Глава 12
Уровень: Магия.
Удивительно насыщенно пахла земля — сырой травой, кореньями и прелыми листьями.
Пахла прямо в нос.
Потому что уткнувшись в нее — в землю, — Райна и лежала. С закрытыми глазами, недвижимая — боялась проверять, работают ли конечности, — просто вдыхала и выдыхала, вдыхала и выдыхала. Млела от облегчения уже просто потому, что хватало воздуха.
Воздух. Как хорошо, когда его много. Когда не дерет горло, когда не борешься за каждый вдох, когда не опасаешься, что при следующей попытке втянуть в легкие хоть сколько-нибудь кислорода, откажет от усердия и тело, и мозг.
Кажется, он и так отказал. Однако запахи все еще различал. Как и доносящуюся откуда-то справа речь.
— Лучше бы мы пошли через Биссонет.
— Не вышло бы. Дрейк сказал, что тот вход открывался только для тех, у кого было приглашение.
— Черт, не мог он нам выписать четыре штуки?
— Я спрашивал. Сказал, что не мог. И что перестроить систему тоже не мог.
— Засранец. Думаю, он все мог — просто не захотел или не нашел время.
— Да уж. Проще было взорвать бабкин дом, чем через эту гребаную «площадку». Чуть кони там не бросили…
Райна, кажется, бросила. По крайней мере, эти самые «кони», судя по ощущениям, двигаться нисколько не желали. Она попробовала повернуть голову, но в висках тут же заныло; пальцы на ногах и руках ощущались едва ли.
А диалог, тем временем, продолжался.
— Когда ждать Майкла?
— Сказал, найдет нас сам. Увидит, что мы вторглись на Уровень.
Повисла пауза.
— Сколько сейчас времени?
— Не знаю. По — моему, вечер.
— Угу, солнце заходит за лес.
Лес? Ей вдруг срочно захотелось его увидеть. Лес. Лес — это здорово. Это значит, что они уже на странной «планете» и вокруг не мрак, а что-то другое. Ей потребовалось какое-то время, чтобы разлепить веки и все же повернуть голову — взор уткнулся в камень, на который налип листок; с теневой стороны лежала подтаявшая лепешка бурого снега.
— Так, клиент жив. Это хорошо.
Издеваются? Да там никакая физическая подготовка не спасла бы, ходи она в спортзал хоть четырнадцать раз в неделю. Совершенно некстати вспомнился звук, с которым трескалась в самом конце маска, а после и комбинезон. Райна резко вскинула шею и едва не взвыла от боли — уставилась на свои ладони — целые? Уф, — выдохнула с облегчением, — целые.
— Да, все с твоими руками нормально, — подтвердил кто-то. — «Площадка» разъедает только неодушевленные предметы.
Раньше не могли сказать? Шутники, блин…
— А вот комбезы повредились основательно, придется оставить.
— За тем и брали.
— Вот Майки не порадуется, если начнем здесь мусорить.
— Предупредим его. Уберет.
— С оружием все хорошо — кейсы целые.
— А мешок для Бойда?
— Тоже целый.
— Палатки?
— Повезло нам. Разъело только верхний защитный слой.
— Живем, блин.
— Угу. Пожрать бы.
На «пожрать» Райна откликнулась довольно бодро — попыталась перевернуться на бок, закряхтела, кое-как подтянула к себе колено, оттолкнулась ступней о землю, замарала о что-то ладонь, но приняла-таки положение «на спине». Долго щурилась от того, насколько ярким показалось небо; слезились глаза.
— Так, как поживают твои ботинки?
Кто-то бесцеремонно поднял с земли ее ногу, покрутил в руках. Констатировал:
— Ботинки нормальные, сохранились. Походит еще.
Она чувствовала себя куклой — не могла ни выдернуть из чьих-то пальцев обувь, ни толком ответить — только замычала, — на что тут же получила ответ.
— Просыпайся. Очухивайся. Скоро снова в путь.
Идти никуда не хотелось. Хотелось вкусно дышать, и чтобы кто-нибудь влил в рот что-нибудь съестное. Желательно горячее. Супчику, например. Или на худой конец чайку…
— Райна, вставай. Подъем.
Когда приказ прозвучал во второй раз, ей все-таки пришлось открыть глаза.
