Эпилог

Ее счастливый взгляд неизменно приводил его в трепет. В радости эти глаза не то ореховые, не то шоколадные — становились такими теплыми, лучистыми, будто с искорками, Баал таял. А сейчас этот взгляд выражал не только счастье, но одновременно удивление и растерянность Алеста без конца озиралась вокруг: на высокие зеленые деревья, на стелющиеся за лесом луга, на густую сочную траву — пейзаж был ей незнаком.

Но чаще всего ее голова поворачивалась в сторону поляны, на которой, аккуратно сложенные, отдыхали смолистые бревна много бревен. А так же мох, войлок, пенька в рулонах, рубероид, металлические скобки, новая бензопила. Мешки с цементом, щебнем, песком, болты, баки с пропиткой

— Что это все?… Зачем?… Где мы? Баал, где мы?

— Тебе на какой из вопросов ответить первым?

Он улыбнулся. Подошел к Альке вплотную, обнял, а сам при этом смотрел на стройматериалы, и глаза его в этот момент светились не меньше, чем ее. Запечатлей их в этот момент фотограф, и получился бы живой и эмоциональный портрет молодой пары счастливой пары, — стоящей на пороге новой жизни.

— Мы в твоем мире. На Танэо. Не узнаешь?

Алеста ахнула и непроизвольно зажала рот рукой. Заозиралась; к радости тут же примешался испуг.

— Ничего не бойся, мы в безопасности.

— Ты уверен?

— Конечно. Ты мне веришь? — он развернул ее к себе лицом, нежно погладил пальцами по щеке.

Веришь?

Ответ дался ей нелегко осознанный ответ, честный: — Верю.

— Вот и хорошо. А на этой поляне будет стоять наш дом, который я построю для нас сам. Знаешь, я всегда мечтал построить дом с нуля. Для себя. Но для одного себя не хотел, а больше не для кого было.

— Раньше, — прошептала она тихо.

— Раньше.

Сбоку от ее лица качнулись его локоны.

— А где именно мы находимся на Танэо? И как сюда доставили материалы? И кто проложил этот ход Портал?

Регносцирос улыбнулся; в уме всплыл разговор с Начальником недельной давности.

Глубокий вечер, салон машины и руки на руле.

— На Танэо, в десяти километрах от их Великой Стены, — говорил Дрейк, — есть прекрасное местечко безымянное пока. Оно расположено в противоположную сторону от Храма Деи. Туда не ведут хоженые дороги разве что тропки, — там нет ни местных женщин, ни местных мужчин.

— «Диких».

— Что?

— Это они их так зовут.

— Ясно. Ну, как бы то ни было. Там вообще никого нет. Так вот, я предлагаю вам поселиться там: природа отличная, время идет, стройтесь и живите, рожайте детей.

При этих словах Баал ожидал уловить в голосе Дрейка сарказм, но сарказма там не было лишь отеческое пожелание добра.

— На Танэо небезопасно. Если не «дикие», рядом наверняка Равнины, а мамай бы селился с ними рядом.

— Ошибаешься. Это место от Равнин далеко, а, насколько ты знаешь Пардон, ты не знаешь, — так вот, мутанты с Равнин никогда не выходят на территорию людей. Никогда. То ли Боги им так прописали, то ли сами не в состоянии, но исключений нет я проверил.

Он проверил. Интересно, какими методами он это проверял с датчиком движения по периметру стоял ночами?

Однако если Начальник в чем-то заверял, обычно он не ошибался.

— А если на нас наткнутся местные женщины?

— Я поставлю щит, такой же, как на дом Зантии, и на вас никто и никогда не наткнется к этим щитам и близко не подходят, — они заранее отводят в сторону. Сверху вас тоже не засечь самолетов в этом мире нет.

Баал удивленно крякнул все продумано.

— А почему Танэо?

— Потому что избранница твоя однажды захочет повидать родителей.

— Откуда ты…

— Просто знаю, поверь мне. Может, не через год или два, но захочет. Да и проще ей будет на родной земле. Плодороднее. Регносцирос не стал спрашивать, как именно Дрейк выяснил и этот факт, какие датчики использовал на этот раз.

— Материалы для дома я доставлю, щит установлю. Когда тебе, дураку, надоест махать топором и возиться с бензопилой, дай мне знать пришлю бригаду строителей.

— Я сам.

— Сам он проворчали с водительского сиденья. Сам ты умаешься за месяц-два, поверь мне, и захочется видеть готовый результат. Так что, когда «насамкаешься» — дай знать.

— Хорошо. К чему спорить?

— Дом, щит, «живите-рожайте», будьте счастливы,

— Баал смотрел на хижину. Смотрел спокойно, с внутренним спокойствием знал, у них с Алей впереди новая счастливая жизнь. Долгая, интересная и впервые наполненная смыслом. А ее смысл как раз то, что от него постоянно ускользало. А теперь оно пришло, поселилось в душе, как знание, как маячок во тьме, и на сердце стало легко и спокойно.

