Глава 16
(Tunes of Fantasy — Dream Once Again)
Марика проснулась еще до будильника. Подскочила ракетой, сбросила с себя одеяло и как была, в пижаме, понеслась на кухню. Включила чайник, достала пачку мюслей, насыпала полтарелки, залила все это йогуртом и, оставив пропитываться, бросилась в ванную.
Быстро приняла душ, почистила зубы, умылась и переоделась в халат.
Сегодня особенный день — тот самый, с шариками и подарками. С огромным невидимым тортом, шикарным настроением и обещанием в виде кучи подарков. Когда-то она ошибочно думала, что получит такой, когда на счет упадут деньги — сколько там было? Миллион? Сто миллионов? А окунулась в него тогда, когда поняла, что… всего лишь… вернется на Магию.
Как изменчива жизнь, как изменчивы приоритеты.
Классный, замечательный день! Просто супер день!
Мюсли она уплела с реактивной скоростью, чаем едва не подавилась, печенье вообще есть не стала — потом. Все потом! А сейчас в магазин! Нужно купить отличные зимние сапоги, пуховик, который заменит толстовку, новый рюкзак, в который можно будет сложить все необходимое, и варежки. Ну, может еще шапку, новую теплую кофту, шарф и… все, на что упадет взгляд.
Создатель, продавщицы в магазине решат, что она посреди лета собралась на край земли, а она всего лишь возвращается на Магию.
На Магию!
Марика посмотрела на висящую на стене картину с изображением холма и стоящими позади него снежными вершинами и взвизгнула от удовольствия.
По дороге к дому администраторши она была как на иголках. На заднем сидении — огромный пузатый пакет — результат походов по магазинам, рядом — рюкзак со спрятанным в него Лао, а в голове — кавардак. Держащие руль ладони беспрерывно потели.
Что скажет бабка? Пустит ли? А вдруг дом снова не появится?
Появится, куда он денется! Ведь была бабочка, и было то послание, в котором говорилось про два часа дня.
Чтобы дождаться этих двух часов, ей пришлось пришпилить себя к стулу в кафе и выпить две чашки кофе — третью осилить не удалось, — съесть один сэндвич, просмотреть новости, заказать маффин, поскучать, глядя в окно, четыре раза пролистать меню, забытые кем-то на стойке газеты, а потом — «вуаля»! Уже час двадцать, и пора ехать!
И все же…
Что говорить администраторше, как доказывать, что ей дали право на вход?
А-а-а… как-нибудь пробьется. Конечно, лучше по хорошему, нежели по плохому: ни к чему лишний раз портить отношения с персоналом Магии.
Другое дело, что говорить при встрече Майклу? Вот это точно вопрос из вопросов. Надолго ли удастся увидеться? Где можно переночевать и можно ли? На какой срок ей позволят войти, и не возникнет ли снова в самый неподходящий момент дверь со счетчиком сверху?
«Марика Леви, вы должны покинуть Уровень. У вас осталось десять… девять… восемь…»
Только бы не это, только бы не вновь…
Так, не ныть раньше времени! Все будет, как будет, и нужно уметь быть благодарным. Она возвращается на Магию, она получила то, что хотела, а уже хочет большего. Нужно приструнить себя, отдышаться, оглядеться вокруг и порадоваться: ведь мир становится полон чудес, когда ты способен принимать его сейчас. Принимать и любить.
От нахлынувшего восторга Марика издала невнятное, но счастливое тявканье, чем напомнила себе лисичку.
Еще два поворота — и дом; ладони снова вспотели.
Объяснять ничего не пришлось, и это само по себе удивило больше любого возможного столкновения; направленные на врага штыки не пригодились, заготовленные убеждения, аргументы и доказательства растаяли на языке брошенным на раскаленную плиту кусочком льда, скрученные в клубок эмоции — готовность к бою — пришлось распустить.
Потому что старуха при виде посетительницы лишь кивнула головой в знак приветствия, а после указала на дверь: входи, мол. И все это молча.
Марика поначалу опешила и какое-то время не двигалась с места — держала в руке пакет и настороженно смотрела на бабку, — затем робко поздоровалась и кивнула на скамейку.
— Я переоденусь?
— Переодевайтесь.
Администраторша села на стул, нацепила на нос очки и нарочито равнодушно принялась что-то печатать на выдвинутой из-под стола клавиатуре — демонстративно забыла про гостью.
Марика быстро вытащила из пакета обувь, пуховик, шапку и варежки и принялась все это натягивать.
Щелкали клавиатурные клавиши; пахло кофе и корицей. Все так же тихо, мрачновато и уныло: ни единого окна, ни лучика света, ни звуков радио. Только скамейка, расставленные под ней в ряд знакомые поношенные унты, висящие на крюках, словно выпотрошенные рыбины, пустые рюкзаки с вогнутыми спинами и лямками-щупальцами да куча коробок в углу. Кто бы знал, что в них.
Переодевшись, Марика сложила легкие сандалии в пакет и вопросительно взглянула на пожилую женщину.
— Можно оставить их здесь или лучше отнести в машину?
— Оставляйте.
Ни улыбки, ни полуулыбки. Запоздало кольнуло чувство вины: как она тогда назвала ее? Бабка… Она сказала «бабка». Некрасивое слово, неуважительное. Наверняка администраторшу звали иначе, и в графе «Имя» в документах уж точно не значилось слово «бабка». Может, извиниться?
Однако одного взгляда на сосредоточенное выражение лица подсказало: извинения приняты не будут. Не сейчас. Придется подыскать другой более удобный момент, если таковой вообще представится.
А если нет?
Почему она все откладывает на потом? Почему считает, что в запасе неограниченное количество времени? Почему думает, что успеет что-то сделать позже?
— Послушайте… — голос внезапно охрип. — Тогда, в прошлый раз…
Старуха оторвала взгляд от экрана компьютера, но доброжелательнее он не сделался.
— Я назвала вас «бабка». Простите, я вовсе не хотела вас обидеть. Просто сорвалась…
Блеклые глаза равнодушно смотрели поверх очков — ни тебе «ладно, забудем», ни «извинения приняты». Секунда, и пальцы вновь защелкали по клавишам.
Марика неслышно вздохнула; знала, что не прокатит, но хотя бы попыталась. Поднялась со скамейки, засунула пакет с босоножками под лавку и приблизилась к двери. Нерешительно потопталась перед ней, замешкалась. Обернулась и посмотрела на престарелую секретаршу. Зачем-то спросила:
— А вы мне ничего не дадите с собой?
(Котелок, палатку, одеяло, еще камней, чтобы вставить в тотемы, что-нибудь новое?..)
Седые брови приподнялись.
— Может, полмешка семечек отсыпать?
Пришлось прочистить горло, чтобы не поперхнуться воздухом.
— Нет, семечек не надо, спасибо.
Пальцы легли на монолитную ручку толстой деревянной двери и потянули на себя. Вот он — момент «икс». Теперь бы только не в чулан со швабрами, только не в чулан…
Отраженный от снега свет слепил глаза; белое, голубое и синее.
Темные спины камней, сероватые голые скалы, укутанные ледниками вершины, редкие, голые, тонкие ветки кустов. Она, оказывается, забыла, как много оттенков синего можно различить, вглядываясь в виднеющуюся с обрыва снежную лощину. Лед, холод и царство снегов — как же красиво. Невероятно красиво…
И холодно.
