Глава 4
— Помогите мне. Пожалуйста.
Охрипший голос в одной единственной фразе выдал всю глубину душевного разлома.
Дрейк стоял у окна, повернувшись спиной — Лайза смотрела на его аккуратно подстриженный затылок, чуть ссутулившиеся плечи, на очерченную белым в ярком дневном свете скулу и подбородок, кончик носа.
Она думала — он уделит ей минут пять, может, десять, но она сидела в этом кабинете уже час и все это время говорила-говорила-говорила — рассказывала свою историю во всех подробностях не во второй раз — в третий.
Во второй ее с нежеланием и почти против воли пришлось поведать Рену. Потому что спустя два дня после той ночи, когда она носилась по шоссе, рыдая в кабине Миража, позвонила Элли, сказала, что Декстер не может устроить встречу с Начальником, не объяснив тому причины:
— Ты должна приехать, — попросила она по телефону, — я не могу рассказать ему сама, понимаешь? Потому что тогда все будет звучать глупо. Что я ему скажу — это для Лайзы, которая вернулась из будущего? Он не поверит мне, но поверит тебе… Может быть.
Может быть.
Ей пришлось поехать.
В тот день она кое-как преодолела страх, что ее снова примут за сумасшедшую и, заикаясь и поначалу путаясь в словах, рассказала о том, что произошло. Да, был Портал, да, она знает всю команду, да, она жила с Маком и носила его кольцо, да, да и да… Детали-детали-детали, множество деталей: Шерин, Меган, Дэлл, Баал, Бернарда — все те, про кого она не должна была знать, но знала.
Рен, как и Дрейк теперь, стоял, повернувшись лицом к окну, и молчал. Он не произнес ни слова даже тогда, когда она, озвучив свою просьбу устроить ей свидание с Начальником, направилась прочь из его кабинета.
А потом позвонил Дрейк. Сам.
Это произошло еще три дня спустя; за ней прислали машину. И снова кабинет, снова ее душещипательная история, множество подробностей и тишина в ответ.
Лайза сидела тихо, как мышь. Не терла ладони о штаны, потому что те не потели — она больше не нервничала — эмоционально высохла изнутри, не чувствовала, как гулко колотится сердце, потому что то, вопреки ожиданиям, стучало тихо и редко, не пыталась кричать: «Ну, сделайте же что-нибудь! Сейчас! Ну, поторопитесь же, ведь я страдаю…»
Да, она страдала, но не громко и не снаружи — внутри. И сил на то, чтобы кричать не осталось — она тратила их на то, чтобы заставлять себя продолжать ходить на работу. Ненавистные лица, вечно пыльный, сколько ни протирай, компьютер, опостылевшие чужие проекты по дизайну. И только при виде знакомой фигуры Гарри — живого и цветущего Гарри — в ее душе скребся робкий план, а в голове пульсировала одна и та же мысль — погоня состоится девятого. Девятого числа. Ждать осталось шесть дней. Недолго.
— Вы ведь знали, что это так случилось, да? — Спустя минуту осмелилась прервать тишину Лайза. — Что произошла ошибка, что меня закинуло назад…
— Не знал.
При этих словах ее сердце гулко ударилось-таки о грудную клетку.
Значит, зря она все последние дни убеждала себя, что уже почти ничего не чувствует и не ждет. Значит, ждала. И где-то внутри продолжала надеяться, что Великий и Ужасный (как звала иногда Дрейка Бернарда) возьмет да и поможет вопреки всем надеждам и не-надеждам.
— Как же так? Вы ведь обо всем знаете… Всегда.
— Не всегда.
Самый главный человек на Уровнях повернулся к ней лицом; брови хмурые, губы поджаты, скулы и подбородок острые — такими они становились в те моменты, когда Начальник уходил в глубокие размышления о Вселенских материях. Руки сложены на груди, поза напряженная, взгляд тяжелый.
— Вы простите, что я так,… - зачем-то залепетала она, оправдываясь, — что я к вам неуважительно — может, вам так кажется сейчас. Просто… «там» мы были знакомы, и я знала вас лучше. А вы знали меня. Ведь много времени прошло… Вы иногда приходили на вечеринки, праздники… С Бернардой и…
Начальник хмурился все сильнее. Лайза заткнулась; фраза повисла в воздухе незавершенной.