На то, чтобы очухаться, ушло минут десять. Сложнее всего было сесть, привыкнуть глазами к свету и привести в подобие хоть какого-то порядка мысли.
Они вышли. Успели выкатиться из того ужасного места до того, как закончился кислород, и теперь находились в месте другом — довольно-таки живописном: невдалеке сосны и густой кустарник, по другую сторону пологий, покрытый слежавшейся травой склон. Остатки снега, несмелые пучки зелени, тени от вросших в землю мшистых булыжников; вокруг пахло весной. Плавные изгибы холмов тянулись насколько хватало глаз; на самом горизонте, утонувшие в синеве облаков, высились крытые снежными шапками вершины далеких гор.
Красиво и величественно, тихо. Кажется, спокойно.
Ассасин молча перебирал и разглядывал испорченную «площадкой» ткань — откладывал в сторону то, что не годилось, скручивал то, что уцелело.
— Интересно, здесь ночи холодные?
Баал смотрел туда же, куда и Райна, — на горы.
— Не знаю. Я все хотел заглянуть в гости к Майклу, да так и не нашел время.
Аарон чистил от грязи и сосновых иголок рюкзак; рядом лежало треснувшее стекло от кислородной маски.
— Теперь нашел.
— Да, теперь точно нашел. Думаю, он скоро появится.
— Хорошо бы. Нужно решить, где устраивать ночевку. Есть хочется.
Ей тоже хочется — Райна не решилась пикнуть вслух. Ведь не забудут про нее, так?
Посмотрела на собственные ботинки — и правда целые (хорошо, что взяла дорогие), — ощупала куртку, убедилась, что рюкзак с личными вещами лежит рядом. Почти «не разъеденный».
— Очухалась?
Осторожно, чувствуя себя неловко из-за того, что грязная, помятая, без макияжа и к тому же слабачка — не сумела нормально бежать по «площадке», — Райна искоса взглянула на Рена.
— Угу.
Не будет больше язвить?
Тот не язвил.
— Болит что-нибудь?
Кроме шеи и висков ничего не болело; Райна покачала головой.
— Нет.
— Хорошо. Значит, «объект» цел. А вот, кстати, и Майкл. Вовремя.
В этот момент послышались шаги.
* * *
— Нет, карту дать не смогу — к тому же, она здесь и не пригодится. Только компас — вот его дам.
Тот, кого остальные называли Майклом, оказался рослым, ладно скроенным мужчиной на вид около тридцати пяти. Короткие черные волосы, кожаная куртка, пятнистые штаны — лица она не видела — проводник стоял спиной к ней и лицом к остальным.
— Почему не пригодится карта?
Аарон не привык без карт.
— Потому что Магия будет постоянно менять вам маршрут. Когда решит, что пришло время, сама выведет вас к Порталу.
— И сколько займет путь?
— Не могу утверждать наверняка. Думаю, от двух до пяти дней.
Канн присвистнул.
— А то и больше пяти?
— Может быть и больше.
— Она вообще нас выпустит наружу?
Голос ассасина звучал ровно и одновременно саркастично — только он умел говорить таким тоном — это Райна уже усвоила. Стратег по большей части молчал, а если говорил, то чуть ворчливо, но искренне; Баал больше рыкал, нежели изрекал что-то человеческое, а вот Рен язвил. Ровненько так, и не сразу поймешь, что язвит. Киллер, блин.
— Выпустит. Еще никого здесь, кроме меня и Марики, жить не оставила.
— Это хорошо.
Райна сидела на вросшем в землю булыжнике — на нее никто не обращал внимания. Вокруг неспешно плавился розоватый вечер; тянулись по склону длинные и неровные тени от елей; пахло хвоей.
— Что у вас со спальным оборудованием?
— Есть. Уцелело.
— Оружие?
— Спасли. Кейсы целые. А вот внешние комбезы и маски повредились — я сложил их вон там. Не знал, как утилизировать.
— Без проблем, я уберу. Что с едой?
— Сухие пайки. Вода есть.
— Сухие пайки — это невкусно. Но к моему дому попадем только завтра. Сегодня вам придется заночевать в лесу — недалеко есть неплохое местечко, я провожу. Там полянка, место для костра, бревна лежат. Хорошо, в общем, удобно.
