Глава 6
По лобовому стеклу накрапывал дождь, дворники смахивали капли в сторону.
Лайза смотрела на дорогу и почти не видела ее. Как давно она не сидела за рулем, как давно не ехала куда-то по собственной воле, не выбирала направление, не была одна.
Пять дней назад был жив Гарри.
В то утро она мылась в своей квартире — уверенная в завтрашнем дне — и знала чего ожидать вечером. Точнее, думала, что знала. А теперь возвращалась назад в свой дом из чужого места, все на том же Мираже — теперь починенном — с незнакомой сумкой, в котором лежала испорченная блузка, туфли со сбитой набойкой, новый спортивный костюм и флажок "Я умею водить".
Почти бред. Вставшая на дыбы и изогнувшаяся змеей жизнь.
Шуршал под колесами мокрый асфальт, из водостоков на углах домов лились тонкие струйки воды, плыли над тротуарами разноцветные купола раскрытых зонтов.
А за спиной остался взгляд. Взгляд охотника и его сделавшиеся родными руки.
Лайза старалась об этом не думать.
* * *
Разговор длился долго и сопровождался деталями, мыслями, эмоциями.
Элли, белокурая знакомая Элли, одетая в вязанную кофточку и серые брюки, несколько раз во время него пыталась доесть шоколадное печенье, но ее рот то и дело изумленно распахивался, а в глазах отражался такой вихрь разнообразных чувств, что Лайза терялась. Подруга не перебивала, но чувствовалось, что на протяжении всего рассказа ей отчаянно хотелось о чем-то сказать.
Стоило словам иссякнуть, как на светлой уютной кухне воцарилась тишина. Смотрели за окно белые высохшие за время отсутствия хозяйки цветы в вазе; спали электрические свечи в люстре над столом — хватало дневного света.
— Поверить не могу! Ты все это время была у Мака! У нашего Мака Аллертона!
Надкушенное печенье в тонких пальцах Эллион дрожало.
— Что?! Какого еще "вашего"?
Настал черед Лайзы подавиться чаем.
— Да того самого, "нашего"!
Кружка с остывшим напитком отъехала в сторону.
— Что ты имеешь в виду?
— Он работает вместе с Реном в отряде специального назначения. На Комиссию. Я и знаю его с тех самых пор, как мы встретились.
— Так ты хорошо его знаешь?
— Ну, конечно!
— Поверить не могу!
Глубокие синие и нежно голубые глаза неотрывно смотрели друг на друга; спустя несколько секунд молчание прервалось потоком объяснений.
— Ну, не так чтобы очень хорошо, но достаточно хорошо, ведь сколько времени прошло… Он единственный охотник такого рода на всех Уровнях, насколько я знаю. А я, представляешь, все это время гадала, знаешь, даже злилась на Рена, я ведь просила его отыскать тебя, ходила за ним хвостом, почти умоляла. Тот в какой-то момент пообещал помочь, затем что-то выяснил, но мне говорить не стал. Только и твердил: "Успокойся, с ней все в порядке. Скоро она будет дома и тебе позвонит". Вот ведь хам! Значит, он все это время знал, что ты была у Мака! — Элли обреченно взмахнула руками и покачала головой. — Ну, конечно, знал. Как он мог не знать…
Ошарашенная Лайза молчала.
Мир-то, оказывается, теснее, чем она думала — стоило наткнуться на парня, как он оказался коллегой Рена Декстера. Того самого Рена, в которого она однажды закинула утюгом, пытаясь расшибить ему голову… Точно, такие могли оказаться "парой гагар" — темперамент схож.
— Слушай, так это же классно! — Элли непонятно отчего вдруг испытала приступ восторга. — Нет, я не про то, что тебе пришлось испытать вначале, это очень больно, а вот про остальное. Это же начало красивейшего романа — завораживающего страстного романа!
— Эй, все уже, наверное, закончилось.
— Ты так думаешь? Вот глупая! Ты, похоже, совсем его не знаешь. На моей памяти он еще ни разу никем серьезно не увлекался, а тут такое. Послушай, а вы ведь действительно похожи! И почему я раньше об этом не подумала: оба гонщики, оба немного сумасшедшие со своим увлечением. У тебя как раз характер дикой кошки — немудрено, что ему понравилось.
— Элли! — угрожающе рыкнула Лайза, но вышло неубедительно. Подругу несло.
