Глава 25
Второй день шел дождь, и Гарри Купер в который раз вспомнил солнечный Рио-де-Жанейро, откуда он вернулся две недели назад. «Можно сказать, что отпуск прошел на славу, — подумал он и глянул в огромное овальное зеркало. Оттуда на него смотрел молодой, слишком молодой для своих сорока пяти лет, человек с приятным открытым лицом. — Однако, надо спешить», — решил Гарри и взглянул на часы. Было восемь с четвертью. К девяти он должен быть в управлении, а еще следовало принять душ и выпить чашку кофе. Этот обязательный ритуал соблюдался много лет и был нужен ему, как воздух.
С тех пор как погибла Долорес, Купер, можно сказать, утратил интерес к жизни. Более того, за эти два года он умудрился растерять почти всех своих друзей. Из веселого общительного парня Гарри превратился в молчуна с грустными глазами, чурающегося всякой дружеской компании, что, впрочем, было воспринято друзьями с пониманием. Они думали, что это пройдет. Но минуло много времени с момента гибели Долорес, слишком много, чтобы забыть гибель любимой жены, а Купер оставался таким же необщительным и мрачным. Правда, в последнее время у друзей Гарри мелькнула надежда вернуть парня в свои ряды, ибо одному из них, Тони Флориано, удалось уговорить его взять отпуск и махнуть в Рио, разумеется, с Флориано. Но и там Гарри оказался верен себе: никаких женщин, только вода и песок. Тони рассказывал, что за весь отпуск Купер даже не улыбнулся, хотя, к его удивлению, мог выпить изрядно. Вот и теперь, когда затея с отпуском окончательно провалилась, друзья капитана Купера приуныли, хотя и не теряли надежды вновь увидеть обаятельного и жизнерадостного человека.
Надо сказать, что у начальства Купер был на хорошем счету. Комиссар Франк Костанеда всегда ставил его в пример. Он мог накричать на всех, но не на Гарри, с ним он был изыскано вежлив. Может, это и правильно, ибо за полтора десятка лет службы в полиции у Купера не случалось серьезных проколов. И если шеф поручал ему дело, он был уверен, что тот справится с ним. Со своей стороны, Гарри дорожил отношением к нему шефа и старался работать с полной отдачей.
Вот и сейчас, сидя в старом обшарпанном автомобиле (объект тайных насмешек сослуживцев), он продумывал план на сегодняшний день. Сперва ежедневное совещание у комиссара, затем он должен допросить свидетелей инцидента в кафе «Торнадо». Кажется, все. Нет, еще разговор с сенатором Пересом. При упоминании этого имени капитаном овладело странное беспокойство. Купер только пожал плечами и припарковался на стоянке комиссариата.
Как он и предполагал, Костанеда уже был на месте, не хватало только его и Торесса. Совещание длилось минут сорок и проходило на удивление тихо и вяло. Обычная установка на день, не более. Допрос свидетелей по поводу ограбления казино тоже оказался банальным. Средь белого дня двое в масках, угрожая оружием, обобрали казино, и свидетели не могли сказать ничего определенного. Для Купера было ясно, что преступников следует искать в мафиозных кругах, и, похоже, это обычная разборка. «Торнадо» курирует Эспиноса, значит, нападающие — люди дона Винченцо или Бранта. Гарри знал, что полиция в таких случаях бессильна. Но, если такие разборки принимают массовый характер или есть наличие трупов, полиция действует решительно. Однако за решеткой все равно оказываются «стрелочники». «Крестные отцы», конечно же, остаются в стороне. Итак, события в кафе казались Куперу маловажными. Он взял бумагу и стал набрасывать вопросы, которые необходимо будет задать сенатору.
Сенатор оказался коренастым плотным мужчиной средних лет с добродушным лицом. Он встал из-за стола и протянул Куперу руку:
— Перес. Хайме Перес.
— Купер. Инспектор Купер, — он пожал вялую руку.
— Садитесь, сеньор Купер, — Перес указал на глубокое кожаное кресло. — Что привело полицию ко мне?
— Не беспокойтесь, мне необходимо поговорить с вами. Я задам несколько вопросов, которые, возможно, покажутся вам странными, но мне бы хотелось, чтобы вы на них ответили.
