Глава 4

Прищурив глаза, Саладин промурлыкал:

— Впереди у нас длинный вечер, Ливви. Чем займемся?

Она смерила его недоверчивым взглядом, стараясь понять причину слишком примерного поведения. Было легче, когда, командуя, он невероятно раздражал ее, чем создавал естественный барьер между ними. Тогда Ливви чувствовала себя в безопасности.

А теперь?

Он казался подозрительно покладистым: пил предложенный чай, ел пирожки с повидлом и нахваливал их. Саладин даже попросил рецепт, чтобы передать поварам во дворце: пусть придворные и гости попробуют английские деликатесы. Потом он принес охапку дров из сарая и уложил в корзину перед камином.

Наблюдая за ним, Ливви ощутила, как под толстым свитером по спине пробежал холодок. Его тело было сухим и мускулистым, а движения полны атлетической грации. Поленья в руках казались легкими, как прутья: он перекладывал их без всяких усилий. Ливви гордилась независимостью и не гнушалась грязной работы, от которой ее замужние школьные подруги воротили нос: выносила мусор и подметала дорожку, приносила дрова, пропалывала сорняки, когда было время. Тем не менее она с удовольствием позволила шейху потрудиться. Облокотившись на мягкую кушетку, Ливви пила чай и смотрела, как Саладин аль-Мектала подбрасывал поленья в огонь. Рядом с ним она, как ни странно, чувствовала себя… женщиной.

— Можно поиграть в игры, — предложила она, подумав.

— Прекрасная мысль, — сверкнул хищным глазом Саладин. — Никогда не откажусь от хорошей игры.

Вряд ли можно назвать Ливви изощренной, но она не была глупой. Долгое время она крутилась в мире скачек среди мужчин с высоким тестостероном, а потом была помолвлена с очень непростым мужчиной. Она научилась распознавать завуалированные приемы соблазнения женщины и знала, что единственный способ контролировать ситуацию — полностью игнорировать намеки. Ливви сделала вид, что не видит сверкающих как раскаленные угли глаз шейха, и укротила его спокойным вопросом:

— Предпочитаешь играть в скраббл или в карты?

— Выбирай сама. Только предупреждаю: я все равно выиграю.

— Бросаешь мне вызов? Думаешь испугать?

— Сама увидишь.

Ливви пришла в ярость, когда его бахвальство оправдалось. Он выиграл все партии, включая скраббл, в котором она была экспертом. Скрывая огорчение, она бросила карандаш на листок с результатами.

— Как тебе удалось обыграть меня в кроссворде, если английский тебе не родной язык? — спросила она.

— Когда я был маленьким, мой учитель-англичанин говорил, что обширный словарный запас доступен любому. Меня, как и всех мужчин рода аль-Мектала, учили побеждать. Я никогда не проигрываю. Ни в чем.

— Значит, всегда только победа?

Саладин взглянул на нее, и сердце Ливви дрогнуло: в темных глазах сверкнуло что-то совсем не похожее на триумф, скорее отголосок глубокой печали. Ей показалось, что складки у рта стали глубже.

— Нет, — тихо сказал он. — Когда-то давно я потерпел страшное поражение.

— Как это случилось?

— Не будем ворошить прошлое. — Голос Саладина стал холодным, отчужденным, и он наклонился, чтобы бросить в огонь полено. Когда он снова повернулся к Ливви, лицо было замкнутым. — Расскажи лучше о себе.

Она пожала плечами:

— Что я могу сказать? Мне двадцать девять, и я открыла пансион в доме, где родилась. Историю личной жизни ты уже знаешь. Есть еще вопросы?

— Есть. — Огонь на мгновение осветил его хищное лицо. — Почему он бросил тебя?

Ливви твердо встретила вопросительный взгляд.

— Ты серьезно решил, что я расскажу?

Саладин поднял темную бровь.

— Почему нет? Мне интересно. Когда метель стихнет, мы расстанемся. Ты никогда не увидишь меня, если не захочешь работать в Джазратане. Чем обычно люди занимаются в подобных обстоятельствах? Делятся секретами.