— Вас надо было раньше познакомить, тогда тебе не пришлось бы пройти через погоню, хотя вывернулось все просто замечательно.
— Перестань уже! Говорю тебе, все, дальше мы пока ничего не планировали.
Эллион наконец умолкла, но восторг из ее глаз не исчез — лишь притаился где-то в глубине за радужной оболочкой.
Лайза, чтобы избежать сверлящего взгляда, принялась разглядывать изогнутую спинку крана над раковиной, затем кнопки на кофеварке.
Послышался робкий вопрос:
— Он тебе не нравится, да?
Она вздохнула и какое-то время сидела молча.
— Да, нравится. Только понимаешь… — В кухне снова повисла тишина; нагроможденные друг на друга кастрюли так и стояли на дальней плите, стояли с тех пор, как она покинула квартиру утром. — Я не знаю, что будет дальше. Если честно, пока не могу представить нас вместе. Мак слишком властный… иногда прямо слишком. Доминантный. И если ты в свое время искала такого, то я нет. Я не хочу, чтобы мне постоянно указывали, что делать, как думать, куда идти. Хочу решать сама.
— Ты и будешь решать сама.
— Не уверена. Разве Рен не говорит тебе, что делать?
Эллион задумчиво молчала, вычерчивая краешком ложки по столу невидимые линии.
— Иногда говорит. Но это не ощущается приказом или давлением. Обычно он что-то планирует, думает при этом рационально, и у меня даже мысли не возникает артачиться.
Лайза вздохнула.
— Ты поспокойнее. А я, если мне скажут, что делать, могу и взбрыкнуть.
— Но Мак не Рен. Зачем сразу подводишь общую черту? Характеры могут быть схожими и все же различными. — Белокурые длинные локоны колыхнулись в такт кивнувшей голове. — Не торопись с выводами. Дай ему и себе шанс. Не выйдет, так не выйдет, но все равно попробуй. А вдруг в итоге получится что-то чудесное?
— Не знаю.
— Вот именно. Не знаешь. А ведь в этом незнании есть своя прелесть. — Элли мечтательно вздохнула и улыбнулась. — Когда сидишь и не знаешь, позвонит или нет. Когда думаешь о нем часами и перебираешь в памяти все сказанные слова и те, что еще не сказал. Когда совсем не знаешь, что и как повернется дальше. Мне кажется, самый классный момент — это как раз зарождение. Вот эта самая робость, смущение, сомнения, терзания.
— А разве у вас сейчас плохо?
Улыбка на лице подруга сделалась нежной, какой-то светящейся.
— У нас все и сейчас замечательно. Честно, не обманываю. Каждый день думаю о том, как же мне повезло. Но все-таки тогда, когда все только начиналось… Что-то в этом есть.
— Угу, — Лайза хмуро кивнула. — Там была ловушка в твоей голове и Корпус. Больше там ничего не было.
— Было. Там было вот это самое начало, что есть сейчас у тебя.
Кухня вновь наполнилась тишиной — слова стихли, подруги задумались каждая о своем.
Через пару минут Лайза озвучила вывод из собственных измышлений:
— Ладно, я дам этому шанс, а там посмотрим, что будет.
— Супер! Молодец! — В голубых глазах снова показался скрывшийся было восторг. Какое-то время Элли молчала и счастливо улыбалась. Затем изрекла: — Знаешь, а здорово, что так вышло! Вот, правда, здорово! Будем дружить семьями…
— Тьфу на тебя! Опять ты за свое!
Ответом на притворное негодование послужил звенящий, наполненный искренней радостью, смех.
(Следующий отрывок написан под "Laam — De Ton Indifference")
Весь оставшийся день после ухода подруги Лайза старалась занять себя чем-нибудь полезным: вытирала пыль, расставляла по местам кухонную утварь, разбирала почту. Среди счетов, рекламных листовок и газет нашлось и письмо без обратного адреса и дополнительных пометок, в нем лежала справка от некого доктора по имени Стивен Лагерфельд, заверяющая в том, что последние дни мисс Дайкин провела в частной клинике, где лечилась от некой желудочной инфекции.
Лайза прочитала это и фыркнула. Не от желудочной инфекции она лечилась, а от сердечной. И лечилась, похоже, неудачно.
Поле даты окончания лечения стояло свободным. Туда полагалось вписать любое число самостоятельно.