— Значит, мы изменили Порталы на автоматические. — Произнес он тихо и, кажется, самому себе. — И оставили системные функции включенными. Зря, придется это учесть…
— Системные функции?
Ее вновь начала бить дрожь — пока еще мелкая и непостоянная, но уже ощутимая. Чертовы нервы, все беды от них.
— Да. Ты случайно воспользовалась системной функцией, оставленной для работников Комиссии на случай, если она понадобится.
— Но я ничего не делала…
— Специально, я знаю, — закончил за нее Начальник, — ты вышла на нее случайно, и в этом проблема. Значит, могут быть еще такие ошибки. Хотя, нет, уже не могут — та ветка застыла.
Что он имеет в виду? Какая ветка застыла — та самая, где остался Мак?
Теперь ей хотелось поторопить разговор — вытрясти из Дрейка все то, что она так жаждала услышать.
— Если системная функция существует, то вы могли бы «закинуть» меня назад? То есть вперед, в будущее?
— Все не так просто.
— Не просто, но возможно?
Он снова молчал. Слишком долго молчал; теперь ее ладони вспотели; с новой силой вспыхнула жажда услышать, что хороший исход возможен; ярче прежнего заполыхал внутри факел негаснущей надежды.
— Я должен кое-что тебе объяснить, — вздохнул Дрейк. — Это будет сложно понять и еще сложнее принять, но тебе придется это сделать.
Стоп-удар. Сердце затихло, грудная клетка прекратила ходить взад-вперед.
Лайзе показалась, что она готова выскочить из кабинета сейчас же — по-крайней мере ее душа уже летела прочь к двери, а вот тело осталось сидеть на месте.
«Я не хочу. Не хочу слышать. И принимать»
Дрейк опустился на стул по другую сторону стола и вытянуил из пачки чистый лист бумаги; сжал пальцами ручку.
— Готова?
Нет.
Но кто бы ее спрашивал?
Она слушала его сложные объяснения так, как слушает легенды о местных богах прибывший из далеких стран чужеземец — с недоверием, злостью, почти что с отторжением. Нет, все не так — планета не плоская, она многогранная. Нет, моря не превращаются у горизонта в водопады — они сливаются в единую реку и уходят на запад. Нет, в небе нет великого воеводы, который правит миром — там звезды, на каждой из которых сидит по волшебнику в колпаке, и каждый из которых пишет судьбу человечества — по одному дню за раз…
— Ты спрашиваешь, появилась ли там, в будущем, другая Лайза? Нет, не появилась. Но там нет, как такового, и Мака, потому что ни ты, и ни он до этого момента еще просто не дожили. Не вступили в него, понимаешь?
Ручка двигалась над листом — чертила линии, сферы, пересечения. Лайзе казалось, что три линии — это уже сложно, а их появлялось все больше — они соединялись между собой, пересекались, выстраивались в некие, как называл их Дрейк, «кольца времени».
— Пойми, ситуаций множество. Потенциальных. Как в прошлом, так и в будущем. Их миллионы, миллиарды для каждого человека — «что могло бы случиться, если бы», «что случилось», «что не случилось, потому что» — все они остаются в пространстве и времени в виде конструкций, схем, каркасов, готовых ожить в том случае, если двигаясь по цепочке событий, до них кто-то дойдет. Но пока этого не произошло — это не полноценно существующие ветки времени, о которых ты говоришь — это потенциально возможные событийные вероятности. Понимаешь?
Она не понимала.
— То есть той ветки, в которой остался Мак, больше не существует?
— Нет, не существует. Существует только ее вероятность случиться.
Ей стало трудно слушать и еще труднее говорить.
Значит там, в будущем, ее никто не потерял и не ищет. Значит, зря она переживала, что Мак в тот вечер вернулся в пустой дом, а после тратил часы на звонки — расспрашивал друзей — пытался выяснить, куда пропала любимая. Переживал, расстраивался, изнывал от тоски, пытался отыскать ее с помощью внутреннего видения… Никто никуда не звонил. Никто не переживал. Все застыло.