— Попытаюсь ответить на ваши «странные вопросы», — усмехнулся сенатор и вытащил сигару.
— Закурите? — спросил он инспектора.
— Спасибо, не курю.
Перес закурил и вопросительно посмотрел на Купера:
— Ну, начинайте ваш допрос, — он слегка улыбнулся.
— Сеньор Перес, боже упаси, какой допрос? Я бы назвал это дружеской беседой. Скажите, у вас есть враги?
— Враги?! — сенатор едва не выронил сигару. Он задумался. — Пожалуй. Вокруг людей такого ранга, занимающихся политикой, всегда есть те, кто готов их съесть и не подавиться. И таких в избытке…
— Нет, нет, не обобщайте. Вы можете конкретно сказать о ком-либо: «Вот мой враг. Он готов совершить подлость в отношении меня». Это может быть ваш старый недруг или тот, кого вы обидели…
— А что это даст? Ведь есть много тайных недоброжелателей, о которых даже не подозреваешь. Они намного опаснее явных врагов.
— И все-таки…
Сенатор надолго задумался.
— А почему вы спрашиваете? — он в упор глянул на Купера.
— Род вашей деятельности может вызвать чью-либо неадекватную или негативную реакцию. Возможно, какой-то организации… — увильнул от ответа Купер.
— Мафии?! — воскликнул сенатор.
— Почему многие под словом «организация» подразумевают мафию? — улыбнулся Купер.
— Я думаю, что это возможно…
— У вас большая семья? — инспектор заглянул в бумаги.
— Нет… Жена, дочь… Был сын… — глаза сенатора затуманились.
— Извините, сеньор Перес. Я знаю о вашем горе и приношу свои соболезнования. Но как вам ни тяжело, я должен поговорить о сыне.
— О сыне?! — Перес был поражен и не скрывал этого.
— Видите ли… Как бы сказать поделикатнее… Ваш сын умер не от сердечного приступа… Его… отравили.
— Что?! Что вы сказали?! — сенатор вскочил с кресла, его лицо побагровело, и он стал медленно оседать на пол.
Купер подхватил его.
— Что, что вы сказали? — прохрипел сенатор.
— Его отравили… — тихо повторил Купер.
— Кто? — простонал сенатор.
— Вот это мы и хотим выяснить. В организме мальчика найден яд. Эксперты говорят, что это очень редкий яд. И если бы вскрытие проводилось несколькими часами позже, они ничего бы не обнаружили. Этот яд имеет свойство полностью разлагаться в организме человека, не оставляя в нем следов. Он из семейства кураре, правда, действует не так быстро. Поражает в первую очередь нервную систему.
— Боже! Боже мой! — сенатору снова стало плохо.
Купер налил в стакан воды и подал ему. Ему было жаль сенатора, который вдруг на глазах превратился в дряхлого старика.
— Бедный мой мальчик, — простонал Перес, — бедный мальчик…
— Вот поэтому я и спросил о ваших врагах.
— Боже, как мне сообщить это жене?
— Кстати, мне и с ней надо поговорить. Она дома?
— Нет, она в больнице. Только что перенесла удар.
— Тогда пусть выздоравливает, — инспектор что-то пометил в блокноте. — Сеньор Перес, я хочу спросить вас… В последние дни никто из посторонних в вашем доме не появлялся?
— Не знаю. Я только что вернулся из Штатов.
— Вы не против, если я опрошу ваших домочадцев, скажем, сегодня вечером?
— Не против. Делайте все, что считаете нужным.
— Тогда все, дорогой сеньор Перес. Я выполнил свою миссию с болью в сердце. Еще раз извините. До свидания! — инспектор протянул руку, и сенатор так же вяло пожал ее.
Выйдя из кабинета Переса, Гарри глянул на часы и почувствовал, что пора обедать. Он зашел в небольшое бистро, где заказал бифштекс и салат. Вскоре, основательно утолив голод, он вернулся в управление, несколько часов покорпел над документами, а в шестнадцать уже входил в роскошный особняк Пересов.
Отворила ему немолодая женщина с большими печальными глазами. Купер показал удостоверение, и служанка пропустила его внутрь.