Что ты хочешь за все это взамен?

Начальник повернулся и взглянул на него с притворным удивлением.

— Как что? Тебя. Всего и с потрохами. Будешь ходить, как и раньше, на работу, а после возвращаться домой, к семейной жизни. Где еще я буду брать демона-проводника? Нового искать? Увольте. Не молод я, за демонами бегать.

А тут был сарказм, но не злой, скорее, веселый.

— Для «ходить на работу» мне нужен Портал.

Глаза Дрейка поблескивали в полумраке салона.

— А что, я щиты ставить не разучился, а Порталы разучился? — А ты достаточно для этого молод? не удержался, ввернул шпильку Регносцирос.

— Поговори мне еще, будущий папаша. Глядишь, посмотрю на тебя, и точно вспомню, какого это быть молодым.

Баал, сколько ни силился, так и не понял, какая доля шутки в этой шутке. А что, если и правда?

Подумал, отпустил не его дело.

— Так что, — подвел итоги Начальник, — это беспроигрышный вариант, не находишь? Работа при тебе, женщина при тебе, друзья тоже. Зарплата хорошая, я рядом. Ну что, порадуешь старика согласием? Я старался, продумывал, мозговал.

И правда, старался.

Баал сидел в чужой машине и испытывал такую благодарность, которая не уместилась бы ни в этот салон, ни в целый двор, ни в целый мир. Его собственный отец не сделал бы больше

— Согласен, — ответил хрипло, — конечно, согласен.

Слева втянули воздух. И облегченно выдохнули.

— Наш дом? Правда, наш?

— Да.

— И ты построишь его сам?

— По крайней мере, постараюсь.

— И помогать мне позволишь?

— Позволю.

Алька ликовала.

— Буду еду тебе варить, да? Мыть тебя, расчесывать, ухаживать за тобой. Ласкать по вечерам.

— Почему только по вечерам?

Она ничуть не смутилась, хотя над головой висело яркое солнце, а зеленый лес весь изрезан резкими бликами день-деньской.

— Хочешь начать прямо сейчас?

Улыбнулась хитро и нежно.

— Хочу, — и его руки потянулись к вырезу ее блузки.

Кого будем делать первым девочку или мальчика?

Алька смеялась:

— Девочку, чтобы на тебя была похожа. Или мальчика, чтобы на меня.

— А если мальчик будет похож на меня, а девочка на тебя?

— Тоже идеально!

— Или, — Баал уже не мог оторваться от этих сочных теплых губ, — пусть будут похожи на обоих

— Согласна.

Последнее слово получилось скомканным, почти неслышным из-за ласк. Когда ее груди показались наружу из расстегнутого выреза платья и Баал сполз губами к ним, он подумал о том, что, наконец, понял, зачем старый лис Дрейк, наряду с брусом, цементом и рубероидом, приволок к стройке кучу одеял.

Целую. Кучу. Одеял.

Понял.

И усмехнулся.

Танэо. Лиллен.

Год спустя.

Утро как утро ничем не примечательное: залитые косыми рассветными лучами сады, мощенные плиткой дорожки и ухоженные клумбы, блеск покрытой росой травы самое что ни на есть обычное.

И да, непримечательное, если бы не одно событие разбросанные повсюду компакт-диски: по лавочкам в парках, во дворах, на ступенях крыльца, у входа в школу, на подоконнике магазина. Все диски в хрустких бумажных конвертах, на всех одна и та же надпись — «Жителям Лиллена». Без почтовых штемпелей, без конкретного имени, без обратного адреса.

Тильда Леонидовна полная розовощекая тетка-кухарка, работающая в общественной столовой, нашла такой, когда выходила из дома. Валяющимся на клумбе между розами. Ступила в сырую травку, замочила ноги в туфлях, прошептала: «Безобразие!» — и долго крутила находку в руках. Что это послание жительницам от правящей Общины?

Почему без указания тематики и рекомендуемого времени просмотра? Положила диск в сумочку, решила расспросить на работе бабку Тосю та всегда знала все обо всем, да еще и самого утра. — Не могли пригласить всех на собрание? Раздать эти диски на руки? Зачем розы мять? Безобразие.

Леонидовна вышла из калитки и зашагала вдоль по пустынной еще в этот час улице.

Вторым человеком, нашедшим в то утро заветный диск, оказался дворник Савва молодой вихрастый парень в бежевом рабочем балахоне, с метлой в руках. Он тоже долго изучал находку прикидывал, на чем бы устроить просмотр, если в съемной комнатушке нет проигрывателя? через минуту сунул конверт в карман и принялся за работу.