Мороз кусал щеки, щипал веки, пытался пролезть в вырез между краем рукава и варежками; ледяной ветер обдувал толстые, сшитые из шуршащей ткани штаны и куртку.
Великолепная, монументальная в своем величии, непостижимая и бескрайняя по возможностям — Магия. Здесь бродят великие мысли, и, застыв, стоит время; здесь ручьи и реки текут в неизвестном направлении; здесь дремучие леса тянутся к скалам, а скалы — к необъятному небосводу; здесь свет неведомых источников сочится прямо из-под земли. Свет, что способен унести далеко и показать недосягаемые для разума дали.
Магия.
Царство холодных гор, узких тропинок и завораживающих пейзажей — шахматная карта, где каждый шаг полон чудес и опасностей, где мысль — это время, а время — это мысль. Где каждое намерение реальность, а края иллюзорны. Здесь есть все, кроме домов, людей, цивилизации. Здесь каждый один на один наедине с природой — с ее законами, властью и заботой. Здесь каждый сам решает, стоит ли прислушиваться к песне звезд, что рассказывает о Пути, об истинном предназначении, что в унисон вторит зову сердца.
Магия.
Стоя на самой вершине горы, окруженная серыми камнями и снегом, Марика замерла и больше ни о чем не думала, лишь чувствовала — она здесь. Она снова здесь. Там, где воздух пахнет волшебством, где ходят по лесам кивающие коты, где в коттедже у северных вершин живет мужчина-проводник. Мужчина-учитель.
Майкл.
Непривычные к слепящему свету глаза слезились; влажные дорожки на щеках замерзали, на ледяном ветру из теплых становились холодными; щеки кололо. Стоя по колено в снегу, Марика смотрела вдаль. Сделай она шаг, и тут же провалится еще глубже — плавали, знаем, — но этот шаг сделать придется, она сделает его и сделает с удовольствием. Только чуть позже.
Вместо того чтобы выдернуть ногу и перенести вес на нее, она опустилась задом на ровный, почти отполированный сугроб и, не отрывая взгляда от могучего изумительного пейзажа, прошептала:
— Ну… здравствуй, Уровень: Магия. Ты не представляешь, как же долго я ждала этого момента!
Пять минут спустя пятая точка замерзла, поток благодарностей был излит, а щеки перестали чувствовать холод. Монументальность пейзажей из пафосной и монолитной сделалась привлекательной и вполне манящей, а благоговение сменилось восторгом от предвкушения скорой и крайне долгожданной встречи.
— Так, пора бы в путь — и побыстрее.
Марика быстро стянула с рук перчатки и принялась растирать ладонями лицо.
— Давай-давай-давай, начинай чувствовать…
Через минуту окоченели и пальцы.
— Черт, как холодно. А я и забыла… Все, трогаемся!
И она с радостными криками, проваливаясь в снег по колено и поднимая в воздух искрящуюся под солнцем пыль, понеслась-поехала вниз с горы.
Через час заметенная тропинка сделалась положе, а воздух едва заметно потеплел; все так же сверкал под ярким полуденным солнцем снег. Тело вспотело, сердце от быстрой ходьбы выстукивало мерный барабанный бой, щеки стали горячими. А еще через полчаса на тропинке показались чужие следы — она явно кого-то догоняла.
Бодрая и довольная, Марика заспешила вперед. С каждым собственным шагом отпечатки чужих подошв становились четче: тот, за кем она следовала, приближался — ветер уже не успевал заметать следы.
Наконец впереди показалась человеческая фигура. У огромного валуна, привалившись спиной к камню, стояла молодая девушка; растрепанные светлые волосы выбивались из-под огромной, не по размеру, шапки, толстовка казалась объемистым колоколом, в толстых горлышках унтов болтались тонкие, обтянутые спортивными штанами ноги.
Увидев другого человека, девушка встрепенулась — тут же опасливо задвинула за край камня рюкзак, поправила упавшую на лоб шапку и, защищая глаза от яркого солнца, приложила край ладони ко лбу козырьком. А разглядев в чужаке женщину, успокоилась и тут же оживилась:
— Здравствуйте!
Марика, скрипя подошвами по узкой снежной тропе, приблизилась; она в свое время не была такой общительной.
— А вы не знаете…? — Видя, что незнакомка не собирается останавливаться, девушка заговорила быстрее: — А вы не знаете, где здесь взять воду?
Марика легко пожала плечами.
— Снега много. На всех хватит.
Блондинка открыла и закрыла рот; очевидно, эта мысль приходила ей на ум, но пить талый снег она пока опасалась.
— А еду?.. А куда вообще нужно идти, вы можете подсказать? Мне забыли дать карту…
Гостья в спортивном пуховике и толстых штанах следовала вперед без остановки.
— Ну, подождите! — В голосе за спиной появились просительные нотки. — Я не знаю, куда здесь идти и что вообще делать… Может быть, вы знаете?
— У каждого здесь свой путь.
Солнце щекотало нос и развевало челку; очаровательное солнце, самое лучистое в мире.
— Я, кажется, заблудилась! Ну, подскажите мне хоть что-нибудь!
А-а-а, леди, оказывается, уже пребывала на грани истерики, впервые попав в ситуацию с отсутствием еды, воды и карты. Как знакомо! Как смешно теперь вспоминать. Хотя, тогда было совсем не смешно, тогда было страшно.
Марика остановилась всего на секунду и оглянулась.
— Вы все найдете и все поймете. Главное, идите вперед и не останавливайтесь. — Вновь заскрипели по тропинке подошвы зимних сапог, удобных сапог, не в пример унтам. Но через секунду скрип прекратился, сапоги вновь замерли. — И да, забыла сказать: главное, не сдавайтесь. И тогда у вас все получится.
Улыбнувшись, она оставила блондинку за спиной и пробубнила себе под нос:
— И не забывайте включать мозги — смотреть, слушать, наблюдать. Будьте бдительны, будьте умны и настойчивы. Вот сколько нужных и важных советов я могла бы дать, но не дам. Потому что каждый должен сам приобретать свой личный опыт. В этом и есть ценность.
Создатель, да она стала совсем как Майкл! Не делится сосисками, потому что знает: так надо. Не говорит лишнего, чтобы человек смог выучиться сам; дает лишь ту информацию, которую стоит дать на данный момент.
Может, из них действительно получится хорошая пара?
Когда-то здесь проходил дед…
А чуть раньше она сама, только другая «сама», не та, что сейчас. Где-то робкая, где-то смелая, целеустремленная и, возможно, чуть злая. Настойчивая, уверенная в своих целях и желаниях, знающая себе цену и стремящаяся подняться на ступень выше.
И поднялась.
Только на ступень совершенно другой лестницы.
Ниже по склону зазвенели ручейки и появились проталины. Потемневшие, растопленные корочки снега будто заявляли: все, здесь проходит граница между зимой и весной; звонко щебетали птицы.