— Хозяев нет дома, — чуть запинаясь, возможно, от волнения, произнесла она. — Правда, есть сеньорита Дорис …
— Извините, как вас зовут? — инспектор вынул блокнот.
— Тереза Гомес. Я служанка, сеньор, — она выглядела чуть испуганной.
— Сеньора Гомес, мне необходимо поговорить с вами, — произнес Купер, чем еще больше напугал служанку. — За последние трое суток на вилле появлялись посторонние люди?
— Посторонние? Нет… нет… — с трудом ответила Тереза.
— А вы не обратили внимания, что в доме происходит что-нибудь необычное? Может, знакомые вам люди ведут себя как-то странно. Вы не заметили?
— Нет, а что?
— Попросите всех работников этого дома собраться в вестибюле, я хочу с ними поговорить, — вместо ответа произнес Купер.
— Хорошо, сеньор инспектор. Я все сделаю, как вы сказали, — она повернулась и вышла из комнаты, затем появилась опять. С нею была пожилая полная женщина и высокий худой старик с выцветшими голубыми глазами. Они нерешительно приблизились к Куперу:
— Здравствуйте, сеньор инспектор, — старик почтительно снял шляпу, обнажив голый череп.
— Здравствуйте, присаживайтесь! — он указал на кресла. — Я не займу много времени. Вы здесь долго служите?
— Около двадцати лет, с тех пор, как сеньор Перес купил эту виллу и ему понадобился садовник.
— Итак, вы садовник. Работа в саду — единственная ваша обязанность в доме?
— Нет, сеньор. Я еще занят в некоторых работах по дому… Ну, например, я неплохой плотник.
— У вас есть семья?
— Нет, сеньор инспектор. Я одинок, — вздохнул садовник.
— А где вы живете?
— Сеньор Перес был так добр ко мне, что выделил комнату в этом доме.
— Хорошо. А вы, сеньора? — обратился он к пожилой женщине.
— Лолита Торес, кухарка, — подсказала Тереза.
— Сеньора Торес, вы давно здесь служите?
— Да, сеньор инспектор. Я пришла на работу к сеньору Пересу пять лет назад.
— А раньше где вы служили?
— У других господ. Но здесь были лучшие условия, и я перешла сюда.
— Вы тоже живете здесь?
— Да. Сеньор Перес так великодушен.
— У вас есть семья?
— Нет… — Лолита вдруг замялась. — Вообще, есть сын, но он живет отдельно.
— Как его зовут? — быстро спросил Купер.
— Николас. Николас Лопес.
— Николас Лопес, — повторил Купер, записывая имя в блокнот.
— Сколько ему лет?
— Тридцать пять.
— Он женат? — спросил Купер, не отрываясь от блокнота.
— Нет.
— А где он живет?
— Где-то в пригороде Лимы.
— Хорошо, сеньора Торес. А теперь ваша очередь, — обратился он к Терезе.
— Тереза Ставиньска.
— Вы славянка? Полька?
— Да, тридцать лет назад я эмигрировала из Польши. Знаете, Гомулка…
— Вы замужем?
— Нет, я одинока… Вот живу у сеньора Переса.
— Давно здесь служите?
— Около двух лет. Я сменила Луизу.
— А до этого?
— Кем я только не работала… Теперь вот здесь.
— А теперь внимательно слушайте, что я вам скажу. Не замечали ли вы в последние дни посторонних?
Все задумались.
— Тот сеньор… Ну, тот, кто приходил к сеньорите, — неуверенно сказала Лолита.
— Как его зовут? — Купер постарался не выдать своего волнения.
— Я не знаю. Он иногда приходит к сеньорите, — пожала плечами Лолита.
— А где она сейчас?
— У себя в комнате. После случая с Джонни она почти из нее не выходит.
— Расскажите мне обо всем, что происходило в этом доме накануне смерти сына сенатора.
— А что рассказывать? — недоуменно произнесла Тереза.
— Все! Начиная с того утра, когда вы проснулись и приступили к своим обязанностям…
— В то утро я встала с каким-то странным чувством не то тревоги, не то необъяснимой печали или страха, что ли… Зашла на кухню. Немного посплетничала с Лолитой. Там еще был Николас.