Когда все рюкзаки оказались на плечах, кейсы в руках, и Райну, наконец, окликнули, та как раз думала о том, что ей уже везде будет «хорошо». Лишь бы чего-нибудь перед этим поесть.
— Выдвигаемся.
— Да иду я, иду, — пробубнила она под нос, неуверенно поднялась с земли и отряхнула со штанов иголки.
(David Lanz — Cristofori's Dream)
Она так и не поняла — он отстал от остальных намеренно или случайно? Она-то понятно — плелась в конце, как позабытая хозяевами собачка, — но обитавший в местных краях проводник однозначно умел ходить быстро. И, тем не менее, не стал придерживаться остальных — зачем-то сбавил темп и потихоньку поравнялся с Райной. Сначала шел чуть впереди, затем замедлился еще и вот уже какое-то время шагал с ней вровень.
Она на него косилась.
Приятной внешности мужчина — высокий, статный, светлоглазый. Темная поросль однодневной щетины, густые темные брови, мелкие морщинки в уголках глаз, как будто улыбчивый рот — последнее она предположила, а не увидела, так как Майкл не улыбался. Спокойный, адекватный субъект — размеренная поступь, плавные движения, уверенный и будто бы даже теплый взгляд.
А он ей нравился. Не как мужчина — как человек. Что-то в нем было — в этом проводнике, — что-то располагающее даже без слов. И Райна, удивив саму себя, вдруг решилась на диалог:
— Скажите, где мы?
— Мы? — он не взглянул на нее. Ответил так буднично, словно все это время, шагая рядом, ждал вопроса. — Мы на Уровне: Магия.
— Магия? А почему этот уровень так называется? Он волшебный?
— Можно сказать и так. Однако я бы назвал его «живой».
Какое-то время они просто шагали рядом, как и прежде, без слов. Впереди три рослых мужских силуэта в военной одежде, позади убегает непонятно откуда берущая начало тропка; вокруг весна — прелая трава, талый снег, первая зелень и сырость. Молчала вокруг первозданная, нетронутая человеком природа. Красиво и почему-то чуть боязно.
— А почему «живой»?
Наверное, она задавала глупые вопросы, но Майкл не раздражался и не язвил. Отвечал терпеливо и тепло.
— Потому что он каждому человеку дает то, что ему нужно. Сюда приходят исполнять желания. Точнее, за пониманием того, как именно они исполняются. И правильные ли это желания.
— И этот Уровень помогает всем?
— Всем.
— Всем — всем без исключения?
Почему-то рядом с ним Райна чувствовала себя маленькой — не ростом, но… знаниями? Озорной и любопытной девчонкой без груза на сердце. Странно и приятно.
— Всем. Только перед этим дает испытания.
— А — а — а…
Вздох получился разочарованным. От испытаний она устала и без Магии — ей бы уже просто отдохнуть, успокоиться, хотя бы временно забыть, что жизнь постоянно должна сопровождаться страданиями.
Райна умолкла. Нет у нее желаний. Только одно — то, что идет впереди по центру, — человек со светлым коротко стриженным затылком, шрамом на виске и кряжистой поступью. Он и есть ее заветное желание. Но с этим не поможет даже волшебный уровень.
То ли поляна оказалась дальше, чем указал проводник, то ли хитрый уровень уже удлинил им путь, но их маленький отряд все шагал и шагал; стоящий впереди лес приближался медленно и неохотно.
— А вы куда путь держите? После Черного леса?
— К озеру.
Райна ответила осторожно и без деталей — ни к чему. Скажет «Дхар», и вдруг Майкл подумает дурное? Решит, что, если «Дхар», то «смывать грехи», а если «грехи», то это не про них, а про нее. И перестанет с ней разговаривать.
— К озеру — это хорошо.
Ее сосед не стал выспрашивать больше. Какое-то время шел молча, затем повернулся и внимательно посмотрел на Райну — посмотрел так, как не смотрят другие, — куда-то внутрь, в самую глубь. И как будто душой, а не глазами.
— Вам очень грустно, да?
Спросил. И Райна едва не подавилась. Вдруг от спазма сперло горло — от того, что кто-то увидел. Почувствовал.
— Да, — ответила тихо. — Очень.