Тогда она тоже не знала дороги, но шла вперед. Несколько раз хотела сдаться, но не сдалась и сумела-таки наколдовать у тотемов карту, котелок и палатку. А как она ей радовалась, как радовалась… А до этого, помнится, смотрела на орла и не понимала, куда и зачем тот пытается указать путь, просто шла за ним, полагалась на чутье. Уставала, но собиралась с силами и делала новый рывок, и каждые последующие рывки привели в конечном итоге к Пилону. Тогда, начиная с первого и самого тяжелого, потекли дни, хорошие дни, светлые, одни из самых светлых в жизни — золотые времена.
А потом был результат великого похода: множество разделившихся слоев сознания, пустая квартира, попытка прижиться в старом месте и утрамбовать туда новое сформировавшееся «я».
Сложный период.
И если бы ни Лао…
Отпустить все оказалось самой трудной задачей, но не отпусти она прежнюю радость, на ее место не ворвалась бы новая… Как все сложно и запутано, но зеркало очень помогло, вовремя дало дельный совет. Не появись золотого листа, не было бы энергии для зеркала; не повстречайся на пути Майкл, не было бы листа. А Майкл появился потому, что она, наверное, искала его, сама того не зная. Всегда искала.
А теперь все было иначе, не так, как в первый раз. Теперь не было ни палатки, ни котелка, ни карты, но царило внутри несравнимое ни с чем чувство восторга — глубокого и цельного, смешанного с радостью и удовлетворением.
Не нужно дважды пытаться войти в одну и ту же реку. Раньше она не понимала этого высказывания, а теперь поняла. Вода в реке течет и никогда не будет той же самой — тебя всегда коснется новый поток, новые частицы. Это лишь называться река будет, как и прежде, но изменится время, изменится ситуация, и вдруг очевидно придет осознание, что другая, новая река может быть не хуже, а лучше. Она не будет той же, но будет другой. Лучше.
Потому что ничто не бывает тем же самым.
Вот и Магия — та же, но другая. Наверное, не лучше себя прежней, но просто здоровская.
— Лао, мы здесь. Снова здесь, видишь?
Поверхность зеркала ожила мгновенно.
«Ты молодец».
— Это еще почему?
«Ты там, где хочешь быть».
Марика мягко улыбнулась.
— Сейчас здесь, потом где-то еще…
«Главное, чтобы внутри при каждом новом шаге все продолжало петь. Тогда идешь правильно».
— Согласна. Но ведь здорово, скажи, здорово, что мы снова здесь? Просто чудесно!
Опустился на камушек и принялся с любопытством разглядывать сидящую женщину воробушек. Повернул на бок голову, посмотрел глазами-бусиками, мол, нет у тебя случайно семечек или крошек, и тут же вспорхнул, не дождавшись, пока Марика залезет в рюкзак и отломит кусочек булки — отправился исследовать другие места.
Лежащее на плоской части прогретого валуна зеркало блестело под солнцем; пальцы коснулись витой рамки. Как естественно здесь смотрелся выданный когда-то старухой предмет, как правильно. И каким дорогим другом стал за это время. А помнится, когда-то пыхтел, дулся и ругался.
Тогда все было иначе.
«Да, чудесно», — плавали на поверхности буквы, которые никто не читал. Теперь Лао не обижалось по пустякам — научилось не ворчать и доверять.
«Чудесно».
Казалось, зеркало тоже улыбается.
Она двигалась вот уже несколько часов, но не роптала, а все пыталась представить, что скажет, когда увидит Майкла. Отшутится тем, что случайно заглянула на огонек? Сообщит, что пришла поблагодарить за лист? Или обнаглеет и решится попроситься в ученики?
На самом деле, опасаясь строить грандиозные планы, Марика предпочитала надеяться на минимум: лишь бы встретил с улыбкой, лишь бы не оказался занят, лишь бы нашел время на чашку чая и душевную беседу.
А там время покажет…
Дорожка вертелась под ногами змеей: то вправо, то влево, то под уклон, то на взгорок. Горы сменились лесом, снег частично уступил место лужам; солнце, как отяжелевшее грузило, медленно скатывалось к горизонту; пахло насыщенно и свежо, пахло растительностью. Медленно тускнел дневной свет.
Магия давала время подумать — вот, что она делала. Знала, что Марика еще не пришла ни к каким выводам, что растеряна, и оттого удлиняла путь, хотя могла бы проявить деревянный дом за следующим поворотом. Магия играла путниками — так было и так будет. Чудесный, хитрый и чрезвычайно умный Уровень.
Очередной пролесок поредел.
Марика наклонилась, чтобы пролезть под накренившейся веткой, а когда через несколько шагов вынырнула из-под навеса деревьев и взглянула не под ноги, а прямо перед собой, то застыла, как вкопанная, и распахнула рот.
Холм. Отсюда открывался дивный вид на покрытый травой холм — мягкий, как гребень волны, — а за холмом высились снежные шапки горных вершин — точно такие же, как на картине! Все повторяло висящее в гостиной полотно один в один: каждый изгиб, каждая ель, каждый растущий вдоль тропинки цветок. Даже сотканный из облаков туман рвано плыл, цепляясь за верхушки туманных гор.
Вот это да!
Значит, знал художник, какое место рисовал; значит, не выдумал его! Как же получилось, что Марика упустила его в свой первый поход? Ах да, тогда она свалилась с тропы вниз и дальше шла наугад, заблудилась, бежала за орлом, а после, уже к вечеру, случайно вышла на поляну тотемов.
Какой неожиданный, какой великолепный сюрприз — место с картины; какой завораживающий пейзаж. Вживую он оказался еще красивее.
Пока Марика любовалась открывшимся видом, на вершине холма что-то шевельнулось. Постояло, качнуло головой и вдруг резко бросилось по направлению к ней. Что-то покрытое желтоватой шерстью, с четырьмя лапами и непомерно длинными ушами. Оно летело настолько быстро, что Марика поначалу не сумела разобрать «что это» и даже успела испугаться, но уже через несколько секунд пронзительно и радостно закричала:
— Арви!!!
Кот летел вниз на всех парах, его лапы мелькали так быстро, что вскоре стали невидимыми, а коротковатый хвост болтался из стороны в сторону, как обрывок привязанного к палке на ветру шнурка.
— Боже мой, это ты, Арви!
Сервал подлетел вплотную, ткнулся головой в ладони, а после поднялся на задние лапы и положил сырые и грязные подушечки ей на пуховик.
— Чудо ты мое! Ты меня нашел!
Она трепала желтую ушастую голову и смеялась. Сначала опустилась на корточки, затем и вовсе села на землю. Кот баловался: то терся, совсем как домашний, головой обо все подряд; то вдруг заваливался на бок и вытягивал лапы, подставляя пузо; то резко вскакивал и принимался носиться вокруг.
— Ты не забыл меня… Чудище! Как же я по тебе скучала, ты не поверишь…
Приклеившиеся к Марике желтые глаза с вертикальными зрачками счастливо блестели.
* * *
Почему летний коттедж?
Полчаса назад Марика обратилась к Магии, чтобы та помогла ей отыскать короткий путь к Майклу, а в итоге вышла к летнему домику, тому, на веранде которого они однажды вместе пережидали ливень. Пахнущий травами чай, печенья-рыбки в стеклянном блюдце, полутьма комнаты, а после костер на улице…
До сих пор помнилось, как долго пахла дымом высохшая у огня толстовка.