Размышляя над его словами, Ливви старалась угадать, какой он ее видит: старой девой, спрятавшейся в глубинке, подальше от динамичного, шумного мира, частью которого была когда-то? Если так, то у нее есть возможность показать ему, что ей нравится такая жизнь и она давно забыла о Руперте.

Однако почему все-таки она изгнала мужчин из своей жизни, оставшись единственной двадцатидевятилетней девственницей в мире? Вероятно, настала пора выложить все начистоту и окончательно расстаться с прошлым.

— Ты знаком с Рупертом де Ври? — спросила она.

— Встречал пару раз в прошлые времена. — Саладин скривил рот. — Он мне не нравился.

— Не надо только смягчать для меня пилюлю.

— Никогда не говорю того, что не думаю, Ливви, — усмехнулся Саладин. — Так что же случилось?

Ливви опустила глаза, словно разглядывая симметричный рисунок на ковре. Она представила лицо Руперта, чего не позволяла себе долгое время: его правильные черты, светлую кожу. Он был антиподом шейха. Ливви долго не верила, что такая важная персона в мире скачек обратила внимание на нее, бывшую тогда скромным грумом.

— Значит, тебе известно, что он владел очень перспективной конюшней.

— До тех пор, пока его не сгубила жадность, — сказал Саладин, вытягивая вперед длинные ноги. — Допустил большую ошибку, переоценив свои возможности. Работая с лошадьми, даже самыми лучшими, нужно перестраховываться. Они всего лишь плоть и кровь, а значит, очень уязвимы.

В его голосе послышалась боль. Ливви решила, что он думал о своем Бархане.

— Согласна, — подтвердила она.

— Как же случилось, что он готов был вести тебя под венец, а потом бросил перед алтарем? — Саладин сверлил ее глазами. — Именно так все было? Неужели он не говорил о своих сомнениях?

Ливви покачала головой, воскрешая в памяти череду событий. В те дни она с напускной веселостью говорила всем, что могло быть хуже, если бы Руперт изменил решение не до, а после свадьбы, если бы решил уйти от нее через несколько лет, после рождения детей… Она была вынуждена поступить так, чтобы не выглядеть жалкой. Но по правде говоря, в душе она чувствовала пустоту и унижение. Ливви не замечала, как изменилось отношение к ней жениха, а в результате понесла значительные материальные потери. Она оплатила буфет и услуги официантов, которые у накрытого стола горячо обсуждали разворачивающуюся на глазах драму. Она отпустила шофера заказанного лимузина, который должен был отвезти их в аэропорт после церемонии, аннулировала свадебное путешествие, оплаченное из ее денег — Руперт обещал позже возместить расходы, чего, конечно, не сделал. Короче, приготовления к несостоявшейся свадьбе обошлись ей дороже, чем уязвленное самолюбие.

Когда прошел первый шок и были оплачены все долги, Ливви дала себе слово ни с кем не обсуждать произошедшее, чтобы не подпитывать любопытство и сочувствие. Со временем разговоры смолкли.

Глядя в сверкающие глаза Саладина, Ливви поняла, что молчание тоже имело свою цену. Она похоронила правду глубоко внутри, бдительно следя за тем, чтобы ничего не выплыло наружу. Если так будет продолжаться, ей грозит превратиться в вечную жертву предательства, хранительницу грязной тайны. Вероятно, стоит выговориться, чтобы прошлое навсегда растаяло в воздухе.

— Я позволила себе повторить роковую ошибку многих женщин, — медленно произнесла она. — Поверила уговорам опытного мужчины, не задумываясь, почему такой, как он, вообще заинтересовался такой, как я.

— О чем ты говоришь? — прищурил глаза Саладин.

— Да ладно, Саладин! Не прикидывайся наивным. Рядом с ним всегда были красивые женщины, не чета мне. Единственно, что могло привлечь его, — это особняк моего отца. Этот самый дом. Моя мать умерла, а мачеха давно бросила отца. Поскольку у меня нет братьев и сестер, все наследство отходило мне. С точки зрения Руперта, я была выгодной партией. Он, вероятно, предполагал, что на счетах отца в банке лежит солидная сумма денег — достаточная, чтобы поправить его пошатнувшийся бизнес.

— Но он ошибся?