— Николас?! — воскликнул Купер.
— Это сын Лолиты.
— Так он был на кухне?
— Да.
— Продолжайте, сеньора.
— На кухне я позавтракала… Потом… отнесла завтрак сеньоре Шарлоте и Джонни.
— А сеньорита Дорис?
— Я ей хотела отнести завтрак в комнату, но она отказалась. Вместо этого пошла искупаться.
— Сеньора Переса не было дома?
— Да.
— Еще я отнесла Дорис сок. Стакан апельсинового сока. Это традиция: утром перед завтраком я приношу ей какой-нибудь сок. На этот раз апельсиновый.
— Ну, а что было дальше?
— Как что? Поставила на столик и ушла. Сеньорита еще спала.
— А сеньории что, тоже спала? — Купер перевернул лист блокнота.
— Когда я понесла им завтрак, госпожа и Джонни уже проснулись.
— Что было на завтрак?
— Немного мюсли, овсяная каша.
— Апельсиновый сок вы им приносили?
— Да.
— И долго они завтракали?
— Через минут двадцать я собрала посуду.
— А Джонни завтракал в своей комнате?
— Да.
— И когда ему стало плохо?
— Через час-два после обеда.
Купер предположил, что действие яда начинается не сразу, может пройти и несколько часов. Несомненно, яд подмешали во время завтрака.
— А когда пришел тот молодой человек?
— Когда? Часов в десять. Я только что разнесла сок.
— Что вы сказали? Вы еще раз разносили сок? — воскликнул Купер.
— Да, — недоуменно ответила служанка. — Все были на месте, а Джонни где-то бегал. Потом я собрала посуду и отнесла на кухню.
— И Лолита ее вымыла… — Купер захлопнул блокнот.
— Да.
— Могу ли я видеть сеньориту Дорис? — Купер обратился к Терезе.
— Она у себя. Позвать ее?
— Нет, нет, пожалуй, я поднимусь к ней. Вы проводите? — он ступил на лестницу. Рядом шла Тереза.
Они подошли к двери, и Тереза тихо постучала.
— Это я, Тереза. С вами хочет поговорить инспектор полиции.
— Скажите ему, что я через минут десять спущусь.
— Пойдемте в гостиную, — Тереза виновато улыбнулась.
Ждать пришлось недолго, и все это время Купер что-то чиркал в блокноте. Заслышав шаги, он оторвался от блокнота. По лестнице к нему спускалась невысокая миловидная девушка.
— Здравствуйте, я инспектор Купер. Я занимаюсь делом гибели вашего брата Джонни, — произнес Купер как можно приветливее.
— Занимаетесь делом? Каким делом? — воскликнула девушка.
— Об этом после. Я знаю, как тяжело вам вспоминать тот злосчастный день. Но, поверьте, это очень важно. Вспомните буквально все.
При упоминании о брате Дорис опечалилась, глаза ее затуманились, но она быстро взяла себя в руки.
— Прошла неделя, я могу кое-что упустить.
— Сеньорита, утром вам принесли сок…
— Сок? Я его не пила, не хотелось. Я выпила его после бассейна. Кстати, потом и съела завтрак. Потом еще раз принесли сок, но я его не пила. Начала читать, и тут пришел Энрико, — девушка смутилась.
— Энрико? А кто это? — Купер записал имя Энрико и поставил жирный вопросительный знак.
— Мой знакомый, — она сильно покраснела.
— А как его фамилия?
— Фамилии я не знаю. Пришел Энрико… Мы пошли прогуляться по саду. Сидели и разговаривали в беседке.
— Во время беседы, может быть, он отлучался и заходил в дом?
Дорис задумалась:
— Действительно, однажды он уходил в дом. На минут пять, не более…
— Для чего он уходил?
— Сеньор инспектор, есть вещи, о которых неудобно говорить…
— Конечно. Но за это время он запросто мог побывать в нескольких комнатах, — Купер не заметил, что размышляет вслух.
— Для чего? — воскликнула Дорис.
