво туман уходил на юг. Когда блеснули первые лучи солнца, освобождённого от грязно-серого покрова, штурман решил, что пора готовить самолёты, и бросился к домику.
– Вставай, вставай! – кричал он, барабаня в дверь комнаты Бирюковой. – Ясно, погода хорошая!
– Сейчас, Курочкин, не ломись только.
Через несколько минут они оба были на берегу, у своих самолётов. Вскоре сюда собрались все участники перелёта. Последним явился Грохотов. Вид у него был невыносимо скучный.
Пока мотористы и инженер проверяли моторы обоих самолётов, Блинов по радио разговаривал с начальником экспедиции. Беляйкин разрешил вылететь немедленно, не дожидаясь Бесфамильного.
Обрадованный лётчик торопил инженера, но тот, мало обращая внимания на его просьбы, продолжал упорно копаться в моторе самолёта "П-6".
Немало прошло времени, прежде чем инженер подошёл к Блинову и, предупредив, что состояние мотора "П-6" внушает ему серьёзные опасения, предложил отложить полёт.
– Мотор трясёт, – сказал он. – Его необходимо тщательно проверить. Может быть, придётся даже заменить.
– Никакой оттяжки, – категорически заявил Блинов. – Нам дорога каждая минута хорошей погоды.
– Хорошо, но я не могу ручаться за мотор на все сто процентов.
Не привыкший к такому тону Блинов с удивлением поднял глаза на инженера. Но тот был уже далеко. Скоро мотор "П-6" ревел на полных оборотах…
В десять часов десять минут машины поднялись в воздух.
Поддерживая непрерывную связь друг с другом, Блинов и Викторов вели свои могучие птицы на северо-восток, слушая сигналы маяка с базы Иванова. Курочкин отмечал линию полёта. Сутырин рассеянно смотрел в окно. Сидевший позади него Грохотов, видя внизу дикое нагромождение ледяных гор, с ужасом размышлял о возможности вынужденной посадки в этих пустынных местах и искренно раскаивался в своём решении участвовать в экспедиции…
В тринадцать часов с минутами Блинов увидел столб чёрного дыма, поднимающегося несколько справа от линии полёта. Это была база Иванова.
Снизившись до трёхсот метров, Блинов сделал широкий круг над базой. Внизу он увидел выстроившиеся в ряд три самолёта, несколько разноцветных палаток и кучку размахивающих руками людей. "Прямо-таки центральный аэропорт, – подумал он. – Но почему же здесь только три машины?" И, лишь внимательно присмотревшись, он заметил "ястребка" Титова, примостившегося на огромной спине самолёта Бесфамильного.
Хорошее начало полёта и это открытие окончательно успокоили лётчика. Теперь он был уверен в том, что первым достигнет полюса. Он не знал о новом распоряжении Беляйкина…
Трезво оценив свою неудачу, Бесфамильный предложил начальнику экспедиции внести некоторые поправки в первоначальный план. Он просил разрешить ему вылететь с базы после того, как Блинов сядет на полюсе. Несколько удивлённый таким неожиданным предложением, Беляйкин попросил объяснений. Бесфамильный изложил свой план:
– По-видимому, учёные правы, и на полюсе следует ждать плохой погоды. Зачем нам рисковать всеми машинами? Я Блинова знаю, задерживать его больше нельзя – он может наделать глупостей. Пусть летит первым. Он сядет на полюсе или в районе полюса. А уж тогда, пользуясь его сведениями о погоде и его радиомаяком, я без малейшего риска достигну полюса. Таким образом задача нашей экспедиции будет безусловно выполнена.
Начальник экспедиции с радостью утвердил осторожное предложение Бесфамильного, сумевшего, ради большей уверенности в благополучном исходе экспедиции, побороть в себе профессиональную гордость лётчика.
Убедившись в правильности своих предположений, Блинов пошёл на второй прощальный круг над базой. Сидевшая рядом с ним Аня с беспокойством смотрела вниз. В кучке приветствовавших их малюсеньких людей она пыталась угадать фигурку Иванова. Ей так и не удалось это: Блинов твёрдой рукой направил свою машину на север.