Еще через час конверты массово пошли по рукам жителей их находили все и всюду: Розалина Митина рядом с собственным забором, старушка Алла Акимовна на скамейке в парке, собравшиеся для игры в мяч на спортивной площадке подруги Тамара, Малика и Нонна перед входом на стадион.

Сотни конвертов, тысячи конвертов они попадались старым, молодым, мужчина, женщинам всем.

К обеду дошли и до правительственных лиц. До любопытных стражниц, до бесшабашных школьниц, до воспитательниц, чиновников, работниц рынка. И отовсюду в разное время дня с экранов вдруг зазвучал Алькин голос. И всегда все начиналось с одного и того же предложения:

— Жительницы Лиллена! Меня зовут Алеста Гаранева, и я — дочь Ванессы Тереньтевны Гараневой, прежде проживающая, как и все вы, в Лиллене.

Шушукались, глядя на экран, три соседки по улице Гринная:

— А не та ли это Алеста, которая в прошлом году пропала? Не сестра ли Хельги, что в управлении?

— Она самая.

— И посмотри! Живая и здоровая, а говорили сгинула не то у «диких», не то в Равнинах.

— И ребенок у ней на руках сидит. Девочка! Черненькая какая, принцесска-то! Неужто Алеста эта до храма все-таки добралась? Мир ей и счастье, спасибо Дее!

И одна из соседок нарисовала над грудью пальцами символ плодородия.

— Вы, наверное, удивлены, что я отправляю вам послание спустя столько времени, но, поверьте, в этом есть важный смысл и цель, ибо я хочу развенчать многое из того, во что верила сама, во что верите сейчас вы, во что нас заставили поверить

— Кто эта такая?! возмущенно кричала в час дня Рустама Григорьевна председатель по связям с общественностью. Если это ЭТО! увидит ее правящее величество Микаэлла Дроновна.

При этих словах два секретаря-исполнителя, находившиеся в шикарно отделанном рабочем кабинете на верхнем этаже здания Правления, приглушенно охнули, а лица охранниц напряженно застыли. Некая цветущая на вид девчонка в этот момент говорила такое, от чего у Рустамы Григорьевны сводило одновременно и челюсти, и живот:

— Нас предают, уважаемые женщины. Предают ваших дочерей. Договоренность верхов с «дикими» очевидная обе стороны имеют с этого некую выгоду. Думаете, девушки ваши доченьки, ваши кровинушки — просто пропадают в неизвестном направлении? Думаете, их судьбу решает благосклонность или неблагосклонность Деи? Ошибаетесь

— Да как она смеет, мерзавка!..

— Дея здесь совершенно ни при чем. Кое-кто из стражниц, осведомленных о графиках выхода девушек в Поход, передает эту информацию за Стену, а там нас уже поджидают «дикие» в своей полной боевой готовности. Поверьте, мне кое-как удалось от них скрыться, но перед этим я слышала слова, подтверждающие мою теорию слова от них же самих… О да, — девчонка на экране невесело рассмеялась, — поверьте, они умеют говорить — Уберите эту гадость! Выключите! И изымите эти чертовы диски, пока люди пока Микаэлла Дроновна Что же будет? Что же?…

Рустама Григорьевна подбежала к окну, посмотрела вниз, на площадь, и увидела то, чего боялась увидеть больше всего задранные вверх головы, удивленные выражения лиц, перешептывания, бушующую, как штормовое море, перед зданием толпу.

— Черт, черт, черт Кто ей сказал? ИЗЫМИТЕ ЭТИ ДИСКИ! Срочно!

Охранницы кивнули и заторопились из кабинета.

— И подготовьте для людей объяснительную речь! Правдоподобную, успокаивающую!

На этот раз кивнули секретари.

— У вас на все есть один час!

И Рустама Григорьена нарушила правило закурила прямо в кабинете при закрытых окнах. А открывать побоялась.

— Мне повезло не просто остаться в живых, но и найти свою любовь

В три пятнадцать, сидя дома в полном одиночестве, безымянный диск смотрела Ташка. Смотрела и не могла глазам своим поверить с экрана смотрела живая и здоровая Алька. А ведь они ее похоронили, попрощались с ней, Ванесса Терентьевна, помнится, много плакала, когда не дождалась дочь назад.

— Вы думаете, мой мужчина «дикий»? А вот и нет. Невероятно образованный, интеллигентный, умный, с прекрасным характером. А так же справедливый, сильный, способный защитить. Красивый, наконец, не правда ли?

— Вот это да-а-а-а!

Когда в кадре показался герой Алькиного рассказа, челюсть Талии брякнулась об пол с экрана, улыбаясь и обнимая Альку, смотрел настоящий Воин огромный, как скала, накачанный, длинноволосый, действительно выглядящий, как «дикий».