Умно. Что ж, начальник будет удовлетворен справкой, тем более печать неизвестного врача выглядела внушительно и содержала множество сокращенных аббревиатур, индуцируя наличие ученых степеней.
Хорошие у Мака, должно быть, друзья. Спасибо им за помощь.
Лайза терла, скребла, драила и не могла остановиться. Чистила ковры мокрой тряпкой так тщательно, будто в шкафу не стоял моющий пылесос последней модели — катастрофически сильно требовалось занять чем-нибудь руки.
Ей все казалось, что она побывала на пьянке, грандиозной затянувшейся на несколько дней вечеринке, и теперь пытается вернуться к нормальной жизни, очистить голову и наконец-то протрезветь. Вычистить из организма наличие следов непонятной эйфории, прекратить балаган скачущих в голове мыслей и зажить по-прежнему — стабильно и размеренно.
Не выходило.
За окном медленно темнело, продолжал накрапывать дождь.
Плыли под окнами зонтики, разбрызгивали лужи колеса машин, зажигались спрятавшиеся в кронах уличные шарики-фонари.
Изысканно обставленная квартира сияла чистотой — ни соринки, ни пылинки, вещи на своих местах. Телефон молчал.
В девятом часу вечера Лайза наконец отложила тряпку и пошла шерстить холодильник — наступило время ужинать, и на полпути к кухне поймала себя на мысли, что от стерильной чистоты в квартире стабильнее не стало ни в голове, ни в сердце. Неотрывно преследовало непонятное щемящее чувство, внутри пустовал какой-то кусок, чего-то хотелось, например, свернуться комочком в углу дивана и тихо грустить.
Она остановилась у стола и огляделась.
Все ведь в порядке? Вот она, старая привычная жизнь. Радуйся, дыши полной грудью, танцуй от счастья и наслаждайся. Завтра на работу; там, наверное, проектов накопилась гора, коллеги обрадуются ее возвращению…
Чего же не хватает?
Взгляда зеленовато-коричневых глаз? Ощущения наполненности, в последние дни захлестывающего океанским прибоем, азарта, приподнятого настроения, щекочущей интриги? Картины с желтыми и синими линиями?
Нет. У нее свои картины — лучше. Пейзажи, натюрморты, никакой абстракции.
Приготовленный из оставшихся яиц омлет показался безвкусным.
Ополоснув тарелку и чашку с недопитым чаем, Лайза честно пыталась читать. Потом смотреть телевизор. Потом, отодвинув занавески, долго созерцала опускающиеся на город сумерки.
Почему грустно? Потому что молчит телефон? Потому что наступила та самая неизвестность, которой так восторгалась Элли?
И пусть молчит — еще не время звонить. Она еще не разобралась ни с мыслями, ни с чувствами.
В груди продолжало щемить.
Странно, но именно теперь — с работающими конечностями — Лайза по непонятной причине ощутила себя настоящим полноценным инвалидом и с удивлением осознала, что инвалид — это не наличие поврежденных рук или ног, а состояние души.
Поборовшись, но так и не сумев избавиться от сосущей тоски, час спустя она отправилась спать.
* * *
Высокие каблуки, уложенные волосы, идеальный стильный, но строгий наряд — довольная Лайза шла от кабинета начальника с высоко поднятой головой, сдержанными кивками приветствуя коллег. Лучший дизайнер отдела вернулась. Кто-то искренне радовался, кто-то перешептывался. Собственное отражение в стеклянных перегородках коридоров радовало глаз.
Майлз Кетч — директор "ИнтероАрт" — воспринял возвращение мисс Дайкин с видимым облегчением. Покрутил в руках справку от доктора, повздыхал и кратко посочувствовал, пообещал выдать компенсацию за дни лечения и тут же вручил кипу заявок на разработку новых дизайнов.
— Тут у нас дорогие клиенты. Не хочу отдавать их новеньким — знаю, что только ты сделаешь все по высшему разряду. Готова приступать? Времени в обрез, но гонорар будет достойным. Сделаешь в срок?
— Конечно.
Покинув директора, Лайза еще раз мысленно поблагодарила неизвестного доктора за справку, завернула на офисную кухню за чашкой кофе, обменялась парой "приветов" и направилась к рабочему месту. Увесистая папка оттягивала руки.
Значит, новые дизайны. Отлично. Энергия била ключом, вероятно, на самочувствии сказалась ночь, сплошь заполненная эротическими снами — к утру Лайза не просто бодро рассекала по квартире — летала от скопившегося в теле возбуждения.