***
Советские самолёты уверенно шли вперёд, к сердцу Арктики, к загадочному полюсу. Через каждые десять минут база запрашивала у Блинова погоду. Блинов неизменно отвечал, что погода ясная. Так прошёл час. Потом в сообщениях Блинова стали проскальзывать неуверенные нотки, и в конце концов он неохотно сообщил, что местами стал появляться туман. Следующая сводка была совсем мрачной: "Высота тысяча метров, идём над сплошным туманом".
Иванов посоветовал вернуться, но Блинов даже не ответил: его решение "достичь полюса во что бы то ни стало" было твёрдо и непоколебимо. Ориентируясь по сигналам маяка базы, он продолжал упорно вести самолёт к полюсу, рассчитывая, что в тумане появятся окна.
Туман поднимался всё выше и выше, и самолёты шли уже на высоте тысячи пятисот метров. Термометр упал до 35 градусов.
Узнав о том, что Иванов советовал вернуться, Грохотов увял окончательно. Вынув блокнот, он написал: "Товарищ Блинов, я считаю, что нам необходимо вернуться. Мы подвергаемся слишком большому риску", и передал записку Блинову. Тот, не читая, скомкал её и бросил под ноги.
Самолёт Викторова шёл всё время слева, не отставая от большой машины. Блинов ни на минуту не упускал его из поля зрения. Вдруг он заметил, что у "П-6" остановился винт. Самолёт клюнул носом и камнем пошёл в туман.
– В чём дело? – почти крикнул по телефону Блинов. – Курочкин, спроси, в чём дело.
– У него остановился винт.
– Это я и сам вижу. Спроси, в чём дело?
Убедившись, что с Викторовым связь есть, Курочкин передал ему вопрос командира. Выслушав ответ, он хотел передать его Блинову, но внезапно обнаружил, что внутренний телефон не работает. Он не заметил, как второпях выдернул локтем клеммы из штепселя.
Штурман чертыхнулся, жестом подозвал к себе сидевшего рядом Грохотова и поручил ему на словах передать сообщение Викторова. Насмерть напуганный Грохотов так невнятно передал сообщение, что Блинов послал его к чорту и кивнул Ане. Узнав, в чём дело, она прокричала ему в ухо:
– Викторов планирует. Остановился мотор. Сейчас у него высота пятьсот метров. Если через сто метров не выйдет из тумана, решил выбрасываться с парашютом…
Аня ещё раз сбегала к радисту и вернулась с радостным сообщением о том, что на высоте четырёхсот метров Викторов вышел из тумана и обнаружил много ровных льдин.
– Давай снижаться, – предложила она, – иначе мы его потеряем.
Хорошие вести успокоили Курочкина. Он легко обнаружил свою оплошность и включил телефон. В это время Блинов говорил Ане:
– Передай, что мы идём на посадку, пусть выложат "Т".
– Есть! – ответил в телефон Курочкин.
Аня поняла, что телефон заработал, и уселась на своё место.
"Г-1" круто пошёл вниз. Почувствовав это, Грохотов вздрогнул, бросился к Блинову и заорал ему на ухо:
– Почему вы снижаетесь? Вы не имеете права подвергать нас риску!
Блинов нетерпеливо передёрнул плечами, продолжая снижаться. Вне себя от страха, метеоролог схватил лётчика за плечи, мешая ему управлять самолётом. Бывшая невольной свидетельницей этой дикой сцены Аня так сильно толкнула своего поклонника, что он вылетел из рубки в пассажирскую кабину.
– Чортов хвастунишка! – крикнула она, запирая за ним дверь.
Туман кончился. С высоты в четыреста метров Блинов увидел "П-6", торчащий хвостом вверх. Видимо, второпях Викторов "промазал" намеченную площадку, и его самолёт, ударившись о льдину, скапотировал. В стороне от потерпевшей аварию машины на большой льдине уже было разложено чёрное полотнище "Т" и бежали два человека. Вскоре они улеглись на льду метрах в ста друг от друга, впереди "Т". Блинов понял и оценил заботу товарищей: они себя превратили в "полотнища", чтобы по ним он лучше почувствовал высоту и вовремя выровнял самолёт на посадке.