— Ничего, это пройдет. Все проходит.
— Как и жизнь, — отозвалась она философски.
— Нет. Ваша черная полоса вам дана, чтобы потом наступила белая. Вот увидите.
— Вы просто утешаете.
— Нет. Я знаю.
Она была ему благодарна до слез. За ласку, за теплый тон слов, за то, что не стал судить не по лицу, не по одежде, не по цели путешествия. За то, что отстал от других и теперь шагал рядом, за то, что пытался утешить. Ее давно никто не утешал. А, может, никогда.
— А вы… — Райна не знала, о чем хотела спросить — просто хотела поговорить. Чтобы еще чуть — чуть тепло, чтобы не одна, — …вы здесь живете?
— Да, живу.
— Всегда жили?
— Нет, не всегда. Раньше жил в городе, потом переехал.
— Работали, наверное, с природой или животными?
— Нет. Работал с ними. Солдатом.
Майкл кивнул на шагающих впереди ребят.
— Правда?
Он нравился ей все больше.
— Да, правда. А когда попал сюда, понял, что хочу другого — покоя, тишины.
Ей было понятно.
— И с вами живет…
— Марика — моя девушка.
Здорово. Это очень здорово — жить там, где хочется, да еще и не одному.
— А она тоже пришла сюда исполнять желания?
— Тоже.
Теперь ее собеседник улыбался. Она не ошиблась — у него был очень красивый рот, мягкий, спокойный, как и характер.
— Вы не волнуйтесь…
— Да я не волнуюсь, — Райна напряглась. Всегда напрягалась, когда кто-то пытался уличить ее в слабости. Но Майкл не пытался — она поняла это, когда посмотрела на него снова. А следом услышала слова.
— Если уж эти парни взялись вас проводить, они проводят. Доведут куда угодно и сохранят живой и невредимой.
— Я знаю. Я им верю. Они… хорошие.
Собеседник кивнул. Не стал больше ничего добавлять. И ускоряться не стал.
Так, шагая бок о бок, они и дошли до леса.
* * *
(Jesse Cook — Into he Dark)
Стемнело неожиданно быстро.
Потрескивал поленьями, унося искры в алмазное небо, разведенный на скорую руку костерок. Майкл ушел, сказал «дела» — попрощался, уверил, что вернется завтра.
Райна радовалась — хорошо, что вернется. Может, они снова о чем-нибудь поговорят, а, может, просто пройдутся рядом, как сегодня. С ним было хорошо и без слов.
В рюкзаках, что несли с собой ее провожатые, нашлись четыре одноместные палатки — ей досталась самая маленькая, треугольная и, на ее взгляд, самая уютная. В палатках раскатали коврики, закинули внутрь тонкие, но теплые одеяла. Специально для нее отыскали надувную подушку. Она обошлась бы и без нее — несмотря на ошибочное мнение остальных, не так уж сильно она нуждалась в комфорте. Ну и что, что жила в пентхаусе и носила дорогой спортивный костюм, на который, как она заметила, изредка косились остальные?
Это все Рид. Без него она до сих пор работала бы секретаршей или уборщицей. Или вообще бы продолжала скитаться по приютам для бездомных.
Зачем-то вспомнился Джокер, даже не он сам — его тень, силуэт. Еще живой когда-то человек — дурак, наверное, но ведь мертвых не судят.
Сидя на пахнущем мхом бревне Райна думала не о нем самом, а о том, как странно повернулась жизнь: не встретила бы его в чате, не опустилась бы до самого дна и не получила бы шрамы, и этот поход бы не состоялся. Не подписала бы Комиссия свой страшный приговор, не встретилась бы Дора и ее юрист, не нашелся бы совершенно «случайно» долгожданный и «долгоискомый» ею Аарон.
А теперь вот нашелся.
Хитро. И слишком сложно, чтобы думать о том, что все произошедшее есть великий замысел Великого Творца. А вообще, как знать.
Выданный ей сухой паек Райна жевала медленно — не привыкла есть, не запивая чаем. К тому же сухая полоска непонятно чего пахла не то рыбой, не то мясом и почему-то, несмотря на голод, вставала поперек горла. Наверное, сказывалась усталость. Шутка ли, в один день пройти «площадку», а потом еще прошагать несколько километров на гудящих ногах? И потому кусок в горло не лез.
