Если бы инспектор Купер задержался на вилле чуть дольше, он бы столкнулся с Энрико нос к носу. Молодой человек подъехал к усадьбе Пересов через несколько минут после того, как от ворот отъехала машина инспектора. Энрико не был здесь около двух недель. Тогда, на кладбище, он не сводил глаз с Дорис. Он видел, как было тяжело ей, и не решался подойти. Домой ехал потрясенный, все его мысли были о Дорис.

С трудом выдержав время, он приблизился к воротам виллы. «Как теперь она воспримет мой визит? И как провела она эти две недели после смерти брата. Как ей тяжело, бедняжке». Он вспоминал, как они сидели в саду, как несчастна была она; он так и не узнал причину ее печали.

У него защемило сердце: «Возможно, она предчувствовала беду и оттого была так печальна?» — он посмотрел на огромный букет гладиолусов, который держал в руке и осторожно поправил его, боясь повредить.

Дорис, как обычно, оказалась дома, и ему недолго пришлось ждать в гостиной. Она появилась, грациозно спускаясь по лестнице. Энрико шагнул ей на встречу:

— Здравствуйте, Дорис! — он вручил ей букет.

— Спасибо, Энрико, — немного смутившись, она взяла букет.

«Как она бледна», — подумал Энрико. Они присели на мягкую длинную скамейку.

— Ну вот, решил заглянуть к вам… Как ты, Дорис?

— Да так… Хвалиться нечем. После того, что случилось… Это трудно пережить.

— Я понимаю, — Энрико захотелось обнять девушку. — Но все… все будет хорошо, — он вдруг осознал, что их руки встретились.

На глазах девушки показались слезы. Она встала и молча пошла к выходу. Энрико последовал за ней. Они вышли в сад. Оттуда дохнуло свежестью и потянуло ароматами цветов.

«Мне надо ее как-то успокоить», — подумал он, но ничего в голову не приходило. Кроме того, он боялся, что какие бы хорошие слова он ни нашел, они наверняка повергли бы девушку в еще большее отчаяние. Наконец они подошли к той самой беседке у бассейна, в которой уже встречались. Молча сели, долго не решаясь заговорить друг с другом.

— Дорис, давай поговорим о чем-нибудь приятном, — он взял ее руку. — Ведь нельзя все время думать об одном. Жизнь идет своим чередом…

— Как это страшно! Ведь Джонни ничего не успел… ничего не успел узнать… Почему именно Джонни?

— Твой отец дома? — Неудачно попробовал сменить тему Энрико.

— Нет. Он сейчас с Шарлотой в больнице.

— А что, с ней что-нибудь серьезное? — Энрико притворился, что не знает.

— Очень серьезное, инсульт. Жаль папу, все свалилось на его голову.

— А врачи что говорят?

— Ничего определенного. Отец вызвал каких-то профессоров из Штатов.

— Ты давно была у нее?

Дорис надолго замолчала.

— У нас общее горе. Я потеряла любимого братика, она же — сына. Наверное, это немного сблизило нас. Кроме того, мне бесконечно жаль отца…

И Энрико пожалел, что задел эту тему.

— Она ко мне плохо относилась, — вдруг задумчиво произнесла Дорис.

— Почему? — вырвалась у Энрико.

— О, это длинная история… Мне не хотелось бы ворошить прошлое, — она встала и сорвала веточку. — Скажу только, что она не заменила мне мать. Я не видела в ней маму. Возможно, тут есть и моя вина, — отрешенно сказала Дорис. — Кроме того, она… она изменяла отцу, — девушка сорвала несколько листочков и выбросила их.

— Но откуда ты знаешь? Возможно, ты ошибаешься? — сказал Энрико.

— В этом я уверена. Я точно знаю: она обманывает отца, — слова «точно знаю» Дорис подчеркнула нарочито твердым тоном.

Энрико молчал, не зная, что сказать. «Девчонка твердо в этом уверена, и переубедить ее очень трудно, да и зачем делать это», — подумал он.

— Ну и что? Подумаешь, изменила, что из этого? — вырвалось у Энрико.

— Ах, так! Ты так думаешь? — воскликнула девушка и устремила гневный взгляд на Энрико. — Если вы… ты так думаешь, мне не о чем с тобой говорить! Не о чем! — вспыхнула она.

— Успокойся! Успокойся, Дорис, — он с силой усадил ее на скамью — Успокойся! Я не то хотел сказать, ты меня не так поняла! — Энрико пытался спасти ситуацию.

«Не следовало мне забывать, что она — другая, совсем другая. Не такая, как те светские дуры», — разозлился он на себя. — Ты не так меня поняла: брак под венцом — это благословление Господа. А измена — грех.

— Но ты только что сказал обратное, — в словах ее он уловил горечь.

— Иногда это со мной случается: говорю одно, а в мыслях — другое, — и с ужасом почувствовал, что сказал глупость.

— Тогда вы неискренний человек. Если думаете одно, а говорите другое.