— Того будущего больше нет. — Повела она страшный итог хрипло и почувствовала, что еще секунда — и она растеряет последние крохи душевных сил, завалится прямо на пол и больше никогда-никогда не захочет вставать.
— Оно есть. — Вздохнул Дрейк, на короткий момент встретился с Лайзой взглядом и почему-то отвернулся. Он хотел, искренне пытался объяснить, но ему было сложно говорить с человеком — не с одним из таких же, как он сам. — Теоретически оно прописано среди миллиардов других потенциально возможных для тебя и Мака будущих. Но пока тебя там нет, оно — всего лишь каркас, пустующая конструкция, куда не пришел сам человек — его физическое тело и душа.
Он силился объяснить, а она силилась понять.
— То есть будущее все-таки есть?
Кажется, застывшая кровь вновь запульсировала по венам только теперь. Сколько еще «вверх-вниз» ей придется пережить, прежде чем наступит ясность?
— Есть. Но туда не попасть, если все не пойдет в точности таким же образом, как уже случалось до этого. Под «таким же» и я имею в виду все до мельчайших совпадений, которые ты не просто глазом не увидишь, даже подумать о них не сможешь.
— А если задать функции Порталу? Ведь если временная конструкция уже есть, значит, Портал мог бы туда перенести?
Надежда. Снова подала голос глупая она.
— Если попробовать задать такое количество известных и неизвестных Порталу, то существует огромная вероятность того, что он перенесет тебя не в конкретно ТВОЕ будущее, а в чуть иное, отличающееся от ожидаемого будущее. Например, ты зайдешь в дом и поймешь, что у тебя не тот интерьер…
— Плевать.
— Или не те друзья.
Уже сложнее.
— Или Мак не помнит часть из того, что помнишь ты, так как, перемещаясь в будущее скачком, ты можешь миновать некоторые из тех событий, которые ты помнишь сейчас, потому что во время самого скачка ты пройдешь не по той же самой дороге, а по иной, чуть в стороне. И это приведет не только к изменениям в твоей собственной жизни или жизни Мака, но потенциально к изменениям в жизнях еще сотен или даже тысяч людей. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю?
Кажется, она начинала понимать.
Нет, не то, что прыжок в будущее невозможен или осуществить его очень сложно — мысль мелькнула словно молния — яркая вспышка света, — и Лайза неожиданно осознала, к чему именно клонит Начальник.
— Вы пытаетесь мне сказать… — начала она тихо, — что никогда не решитесь переправить меня обратно, да? Не потому что нельзя, а потому что вы этого не сделаете, так?
Дрейк смотрел на нее тяжело и застывшей в глазах болью. Она одна против стабильного будущего сотен или даже тысяч других людей. Травинка в поле. Оловянный солдатик. Тот, кого можно принести в жертву. Потому что, если она снова прыгнет, нет никакой гарантии, что кто-то другой, тот, кто действительно важен Дрейку или этому миру, пройдет, как и должен, по нужной дороге и осуществит свою судьбу. Заставит совершиться по-настоящему важные события, а не какие-то там… личные и никому не нужные, такие, как у Лайзы Дайкин. Пусть даже на кону стоит счастье Мака Аллертона.
Робот. Творец без души. Равнодушная машина, просчитывающая все наперед — как она могла надеться…
Хотелось горько улыбнуться.
— Знаешь, какой шанс на то, что ты попадешь именно в то же самое место и время из которого ушла? — Вместо прямого ответа спросил сидящий напротив нее человек.
Зачем задавать очевидный вопрос? Но она задала.
— Какой?
— Один к трем миллиардам. Можешь называть его нулевым.
Лайза больше не слышала цифр — слух отключился; вместо этого сидела и концентрировалась на образовавшейся внутри тишине — вакууме: ни мыслей, не эмоций, одна лишь, похожая на пыль от взрыва, горечь.
Снова «нет». Еще одно «нет» в череде десятков и сотен «нет», которые прозвучали в ее голове до этого. Как же она устала от плохих новостей — их итак уже накопился вагон и маленькая тележка.
— А печать? — Услышала она со стороны собственный голос — какая-то часть внутри нее еще не сдалась, продолжала думать, анализировать. — Почему, когда исчезло все, не исчезла она?
Начальник вздохнул. Утомился объяснениями? Уже потратил слишком много времени?