Лес медленно тонул в наступающих сумерках. Солнце, словно заключенный, долго пыталось пролезть лучами сквозь переплетение решетки из плотных крон, но в конце концов оставило свои попытки и исчезло. Веранду окутал мягкий полумрак.
Она сидела на той же самой скамейке, прижавшись к боковым перилам — как и тогда. Хотела было снять пуховик, но не решилась — вместе с тьмой приползла прохлада. У ног, мирный и спокойный, лежал сервал; от него, будто круги по воде, исходили волны тихого счастья.
Голодный он, наверное, голодный, а у нее ничего нет…
И почему все-таки летний дом?
Перекликалась голосами ночных птиц чаща: ухала, потрескивала, изредка каркала; ветер стих.
Неужели придется ночевать на крыльце? Лучше бы тропка вывела наверх, в горы, туда, где стоял зимний дом, ведь Майкл по вечерам возвращается туда?..
Не успела Марика начать продумывать план дальнейших действий, как неподалеку послышались тихие шаги. Хрустнула веточка, затем раздался шорох травы — подошва примяла высохший листик, — шаги приближались. Вскоре показалась и мужская фигура, а возле нее ползущее по земле рассеянное световое пятно от фонарика.
Майкл…
Она ведь так и не придумала, что скажет ему… Значит, Магия знала, что этим вечером он будет здесь, значит, не зря привела. Мысли заметались. Встретят ли ее с радостью? А что, если нет? Сердце забилось гулко и нетрезво — не зря ли она пришла? Не зря ли вообще все затеяла?
— Арви? А ты чего тут лежишь? Я ждал тебя в горах, мясо уже выложил на тарелку…
Пятно от фонаря сместилось на подошвы ее сапог. Затем быстро переползло на штаны, пояс пуховика и следом на лицо — Марика зажмурилась. Ну, все, шах и мат! Она тут, он знает.
— Марика?!
— Добрый день, Майкл… вечер… в смысле. Здравствуйте.
Из-за слепящего глаза света она не видела его лица и, признаться, боялась. Пусть только на нем не будет написано разочарования, пусть не будет…
— Что вы тут делаете?
— Сижу.
— Простите, я вас слеплю… — Луч фонаря сместился в сторону, а затем и вовсе погас. Вокруг тут же потемнело, но через несколько секунд глаза начали выдергивать из полумрака силуэты предметов.
Над верандой повисла тишина, изредка прерываемая шорохом — возил хвостом по полу Арви.
Два человека смотрели друг на друга, затаив дыхание.
— Вы… здесь?
В голосе проводника слышалось удивление и, как ей показалось, радость.
— Здесь. Простите, что опять без разрешения у вас на крыльце.
— Ничего страшного. Я… рад. Вы куда-то спешите? Куда-то собираетесь идти?
Она медленно втянула в грудь воздух. Вот и настал очередной момент «икс»: либо позволят остаться, либо прогонят.
— Трудно куда-то идти без карты, без палатки и котелка.
Силуэт долго смотрел на нее из темноты, и на этот раз она пожалела, что не видит выражение его лица. Ожидание следующей фразы превратилось в пытку.
Ну, пожалуйста, произнеси что-нибудь… что-нибудь хорошее…
— Вы согласитесь выпить со мной чай?
— С удовольствием.
— Тогда, пойдемте в дом?
Из каких трав он состоял? Мята, мелисса, листья смородины? Может, щепотка сушеного жасмина? Так или иначе, пах зеленоватый чай, разлитый по чашкам, изумительно.
Разговор клеился странный, почти отчужденный, рваный.
Марика напоминала себе притворившийся ледником вулкан — внутри все кипит и бурлит, чувства разрывают на части, а сверху — снежный покров, и не скажешь, что в недрах тепло.
Лицо Майкла она разглядывала втихушку — не решалась делать этого явно, но и глаз не могла оторвать. Ведь она впервые смотрела на него не как на простого проводника и даже не как… прости Создатель… на учителя…
Какое там!
Она впервые отмечала те детали, которые не позволяла себе отметить ранее: мощную, обтянутую горловиной свитера шею, аккуратно подстриженный затылок, блеск коротких темных волос, лепной профиль — гордый, спокойный, властный, несмотря на внешнюю расслабленность. Широкий разворот плеч, крепкий торс, надежные и уверенные движения рук, длинные пальцы…
— А я понял, что забыл книгу — вчера ее здесь оставил, — голос звучал, как и всегда, спокойно. — Когда понял, что, скорее всего, быстро не засну, решил прогуляться сюда и забрать.
«Не ожидал, что встречу вас…» — витало в воздухе окончание фразы.
«Да, я тоже не ожидала, что мы встретимся именно здесь».
— А как вы сюда попали? Снова заполнили какую-то форму, набрали семечек и пошли покорять Пилон?
— Нет.
Прежде чем ответить, она долго возила длинным ногтем по краю фарфорового блюдца. Рыбки в вазочке сменились мишками; душистый чай медленно остывал.
— Я вообще не думаю, что Уровень дает возможность заполнить форму дважды.
«Я пыталась ее найти, но не нашла. Я много чего пыталась…»
— Тогда как?
В вопросе слышалось любопытство и даже толика напряженного давления: мол, я хочу знать.
— Бабочка. Ко мне на балкон прилетела бабочка, тот самый бонус, про который вы говорили. Сообщила, что сегодня мне будет разрешено войти на Уровень.
Показалось или нет, что в его глазах мелькнуло разочарование? Через секунду она осознала почему: мол, ах, все так просто… всего лишь бабочка… обещанный подарок. Ноль усилий.
Мда, точно. Ноль усилий.
— И вы вошли? Зачем? Не стали просить семечек?
— Не стала.
— Почему?
— Потому что я пришла не за семечками и не за желаниями. Мне всего хватает.
— Решили просто устроить отпуск?
Разговор стекал не туда, Марика нервничала.
Как дать ему понять, что она искала способ вернуться на Магию с того самого дня, как вернулась в Нордейл? Что билась о стекло неугомонной мухой, билась так долго, что едва не свалилась на подоконник кверху лапами, что едва с ума не сошла, пытаясь понять, как вновь получить право на вход.
А он, наверное, расстроился, что прислал ей тот листок. Мол, жила там себе принцесса, не горевала и не вспоминала о нем, а он тут со своим листиком… Который ей никуда не уперся.
— Майкл…
— Да?
Они смотрели друг на друга долго и напряженно, но она так и не смогла продолжить фразу. Отступилась. Начни она бойко и горячо убеждать, что все было совсем не так, он подумает, что она рисуется…
Что попало. Ей-богу, что попало… Ерунда какая-то.
— Вы на какой срок вошли?
— Не знаю. Наверное, в любой момент может открыться та дверь, и меня попросят уйти.
Его взгляд стал пристальнее.
— А ночевать где собираетесь?
— Не знаю, — вышло тихо и расстроено.
Вышло жалко.
Она не знала, чего ожидать, а Майкл надолго замолчал; теперь он стоял у ведущего на веранду окна и о чем-то напряженно думал. Да, все получилось совсем не так: ни тебе радостных улыбок, ни объятий, ни легкой задушевной беседы. Чай — да, печенье в блюдце — да, а вот все остальное напоминало допрос.