Прогревшийся монитор, стук клавиш, описание заказов и тонкий почти незаметный поток мыслей о Чейзере на фоне. Как он сегодня, что делает, о чем думает? Скучает ли так же сильно, как и она?
К обеду Лайза закончила рисовать первый проект и удовлетворенно откинулась на спинку кресла. С экрана на нее смотрела почти полная копия гостиной Аллертона: та же мебель, шкафы, полки, книги. Она изменила только окраску плафонов и штор, приглушив бежевый и добавив на стены пару картин. Еще сделала ковер более пушистым и сдвинула телевизор вправо. Все именно так, как бы она сделала в реальной жизни.
Глядя на картинку, Лайзе казалось, что она так и сидит на том самом диване, в объятиях Мака, разглядывает декоративные ветки в вазе и нежится в том самом радостном бездумии, какое накатывало всякий раз, стоило Чейзеру оказаться рядом.
А схожесть с реально существующей комнатой? Так ведь клиент и хотел дорогой люксовый вариант в темных коричневых тонах, с кожаной мебелью и удобным расположением объектов. Никто и никогда не узнает, что именно эта идея возникла не с пустого места, а всплыла из тоскующего по недавним событиям сознания.
После короткого перерыва Лайза закончила рисовать еще два интерьера — спальню и кухню для того же дома. На этот раз просто дала волю воображению, абстрактно представив, где еще им с Маком было бы уютно. Получилось замечательно — изысканно и красиво.
Директор, проглядывая свежеотпечатанные эскизы, сиял. Еще не успев отойти от двери, она услышала:
— Мистер Беручо? Это Майлз Кетч. Я хотел бы пригласить вас для оценки первых набросков. Да-да, уже готовы, все выглядит замечательно. Когда вам будет удобно подойти?…
Лайза тоже сияла.
К шести вечера она успела отрендерить несколько новых текстур, настроить освещение для наброска будущей ванной, полистать паттерны для обоев в коридоре и загрузить модели узорных плинтусов, которые собиралась использовать в завтрашней работе.
В какой-то момент общий монотонный гул этажа распался на членораздельную речь, в которой участвовали двое. За невысокой перегородкой переговаривался Адам Ленски — сосед Лайзы по мини-офису — и кто-то еще, чьего голоса она не узнала.
— …нет, Гарри так и не появлялся. С той недели его никто не видел.
— Домой ему звонили?
— А как же. И звонили, и приходили: ни его самого, ни машины. Как в воду канул. Провалился старина Олдридж.
Собеседник помолчал.
Лайза перестала печатать, застыла и прислушалась; с белой стенки кофейной чашки на нее смотрел и улыбался желтый смайлик с надписью "Жизнь хороша!"
Для кого-то хороша, а для кого-то уже закончилась.
По спине пробежал холодок. Через секунду вновь послышался незнакомый голос.
— Ладно, если все-таки появится, ты ему передай, что я заходил.
— Передам, Харви. Давай, до встречи.
Шорох бумаг, рукопожатие (его она не услышала, но представила), звук удаляющихся по коридору шагов. Неизвестный Харви ушел.
Лайза убрала руки от стола и привалилась к спинке кресла.
С повешенного на гвоздь календаря на нее смотрела пометка недельной давности "Отнести штаны в химчистку". Штаны она так и не отнесла — забыла. Теперь все это осталось в другой жизни — той, что была "до Чейзера".
Что ж, значит, Гарри так и не появился.
И не появится. Потому что некто знакомый однажды наступил на его след, как после наступил и на ее. Черная машина в зеркале заднего вида, голос из динамика, приказывающий остановится.
Интересно, Гарри умер прямо за рулем на ходу или его пристрелили, как бешеного пса, уже после, догнав?
Ненужные мысли. Нехорошие. Чейзер не преследует невиновных, и это единственное, о чем стоит помнить.
Но она ведь тоже не была виновна…
Она взяла бумаги и тем самым погрузила руки в мутную воду, сделалась вне закона. Ведь так? Не прими она на хранение ту папку, и никакой встречи бы не случилось…
Мысли прервало странное ощущение, будто ее коснулись изнутри. Легкий толчок сердца, крохотный прутик развернувшейся боли, ощущение взгляда в спину.
На лице против воли растеклась улыбка.
