Когда я вышла из ванной, Томас спал, свернувшись на диване в гостиной. Умляут тоже спал у него за пазухой. Очки лежали на подлокотнике – без них еще труднее было поверить, что этот баламут с великолепными скулами и есть круглолицый мальчишка, который уехал.

На столе ноутбук. Вряд ли папа предупредил Томаса, что на Земле еще остались дома без ай-фая.

– Оставь магнитные карты и гироскопы, пигалица, – неизменно отвечал Грей, когда я просила провести приличный Интернет. – Поговори со мной о космосе. Что нового в астрологии?

– Астрономии, – поправляла я, и начинался спор о планетарном статусе Плутона или какой телескоп лучше – «Гойя» или «Галилеи».

Мне захотелось разбудить Томаса и спросить, почему он исчез на несколько лет, но я, бесшумно хромая, прошла в кухню, взяла коробку хлопьев и закрылась у себя до вечера.

Однако мне хотелось разобраться с тоннелями во времени – и спец эффектами! – так что отшельничеств было некогда. На следующее утро, прикрыв ссадины и синяки джинсами и фланелевой рубашкой с длинными рукавами, я подстерегла папу и попросила отвезти меня в школу. По дороге я выложила ему свой план поработать в «Книжном амбаре».

– Хорошо придумано, – похвалил папа. – Значит, будешь помогать вместе с Томасом?

Я чуть не подавилась языком. Томас решил подработать в нашем книжном?!

– Пожалуй, нам лучше выходить в разные дни – так у тебя будет больше помощи, – ответила я и добавила, будто эта мысль пришла мне в голову только сейчас: – Нед наверняка тоже захочет подработать.

Утрись, братец. Ты по всему дому расставил фотографии мамы, а я подстрою тебе работенку по пятницам.

К моему удовольствию, папа согласился, и я великодушно предложила составить график рабочих смен для всех.

– Позвони, когда тебя надо будет забрать домой, – сказал папа, высадив меня у школы. Только когда он отъехал, я вспомнила, что разбила мобильный.

После математики я пришла в библиотеку, забрала две книги, которые резервировала, и просидела там весь обед, распечатывая диаграммы из Интернета и ища в Гугле материалы по теме. Когда мое время на компьютере истекло, я со стопкой листков ушла в угол, достала из рюкзака дневник Грея и открыла то место, где говорилось о праздновании дня летнего солнцестояния.

Хочу почитать о прошлом лете. Буду надрывать себе сердце. С сандвича на страницу посыпались крошки – лучше бы я ела картофельный салат, а не чеддер на черством белом хлебе. Я смахнула их и пролистала вперед на целый день, неделю, две недели, пока не дошла до:

Я подавилась сандвичем. То есть Грей знал?!

На этот раз я почувствовала тоннель раньше, чем увидела, – в воздухе возник почти неслышный тонкий звон. Звук расширяющейся Вселенной. С усилием встав, я, хватаясь за полки, похромала между стеллажами, поглядывая на корешки книг. Латимер, Ли, Лэнгль. Сняв с полки «Складку времени», я увидела белесую телевизионную «кашу» и вдохнула морской соленый запах, прежде чем…

И вдруг я уже не сижу на полу в библиотеке и не уплываю домой от пляжа и Джейсона, а иду по школьной парковке прямо к Соф. А-а-а-а-а!

Сбившись с ноги от удивления, я притворилась, что просто хромаю. В реальной жизни время тоже пролетело, как на отсидке после уроков или во временнóм тоннеле в комнате Грея (и не как в Нарнии).

Соф в сарафане сидела на низком бортике и пила что-то пенное и зеленое («Зев акулы, волчий клык, в полночь сорванный мутник»). Облако кудряшек при моем приближении дрогнуло – не знаю, был это приветственный кивок или нет.

Помотав головой, я сосредоточилась на настоящем и присела рядом, обливаясь потом в своих джинсах. Я не могла избавиться от мыслей о Джейсоне, вспоминая первые дни, когда сердце будто расширялось на миллион миль в минуту от избытка новых ощущений, готовое взорваться.

Некоторое время я думала, что сказать, и в конце концов остановилась на:

– Не возражаешь, если мы вместе поедем на автобусе?

– Конечно, нет, – осторожно, но с удовольствием ответила Соф. Через несколько секунд она взглянула на меня и спросила: – А ты разве не на велике?

– Разбила.

– Ого! Ты сильно ушиблась? – повернулась она ко мне. Я показала щиколотку. – Б-р-р-р-р! Намажь мазью с арникой!

В этом вся Соф – лезет с непрошеными советами. Но сказано это было искренне, да и арника – народное средство, которые предложил бы сам Грей, поэтому на вопрос, что случилось, я ответила:

– Резко свернула на углу Бёрхема. Все не так уж серьезно.