И катиться ей, похоже, отсюда колбаской на все четыре стороны.
Смешно.
Совсем не смешно, на самом деле. А обидно, и даже очень.
— Марика, что на самом деле происходит?
Он задал вопрос, не поворачиваясь от окна, а она напрочь потерялась с ответом. Что происходит? Вошла, пошла по тропинке, пришла в его дом. Но, скорее всего, это не тот ответ, который он желает получить. Но тогда какой? Что она пришла сюда ради него? Что все это время не могла забыть?
Вот вытянется его лицо, произнеси она подобное. И будет тогда сполна грусти и разочарования, когда в его глазах не мелькнет ничего, кроме удивления. Тогда будет по-настоящему и больно, и обидно. Фигушки, не скажет она такое. Враг она себе что ли?
— Я пришла на Магию, потому что хотела сюда прийти. Все вроде бы очевидно. Я соскучилась по этим местам, по Арви, (по вам), (и еще раз сильно по вам), хотела вновь погулять по дорожкам.
— Я знаю не все, но уверен в одном: Магия не пускает назад тех, кто просто хочет погулять по дорожкам. Иначе бы здесь бродили толпы отдыхающих, и Уровень превратился бы в парк аттракционов с расставленными на его территории санаториями.
Ей стало обидно.
Майкл оказался жестче, чем она думала. Он давил. А она так скучала по его теплой улыбке, по пониманию во взгляде.
Наверное, ошиблась? Такое ведь бывает?
— Так или иначе, я здесь, — отрезала Марика почти грубо. — Простите, я совсем не желала навязывать вам свою компанию и, конечно же, не стану задерживаться. Несколько глупо было с моей стороны рассчитывать на гостеприимство. Ведь у вас работа, а не гостиница для бродящих по Уровню, я понимаю.
— Сядьте.
— Я еще не встала.
— Сейчас встанете.
Она действительно, ведомая инстинктами и обидой, поднялась со стула.
— Сядьте.
— Нет, спасибо.
На этот раз он повернулся от окна и шагнул прямо по направлению к ней. Марика гордо застыла, напоминая профиль обиженной статуи.
— Сядьте, пожалуйста. Я вас прошу, — голос Майкла прозвучал настолько мягко, что мрамор изнутри потрескался; она опустилась обратно, но в лицо проводнику смотреть не стала. Отвернулась.
— Марика… — Он умел медленно проникать и растапливать одним лишь голосом. — Зачем вы вернулись на Уровень?
— Я вам уже ответила.
— Нет, вы мне не ответили.
— Какого еще ответа вы ждете?
— Правдивого.
Если бы она подняла лицо и увидела, как напряженно пульсирует у него на шее жилка, то поняла, что он тоже идет ва-банк. Давит, но не знает, чего именно ждать, однако надеется, что дождется именно того, чего хочет.
— Я вернулась, потому что соскучилась по этому месту.
— Должна быть более значимая причина, иначе Уровень бы вас не впустил.
— Мне не хватало всего: движения, знаний, этого воздуха… Всего, понимаете? И я надеялась… что вы возьмете меня в ученики. Надеялась, что хотя бы смогу попросить вас об этом…
— И это все?
— А этого мало? — На этот раз она не удержалась, подняла лицо и удивленно взглянула ему в глаза, а, взглянув, пожалела. Потому что в серых глазах тлел неудержимый огонь вытянуть из нее не только те крохи, что она собиралась ему бросить, а все.
Марика тут же потупилась.
Майкл прищурился.
— Есть что-то еще, о чем вы не упомянули.
— А вы жестче, чем я думала.
И этот человек посылал ей листик из Золотого Леса?
— Вы забыли сказать про главную причину. Случайно, я думаю. Из-за расстройства.
— И вы бываете беспощадны. — Она улыбнулась, глядя в сторону.
— Иногда. Только когда ситуация того требует, и чаще всего по-хорошему.
Она боялась, что сейчас он опустится на колени и заглянет ей в глаза. И тогда все… Тогда пиши пропало.
Чтобы не допустить подобного, Марика резко вскинула голову и спросила:
— Вы позволите мне здесь переночевать?
— Конечно, — он даже не сомневался в ответе, уже был готов к вопросу.
— И я бы хотела… договорить завтра.
— Не сомневаюсь.
— Вы позволите и это?
— Позволю.
Он все-таки опустился на корточки и заглянул ей в глаза. В этот момент ей показалось, что за словом «позволю» скрывается гораздо больше, чем показалось поначалу. Что за ним скрывается что-то по-настоящему важное.
Ее «штырило».
Майкл ушел спать в зимний дом, не остался с ней под одной крышей, а Марику, лежащую в его постели, «корежило и плющило». В любом случае, других слов этому состоянию она подобрать не могла.
Он оказался иным: более стальным, хищным, притягательным. Раньше казалось, перед ней просто философ, умный мужчина, приятный и понимающий. Теперь же Марика жмурилась от удовольствия и ничего не могла с собой поделать: он оказался многогранным. Внешний фасад из вечной вежливости, как выяснилось, таил за собой столько интересного!
А она боялась, да… Где-то в глубине души всегда боялась, что окажется сильнее его — не физически, но характером, напором. Сколько раз в жизни ее сравнивали с мужиком, называли кардиналом в юбке, говорили, что никогда не найдет партнера… И если бы так вышло, отношениям рано или поздно пришел бы конец.
Марика всегда была напористой, амбициозной, энергичной, пробивной, временами слишком жесткой. С мягкотелым мужчиной она бы выдержала недолго; да, сначала бы слушала баллады о любви, качала бы головой, соглашаясь с каждым словом, затем тоже бы слушала и качала, но уже равнодушно. Вскоре перестала бы соглашаться, начала бы делать по-своему, затем и вовсе сбросила бы шкуру и сокрушила все вокруг.
Характер. Так уже было… Так могло бы быть и с Ричардом.
Но не с Майклом.
Оказывается, все это время Марика видела лишь вершину айсберга — человека, поставившего на себя галочку «друг». Теперь же вынырнул мужчина — настоящий, сильный, умеющий настоять на своем, даже надавить. В общем, головокружительный…
Он раскрылся, раскрылся, как хищный цветок, как многослойный аромат, как кристалл, в который проник луч солнца.
Как странно все в очередной раз повернулось.
Затерянный посреди леса летний домик, спальня, в которой она никогда прежде не ночевала, сопение у кровати сервала; она так и не покормила его вечером — нечем. А за Майклом тот не пошел. Занавески здесь оказались не бордовыми, а темно-зелеными, кровать — узкой, стена — шершавой. За окном не светила луна, но шептался лес; пахло сухой древесиной.
Нельзя войти в одну и ту же реку дважды: все меняется. Вот и встреча оказалось не такой, как она всегда представляла. А завтра новый день. И новый разговор. И только от них зависит, какой покажется поворот, сольются ли воедино ручейки, и свернет ли река в правильное счастливое русло.
Может быть… Еще все может быть.
К посапыванию Арви вскоре добавилось еще одно — посапывание Марики.
* * *
Он все-таки отыскал то сообщение, сигнал от которого слышал накануне вечером. Мигающий в углу значок оказался слишком маленьким и поначалу не привлек внимания. Теперь же Майкл сотый раз вчитывался в короткое уведомление.