Вместо ответа он посмотрел на окна второго этажа. Деревья росли в непосредственной близости от окон, и преступник мог запросто залезть в раскрытое окно незамеченным, ибо кроны деревьев надежно скрывали его.
— Проведите меня, пожалуйста, в комнату брата.
— Хорошо, — сказала девушка, и они поднялись по лестнице. Комната Джонни находилась рядом с лестницей.
«Энрико мог запросто прошмыгнуть в комнату мальчика, — предположил Купер. Он осмотрел комнату, но не нашел ничего особенного. Но, когда выглянул в окно, то понял, что был прав, когда подумал, что преступник мог проникнуть сюда через окно. — Интересно, было ли оно открыто в тот день?» — подумал инспектор.
— А потом Энрико не приходил? Не звонил?
— Не звонил. Пришел проститься с Джонни.
— У вас нет его телефона?
— Нет, он всегда звонил сам.
— Вспомните, он расспрашивал вас о брате? О его характере, привычках… Вспомните, пожалуйста.
— Да нет. Он иногда спрашивал о его здоровье.
— Да? И что вы ему сказали?
— Сказала, что у мальчика были проблемы с сердцем, но сейчас он практически здоров.
— В поведении молодого человека вы не заметили ничего странного?
— Нет.
«Но что ему здесь надо было?» — подумал Купер и внимательно посмотрел на девушку. Да, она была красива, вызывающе красива. Красива от природы… Без косметики, без макияжа… Красива сама по себе, и это подчеркивалось манерами: держалась скромно. В ней не было ни капельки фальши. И Купер понял: такая девушка не могла не заинтересовать молодого человека.
На следующий день Купер наведался в клинику, в которой лежала Шарлота Перес. Перед посещением больницы он попытался узнать о жене сенатора как можно больше. Но сведения оказались весьма скупыми. Шарлота — вторая жена сенатора. Первая, Мария, умерла во время родов. До замужества Шарлота жила на собственной вилле. Она работала манекенщицей, но после замужества оставила работу. Сенатор был намного старше ее, поэтому, как и всегда в таких случаях, присутствует мысль, что причиной замужества была не только любовь. Или, может быть, вовсе не любовь, а, скорее, расчет. Хотя… хотя в то время Перес еще не был сенатором. Он подумал, что такая красивая девушка, как Шарлота, могла запросто пленить сердце сенатора.
С этими мыслями он переступил порог палаты. Доктор ему сказал:
— Только максимум пять минут, так как больная очень слаба. Ее лишь вчера перевели из реанимации в общую палату.
Опасения доктора не были лишены оснований, и Купер понял это сразу, едва увидел Шарлоту. Лежащая на кровати женщина так же мало напоминала ту, которую он видел на фотографии, как Рейган походил на Боба Дилана. Это была изможденная женщина с бледным и болезненным лицом; Купер и подумать не мог, что болезнь так исказит его прекрасные черты. У него пропало всякое желание говорить с ней, так как было видно, что она очень слаба. Однако он, скрепя сердце, сел на стул и склонился над больной:
— Здравствуйте, сеньора Перес. Я — инспектор криминальной полиции Купер. Хочу задать вам несколько вопросов. Вы слышите меня? Если да, то скажите.
— Сеньор, больная не разговаривает, — перебила медсестра.
— Тогда, если слышите, откройте глаза, — Купер напряженно ждал.
Шарлота открыла глаза. Она осмысленно посмотрела на инспектора и вновь закрыла их.
— Сеньора Перес, вы были дома, когда все это случилось?
Шарлота лежала с закрытыми глазами и слезы потекли по ее щекам. Медсестра подскочила к Куперу:
— Сеньор инспектор! Хватит… хватит! — закричала она.
Купер встал и вышел из палаты. Он на ходу начал снимать халат, и тут встретил ее лечащего врача.
— У нее есть шанс? — спросил Купер.
— Это знает только Бог, — доктор пожал плечами.
По дороге в комиссариат Купер подумал, что с этим делом он еще хлебнет горя. Во-первых, этот загадочный Энрико. Во-вторых, Николас Лопес, сын кухарки. В-третьих, возможно проникновение любого человека в комнату мальчика.
И он решил начать с Николаса Лопеса.