— Нет, я ляпнул это помимо своего сознания и, поверь, сожалею об этом. — Энрико подумал, что давно не попадал в такую идиотскую ситуацию. Множество женщин, которых он знал, были совершенно другими. С ними он чувствовал себя уверенно и свободно. Обычно они уступали… Здесь же был иной случай. Эта простенькая девчонка, имела над ним некую власть. Он не понимал какую, но рядом с ней Энрико терял уверенность в себе, сбивался в словах и обдумывал каждое слово, прежде чем сказать. И это было странно и удивительно, так как он считал себя балагуром. Более того, он с удивлением, обнаружил, что ему нравится такая власть, она вовсе не гнетет его. «Она, наверное, в душе смеется над моей неуклюжестью», — подумал он. Энрико замолчал, однако надо было что-то сказать.

— Дорис, мы только что были на ты, — рассеяно произнес Энрико.

— Да, я помню, — слегка улыбнулась она. — Но твои последние слова вывели меня из себя.

— Прости, прости, Дорис! Давай пройдемся, ты не против?

Она встала, и они пошли по алле. Сквозь листья деревьев с трудом пробивались лучи солнца. Тени скользили по лицу девушки. Энрико незаметно любовался ее профилем и молчал. Так, молча, они подошли к бассейну. Девушка села на гранитный бортик, Энрико присел рядом, проклиная себя за нерешительность.

— Ты опять загрустила? — он обнял ее.

— Я вспомнила его… Знаешь, однажды он разыграл меня: сделал вид, что тонет. И я поверила, очень испугалась, — на глазах ее появились слезы. — Скажи мне, почему так происходит: безвременная гибель — расплата за грехи? Но какие грехи мог совершить за свою короткую жизнь Джонни? — отрешенно произнесла она.

— Я слышал, что это происходит от того, что в прошлых жизнях этого человека, было много смертных грехов. Они накладываются друг на друга в последующих жизнях. И следует наказание.

— А ты веришь в это? — она заглянула ему в глаза.

— И верю, и нет, — он пожал плечами. — Хотя, наверно, что-то такое существует. Ибо если за гробовой доской нет ничего, то каков смысл жизни? Здесь нет логики. Я думаю, что земная жизнь — это лишь видимая часть айсберга, а невидимая — там, под водой.

— А я думаю, что смерть детей — это расплата за грехи родителей, — грустно сказала Дорис и задумалась.

— Возможно, ты и права. Я думаю, ученые докажут: переход от биологической форме жизни к полевой возможен. Тело разрушается, а душа в форме энергетического объекта остается. Навечно! Тебе, наверное, неинтересно?

— Нет, нет! Продолжай!

— Я думаю, душа существует, только в другом мире, невидимом, неощутимом. Хотя… — он замялся.

— Что — хотя?..

— Хотя порой эти миры соприкасаются…

— Сны… мои сны… — прошептала девушка и побледнела.

— Какие сны? — вырвалось у Энрико. Он увидел, как взволнована девушка.

— Я как-то говорила, что встречала тебя, помнишь?

— Да!

— Так это было в моем сне. Точнее, в моих снах. Страшных моих снах, — Дорис подчеркнула слово «страшных».

— Но почему страшных?

— Они всегда одинаково плохо кончаются. При этом меня охватывает тревога… Ты, может, думаешь, что я «не того»? — она улыбнулась, чем обрадовала Энрико.

— Да нет! Тебе надо плюнуть на эти сны. Сплюнуть три раза, — улыбнулся он. — А вообще тебя надо отвезти в город, чтобы ты развеялась. Там много мест, где можно приятно провести время. Конечно, если ты не против…

— Ты только не смейся надо мной: я никогда не была в ресторане или на дискотеке, — покраснела она. — Только не теперь. Я постоянно думаю о моем несчастном братике… Только не теперь. А дальше видно будет. Энрико, сегодня утром приходил какой-то тип из полиции, инспектор Купер. Он интересовался тобой.

— Мной?! — воскликнул Энрико.

— Он этого не сказал. Просто спросил, когда я видела тебя в последний раз, — рука ее теребила брошку на платье.

— Наверно, из-за той драки, — улыбнулся Энрико.

— А что произошло? — поинтересовалась девушка.

— Врезал одному кретину так, что его унесли, — соврал Энрико.

— И за что?

— До так, из-за пустяка. Слово за слово…

— Надеюсь, тебя не забрали в полицию? — перебила его Дорис.

— Забрали, но потом выпустили. Отец помог.

— А кто твой отец?

— Понимаешь, Дорис, в нашем мире есть люди, от которых зависят судьбы многих людей, и они не занимают при этом никаких постов в правительстве. Таков мой отец. Думаю, он иногда жалеет, что мы уехали из Сицилии. Мы там жили бедно, просто и счастливо. Обычная крестьянская семья.

— А когда вы уехали?

— Когда мне было чуть больше трех, — усмехнулся Энрико.

— И ты все помнишь?

— Да.

— А я ничего не помню в три года. Ничего! — задумалась она.

Дорис вспомнила себя маленькой девочкой, с большим белым бантом в волосах, сидящей на коленях отца. Было тепло и уютно. Весело потрескивал огонь в камине. Отец что-то рассказывал, может быть, сказку о волшебном колечке.

— Папа, а где моя мама? — спросила маленькая девочка.

Отец долго молчал. Она вспомнила, что из глаз его покатились слезы.

— Ты плачешь, папа? — испугалась Дорис.

— Мама… мама уехала… надолго, — произнес отец и поцеловал дочь.

Дорис тогда было лет пять.