«Марика Леви. Право доступа по времени: неограниченно».
Нонсенс. Невероятная ситуация. Ее впустили насовсем. Почему?
Объяснений могло быть два. Первое: ее пустили к нему, чтобы они жили долго и счастливо, именно так, как он и хотел. Второе, более вероятное и логичное: Магия сочла Марику достойной обучения, и теперь он должен взять ее в ученицы.
Но как? Как, когда он почти кидается на нее, словно зверь — мое? Какое нетипичное для него поведение, какой сдвиг по фазе. Откуда появилось столько эмоций, почему он не может их успокоить?
Ученица. Да, просто ученица. Дома ее ждет Ричард… или как его там?
Сидя в кресле, Морэн тяжело вздохнул. Он едва не сорвался сегодня, проявил несвойственную ему в последнее время напористость, надавил на человека…
Куда подевался контроль? Вся гармония разлетелась к черту.
Все потому, что он ждал ее, ждал… И сегодня хотел услышать, что этого момента ждал не он один. Но пока не услышал.
Прячущийся, вечно убегающий в сторону взгляд, лихорадочный блеск глаз, нервозность, защитная реакция при нападении, даже атака.
Хм-м-м…
Он еще все услышит.
Марика Леви. Она все скажет. Потому что, судя по реакциям ее тела, она вернулась вовсе не для того, чтобы стать лишь его ученицей.
* * *
Весь следующий день она гуляла по лесу.
Проснулась, оделась и сразу же покинула домик; просто не могла сидеть внутри и ждать, когда половицы скрипнут под его ногами. Боялась их следующей встречи, диалога, боялась и ждала одновременно. Как все повернется? Что говорить?
Оставляя дверь незапертой — Марика попросту не знала, как ее запереть, — она чувствовала угрызения совести и надеялась, что в дом не заглянет чужак. Не заглянет, не должен, Магия этого не допустит.
Лес был именно таким, каким он ей запомнился: светлым, чистым, ароматным, местами густым и почти непроходимым, временами превращался в уютные, покрытые травой опушки. Иногда она присаживалась на поваленные неровные бревна, смотрела на птиц, небо, жевала подсохшие булочки, которые положила с собой в рюкзак, пила воду из бутылки и непрерывно думала.
О чем?
О себе, о Майкле, о жизни. Радовалась, что она снова здесь, тревожилась из-за предстоящего диалога, но по большей части просто ждала вечера и встречи. Знала, что все решится именно тогда — вечером у костра.
Арви то следовал по пятам, то исчезал; вероятно, бегал в зимний коттедж, где Майкл, как она поняла, накладывал ему еду. Прибегал снова — сытый, довольный — и снова вертелся за спиной, изображая хвостик. Временами, когда она сидела без движения, кот просто приваливался к ее ноге и мурчал, щурил на солнце желтые глаза, подергивал длинными ушами.
Хорошо, спокойно.
Несколько раз она доставала из рюкзака Лао, но все никак не могла сообразить, что сказать, о чем спросить, а зеркало тактично молчало. Вот и теперь магический спутник лежал на коленях, отражая зеленоватый свет листвы и голубые меж ветвей просветы неба.
— Я потерялась, Лао, слышишь? Я потерялась. Я такая счастливая, глупая и неуверенная… Я такая странная, да?
«Нет».
Выдав единственное слово, зеркало вновь тактично умолкло.
— Я даже не знаю, чего боюсь…
«Все люди боятся провала. Иллюзорного, несуществующего в моменте “сейчас”».
— Неудачи?
«Да. Следуй выбранному направлению. Все будет хорошо».
— Любишь ты меня…
Над головой плыли облака — мягкие и легкие, пушистые, как вата; качались у бревна голубые незабудки. Лежащий у ног Арви зевнул.
— У меня все получится, да?
«Да».
Она была благодарна за отсутствие нравоучений, хотя с уважением отнеслась бы и к ним. Но вот это слово, одно-единственное слово «да» было именно тем, что нужно.
— Спасибо.
Доброжелательно пробежался по густым кронам ветер.
* * *
Во дворе перед летним домиком потрескивал костер.
Майкл отошел к поленнице, вернулся с охапкой дров, сложил их рядом с костром, удовлетворенно кивнул. Вынес две алюминиевые кружки, наполненные морсом, поставил одну за землю рядом с Марикой.
Этим вечером он почти не говорил, не хмурился, но и не улыбался, превратился в знакомого ей «старого» Майкла — сдержанного и немногословного. Хищник скрылся внутри, цветок прикрыл лепестки, кристалл погас, потому что луч принудительно отвернули в сторону, и теперь Марика неосознанно пыталась увидеть в серых глазах отражение того огня, что горел накануне вечером. Почувствовать дыхание того жара, того интереса, того неподдельного желания узнать, выпытать, если придется, правду.
Тщетно.
Проводник слишком хорошо владел своими эмоциями, а она теперь изнывала от жажды, силясь вновь увидеть его открытым, настоящим.
— Так, значит, вы хотите быть моей ученицей.
— Хочу.
— Готовы приходить сюда в назначенное время, не пропуская занятий? Ваша работа это позволит? Ваш возлюбленный?
Марика не сразу сообразила, о ком идет речь. Ах да, Ричард…
Потерла горячие щеки ладонями, едва успела убрать ступню от упавшей сверху искры и решила-таки отодвинуть пень подальше от костровища.
— Позволит. В смысле, у меня больше нет возлюбленного. А работа позволит.
Майкл молчал, а она на него не смотрела, потягивала из кружки морс, разглядывала переливающиеся угли.
Неслышно вздохнула. Ученица так ученица. Будет приходить на занятия и делать вид, что внимательно слушает. Точнее пытаться внимательно слушать, не отвлекаясь на воспоминания о вчерашнем вечере, будет напоминать себе, что он всего лишь учитель… Нельзя…
Прогорит костер, она отправится домой, на выход, молча пройдет мимо администраторши, запихнет пуховик в пакет, бросит все в багажник и поедет в пустую квартиру, где лежит на тумбе золотой лист.
Снова уходить… Как же сильно этого не хотелось…
Лежа в постели, она будет думать о том, что сделала не так, и ломать голову над тем, как все исправить, надеясь на то, что однажды представится шанс для этого.
Глупо. Как глупо иметь человеческие страхи, быть подвластной им. Как долго приходится выстраивать верные шаги и как легко можно все испортить.
— Марика, почему вы не позволяете себе сказать?
Этот чертов мужчина, похоже, читал мысли; пальцы сдавили прохладный бок кружки.
— Сказать что?
Он не ответил. Просто сидел на корточках и ворошил угли. Собирался нанизывать на палочки уже заготовленные кусочки мяса. Вот бы этот шашлык унести в тот дом в горах, налить вина, сесть в кресла, а еще лучше в одно кресло, ему на колени…
Он молчал, потому что ждал — сможет или нет? Решится ли произнести что-то важное вслух? Проверял.
— Вы думаете, это легко?
Марика не решалась поднять голову; морс в кружке казался теперь не розовым, а бордовым — вокруг смеркалось.
— Никто не говорит, что это легко. Но почему людям так трудно говорить правду? Даже самим себе?