— Потому что печать Воина, — снизошел он до объяснения, — это сложное энергетическое формирование, которое Портал стереть не способен. Его можем удалить только мы и только здесь, а лаборатории.
— Но я могу показать ее Маку!
— Можешь. — Прозвучало в ответ неожиданно жестко. — И он ее не узнает.
— Узнает!
Она вдруг сорвалась на крик совсем как маленькая девочка, которой только что сказали, что нет, она не хочет «ту розовую сумку».
— Не узнает. — Холодная усмешка в ответ — Ты еще не разбилась на мотоцикле, и печать не была сформирована Маком, что означает — на его теле ничего нет. Он даже не помнит о возможности ее формировании — об этом помнит Стивен. И даже если бы Аллертон помнил, что подобную энергоструктуру можно создать, он никогда не смог бы предположить, как может выглядеть конечный рисунок — для каждой пары он индивидуален. Так что Печать, точнее ее недееспособный контур, есть у тебя, но не у него.
«Недееспособный контур».
Почему-то за эти слова ей вдруг захотелось плюнуть Дрейку в лицо. Это для него ее тату — «недееспособный контрур», а для Лайзы — это прямое доказательство стабильности ее собственного ума.
Недееспособный контур.
«Сволочь ты, Начальник»
— И все равно я — его пара! — Сжав зубы, зачем-то процедила она в мужчине с холодными серо-голубыми глазами. — Я — его вторая половина. И пусть об этом не знает он, но об этом знаю я.
— Тогда у тебя есть все шансы доказать это ему, так? — Неожиданно мягко улыбнулся Дрейк.
Он, кажется, жалел ее, даже сочувствовал — по такому лицу не прочитать наверняка, но эта улыбку вдруг сделала невозможное — вернула к жизни жгучие слезы; веки защипало.
Лайза резко отвернулась, уперлась взглядом в идеально белую стену.
Она любила его по-своему — Дрейка — «этого» или «того», не важно. Да, немножко боялась его, но все же (как любят «не чужого» человека) любила — всегда знала, что он защитник, что не бросит, и теперь вдруг, отозвавшись на одну-единственную улыбку, тянулась к нему, как увядающий цветочек к солнцу.
«Помоги. Защити. Хотя бы не бросай на произвол судьбы»
— Я не знаю, что мне делать.
— Попробуй повторить историю.
И это советовал он? После того, как сказал, что всего учесть невозможно?
— Но… детали…
Дрейк Дамиен-Ферно вдруг опустился перед ней на колени — за руки брать не стал — нельзя, она знала — заглянул в глаза и мягко произнес:
— Тогда у вас будет новая история. Тысячи ее вариантов. Новое — не всегда хуже старого, но люди никогда об этом не помнят.
Теперь она плакала, и они оба делали вид, что не замечают этого.
— Я пока не могу принять новое, — задыхалась Лайза.
— Стоит сделать шаг, и станет легче — появятся новые чувства, эмоции, впечатления. Ты все увидишь сама.
— Да?
— Да. А я… — Он замялся — никогда не любил признавать ошибок вслух, но, когда ситуация вынуждала, умел это делать, — могу помочь чем-то другим — ты только попроси.
Великое одолжение — попросить о чем угодно у самого Дрейка.
— Кроме прыжка в будущее?
— Кроме него. Психологическая или материальная помощь, что угодно.
Лайза почему-то заиндевела при этих словах. Психологическая помощь — ходить и каждый вечер плакаться на судьбу Начальнику? Или одному из его работников? Ну уж нет, спасибо.
— Деньги я заработаю. И с остальным справлюсь сама. Спасибо.
«Мое предложение будет в силе тогда, когда оно тебе понадобится»
То было последним, что прозвучало, прежде чем она покинула кабинет.
(Jess Cook — Rapture)
Ей, наверное, стоило бы обижаться.
Но сколько же можно обижаться? На все подряд — людей, судьбу, случай?
Август едва вступил в свои права, но уже вовсю наслаждался управлением погодой: светил с неба ласковым солнцем, обдувал прохожих не прогревшимся и оттого свежим ветерком, обнимал город и людей, золотил мостовые.