— До поры и времени так и было. Потом мачеха наложила лапу на отцовские деньги и пустила их на ветер: пластические операции, бриллианты, огромные отступные при разводе. После смерти отца ничего уже не оставалось: я платила сиделкам, которые ухаживали за ним в последние тяжелые годы.

— Ты не рассказывала об этом де Ври?

Ливви презрительно хмыкнула и изо все сил ткнула кочергой в угли, вызвав сноп искр.

— Большинство невест пребывают в заблуждении, что на них женятся по любви, а не за деньги. Представляешь, какими жалкими были бы слова: «Слушай, я вдруг обнаружила, что разорена. Но ты ведь все равно любишь меня, правда?» Кроме того, почти до самой свадьбы я не знала, как мало денег осталось.

— Но ты ему все-таки сказала.

— Да, — подтвердила Ливви. Она никогда не забудет: ее жених побледнел как полотно, в глазах промелькнула паника. Она не знала, на кого разозлилась больше: на жалкого Руперта или на себя, не замечавшую этого раньше. Может, просто не хотела замечать.

— Ему не понравилось то, что он услышал. Лучше бы он сразу отказался: мне не пришлось бы наряжаться в пышное подвенечное платье, а моим подружкам — суетиться вокруг в нервном возбуждении. Но, вероятно, у него не хватило духа. Вот и вся история. — Ливви взглянула с вызовом. — Теперь ты знаешь все.

В наступившей тишине Саладин изучающее смотрел на нее.

— Не совсем, — покачал он головой.

— Хочешь больше драматических подробностей? — насторожилась Ливви.

— Не все, что ты сказала, соответствует действительности. — Его голос звучал мягко, почти нежно, и опасно завораживал.

— В чем именно?

Саладин улыбнулся:

— Ошибаешься, если считаешь, что твое единственное достоинство — этот дом.

— Разве? — недоверчиво спросила Ливви.

Саладина охватила ярость при мысли, что такое ничтожество, как де Вир, лишил ее уверенности и заставил спрятаться в глуши.

— Представь себе. — Он окинул ее взглядом. — Хочешь, перечислю самые очевидные достоинства?

Ливви только развела руками:

— Старые джинсы и свитер?

— Твоя кожа, например, напоминает мне мед и сливки. Но главное — веснушки.

Она тронула пальцем нос.

— Ненавижу их.

— Напрасно. В моей стране они очень ценятся. Мы называем их поцелуями солнца.

— Боюсь, здесь к веснушкам другое отношение, — с нервным смешком заметила Ливви. Ее охватил озноб, словно вдруг подскочила температура. — Холодно, — сказала она потирая руки, — пойду приготовлю нам что-нибудь поесть.

— Я не голоден.

— Не верю. Я-то умираю от голода.

Саладин усомнился в ее искренности, глядя, как она решительно поднялась, взяв свечу. Похоже, она торопилась убежать от неожиданно возникшей между ними близости.

— Давай помогу тебе.

— Нет! — Она смягчила резкость улыбкой. — Я предпочитаю сделать все сама. Честно. Здесь у камина тебе будет удобно.

Саладин видел, что Ливви безуспешно пыталась восстановить дистанцию. Неужели она не понимала, что потемневший взгляд и язык тела выдавали эротическое возбуждение? Забыв обо всем, он и сам был во власти нетерпеливого ожидания сексуальной развязки.

— Скорее возвращайся, — тихо попросил он.

В холодном коридоре по пути на кухню Ливви вдруг охватило чувство беспомощности. Она не могла поверить, что только что выболтала все Саладину — самому неподходящему для исповеди человеку. Удивительно, как легко он сумел обойти преграды. Более того, он все правильно понял. Это особенно настораживало, потому что лишало Ливви способности сопротивляться. Собственная уязвимость пугала ее. Она не могла победить вожделения, будоражившего ее до такой степени, что казалось, она умрет, если Саладин не дотронется до нее. Жизнь теряла смысл, если она не узнает, каково это — оказаться в объятиях шейха аль-Мектала, испытать страсть его поцелуя.

Впрочем, однажды она уже допустила ошибку, польстившись на влиятельного мужчину, которому не была ровней, и Ливви не собиралась наступать на те же грабли.