Знакомые ощущения. Смотришь где я, охотник? Проверяешь? Ну, проверяй-проверяй.
Собирая вещи в сумочку и выключая компьютер, Лайза едва удерживалась от того, чтобы броситься к окну и проверить, а не стоит ли там черный автомобиль с тонированными стеклами?
* * *
(Robby Williams — I Just Wanna Feel Real Love)
За окном сгущались сумерки.
Зажглись витрины, закрылись двери бутиков; пешеходы поглядывали на красиво одетые сидящие и стоящие манекены, а те смотрели то ли на поток идущих по дороге машин, то ли сквозь них: на руках сумочки, на пластиковых ногах модная обувь, рядом прямоугольники-ценники.
Лайза, притормозив на светофоре, разглядывала профили сидящих в разнообразных авто водителей. Зачем? Наверное, фобия.
Она поехала домой не сразу — увидела, что перед бизнес-центром нет желанной машины, погрустила, немного разочаровалась и какое-то время раздумывала, что делать дальше? Досиживать теплый вечер в пустой квартире не хотелось — умается одними и теми же мыслями; звонить Элли тоже — та завалит вопросами, ответы на которые пока не пришли; в кафе одной скучно.
Несколько раз поглядывала на телефон — если бы знала номер, позвонила бы Маку?
Теперь, в сладковатой тянущей тоске, и не поймешь.
Да, нет, нет, да? Адрес-то знала, но ехать к нему домой? Нет, рано.
И тогда Лайза отправилась в кинотеатр. Купила билет на ближайший фильм про полубогов, посмотрела его — местами с интересом, местами без — и вышла в фойе уже в сумерках. Снова оглядела ближайшую парковку и проходящую мимо дорогу. Показалось или нет, но во время сеанса вновь единожды возникло неуловимое чувство, что за ней "подсматривают".
Что это — просто любопытство? Или намеренное слежение за ее перемещениями?
А теперь, стоя на светофоре, все никак не могла оторвать взгляд от зеркала заднего вида и от лиц людей в соседних машинах. Где же он сейчас, этот неуловимый Чейзер? Действительно следит или же сказывается ее развившая маниакальная подозрительность?
Мираж урчал, словно довольный кот, которого забрали из питомника домой; подрагивал под руками кожаный руль. Все тот же старый Мираж, но с починенным движком — деталь, незаметная другим, но известная ей.
В груди продолжало неясно щемить. Непривычно состояние, как будто жизнь распалась на части, ее аккуратно склеили, но забыли вставить внутрь один из важных кусков.
Сонный консьерж в синей форме и фуражке при виде Лайзы оторвал взгляд от газеты и кивнул; хотел было что-то сказать, но передумал.
Она прошла мимо. Поднялась на лифте, вышла на своем этаже, отыскала в сумочке ключи.
Что ж, еще один вечер в тишине и с чашкой чая. Наверное, это неплохо. Что-либо менять нужно тогда, когда созрел, когда готов, но не раньше. А тянущаяся следом за полами плаща тоска — еще не повод думать, что ты созрел.
В кухне тихонько гудел холодильник; на стены погруженной в темноту спальни падали синеватые отсветы рекламного щита, прикрепленного на самом верху дома напротив. И когда они сменят его на что-нибудь другое? Например, на светящуюся бутылку "Лайма" — у тех цвета повеселее, и тогда спальня станет оранжевой.
Лайза не стала щелкать выключателем в прихожей — света хватало — в гостиной горела лампа у дивана, — сбросила с ног туфли, положила сумочку на пол и вдруг застыла.
Лампа у дивана? Она что, забыла выключить ее?
Или…
Мысль о том, что она вообще не включала ее, пришла с одновременно сделанным шагом вперед.
Он сидел в кресле.
Расставив в стороны колени, обутый, не сняв легкую черную куртку, неторопливо поигрывал ключами от машины.
Где он ее оставил? Почему она не увидела?
Лайза шагнула в гостиную и застыла; Чейзер медленно перевел взгляд с ключей на нее. Улыбнулся краешками губ — собранный, хищный, обманчиво-расслабленный. Она кое-как поборола шок и успокоила дрожащие колени.
— Что ты здесь делаешь?
Он не ответил. Неторопливо огляделся вокруг и произнес:
— Приятная у тебя квартирка. Со вкусом. Правда, много цветочков…
Цветочков действительно было много: выбитых на обивке дивана, нарисованных на шторах, стоящих на подоконнике. Ей нравилось.