– В «Книжный амбар» ездила? – непринужденно спросила Соф. За разговором она вырвала листок бумаги из альбома для набросков и принялась ловко складывать оригами. Она не знала, что я не переступала порог магазина деда с сентября.

– Ага.

Мы замолчали, чего у нас никогда не случалось. Раньше мы болтали без умолку на любые темы – мальчики, девочки, домашние задания, бесконечные возможности Вселенной, в какой молочный коктейль лучше всего макать чипсы и стоит ли мне соглашаться, чтобы Соф остригла меня под короткое каре.

Я полезла в рюкзак за книгой, взятой в библиотеке – Герберт Уэллс, «Машина времени», – и увидела, что после визита во временнóй тоннель между книгами материализовалась булочка с корицей. Софи подтолкнула меня в бок, открывая и закрывая бумажную «гадалку».

– Почему у тебя из сумки пахнет корицей? – спросила она. – Ладно, выбери цвет.

– Желтый.

– Оп-па. – Соф отсчитала желтый и развернула квадратик, после чего сделала гримаску «ты не поверишь». – В воскресенье Готти пойдет на пляж!

В выходные начинаются летние каникулы, а воскресенья мы всегда проводим на пляже. В любую погоду, независимо от присутствия Неда и его группы. Это одна из традиций нашей дружбы, наряду с придумыванием дурацких ансамблей и сочинением песен того же достоинства, увековечиванием имен друг друга на подошвах туфель или просмотром по телеку одного и того же фильма под беспрестанный обмен эсэмэсками. Правда, с прошлого года мы этого не делали. Соф приняла предложение вместе поехать на автобусе как оливковую ветвь.

– Ладно. – Я потянулась за Таинственной Коричной Булочкой и вынула ее, слегка помятую, в качестве дальнейших мирных инициатив. – Вот. Наверное, Нед испек.

Соф преклоняется перед моим братом за то, что он поет перед публикой: ей тоже охота, да вот только она стесняется. Она и рок-группы стала придумывать, чтобы привлечь его внимание: когда у нее вырвалось словечко «Фингербанд», Нед хлопнул ее ладонью по ладони, и Соф не мыла руку целую неделю.

– Ты ешь мучное?!

Я подняла глаза. Перед нами, сморщив идеальный носик при виде булки, стояла Мегуми Ямазаки, прославившаяся определенным образом после инцидента с Томасом, подложившим ей медузу в контейнер с завтраком. Семья Ямазаки переехала в Бранкастер, так что учились мы в разных школах, но в этом году Мигуми часто попадалась мне на глаза в толпе старшеклассников. Если Соф увлеклась стилем пятидесятых, то Мегуми выбрала шестидесятые, когда появлялись эти странные эстетские французские фильмы: полосатая футболка, короткая стрижка – и еще более короткие шорты.

– Мег, ты помнишь Готти? Вы вместе ходили в детский сад. А теперь, – игнорируя булку, Соф жестом показала перемену, – мы с Мег увлеклись художественным и театральным искусством. На мне декорации, на Мег – звездность.

Они просияли друг другу. У Соф новая любовь? И, похоже, небезответная? У меня нет права обижаться на то, что она мне не сказала.

– Я пытаюсь заставить ее заняться актерской игрой, но – кто бы мог подумать? – у нее страх сцены! – сообщила Мег.

Отчего же Соф даже под караоке пела только у себя в комнате и только передо мной.

Подъехал автобус. Сбросив скорость, он, отдуваясь, остановился, но Соф все равно беспокойно вскочила и замахала водителю. Грей ее всегда поддразнивал: «Какая же ты хиппи, София? Нужно уметь расслабляться».

Я похромала за Мег и Соф, которые уже уселись рядышком, поджав ноги, и неловко плюхнулась через проход. Мег достала айпод. Я надеялась, что она вставит плаги в уши и оставит нас в покое, но один наушник она воткнула в ухо Соф.

– Извини, – сказала мне Соф. – Автобусная традиция.

Я кивнула и попыталась, в свою очередь, оставить их в покое. Они перешептывались. Я отломила кусок булки. На вкус она была как осень, хотя летнее солнце палило вовсю.

– Соф, мы идем завтра на «Фингербанд»? – промурлыкала Мег.

– Нед – брат Готти, – напомнила Соф, покосившись на меня. Надо же, а я и не знала, что группа выступает.

– Ах да, – чуть отодвинувшись от спинки сиденья, Мег оглядела меня с ног до головы, видимо, не понимая, как это я являюсь родственницей Неду, который считает леопардовый принт нейтральной расцветкой. – Ты пойдешь на репетицию? Проводы лета будут обалденные – говорят, дедушка Неда однажды принес в жертву козу?