Она приготовила еду, хотя подозревала, что оба не голодны: разложила на подносе свежевыпеченный хлеб, сыр из местной лавки, розовые яблоки. Ливви не знала, пьет ли шейх вино, поэтому заварила кофе. Им обоим лучше воздержаться от алкоголя.

Вернувшись в гостиную, она застала Саладина на том же месте. Он сидел неподвижно с закрытыми глазами и, похоже, спал. Ливви замерла, пытаясь осмыслить происходящее: настоящий король дремал перед ее камином, откинув черноволосую голову на выцветший алый шелк спинки кресла. Высокий и экзотичный, он излучал ауру неодолимой чувственности. Плотная ткань брюк облегала вытянутые вперед длинные ноги и не скрывала твердый бугор гениталий. Забыв доводы рассудка, Ливви смотрела на Саладина и понимала, что хочет его, хотя это было неправильно.

Неожиданно он открыл глаза, и чашки на подносе предательски зазвенели. Ливви покраснела, надеясь, что он не заметит смущения, однако Саладин провожал ее смеющимся взглядом, пока она пересекала комнату, чтобы поставить поднос и сесть рядом с ним на ковер у огня. Она ожидала насмешливой ремарки, но Саладин промолчал. Ливви старалась унять сердцебиение и сохранить невозмутимость.

— Угощайся, — предложила она.

— Сам? — Он сделал паузу. — Но я привык, чтобы меня обслуживали, Ливви.

Шутливая интонация заставила ее взглянуть в смеющиеся глаза шейха. Он заигрывал с ней! Ливви решила не поддаваться на провокацию.

— Не сомневаюсь, — с холодком ответила она. — Но что-то подсказывает, что ты вполне способен позаботиться о себе.

«Интересно, — думал Саладин, — понимает ли она, что сейчас решается ее судьба? Если бы она была покорной и готовой ублажать, как все без исключения женщины, желание, возможно, погасло бы. Но она упряма и независима. Сидя рядом, надкусывает яблоко, хоть и без удовольствия, а тело напряжено и готово к сопротивлению, что делает ее неотразимой».

Его томило ожидание. В его государстве, кроме охраняемых незамужних девственниц, берегущих чистоту до свадьбы, любая женщина в данной ситуации уже принадлежала бы ему. В мире, где уже почти не осталось вызовов, Ливви бросала ему вызов. Саладин немного поерзал, облегчая давление на возбужденный член.

Бросив огрызок яблока в камин, Ливви протянула руки к огню, растопырив пальцы. У нее были рабочие ладони. Неожиданно для себя, Саладин наклонился, налил кофе в две чашки — себе и ей — и поймал ее удивленный взгляд.

Ливви надкусила хлеба и сыра.

— Ты ничего не ешь, — удивилась она.

— Я не голоден.

Обняв колени руками, Ливви смотрела на него.

— Чем займемся? Снова в скраббл или позвонишь своим людям узнать, не расчищена ли дорога?

— Забудь про моих людей, — нетерпеливо перебил он, не сводя глаз с ее торчащих сосков.

Ливви проследила за его взглядом — откровенным, жадным, бесстыдным, — и ее тело обдало жаром. Сердце колотилось, словно рвалось из грудной клетки. Она знала, что надо делать: попрощаться, подняться в ледяную спальню и не выходить до утра, дожидаясь, пока расчистят дорогу, прилетит на вертолете его охрана или кто-то вызволит их из снежного плена.

Она не сделала этого. Ливви продолжала сидеть и глазеть на него, как будто не догадывалась, что будет дальше. Тем не менее, несмотря на свою неопытность и нереальность происходящего, она совершенно точно знала, что произойдет, потому что это уже происходило. Саладин аль-Мектала положил руки ей на плечи, прижал к себе и наклонил голову, чтобы поцеловать.

Ливви вздрогнула от первого сладкого прикосновения, когда кончиком языка он начал исследовать ее губы. Волна нестерпимого желания мгновенно захлестнула ее. В его объятиях Ливви чувствовала себя защищенной. На его губах остался вкус кофе, горячее дыхание согревало ее, и Ливви приоткрыла рот под его требовательным поцелуем. Кончиками пальцев Саладин скользнул по шее, но прикосновение к груди заставило ее опомниться.