Лайза шагала по тротуару привычно пустая внутри; подошвы кроссовок мягко впечатывались в дорожную пыль — она целую вечность не носила каблуков.
«Попробуй повторить историю. А, если нет, постарайся принять новое».
Она сможет?
Сможет. Потому что кроме этого настоящего больше нет никакого другого.
Кто-то однажды сказал, что все беды идут оттого, что люди постоянно пытаются сравнивать то, что в их жизни есть сейчас, с тем, что к этому моменту уже могло бы быть.
Так и есть. К этому моменту у нее могла быть другая жизнь. И Мак.
Нет, другой жизни не могло быть. Если есть то, что есть сейчас, значит, не могло — с этим придется смириться.
И теперь абсолютно все, что однажды появится в жизни новой Лайзы, зависит только от нее самой.
А сейчас… Забывшая все Элли. Незнакомый мужчина по прозвищу «Чейзер». Узнавший ее заново Дрейк.
Не густо. Почти ничего.
Она почему-то не сказала ему про поддельные печати, про свое участие в том деле, когда ее чуть не подстрелили, не упомянула о том, что знала, где находится логово бандитов. Нет, не скрыла — забыла.
Отсюда до дома пешком шесть кварталов; пружинили подошвы старых кроссовок, шелестели кроны тополей, пыталось оттаять душу солнце.
Пусто и одиноко.
Ничего, еще будет шанс.
На все.
Получасом позже, сама не понимая, как так получилось, Лайза обнаружила себя не дома, а в гостиной у Элли — сидящей на диване, захлебывающейся рыданиями и неспособной вымолвить ни слова. Ее гладили по спине руки, качались, переплетаясь с ее собственными темными, белокурые локоны подруги, а у самого уха звучал шепот:
— Ну, что ты? Успокойся… Успокойся, слышишь? Или я тоже буду плакать. Он не отправил тебя назад? Не смог?
Лайза качнула головой и всхлипнула — громко, горестно, изливая в пространство волны боли.
Занавешенная волосами, она не увидела ни того, как приоткрылась дверь, ни того, как в комнату мягко и неслышно вошел Рен.
Он опустился на колени перед диваном — ей хотелось улыбаться (за последний час уже два человека опускались перед ней на колени, и какие люди!) — взял ее дрожащую холодную ладонь в свою, заставил посмотреть на себя.
«У тебя нет Мака, я знаю. Но у тебя есть мы» — говорили его глаза; Лайза сжала теплые пальцы своими и благодарно всхлипнула еще раз.
* * *
— Я тебе звонила из его дома, представляешь?
Теперь слова давались легко, слезы постепенно высохли. Наверное, немного подсохла и душа — превратилась из зловонного болота в прозрачную и неглубокую лужу.
— Звонила? Мне? — Элли радостно улыбнулась и прижала руки к губам. Что-то случилось, и теперь она верила — Лайза видела это по глазам. Приятное чувство, пусть и запоздалое. — Прямо от Мака? А он?!
— Да, из его кинотеатра. Нашла голосовое управление, выяснила адрес его особняка и приказала системе набрать твой номер.
— А я?
Ей не терпелось узнать продолжение, а Лайзе стало легко рассказывать — все, это история из прошлого. Почти что сказка.
— Ты ответила, все повторяла: «Алло! Алло! Я вас не слышу…» Но я не успела ничего сказать, потому что в этот момент Мак застал меня, пытающуюся сообщить, что меня похитили. Он тут же зажал мне рот ладонью и пригрозил — не помню, чем пригрозил, но пикнуть я не смела. А после выдернул из сети шнур, и связь прервалась. А так бы ты передала Рену, что меня украли…
— И назвала бы ему адрес Мака! Вот была бы хохма!
Элли улыбалась широко, открыто и радостно. Лайза вернулась к ней — не важно, какая — старая или новая, — но вернулась, и между ними вновь чувствовалась та связь, как и когда-то. Подруги — они ими были, они ими всегда будут.
В кружках стыл чай, красовались на крохотных, испеченных Антонио булочках кремовые завитушки.
— Да, если бы ты дала Рену адрес Мака, он бы сильно удивился. А я-то, представляешь? Я его тогда не знала… Не знала, что он из спецотряда, что они все — друзья.