А они, вероятно, думали, что она — сноб. Что привыкла лишь к роскоши и ресторанным блюдам — вот посмеялись бы, если бы узнали, что Райна все это время питалась черствым хлебом, булками, сыром и колбасой.
Сноб. Да.
Возможно, она им в какой-то момент и стала. Не снобом даже — просто дурой. Той самой Марго, которая, ожесточившись, зачем-то ставила на колени всех встреченных на пути особей мужского пола — никак не могла перестать мстить почившему уже Джокеру.
Сломал.
Обидно. Не потому что сломал, а потому что поддалась. Унизилась сама, унижала других, по странной причине решила, что найдет в этом если не удовлетворение, то секундную злую радость. Вот только не было ее — радости. Месть не оставляет на языке вкуса победы — месть разъедает душу.
Зубы автоматически грызли паек; сыпались на колени крошки.
На нее никто не смотрел — говорили о своем. Сидели по другую сторону костра, пили из складных походных кружек горький чай, общались — упоминали то некую Элли, то Марику, то кота Арви. Какой такой кот? Чей? И кто такой вечно задеваемый в беседе Дрейк?
Райна не знала никого из них.
Да и пусть — ей было не до беседы — она смотрела на Аарона. Осторожно, чтобы не привлекать внимания, наблюдала за его лицом, мимикой, жестами. Ловила адресованные не ей мимолетные улыбки. Она собрала бы их все — эти улыбки. Все бы отдала, чтобы их стало больше, чтобы его брови никогда не хмурились. И за то, чтобы иметь возможность подойти ближе, провести рукой по его лицу, погладить по волосам, стереть из глаз усталость.
Он так и не залечил шрам. «Ее» шрам.
Сидел на бревне, держал в руках кружку, кивал собеседникам, на нее не смотрел. А сердце Райны заходилось от грусти: как же это сложно — быть рядом и не иметь возможности не то, что коснуться, а даже просто поговорить.
Он не разговаривал с ней. Вообще. Может, подумал, что она изменилась, а, может, плохо помнил и в отличие от нее никогда не ценил те времена на Восьмом. Это все иллюзии — жизнь ими полна. Представил то, чего нет, и держишься за выдумку, за бесценную мечту, как за спасительный плот, а другой человек живет своей жизнью и в ус не дует. Зачем ему чужие мечты?
Блестело в свете пламени на пальце тонкое кольцо. То самое, что стало для ее сердца удавкой.
Занят.
Ее. И занят.
Вот только Райна все равно не могла оторвать от него взгляд. Кто знает, как повернется жизнь дальше? Будет ли возможность посидеть пусть не рядом, но недалеко — полюбоваться фигурой, обласкать лицо взглядом, впитать ушами голос.
У нее в жизни не так много, но есть этот самый момент. И Аарон по другую сторону костра.
И глупые мечты, которые не уходили.
Райна смотрела на него так долго, пока не почувствовала, что увлажнились от слез и от жалости к себе глаза. Жизнь бывает несправедливой. Почему? Риторический вопрос.
С ней никто не говорил, ни о чем не спрашивал.
Паек закончился.
Она отхлебнула остывшего чаю, стряхнула с коленей крошки, поднялась с бревна и отправилась к себе в палатку, зная, что никто не пожелает ей «спокойной ночи».
И все равно шепнула, не глядя на других, «спокойной ночи».
Треск раскачиваемых ветром сосновых веток в вышине был ей ответом.
* * *
Все это время он делал вид, что не замечает ее взгляда.
Ночь, треск поленьев, друзья рядом. Крепкая заварка в кружке, искры в небо, бежевые угли. Хорошая ночь, дивная. Свежо и сыро вокруг, холодит затылок вечерний воздух, неспешно течет беседа.
Ему бы подумать о себе, о «Милке», о том, что случится тогда, когда он вернется домой.
О Милке не думалось.
Канн изредка, когда та опускала голову или отводила взгляд, смотрел на Райну.
Райна — Райна. Рейка. Одинокая, притихшая, потерянная и очень грустная. Он раздражался на себя за те чувства, которые она в нем вызывала. Что тогда, что сейчас: подойти, помочь, защитить.