Ливви знала, чего Саладин хочет, но он даже представить не мог, что его ждет. У него будет шок, если он узнает правду.

— Саладин… — невнятно пробормотала она, когда поцелуй прервался.

— Собираешься перечислить весь список причин, почему мы не должны делать это? — задыхаясь, спросил он.

— Да.

— С чего начнешь? С отсутствия желания? — Он провел большим пальцем по ее нижней губе, чувствуя ответную дрожь. — Не думаю.

С усилием она отшатнулась и, запинаясь, торопливо заговорила, стараясь сохранить остатки рассудка.

— Начнем с того, что ты шейх, а я простолюдинка, и мы едва знакомы.

— Это можно решить в одну секунду.

— Мы даже не нравимся друг другу, — продолжала она. — Все время спорим.

— Небольшой конфликт только добавляет пикантности сексу, согласна? — пробормотал он. — Напряженность в отношениях сразу пропадает.

Ливви не ответила — не посмела. Он засмеялся бы, узнав правду. Ливви не возражала, когда Саладин протянул руку, распустил резинку, стягивающую волосы на затылке, и любовался рыжими локонами, рассыпавшимися по ее плечам.

— Не сомневаюсь, что у тебя еще куча возражений против секса со мной, но есть одно обстоятельство, которое перечеркивает все твои аргументы.

Ливви знала, что не стоит спрашивать, но не удержалась:

— Какое же?

— Мы хотим этого. Очень сильно. Я, во всяком случае. А ты?

Ливви закрыла глаза, потому что огонь страсти в его глазах грозил сжечь ее. «Мы хотим…» Как просто звучали эти слова для человека, который так долго не смел следовать своим желаниям, что почти забыл о них. Может быть, ее никогда не искушали? Особенно так искусно? С Рупертом ее постигло горькое разочарование, граничащее с шоком. Она перестала доверять своим оценкам, начала избегать мужчин. Свадебное платье Ливви отдала на благотворительную акцию. Она решила, что с ней не все в порядке, она не похожа на других женщин.

Но теперь…

Захлестнувшая ее горячая волна желания толкала на риск. Могущественный шейх готов вознести ее на вершину блаженства. Что ужасного в том, чтобы испытать наслаждение, которого была так долго лишена?

Ливви откинула голову, позволяя Саладину целовать себя. Под свитером грудь налилась тяжестью, а джинсы щекотали ставшие чувствительными бедра. Впервые ее терзал сексуальный голод.

— Саладин, — прошептала она задыхающимся голосом, чувствуя, как его руки сжимают талию.

— Слишком много одежды, — сказал шейх, ловким движением стягивая с нее свитер.

Ливви задержала дыхание, когда он начал расстегивать пуговицы рубашки, боясь разочаровать его видом простого белого лифчика: наверняка он привык к эротическому нижнему белью на женщинах. Однако Саладин, похоже, не обратил на это внимания: он был слишком увлечен, целуя ее обнаженную плоть. Ливви вздрагивала от прикосновения горячего языка к прохладной коже.

— Ты такая хрупкая, — пробормотал он, запуская пальцы под пояс джинсов. — У меня никогда не было таких миниатюрных женщин.

В этот момент реальность вторглась в сознание Ливви с силой, похожей на удар в солнечное сплетение. Она готова отдаться едва знакомому мужчине. Безжалостный шейх заворожил ее темной, опасной сексуальностью, и Ливви готова подчиниться ему. Она с силой вырвалась из его объятий, судорожно застегивая рубашку, вскочила на ноги. Саладин смотрел на нее с изумлением.

— Что случилось?

— Разве не понятно? Пора остановиться, пока мы не зашли слишком далеко.

В растерянности и недоумении он запустил пальцы в черные блестящие волосы.

— Мы уже обсудили этот вопрос, — простонал он.

— Он не подлежит обсуждению, — задыхаясь, заявила Ливви. — Совершенно очевидно, что это недопустимая ошибка. Мы принадлежим разным мирам и никогда не увидимся после сегодняшней ночи. Ты застрял здесь в ожидании подмоги — тут ничего не поделаешь. Давай смиримся с обстоятельствами. В доме семь спален — выбирай любую, — Ливви сверкнула глазами, — кроме моей.