Ее слова отдавались в ушах треском петард. В августе Грей устраивал в саду настоящую вакханалию: в прошлом году он связал волосы в пучки, попросил Неда выдвинуть пианино, засел в зарослях своего любимого рододендрона и наяривал «собачий вальс». Как Неду в голову пришло собезьянничать и это?!

– Тогда ты и Джейсона знаешь? – Мег разговаривала вопросами и не дожидалась ответов. Мне захотелось спросить, откуда она знает Джейсона, почему она не уверена, что я его знаю, неужели он обо мне не рассказывает и наши отношения по-прежнему секрет. – А это правда, что в дом Неда переехал какой-то парень?

Черт. Соф переехала сюда через год после отъезда Томаса, поэтому его внезапное возвращение для нее мало что значит, но она в курсе, кто такой Томас: первые полгода нашей дружбы я жаловалась, что он как в воду канул. Пока не ясно, подруги мы с ней снова или нет, но когда Соф невероятным образом повернула ко мне голову, как сова, стало ясно: она считает, что я должна была ей сказать.

Краснея, я пояснила:

– Томас Алторп вернулся. Вчера.

Мег сморщила нос, одновременно набирая эсэмэску, болтая и бросая бомбы направо и налево:

– Томас из детского сада? А он правда поселился в комнате дедушки Неда?

Судя по выражению лица Соф, я должна была и об этом сказать.

С минуту она молчала, затем демонстративно повернулась к Мег и сказала:

– Драматично-грамматично.

Мег не подняла головы, что-то увлеченно набирая, – фонтан бликов плясал над ее кольцами.

– Женский коллектив стиля хип-хоп, – подтолкнула ее Соф. – Читаем рэп о романтических драмах и пунктуации!

Это была наша любимая забава – я подхватывала строчки, подавала рифмы или подыгрывала. Но Соф нарочито пыталась играть в нашу игру с Мег, а не со мной.

Мег нахмурилась – каким-то образом это получилось у нее изящно – и убрала телефон в нелепо тесный карман коротеньких шорт.

– Ты о чем?

Соф на меня не глядела, но я чувствовала, как она ощетинилась – автобус практически завибрировал. Не в силах выдержать напряжение, я обратилась к пустому сиденью напротив:

– Обманывать меня не дозволено, пусть теперь сидит обособленно – как деепричастие!

Пауза.

– Не обращай внимания, – проскрежетала Соф, обращаясь к Мег, которая недоуменно смотрела то на нее, то на меня. Я первая дружила с Соф, хотелось мне завопить, как пятилетней. Только мне можно знать, что у нее страх сцены! Остальным она говорит, что у нее гланды!

Грей назвал бы меня собакой на сене.

Я уставилась в окно, за которым проносилось золотисто-зеленое марево. Через несколько минут пейзаж распался на отдельные деревья и поля: мы подъезжали к Бранкастеру.

– Я приехала, – сказала Мег, поднимаясь. – Приятно было увидеться, Готти. Мы в воскресенье идем на пляж, можешь присоединиться.

От разрешения поучаствовать в собственной традиции я почувствовала себя аутсайдером.

Мег, не торопясь, пошла по проходу. Соф тоже вскочила, невнятно жестикулируя.

– Я… у нас… проект по искусству, – выпалила она, бросив что-то мне на колени: – Это тебе.

Она пулей вылетела из автобуса. В окно я видела, как она нагнала Мег, – платье в горошек развевалось на ветру. Автобус, дребезжа, отъехал. На коленях у меня лежала бумажная «гадалка». Под каждым клапаном Соф написала: «Помнишь, как мы были подругами?»

Когда я приехала домой, Томас с Недом играли в саду в Греевскую версию скрабла: без доски, и половина слов посеяны в маргаритках. Я вроде бы разглядела «судьба», но с тем же успехом это могла быть и «нудьга».

Томас улыбнулся мне с газона.

– Го, – сказал он, – хочешь…

– Нет, – оборвала я и протопала мимо. Нога ужасно болела. Меня охватило иррациональное бешенство. Вот бы повернуть время вспять! Даешь вторую попытку прожить последний год! Я уже не сомневалась, что бездарно его прогадила.

Я дважды находила Джейсона в конце временнóго тоннеля – а вместе с ним и себя прежнюю.

Мир пытается мне что-то сказать.

Схватив черный маркер, я крупно написала на стене над кроватью:

Уравнение пространства-времени, выведенное Минковским. Вызов, брошенный Вселенной. Я ожидала ряби в воздухе и смены кадра, как вчера на кухне, или открытия тоннеля во времени – чего угодно, лишь бы сбежать из этой невыносимой реальности.

Но ничего не произошло.