— Страшно, наверное, было?
— Временами страшно. Но… Еще было интересно — я чувствовала, как между нами что-то происходит, как зарождаются чувства.
— Красиво, — прошептала Элли и с грустной улыбкой посмотрела на плавающие в кружке чайные листики.
— Да, красиво. А еще я знаю, какая девушка будет у Дэйна.
— Да?! Расскажи!
— Нет, не могу, — Лайза покачала головой, — вдруг я расскажу, и тогда он ее не встретит?
— Ну, хоть как зовут?
— Нет.
— Ну, внешность опиши.
— Не-а.
— Ну, хоть что-нибудь — я же помру от любопытства! Она ведь ему подойдет, да?
— Очень.
— Просто не верится, — прошептала Элли, — наш Дэйн встретит девушку. А скоро?
— В следующем году.
Ответила. И отчего-то снова погрустнела.
У них все случится — там все определено, а у нее? Лайза подняла глаза на Элли и впервые увидела у той на лице серьезное, чуть хмурое и непривычно решительное выражение.
— Не грусти только, ладно?
— Я постараюсь, — прошептала Лайза хрипло.
— Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.
* * *
Уже дома, сидя на диване и монотонно жуя кунжутное печенье, Лайза задавалась вопросом: почему одни люди в период стресса теряют аппетит, а другие, наоборот, начинают тянуть в рот все подряд? Что за дурацкая привычка?
Вечерело. То втягивалась в приоткрытый проем форточки, то выдувалась обратно занавеска; квартира молчала.
Надо бы включить телевизор. А еще надо было сходить в магазин, купить продуктов, но Лайза, будто подвешенная разумом в некой точке пространства, двумя часами раньше прошла мимо его дверей — забыла зайти внутрь, — а теперь все никак не могла вытолкать себя на улицу.
Печенье и тишина создавали ощущение ложного уюта, хрупкого комфорта, который она так часто силилась отыскать в последние дни, и потому вместо нужного похода в магазин из коробки в рот один за другим перекочевывали ненужные кунжутные пластинки; хруст отвлекал от ощущения образовавшей внутри пустоты.
Наверное, часть ее приняла тот факт, что прошлому придется остаться в прошлом, и между разумом и той частью сознания, которая так и не смогла смириться, выросла стена, — из-за нее и пустота. Чтобы не сорваться, чтобы снова не рыдать, сохранить остатки душевного равновесия.
Рядом с пустотой в душе робко перетаптывалась благодарность Рену за то, что устроил сегодняшнюю встречу, а заодно и Элли, которая, несмотря на недавнее неверие, сумела-таки изменить мнение и поверить подруге, нашла простые, но такие нужные слова поддержки, долго отпаивала чаем и слушала сбивчивый рассказ о прошлом. Блестела глазами, улыбалась, всячески выказывала командный дух.
«Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Ты только не грусти…»
Лайза смотрела на печенье, которое держала пальцами — на плотно спрессованные и залитые сиропом семечки, — и думала о том, а как она сама отреагировала бы, приди Элли к ней в гости и начни рассказывать «небылицы»?
«Представляешь, — захлебывалась бы белокурая подруга, — мы с Реном жили вместе целый год! Я носила его кольцо, я знаю, как выглядят комнаты его дома, я знаю все его привычки, все про него знаю…»
А Лайза бы помнила — знала, — что они незнакомы. Что Рен вообще никогда в жизни не встречал Эллион.
А та бы утверждала обратное: «Я помню тебя, твоих подруг, помню, что произойдет в будущем, ведь я прожила его — это будущее, — а потом Портал…»
Сложно ей было бы поверить в подобную историю?
Наверное, не сложно, вот только мир после такого рассказа начал бы казаться… хрупким. И ни к одному Порталу Лайза бы близко не подошла, и за Мака после этого держалась бы куда крепче — вообще не выпускала бы его руку из своей…
Вот и Элли, наверное, теперь точно так же не выпускает руку Рена. Да и он ее. Держит не отпускает.
Чтобы не дать пытающейся пробраться мысли «вот бы увидеть Мака» высунуть кончик любопытного носа наружу, Лайза поднялась с дивана, очистила пальцы от налипших семечек и пошла выкидывать пустую коробку.