— Как ты вошел?
— Поздно ты возвращаешься, я смотрю. Нехорошо. — Он намеренно проигнорировал и второй вопрос. — Красивым девочкам не стоит вечером в одиночку ходить по улице.
Лайза тут же подобралась. Пришедшая на помощь веселая язвительность помогла побороть оцепенение, но не смогла прогнать вливающееся внутрь ощущение всепоглощающего счастья. Того самого глупого, эйфоричного, не поддающегося ни логике, ни контролю.
Он здесь! Он пришел! Первый!
— Ага, им следует возвращаться в собственную квартиру, туда, где, сидя в темноте, поджидает здоровый мужик. Явно для того, чтобы поговорить и выпить чашечку чаю, разрисованную розами.
Пустила шпильку, не удержалась.
Красивые губы, по которым она так соскучилась, улыбнулись.
— Я скучал по тебе, принцесса. По тебе и твоему грязному ротику.
Колечко в пальцах приостановило бег; зеленовато-коричневые глаза теперь смотрели прямо в ее.
Лайза моментально размякла, растеклась, превратилась в ту самую субстанцию, сделанную, как и раньше, из нимфоманского желатина — представила "грязный" ротик и все то, что с ним можно сделать в этом полумраке. Тут же мысленно укорила себя, постаралась, чтобы мысленный ряд не отразился крупными буквами на лице, и попыталась увести тему в сторону.
— Так, может, чаю? Виски у меня нет…
Пороха тоже. Но есть ножницы.
Мак какое-то время задумчиво рассматривал стоящую перед ним девушку и молчал. Да, он делал так время от времени, сидя в спальне, на краешке ее постели. Точно, его почерк тоже не изменился.
Вдруг в тишине раздался вопрос:
— Ты передумала?
Лайза снова опешила.
— Передумала?
— Готова переехать ко мне?
Теперь она оцепенела как в самом начале, когда только осознала, что с самого утра не зажигала лампу у дивана.
— Я…
Он поднялся — зашуршала куртка, ключи отправились в карман. Обошел ее и медленно оттеснил к ближайшей стене. Лайза и сама не заметила, как оказалась прижатой щекой к штукатурке, а ведь Мак даже не касался ее — стоял сзади, всего в сантиметре от прикосновения; она невидимыми сенсорами чувствовал ткань его одежды, слышала дыхание, ощущала знакомый парфюм. От этих чувств мысли плавились воском, голова делалась пустой, а тело становилось жарким столбиком с выдавленными по всей длине буквами "коснись меня".
Нет, он еще не коснулся. Выжидал. Ментально ласково насиловал.
Он скучал по ее грязному ротику? А она, оказывается, скучала по бурлившим, как сейчас, в крови флюидам.
— Положи руки на стену. Нет. Прижми их ладонями повыше, вот так…
— Зачем?
Она прошептала. Почти прохрипела от прилившего к мозгу вязкого возбуждения.
Создатель, этот мужик так влияет на всех, кто находится на расстоянии метра, или только на нее одну?
— И держи их так.
— Зачем?
— Я так хочу.
— Ты снова… снова приказываешь.
— Я тестирую нас на совместимость. Ты в любой момент можешь их убрать, но не сделаешь этого. Потому что мы оба хотим одного и того же. Опусти, если передумаешь и захочешь сказать мне "нет". Но прежде подумай.
Лайза почти ненавидела себя в этот момент, потому что знала, она ни за что не отнимет ладоней от стены. Почему-то не отнимет, просто не сделает этого. Как можно сказать "нет" тому, кого твое естество уже мысленно облизало с головы до ног?
Логика… родименькая… где же ты? Снова хлопнула дверью?
Боже, она точно порвется рядом с ним на части. Если не от возбуждения, то от противоречий.
— Я дал тебе десять секунд принцесса и отказа не услышал. — Его губы почти касались уха, палец нежно провел по шее. — Так на чем мы остановились? Ах да, на вопросе твоего переезда.
— Мак, я… — Лайза напоминала себе тряпичную куклу: колени дрожали, взгляд едва ли видел предметы, на которые натыкался, голос дрожал.
— Да?
— Я пока не хочу переезжать.
— Отчего же?
Мужские пальцы медленно расстегивали пуговицы на ее блузке, дыхание щекотало кожу. Ее веки прикрывались сами собой, говорить хотелось все меньше.