Но кого защищать — убийцу? Человека, на чьем счету столько денег, что можно скупить акции самых прибыльных компаний столицы? Женщину, живущую в апартаментах размером с футбольное поле, способную вытряхнуть из кармана пару миллионов и не заметить этого? Холеную даму с длинными (не то, что когда-то) волосами, отправившуюся в поход в костюме из «вортексной» ткани?
Он знал ребят, которые неплохо зарабатывали, но не могли позволить себе такой покупки. А их «заказчица», кажется, вообще не обращала внимания ни на траты, ни на реакцию, которую они вызывают у остальных.
Убийца. Ему приходилось напоминать себе о том, что Райна — убийца. Что та бабка, оставившая Марго Полански все свое состояние, вероятно, еще пожила бы, не приложи кое-кто к этому руку.
И, тем не менее, сидящая напротив девчонка меньше всего походила на убийцу.
Как и когда Канн начал так сильно ошибаться в людях?
Баал, скрывая названия и детали, рассказывал о последней вылазке на Танэо, хвалился тем, как удачно теперь справляется и с новым домом, и с работой. Дрейк помог, да, Дрейк. Дрейк помогал им всем — так или иначе.
Мила. Он должен думать о себе и Миле. Должен.
Не думалось.
Райна грызла паек с неохотой; он и сам не сразу привык к такой пище. А уж она-то…
Почему она так часто и пристально смотрит на него — помнит? Их дом, те времена, тот короткий период, когда жили вместе? Он и сам его помнил — тепло помнил. А теперь, вот, судьба развела и свела вновь — уже не тех, уже других людей. Не безработного военного недоучку, перебивающегося разовыми заказами, и не бывшую безбашенную, сидящую на экстази девчонку — уже профессионала и богатую женщину из Ланвиля. Один выполнял заказ, чтобы заработать денег, а второй шел «смывать грехи». Грехи за чье-то убийство.
Да, жизнь меняет людей.
Деньги меняют.
Когда Райна поднялась с бревна и ушла в палатку, ему почему-то стало одиноко. И на улице как будто чуть похолодало — мираж.
— Хитер Майк. Карты не оставил, а.
— Ничего, дойдем и без карты, не заблудимся.
Коллеги пили чай, обсуждали дальнейший путь; Канн, пытаясь отстраниться от ненужных чувств, попытался вклиниться в беседу.
— Удивил он, надо же — два дня или пять. Обычно заранее известно, сколько займет дорога.
Регносцирос взглянул на него золотыми от света костра глазами.
— А тебе какая разница — два или пять? Ты ведь сам говорил, что тебе нужно разобраться в делах сердечных, так что оно чем больше, тем лучше. А мы с Реном пока полюбуемся природой — давно не отдыхали в красивых и спокойных местах.
Декстер согласно промолчал.
Действительно, пять, наверное, лучше — больше времени на то, чтобы разобраться в себе.
Аарон еще какое-то время сидел молча — смотрел то на тлеющий костер, то на звездное небо, несколько раз безуспешно пытался переключить мысли на Милу, но так и не смог. Сходил отлить, выплеснул из кружки заварку, сполоснул водой из фляги — Майк сказал, что завтра наберут еще, — и отправился спать.
* * *
Когда кто-то длинноволосый произнес «дела сердечные», Райна как раз думала о том, как хорошо будет завтра проснуться не в квартире с видом на небо, а под шум сосен. И забыла о соснах тут же, как только разобрала смысл слов. Допустила их внутрь.
Дела сердечные. Аарон?
Аарон?!
И вдруг икнуло от тревоги и радости сердце.
«Дела сердечные» — это ведь личная жизнь, так? А если Аарону нужно в них разобраться, значит, что-то идет не так? Несчастлив в любви? Не уверен в избраннице? И есть ли в этом случае шанс на то, что он снимет с чужой женщины кольцо и когда-нибудь подарит его ей, Райне?
Она чувствовала себя преступницей, крадущей чужого мужчину. Крала и радовалась. Обрела вдруг надежду и еще долго лежала с кружащейся от счастья головой.
Один шанс на миллион. Один. Но он у нее есть.
Заснула она лишь тогда, когда голоса затихли, мужчины разошлись по палаткам, а костер прогорел.