Сделав круг, Блинов благополучно сел.
– В чём дело? Что с мотором? – крикнул он Викторову.
– Лопнул коленчатый вал, – тихо проговорил Викторов, поднимаясь и стряхивая снег с меховой одежды. – Сначала сильно затрясло мотор, а потом… Что было потом, ты видел сам.
– Ладно, сейчас аварию обсуждать некогда, – торопился Блинов. – Самолёт придётся бросить. Снимите и грузите ко мне всё ценное имущество. Придётся лететь дальше на одной машине.
Не останавливая моторов "Г-1", все принялись за работу. С разбитого самолёта перегрузили запас продовольствия, сняли ценные приборы, перекачали двести пятьдесят килограммов горючего. Работа была кончена в несколько минут, и "Г-1" поднялся в воздух. Теперь на его борту было уже не пять, а семь человек…
В воздухе Курочкин немедленно возобновил связь с базой и сообщил Иванову о случившемся. Его радиограмма заканчивалась двумя словами: "Полёт продолжаем". Они лучше всего выражали решение Блинова. Как командир звена, он чувствовал, что авария "П-6" лежит на его ответственности. И теперь уже ничто не могло заставить его отказаться от принятого решения. Он был уверен, что только благополучной посадкой на полюс он может искупить свою вину.
Солнца не видно, ориентироваться не по чему, почувствовавшие приближение полюса компасы давно не работают. Определить место посадки можно было только по времени. Сидя за штурвалом своей машины, лётчик высчитывал:
– От базы до полюса – два с половиной часа полёта. До вынужденной посадки летели полтора часа. Значит, через час под нами должен быть полюс…
Ровно через час Блинов заметил слева от курса коническую возвышенность, издали напоминавшую сахарную голову.
– Стоп! – крикнул он Ане. – Не земля ли это?
Аня сбавила обороты моторов, и Блинов повёл самолёт к замеченной возвышенности.
Зрение не обмануло опытного лётчика. Действительно, под ними был небольшой островок, покрытый остроконечными горами. Островок окружали ровные ледяные поля. Выбрав место, защищённое от ветра высокими горами, Блинов повёл свой самолёт вниз. На высоте пятисот метров он пошёл на круг и приказал Ане:
– Организуй, Бирюкова, прыжки с парашютом. Пусть прыгнут двое для подготовки аэродрома. С моторами я справлюсь сам.
Аня молча вышла из рубки и взглянула на расположившихся в пассажирской кабине людей. Все уже поняли решение командира и с выражением готовности смотрели на Аню. Один Грохотов даже взглядом не встретил её. Он сидел в кресле, уронив голову на руки. Бирюкова направилась к нему.
– Надевайте парашют, товарищ Грохотов, – холодно приказала она.
Метеоролог вздрогнул и, еле сдерживая готовые хлынуть слёзы, стал сбивчиво отказываться:
– Что вы, Аня, у меня ноги слабые, ещё в детстве сломаны…
– Вы говорили мне, что у вас есть восемьдесят экспериментальных прыжков.
– Да, но…
Не слушая его, девушка прилаживала лямки и застёгивала карабины своего парашюта. Рядом, оправляя ранцы, стоял Викторов. Покончив с подгонкой парашютов и уложив в карманы шёлковые полотнища, оба стояли у люка. Через распахнутую дверь пилотской рубки была видна широкая спина Блинова. Он поднял руку. Натянув на лицо меховую маску, Аня бросилась в бездну. Вслед за ней прыгнул Викторов.
Курочкин торопливо передавал на базу:
– Судя по времени и скорости полёта, мы достигли северного полюса. Обнаружили землю. Двое прыгнули с парашютами для приёма самолёта с земли…
Через несколько минут он добавил:
– Идём на посадку, прерываем связь…
Иванов немедленно передал это сообщение начальнику экспедиции и приказал выключить радиомаяк. Уткин сорвал с рычага телефонную трубку, собираясь передать новость на Большую землю. Беляйкин остановил его:
– Не торопитесь, Уткин. Подождите, пока мы точно определим место их посадки…
В репродуктор послышался голос:
– Тихая, Тихая… Говорит "Г-1". Как нас слышно? Находимся в районе полюса. Сели благополучно. Солнце закрыто облаками. При первой возможности приступим к астрономическому определению местонахождения самолёта.