— По-моему, все предельно ясно, котенок. Ты доверишься моим мягким лапкам, а они тебя приласкают и защитят.
Еще одна каменная кладка в ее сознании пошла трещинами.
Нет, слишком быстро, так нельзя. При нем она просто теряет волю и становится безвольной, жаждущей секса дурочкой.
— Нет.
— Неправильный ответ.
— Правильный.
— Чем больше ты споришь, тем яснее я докажу обратное.
Блузка разошлась в стороны. А следом за ней и бюстгальтер.
Зачем она одела тот, что застегивался спереди? Хотя застежка сзади едва ли стала бы помехой. Горячие ладони начали ласкать груди — неторопливо гладить, ощупывать, касаться сосков, мягко сжимать.
— Сладкие мои…
Лайза прикрыла глаза.
Все, она снова поставила рекорд и возбудилась за минуту, а ведь думала, что такое невозможно. Просто этот мужик каким-то образом все всегда делает правильно: сначала пробирается сквозь сознание и там нажимает заветные кнопки, а уж потом притрагивается к сдавшемуся без боя телу. Профессиональный соблазнитель… беда женщин…
— Может, мне просто приехать и собрать за тебя чемоданы?
— Не вздумай…
— Перевезти все, включая тебя, к себе, а там уже начать вразумлять?
— Я увезу все назад при первой же возможности.
— Я прикую тебя к батарее.
— Ты же шутишь?!
— Если бы я знал…
Насладившись грудью, пальцы принялись поднимать юбку — ткань проползла по коленям, над ними, задержалась на округлых бедрах и складками собралась на талии. Поползли вниз чулки.
Лайза, не открывая глаз, нервно сглотнула; собственное дыхание жгло горло. Она стоит здесь, распятая у стены и жаждет, действительно жаждет, чтобы с ней сделали это. Едва ли может ждать. Может, ей вправду стоит задуматься о переезде? Тогда секса будет много, очень много…
— Зачем ты расстраиваешь дядю, котенок?
Она едва ли разобрала слова, потому что в этот момент пальчики сдвинули тонкую полоску стрингов в сторону и нагло, как приговор, звякнула пряжка мужского ремня. Лайза попыталась было вжаться животом в стену, но обхватившая ее рука вернула тело в исходное положение, прижав попку к приспущенным джинсам. Вторая рука довольно грубо (но оргазмически приятно) втолкнула головку в истекающее влагой лоно.
— Я просто напомню тебе кое-что, а ты подумаешь об этом позже, хорошо, принцесса?
Теперь думать она попросту не могла — сзади вжались, вторглись глубоко и горячо, даже жестко. Чувствуя мощные размеренные толчки и поддерживающую за живот руку, Лайза поскуливала от вновь потерянной старой себя. Новая Лайза, не желающая думать, а счастливо погрузившаяся в процесс, полностью завладела и телом, и сознанием.
О да! Именно так… как она… всегда хотела… Просто пришел и взял. Взял без вопросов, без лишних слов, без уговоров. Женщине нужны не уговоры — ей нужен мужчина, который вот так вставит…
Об ее попку хлопали яички, левая рука то по-хозяйски тискала грудь, то вдруг сжималась на шее, притягивала назад, и на шее болезненно и сладко смыкались зубы.
Он оставит следы… Он покусает ей шею… Господь свидетель, но ей нравилась дикость этого зверя — его напор, его неумолимость, его полное и безраздельное властвование.
Она снова сдалась первая, не выдержала сладости, собственных хрипов и скопившего внутри счастья — закричала и почти заплакала, одновременно царапая штукатурку ногтями, задергалась и, если бы не его руки, сползла бы на пол.
Мак кончил несколько секунд спустя — с рыком разрядился и, шумно дыша, навалился сзади.
Тишина, хриплое дыхание, отказавшиеся служить колени и пенис, выскользнувший наружу при очередной судороге. По ногам потекло.
Молчание, капельки пота, собственные затекшие ладони на прохладной стене.
— Ты мне мозг вынесешь, женщина.
Через сколько он произнес это? И произнес ли?
Она едва разбирала слова и почти ничего не видела. Плыла по далекой орбите и не желала возвращаться. Лишь смутно запомнила, как ее перенесли на диван, как вжикнула молния ширинки и как спустя какое-то время окружение погрузилось в тишину.