— Себе не так трудно. — Она улыбнулась.
— А мне?
— А вам сложно. Я не знаю, что вы на это ответите.
— Но вы никогда не узнаете, если не попробуете.
Их взгляды встретились, скрестились и свились из двух веревок в одну. Марика нервно задрожала; вновь противно и гулко заколотилось сердце-предатель.
Приглашение… Его взгляд — словно приглашение на танец, словно протянутая рука.
— Вы правы… Я пришла сюда не только затем, чтобы быть вашим учеником. — Все, начала. Теперь горели даже уши. — Я вернулась сюда, потому что поняла, что нашла здесь больше, чем искала. Я скучала. Я знала, что должна вернуться.
Сердце стучало так сильно, что казалось, вокруг костра отплясывает под барабанный бой хоровод обнаженных аборигенов.
— Почему?
Он стоял там и задавал такие вопросы, вновь напряженный, хоть и расслабленный с виду.
— Потому что не могла иначе.
— Потому что вы хотели дать шанс…
— К-кому?..
— Нам.
Она вросла в пень, на котором сидела.
Теперь горели не только щеки, но и все остальное — она же, вроде, отодвинулась от костра? Голос Майкла тем временем вливался в уши, словно кокон, в который она пыталась закутаться, имел две дырочки. Как раз для того, чтобы вечно слышать этот спокойный красивый голос.
— Вы вернулись, потому что знали…
— Знала что?
Ей хотелось провалиться под землю, завыть, зарыться в собственные ладони, обнять себя за плечи и клацать зубами. Это все нервы. Расшатавшиеся нервы!
Майкл подошел к ней и опустился на корточки; теперь он смотрел ей прямо в глаза — так близко и глубоко, что она моментально разучилась дышать.
— Потому что знали, что у нас получится.
Он не приближался к ней, а она к нему; они просто сидели и смотрели друг на друга — женщина и мужчина, испытывающие непреодолимую тягу друг к другу. Именно в этот момент она увидела в его взгляде то, что мечтала увидеть: нежность, заботу, теплоту, внимательность, а, главное, готовность преодолеть все то, что даст на пути судьба, преодолеть это вместе. И именно сейчас снесла прочь все барьеры и дрожащими руками отворила ворота. Пусть будет, что будет, но нет сил ждать и нет сил хранить все это внутри.
— А у нас получится?
Его губы — губы проводника, учителя, когда-то незнакомца, а теперь страстно желаемого мужчины — сложились в мягкую улыбку.
— Да, у нас получится.
И он впервые взял ее ладонь в свою.
— Вы нашли их всех?
— Да, всех до одного, и даже навестила. Спрашивала, знают ли они путь назад, но никто ничего не знал. Все попадали разными путями, и никто не стремился вернуться. Они получили, что хотели… или не получили.
— Вы про Лизи?
Марика кивнула.
Впервые они гуляли вдвоем по ночному лесу, держались за руки и шли вперед. Магия переливалась звуками ночи: стрекотом цикад, тихим шелестом крон, шорохами в траве. Ярко горели на темном небе далекие звезды.
— И деда нашли?
— Нашла.
Перед глазами встала памятная картинка из убогой двухкомнатной квартиры: лежащая в соседней спальне старенькая Хелен, грустные глаза Бенджамина. Может быть, к этому моменту дела обстоят лучше? Ведь она звонила в фонд помощи…
— Из всех со мной не встретился только Тэрри, оказался слишком занят, но к тому моменту я уже поняла, что он не расскажет мне ничего нового, так что даже не расстроилась. Помимо поисков людей, я несколько раз приезжала в тупичок на Биссоннет, но каждый раз дома администраторши…
— Изольды.
— … не было. Он просто исчезал. Я голову сломала, как такое может быть.
— Искривление пространства. Это же творение Комиссии. Они выстроили мощную и сложную автономную систему, которая сама отбирает участников, сама строит им путь, сама решает, кого вернуть назад.
— И многих возвращает?
— Я видел лишь двоих, кому дали шанс пройти Уровень заново. Один прошел, второй вновь сдался на половине пути.
Они вышли на холм; здесь фонарь, которым Майкл пользовался, чтобы освещать тропинку в лесу, перестал быть нужным: сверху, словно гигантский прожектор, открывшуюся глазам долину освещала луна. Раздался тихий щелчок — блеклый, ползущий по земле луч погас. Сзади сел на траву и принялся чесать бок Арви. Стоило Марике сняться с места, как он тут же шел следом.
Они оба посмотрели на сервала; большой палец Майкла нежно погладил ладонь Марики.
— Он скучал по вам.
— Правда?
— Да, первые дни вообще не двигался с места: сидел на поляне у тотема и ждал, что вы вернетесь назад. Я кое-как уговорил его пойти со мной поесть. Пришлось прибегнуть к уловке.
— К какой?
Марика с нежностью смотрела на длинноухого кота.
— Сказать, что там мы сможем ждать вас вместе.
Ее сердце застучало с трепетом, будто прося хозяйку придвинуться к стоящему рядом мужчине.
— И он пошел?
— Только после этих слов.
— А вы… правда, ждали?
— Ждал ли я? Я начал ждать каждую нашу вечернюю встречу у костра, еще тогда… — О, этот взгляд, он вымотают ей душу свой искренностью, прямотой и открытостью. Так непривычно, когда не ходят вокруг да около, когда просто говорят то, что чувствуют; Марика вновь начала дрожать. — А когда вы ушли, я верил, что вы вернетесь. Я очень этого хотел.
— Я не могла не вернуться, ведь я же не услышала тех слов, что вы сказали мне на прощание.
— А я именно их и произнес: «Я буду вас ждать».
Когда пальцы Майкла коснулись ее щеки, а лицо приблизилось, она уже была готова к этому моменту, более того, ждала его с нетерпением и все же волновалась, волновалась так сильно, что не могла стоять на месте.
Первый поцелуй… Боже, их первый поцелуй…
Когда их губы соприкоснулись, все мысли — радостные, тревожные, грустные — вылетели из головы.
Второй раз он поцеловал ее на веранде летнего домика, прощаясь — вновь не стал ночевать под одной крышей.
— Я вернусь утром.
«Почему, — хотелось ей спросить, — почему вы уходите?»
— Не пора ли нам перейти на «ты»?
В темноте Марика видела, что его губы улыбаются. Ее собственные размякли, расплавились от его прикосновений.
— Да, пожалуй…
«Так почему?» — вопрошали ее глаза.
— Я не хочу тебя торопить. Нас. Потому что ты для меня не на одну ночь. Ты надолго. Понимаешь?
Марика понимала.
И ей хотелось плакать.
* * *
Это был первый день, когда, находясь в городской квартире, Марика не чувствовала ровным счетом никакого одиночества. Весь день, начиная с самого утра, она перебирала вещи и укладывала их в сумки. Зубная щетка, мыло, мягкие тапочки, сорочка… или лучше прозрачная комбинация? Трусики. У нее миллион трусиков — какие взять?
Майкл сказал коротко и просто: «Собери то, что тебе нужно. Ведь оно пригодится в коттедже… Я заеду к семи часам, помогу с сумками».