– Поздравляю, – немедленно ответил Беляйкин. – Начинайте изучать открытую вами землю. Я вас пеленгирую. Буду вызывать каждый час…
***
Высадившиеся на неизвестном острове "блиновцы" начали налаживать свое "хозяйство". Легко раненый во время аварии "П-6" бортмеханик Коршунов взялся за лёгкую работу – приготовление обеда. Курочкин налаживал наземную рацию. Остальные принялись выгружать научные приборы. Работали быстро, но сгоравшему от нетерпения профессору Сутырину казалось, что люди едва двигаются. Он страшно торопился, словно опасаясь, что ему не дадут здесь поработать.
– Спокойнее, профессор, – улыбаясь, говорил Блинов. – В нашем распоряжении месяц. Вам хватит времени…
После удачной посадки на полюсе к командиру звена вернулось его обычное расположение духа. Посмеиваясь, он с видом победителя прохаживался около суетящихся людей, время от времени отдавая какое-нибудь распоряжение или отпуская шутку.
Откуда-то взявшийся ветер безжалостно рвал и разгонял тучи. Скоро выглянуло солнце. Штурман Курочкин бросился к приборам. Ему хотелось как можно скорее убедиться, что самолёт находится если не на самом полюсе, то по крайней мере в нескольких километрах от него.
– Что за чорт? – вдруг выругался он, нервно перечёркивая свои вычисления.
– Арифметику позабыл? Всяко бывает на полюсе, – с улыбкой обратился к нему Блинов. – Давай, я тебе помогу.
– Какая там арифметика, товарищ командир! Здесь дело серьёзнее.
– Что такое? – не переставал улыбаться Блинов.
– Мы не на полюсе…
– Как?! Что ты говоришь? Где же мы?
– На восемьдесят девятом градусе северной широты. До полюса ещё добрая сотня километров. Как видно, дул сильный встречный ветер…
– Чорт вас возьми!.. Чего же вы смотрели, штурман?
– Виноват, товарищ командир, не учёл…
– Немедленно сообщите Иванову, что мы летим дальше.
– Лететь нельзя, товарищ командир, – база выключила свой радиомаяк, а связь с ней у нас будет только через сорок минут.
– Подумаешь, напугал! Здесь и полёту-то на полчаса. Долетим и без маяка, зато на полюсе будем первыми.
Ускользнувший прямо из рук полюс с новой силой всколыхнул уснувшие было страсти Блинова. Он решил, вопреки запрещению начальника экспедиции, взлететь и достичь полюса. На острове был объявлен аврал, и скоро "Г-1" покинул гостеприимную льдину.
Почти сразу же после взлёта самолёт попал в тучи. Солнце пропало. Льдин не видно. Компасы завертелись, как карусели. Без спокойных сигналов радиомаяка, не видя льдин, Блинов с большим трудом держал прямую по жироскопическому компасу, стараясь подняться выше, чтобы не напороться на верхушки ледяных гор.
Не прошло и получаса, как Блинов, убедившись в собственном безрассудстве, решил вернуться обратно и сесть на старое место. Это оказалось труднее, чем он предполагал: покрытое густым туманом старое место ему обнаружить не удалось. Оставалось лететь наугад, что он и сделал.
Уже отчаявшись в благоприятном исходе полёта, Блинов заметил промелькнувшее под самолётом окно. Развернувшись, он отыскал окно и круто пошёл на снижение, с большим трудом выбрав более или менее подходящую льдину. Чёрные лохмы туч то и дело закрывали её. Но выбора не было…
С самого начала полёта Курочкин посылал в эфир свои позывные, пытаясь связаться с базой или Тихой. Он без конца повторял одни и те же слова: "База, база… Терпим бедствие, дайте маяк, дайте маяк". Но никто не слышал, никто не откликнулся на его призыв.
