Воскресенье, 10 августа
[Минус триста сорок три]
Меня разбудило солнце, лившееся в окно. Судя по часам, сегодня воскресенье. Голова болела. Я медленно выплывала из сна, глядя в окно, увитое плющом и занавешенное темным веществом, и думая о поцелуе, изменившем Вселенную, который был на моих губах всего несколько часов назад и никогда не существовал для Томаса.
Прошлое не изменить.
Я повернулась на бок, борясь с философией и придавленным непонятной тяжестью одеялом.
Рядом со мной на кровати лежал Томас. Ничего себе! Я со сверхсветовой скоростью перешла от полусна к абсолютному бодрствованию.
Он еще спит; его дыхание теплое, глубокое и ровное, как метроном. Я смотрю на него, смотрю на губы, которые целовала уже не однажды. Томас Алторп, который сказал, что я ему нравлюсь, вместе с которым я изменила Вселенную, который спит со мной в одной постели… Ну, в каком-то смысле.
Может, он и провел здесь ночь, но он полностью одет и лежит поверх одеяла. И все равно я встревожилась: я прошла через отрицательную энергию, чтобы сюда вернуться. Во что я нас втянула подобной быстрой перемоткой?
Я облизала губы и подышала на Умляута проверить свежесть утреннего дыхания. Котенок – это хороший знак. Не может реальность, где он снова рядом, быть плохой. Затем я тряхнула Томаса за локоть.
– Томас, – прошипела я. – Томас, проснись!
Он заморгал. Лицо наполовину впечаталось в мою подушку. Увидеть его без очков – все равно что узнать какую-то тайну.
– Привет. – Он сонно пошевелился и снова закрыл глаза. Тяжелая рука свесилась на меня, и вот я уже медведь, залегший в спячку с осени.
– Привет, – прошептала я, поуютнее устраиваясь в его тепле. Как хорошо… Между нами целое одеяло. – Ты… гм… ты помнишь, что было?
– М-м-м, я, наверное, заснул, – пробормотал Томас в подушку.
– Да, но – когда?
– Я рано встал, – зевнул он. – Пек заварные пирожные. Увидел у тебя свет и подумал… а-а-а-рх… – Новый зевок. – …зайду поздороваюсь. Но ты спала, а тут как раз вернулся Нед и отключился на траве у самой двери на кухню. Я не стал рисковать и перешагивать. Кровать казалась такой удобной…
– Ничего, все нормально, – пискнула я, пытаясь говорить краем рта, чтобы не дышать на Томаса. Мы с Джейсоном ни разу не проводили вместе ночь и даже не засыпали вместе. Я никогда не просыпалась рядом с кем-нибудь. А вдруг от меня разит, как от антилопы гну? Лучше вообще держать рот закрытым. Но мне же нужно выяснить, что произошло между посиделками в саду в пятницу и ночевкой Томаса на моей кровати. Я малость перескочила во времени, пропустив целые сутки.
– А я видела тебя вчера в «Книжном амбаре»? В голове полная пустота.
– М-м-м, – уклончиво произнес Томас, зябко передернув плечами.
– Тебе холодно? Лезь под одеяло, – предложила я, не подумав.
– Я воняю, как обезьянья клетка, – сказал он, но сразу слез с кровати и забрался ко мне под одеяло.
Ничего себе.
Серьезное ничего себе, потому что Томас на моей кровати – это одно дело. Это безопасно. Это друзья. Мы валялись на ней миллион раз. Но под одеялом руки и ноги, кожа к коже, сонное тепло, а на мне всего-то футболка и трусы.
Атомные частицы в полной боевой готовности.
– Привет, – прошептал он в мой рот, касаясь меня губами при каждом слове. – Мне кажется, у нас минут пятнадцать, прежде чем Нед начнет бесноваться.
Не было никакого тяжелого запаха изо рта, только тепло и аромат корицы, и его губы накрыли мои.
Его руки оказались у меня под футболкой, холодные на моей теплой спине. Мои ноги перепутались с ногами Томаса, тут же и наши тела прильнули друг к другу, – а губами мы уже соприкасались.
С бьющимся сердцем я отодвинулась. То здесь, то там, то веселье, то уныние, то счастливая, то подавленная – я не успеваю понять, где мы и насколько далеко я хочу зайти. После сумасшедшего вчерашнего вечера – и через неделю после поцелуя, которого не существует, – мы лежим под одним одеялом и целуемся так, будто занимались гораздо большим, чем поцелуи. Я хочу жить своей жизнью в нормальном порядке.
– Привет, – снова сказал Томас, потянувшись к моим губам.
– Здравствуй, – официально ответила я, опуская подбородок, как Умляут, отчего Томас засмеялся.
– О’кей, тогда давай еще спать, – сказал он, приподняв руку и приглашая меня снова примоститься рядом. Я свернулась калачиком, глядя на звезды на потолке. Они были расположены иначе.
Шагнув через порог, я что-то изменила.
Пластмассовые звезды задвигались, закручиваясь по спирали, и открылась телевизионная «каша». Я сейчас не расстроена, не растеряна, не печальна и не лгу. Дневников рядом нет. Поглядев на Томаса, я убедилась, что он спит. Я выбралась из-под одеяла и жестом Супермена протянула руку к звездам. Будет больно, но в любом случае телепортируй меня, Скотти.
Тело словно взорвалось изнутри, разбрасывая частицы по всему небу.