— Умный? Интеллигентный? кого-кого, а после такого описания Ташка ожидала увидеть в кадре очкастого ботаника с понурыми плечами и глазами в пол, а вовсе не писаного красавца со звериным взглядом и манящей полуулыбкой. Алька, ты где такого взяла! Вот это секси! А там еще такие есть? Алька, Аленька, ну скажи, куда за такими идти?! ТЫ ГДЕ ЕГО ОТЫСКАЛА?!

Ташка подпрыгивала на диване; пустая комната молчала.

А счастливая Алеста улыбалась с экрана.

— Мам, это же Алька наша Алька. Хельга плакала. Слезы текли из-под очков в квадратной оправе; рядом, застывшая как изваяние стояла побледневшая мать ее подбородок дрожал.

— Специально для родных: это ваша внучка Лаура. И родилась она не от Деи, а от мужчины да-да, того самого, которого вы только что видели в кадре, самого лучшего папы в мире. Да, Лаура? У нас самый лучший папа в мире, скажи?

Пухлощекая девочка поняла руку и радостно агукнула; по щекам Ванессы Терентьевны текли теплые ручейки ее внучка. Ее живая и родненькая внучка — личико розовое, глаза чернющие, волосики кудрявые Лаура.

Ей ведь даже не придется накручиваться.

Позади Хельги и Ванессы Терентьевны стояла Клавдия, смотрела на экран, слушала, тихонько утирала кухонным фартуком слезы она только что забыла про пироги в печи.

— Надо же, Алька наша.

— Мы просто не умеем любить и скрываем это. Мы думаем, что, ограничив свою Любовь тридцатью минутами в день, мы возьмем противоположный пол под контроль, но это не так. Давайте просто признаем МЫ БОИМСЯ любить. Боимся быть женственными, мягкими, боимся сделаться зависимыми от собственных чувств, боимся раскрываться и кому-либо довериться. Как вы думаете, кто в этом случае остается в проигрыше? Мы сами. Посмотрите на моего мужа, посмотрите на него внимательно он выглядит забитым? Выглядит принужденным к чему-либо? Покорным? А я люблю его все время, постоянно, я никогда не ограничивала идущий от меня к нему поток любви. Почему? Потому что верила, что любовь неспособна причинить кому-то вред. Какие еще вам нужны доказательства? Вошел в комнату и остановился позади Клавдии и Антон Львович. До того он слушал знакомый голос из коридора боялся, что выгонят, если войдет без приглашения, а теперь не удержался хотел взглянуть на лицо дочери и внучки. Хотя бы раз, хотя бы одним глазком; его руки дрожали.

— А если бы нас любили по тридцать минут в день? Хорошо нам было бы? Задумайтесь об этом! А еще о том, почему от нас прячут истинную историю и те книги, что хранятся в специальных секциях библиотек. Зачем мы позволяем жечь на площадях наше истинное прошлое, наши корни, то, чем являлись до того? И пусть, если в этих книгах описаны ошибки предыдущих поколений, мы будем учиться на них, а не позволять верхам обворовывать нас в знаниях Ванесса Терентьевна не могла оторвать взгляда ни от живой дочери, ни от маленькой и совершенно чудесной на вид внучки. Девочка. Надо же, девочка. От мужчины.

— Поверьте, если следующим у нас родится мальчик, я никогда не отдам его на воспитание в специализированные лагеря какой в том смысл? Сделать из него еще одного покорного и безликого члена Женской Общины? Да чем мы сами стали в этой Общине? Кем?

— Алька-Алька — беззлобно качала головой Хельга. Что же ты наделала? Что теперь будет?

В этот момент Лиллен притих.

Лиллен смотрел странное и небывало смелое послание девчонки, которая сумела выжить после Равнин. И, значит, после Равнин тоже есть жизнь совсем другая жизнь, другие законы, правила, места люди смотрели, впитывали, качали головами, охали. Верили и не верили. Кто-то злился, кто-то радовался, кто-то негодовал, кто-то ругал правительство, кто-то матерился на Альку по привычному укладу пошли волны, невидимая рябь.

— Женщины, любите. Не ограничивайте себя, не принижайте других. Ведь в принижении мы не возвышаемся сами, мы лишь унижаем. А униженные, поверьте, не бывают счастливыми. Что способен дать вам такой человек? Ощущение власти над ним? Ощущение собственного превосходства? Безопасности? Да безопасность она ведь рождается в доверии, в уважении и почитании друг друга. Во ВЗАИМНОЙ любви, понимаете?

Лиллен смотрел. Лиллен слушал.

Антон Львович тихо вышел из комнаты, улыбающийся. Он шел в кладовку хотел достать журналы, чтобы не читать их больше по ночам, когда болят глаза и не помогают очки, он хотел читать днем. Какая малость, а как здорово читать днем. Что-то новое, что-то для себя.

— Спасибо тебе, — прошептал тихо — Люблю тебя, дочка.