Создатель, он впервые переступит порог ее квартиры. Будет здесь. Там, где она все это время жила, работала, скучала по нему. Что он скажет? Не отпугнет ли его напускная роскошь? Не принизит ли она Марику в его глазах?
Нет, не должна. Он понимающий, за это она его и полюбила. Умный, способный смотреть с разных точек зрения.
Вот только сколько вещей с собою брать? На какой срок она переезжает? Все это они почему-то не успели обсудить.
— Арви! Прекрати носиться!
Сервал обживался в квартире на восемнадцатом этаже с самого утра. Сначала удивил вахтера, затем напугал лифтера, а после принялся методично изучать предметы интерьера: лезть на диваны, забираться на пуфы, грызть ножки стола…
Нет, она не брала его с собой! Даже не звала! Он просто юркнул в открытый Майклом проход и выбежал через бабкину дверь; ну, не гнать же назад?
Изольда поначалу скорчила страшную мину и приготовилась заорать, но, увидев стоящего в проходе проводника, скукожилась и махнула Марике рукой: мол, привезешь назад. Та кивнула.
Поначалу был страх, что кот убежит куда-нибудь в сторону и потеряется, но Арви, вопреки всем тревогам, следовал по пятам, как приклеенный, а теперь, разбросав конечности в стороны, валялся на прохладном мраморном полу у балконной двери, изредка пытаясь поймать качающуюся занавеску зубами.
— Ты мне тут все поперепортишь, — обронила Марика беззлобно, прокручивая в голове список того, что стоило взять с собой.
Когда раздался дверной звонок, она как раз держала в одной руке чулки белого цвета, а в другой — черного, пытаясь определить, пригодятся ли они ей на Магии вообще.
Она настолько размякла мысленно, что открыла дверь, не позаботившись взглянуть, кто за ней стоит, а когда Ричард вошел в квартиру, было уже поздно.
— Послушай, я решил дать нам еще один шанс.
— Да что ты?
Прозвучало едко и очень грубо. Другой бы отшатнулся от такого тона, как от кислоты, но не Ричард, и теперь они оба стояли и смотрели друг на друга словно заклятые враги. Даже не поздоровались.
— Да, я долго думал, но решил, что мы можем попро… эй, а что это у тебя в руке?
— Чулки.
— Ты куда-то собираешься?
— Сам не догадываешься?
— Ах да, у тебя же другой мужчина… — Слащавое выражение лица и готовность к перемирию улетучились одномоментно. — А я и забыл… А это… что?!
Из гостиной, вздыбив шерсть, прижав уши к голове и оскалив мелкие передние зубы, вышел сервал; вместе с ним в коридор влилось тихое грозное рычание. Марика впервые видела его таким: хищным, злым, недовольным. Как грозно он, наверное, выглядел в чужих глазах: дикий, совершенно не домашний кот, лапы длинные, мощные, клыки острые.
— Это мой питомец, познакомься.
— Ты… Ты дура… что ли?! — Ричард побелел, почти слился лицом с известкой на стене. — Это же зверюга!
Арви зарычал громче.
— Угу. И он мне очень нравится. Шел бы ты отсюда, Ричард, и не возвращался. Теперь здесь живу не только я, как видишь.
Если бы кто-то видел, с какой скоростью в тот день взрослый мужчина, забыв про существование лифта, улепетывал из квартиры на восемнадцатом этаже вниз по лестнице, он бы непременно заснял это на видео и, скорее всего, занял бы первое место в программе «Самые смешные», получив в довесок приз в тысячу долларов.
А аудио сопровождением видеоролику служил бы доносящийся из-за запертой двери веселый заливистый женский смех, через минуту перешедший в стоны и икоту.
* * *
— Всего две сумки?
— А зачем мне больше?
«На Магии ведь не требуется излишков, — хотела добавить Марика, — там жизнь наполняется не за счет вещей, денег или бутафории, там счастье появляется просто так. Потому что есть ты, я, потому что все уже есть».
Майкл истолковал ее слова по-своему. Наверное, сыграла роль обстановка в квартире, богатый интерьер которой он несколько минут разглядывал.
— Я понимаю. Пусть будет так. Я знаю, ты привыкла к роскоши и не можешь все это оставить, я и не прошу. — Он мягко улыбнулся. — Я с самого начала знал это и не смею принуждать тебя переезжать…
— Принуждать?
Марике казалось, ее принимают за кого-то еще, за кого-то совершенно другого.
— Да, у тебя ведь здесь работа, друзья, связи, шеф. Я пойму и приму любое твое решение. Буду рад, если ты будешь проводить со мной хотя бы пару дней в неделю.
Теперь ее щеки полыхали от смущения и нахлынувшего вдруг счастья. Он не сказал об этом раньше, но сказал теперь: «Живи со мной. Будь со мной. Все время».
— Вообще-то я сценарист, ты не забыл?
— Нет.
Устроившийся под картиной с холмом Арви деловито вылизывал лапу или же просто делал вид, что вылизывает ее, поглядывая на стоящую в центре комнаты пару.
Как хорошо, как здорово, когда есть выбор, когда знаешь, что поймут в любом случае. Тогда и хочется делать сообща, тогда хочется радовать в ответ, жить в унисон.
— Вообще-то, я могу переехать, ведь мне не обязательно быть здесь все время. Только привозить готовую работу в срок, а в остальном меня здесь никто не ждет. И… — Марика замялась, чувствуя себя совершенно счастливой, втянула побольше воздуха и продолжила, — и я была бы счастлива жить… вместе… Ну… попробовать… если можно…
Вместо ответа он просто обнял ее, прижал щекой к собственному плечу и прошептал:
— Тогда завтра мы вернемся за остальными вещами. Согласна?
— Угу.
И, ощущая теплую ладонь на собственном затылке, она восторженно засопела.
* * *
Бабка смотрела на сумки неодобрительно. Сопела, пыхтела, но слова против не сказала.
— Вы меня не простили? — тихо спросила Марика, прижимаясь к Майклу.
Наверное, они оба, несмотря на неприступный вид администраторши, выглядели совершенно счастливыми. У ног юлой вертелся Арви — тоже ждал, когда откроется дверь.
Похожая на ведьму старуха долго молчала. Жевала губами, моргала из-за стекол сползших на нос очков и спустя полминуты наконец произнесла:
— Время покажет.
Марика чувствовала, как пальцы Майкла одобряюще сжались на ее рукаве.
— Спасибо.
— Пока не за что. Дверь открою к зимнему коттеджу. Сегодня вечером минус пятнадцать.
Зачем она добавила это? Заботилась?
Марика не стала оборачиваться, чтобы взглянуть на морщинистое лицо. Скорее всего, на нем, как и всегда, читалось ворчливое неодобрение.
Они уже собирались шагнуть в дверь, когда администраторша вдруг добавила:
— Изольда. Я люблю печенье с апельсиновой или ягодной начинкой.
На этот раз Марика не удержалась — повернулась. С уползшими от удивления к шапке бровями ответила:
— Хорошо. Я запомню. И меня зовут….
— Я знаю, как вас зовут, — поворчала бабка и отвернулась к клавиатуре.
Марика так и не смогла решить, грымза та или нет. В любом случае, тенденция наметилась положительная, поэтому порог она переступила с улыбкой.