Бирюкова не узнавала своего лётчика. Они летали вместе не первый год, и молодой механик привык в блиновской манере летать, к его спокойным, округлым и точным движениям. Сейчас он резко рвал руль, и самолёт прыгал, как гигантская лягушка. Тучи беспощадно прижимали самолёт к земле, он беспомощно кружил на месте, непрерывно снижаясь. "С такой высоты на парашюте не бросишься", – с тоской подумала Аня.
Боясь потерять льдину, Блинов решительно пошёл на посадку. Но определить высоту никак не удавалось. Скрипнув зубами, он сделал круг. В это время льдину почти совсем закрыло облаком. "Э-э, будь, что будет!" – подумал Блинов и, убрав газ, стал выравнивать самолёт. Сверху, снизу, с боков – кругом однообразная, тоскливая серость. Определить высоту невозможно. Но и дальше находиться в таком положении тоже невозможно. Надо садиться, садиться, чего бы это ни стоило!..
Как и следовало ожидать, лётчик выровнял свою машину слишком высоко. Самолёт внезапно провалился. Толчок, удар, треск, и со сломанными шасси обезображенный "Г-1" лежал среди торосов.
К счастью, во время этой "посадки" никто серьёзно не пострадал. Отделавшись испугом и лёгкими ушибами, с трудом выломав заклинившуюся дверь, люди выпрыгивали из пассажирской кабины прямо на лёд. Выскочил и Блинов. Даже беглый осмотр полученных самолётом повреждений говорил всё.
– Гроб… – мрачно констатировал Викторов.
Когда окончательно рухнули последние надежды на ремонт самолёта, Блинов сжал кулаки и так стиснул зубы, что из дёсен выступила кровь.
– Нашёл полюс, болван, – в бессильной ярости ругал он себя. – Сидел бы смирно и изучал землю. Так нет, полюс открыть захотелось. Вот, получай, старый дурак!
Пользуясь широко распахнутой дверью, из кабины одна за другой выскочили забытые всеми собаки. Их было немного – всего двадцать две штуки. По торосистым льдам на них далеко не уедешь…
Вконец расстроенный Блинов, сжав кулаки, с налившимися кровью глазами, угрюмо ходил вокруг разбитой машины. Сбившиеся в кучку люди боялись с ним заговорить.
Метеоролог Грохотов, прижавшись к Викторову, дрожал от холода и страха одновременно.
– Что мы теперь будем делать? Что? – тихонько, чтоб не услышал Блинов, скулил он. – Погибнем наверняка. Как пить дать погибнем! Здесь-то уж нас не спасут. Это тебе не челюскинская льдина. Там всего сто километров до берега было, а здесь, почитай, тысячи две…
– Замолчишь ли ты, несчастный трусишка? – сжав кулаки, двинулась на него Бирюкова.
Грохотов увял окончательно и как подкошенный повалился на снег.
Остальные молча переносили постигшее их несчастье. Немного оправившись, профессор Сутырин полез обратно в кабину самолёта и стал выбирать из груды обломков оставшиеся целыми приборы. Курочкин и Коршунов восстанавливали порядком пострадавшую аварийную рацию. Попытки увенчались успехом, и скоро удалось связаться с Ивановым.
Блинов нашёл в себе силы лично доложить о катастрофе. Потрясённый Иванов официальным тоном повторил радиограмму и попросил связаться с ним через полчаса. В назначенное время радисты приняли с базы распоряжение начальника экспедиции:
– Сидеть на месте вплоть до моего приказания. Организовать наблюдение за погодой и каждый час передавать свои наблюдения на базу. При первой возможности попытаться определить местонахождение и сообщить свои координаты. Судя по результатам пеленгирования, вы находитесь на восемьдесят восьмом градусе тринадцатой минуте северной широты и на сорок третьем градусе восточной долготы. Это требует проверки.
Вторая радиограмма начальника экспедиции, адресованная Бесфамильному, требовала немедленного вылета на полюс.