* * *
– Ты построила домик! – Джейсон перевел взгляд с меня на тюки прессованного сена и обратно, покачал головой и улыбнулся: – Я и забыл, что ты младше меня.
Еще утром это была блестящая идея. Она немного потускнела, когда я целый час передвигала один тюк, обливаясь пóтом под палящим солнцем. Но когда я вернулась с одеялом, чтобы постелить внутри, и с зонтом, чтобы пристроить сверху для тени, идея снова заиграла всеми красками – маленький форт, закрытый с трех сторон. Но Джейсон смотрел на меня как на сумасшедшую.
– Не порти настроение, – я схватила его за руку и потащила внутрь, пихнула на одеяло и плюхнулась рядом. Уже август, пшеница сжата – колючая стерна кое-где повылезала из одеяла, как волосы на ногах через колготки. – Смотри!
– Ну ладно, – Джейсон с усмешкой повернул свои солнечные очки в указанном мною направлении. Бескрайние золотые поля у горизонта сливались с голубым небом, вокруг никого, кроме птиц. – На что смотреть?
– На Вселенную, – ответила я. – На весь широкий мир. Разве не прекрасно?
– Марго, – сказал Джейсон, – вряд ли Холкси можно назвать целым миром. Вот подожди, когда я уеду в колледж…
Я перестала его слушать и отвернулась, роясь в припасах: книги, яблоки, пачки печенья, газировка в маленьком кулере для пикников. Я еще не придумала, как быть, если нам захочется по-маленькому, но в остальном мы могли сидеть здесь хоть целый день.
Он уезжает через три недели. Мы еще не говорили, что будет потом, но мне кажется – ничего. Ничего особенного. Роман выдохнется, поблекнет и забудется. Я почти не против – у нас было целое лето. Джейсон продолжал говорить, но я не слушала.
– У меня есть мороженое, – перебила я. – Надо его съесть, пока не растаяло.
Я вынула фруктовое мороженое и вафельный брикет. К моей досаде, Джейсон потянулся к фруктовому, моему любимому, но вдруг схватил меня за запястье и усадил к себе на колени.
Мне скоро на работу, – произнес он. Я по-прежнему держала оба мороженых, когда Джейсон медленно лег. Я вскрикнула, но его руки крепко удерживали меня за талию. В результате я оказалась в глупейшей позе, расставив локти у его плеч, с мороженым в кулаках, зарывшись лицом ему в шею и хохоча.
– Марго, – сказал Джейсон мне в шею, – положи мороженое, а?
– О. – Я бросила брикеты. У нас оставалось всего несколько недель, и я знала, что еще можно делать в домике из сена с тайным бойфрендом в последний день лета.
* * *
Кожу саднило как ободранную – это путешествие во времени отличалось от остальных. Путешествовать становилось болезненно. Но я снова лежу в кровати, лицом к лицу с Томасом, который уже нацепил очки, а между нами свернулся Умляут, тихо, по-кошачьи посапывая.
Сердцем я еще в полевом домике. Как я могла забыть то, что знала тогда: мы с Джейсоном с самого начала были не навсегда? Как я могла забыть, что я не возражала? Смерть Грея, как торнадо, стерла все, что было до нее, оставив меня беспомощной и растерянной.
– Ну что, значит, в среду? – спросил Томас. На секунду я подумала, что он говорит о сексе. Надень презерватив на банан и больше в жизни не ешь бананы. Я покраснела от корней волос до выкрашенных вишневым лаком ногтей на ногах.
Отделенный от меня подушкой, Томас подходил мне ну просто каждой клеточкой.
– Го, – улыбнулся он, отгадав мои мысли, – я спрашиваю не об этом. Хотя…
Он медленно похлопал ресницами и потянулся откинуть волосы с моего лица. Умляут между нами заурчал во сне. Приподнявшись, я ткнула Томаса в грудь.
– Молчи, – улыбнулась я, задержав руку на его груди. Оказывается, мне не нужен второй шанс. Моя ложь вообще не имела значения – я же оказалась там, где хотела? – Не заставляй меня рисовать Колбасу нуммер цвай!
– Почему в твоем исполнении немецкий звучит так красиво? Он просто ужасен, когда на нем разговаривает Нед… – На секунду Томас зарылся лицом в подушку и снова поднял голову. – Ладно, так что насчет среды? Ты, я и лучшая рыба с картошкой, какую может предложить пляж Холкси!
Кажется, он пригласил меня на свидание. И, похоже, я пропустила момент, когда согласилась.
Почему же я отсутствовала в такие важные моменты своей жизни?
Томас выбрался из кровати, потянулся и надел ботинки. Выпрямившись, он взглянул на мою пробковую доску.
– А, ты сохранила мой имей! Круто. И ты… решала на нем математику? Ну ладно, а-а-аргх…
Он пошел к двери, вернулся меня поцеловать и вымелся в сад прежде, чем я успела отреагировать.
– Привет, Нед, – донеслось снаружи. Мой братец что-то прорычал в ответ, но слов я не разобрала. – Это не то, что ты думаешь…
Я подождала, пока разговор затих вдали, встала с кровати и сняла имей с доски. Он снова изменился, но остался таким же бессмысленным. Для меня – Томасу определенно было все ясно. Он прав: я действительно исписала листок математическими вычислениями – по крайней мере, почерк мой. Но я не помню уравнения.