Я думал, с окончанием аврала отдохну, но куда там. Из-за подготовки моего «проекта спасения», пришлось затягивать приведение дел в порядок, да ещё и так, чтобы не возбуждать подозрений у окружающих. Хорошо ещё, что вопрос подбора железа взяли на себя Осинины. Правда, о целях для которых мне понадобилась их помощь, девушки ни сном ни духом. Хватит, я и так уже слишком много и слишком многим наговорил. Как вспомню, так хочется башку свою тупую о стену расколотить.

Кстати, Ирина со Светланой не особо и интересовались, зачем мне понадобился выпрошенный у них хлам, удовлетворившись объяснением, что я планирую сделать из него мишень для «Мурены». Зато, как мне пришлось крутиться, выясняя вопросы прошлого у соклубников, стараясь делать это так, чтобы не вызвать ненужных подозрений… И сколько всего интересного вылезло, в результате этих расспросов, бр — р. Впрочем, нашлись у меня дела и почище, чем перетряхивание чужого старого и грязного белья. А именно, тайный сбор денег на проект, вот это было действительно трудно. Нет, я вывернулся, конечно, хотя пришлось изрядно покорпеть над бухгалтерией мастерской. Вот, когда я поблагодарил многие часы проведённые за конторкой в лавке некоего Края Бронова. Результатом сбора стало увеличение личного капитала до трёх тысяч гривен наличными, и появление в моем распоряжении небольшого бархатного мешочка с мелкими прозрачными камешками, мелкими, но «чистой воды». Правда, при этом мой счёт в Первом Новгородском похудел до каких-то несчастных двадцати шести гривен, а снятые с него деньги, частью ушли взносом на счёт мастерской, для покрытия изъятых с него сумм, а частью ухнули на тот же проект. Собственно, покоящиеся во внутреннем кармане пиджака камни, ожидала та же участь. Но не сейчас. Позже.

Я мысленно отвесил поклон опекуну за то, что тот, придя в сознание, не додумался отобрать у меня свою печать. Впрочем, в этом случае, я бы не только не смог проводить операции по своему счёту в банке, но и заниматься делами мастерской. Те же контракты, подписанные с новыми поставщиками, без печати Завидича стали бы просто филькиной грамотой.

Ну а итог моей подготовки был вполне ожидаем. Судя по всему, контр — адмиралу надоело питаться одними «завтраками», и в одно удивительно тёплое для конца сентября воскресенье в имение Гюрятиничей прикатил мобиль с уже знакомым мне наглым инженер — лейтенантом. Правда, в этот раз, сей представитель седьмого департамента был куда как вежлив. Уж не знаю, повлияло ли на него внушение начальства или сыграл роль тот факт, что заявился он не абы куда, а в поместье старого и до сих пор не растерявшего могущества рода. Как бы то ни было, надолго этот визит не затянулся. Лейтенант, чуть ли не с порога объявил, что является лишь курьером и, передав три письма, два из которых были адресованы мне и Хельге, слинял. Письмо адресованное хозяину дома, Марк тут же унёс в кабинет старшего Гюрятинича, ну а мы не стали терять время и сразу вскрыли «свои» конверты. Абсолютно идентичные, словно под копирку написанные сухие послания и два персональных билета на бот, с недельной открытой датой…

Я покрутил в руках письмо с билетом и, пожав плечами, бросил их в корзину для бумаг.

— Кирилл? — Хельга перевела непонимающий взгляд с меня на корзину и обратно.

— Зачем нужен пакетбот, если есть собственный дирижабль? — Объяснил я. Дочка Завидича еле заметно улыбнулась… и второй конверт вместе со всем содержимым отправился в корзину.

— Когда отправляемся? — Проводив взглядом своё письмо, спросила Хельга.

— Ну, нам же дали неделю? Вот в следующее воскресенье и полетим. — Ответил я. — Пусть твой отец ещё немного отдохнёт. Здоровее будет, да и нам меньше беспокойства.

— Это точно. — Согласилась моя собеседница. — С каждым днём удерживать его подальше от мастерской становится всё сложнее.

Мы переглянулись и одновременно вздохнули. Вопреки ожиданиям врачей, состояние Завидича позволило перевести его на домашнее лечение ещё в конце августа. Но гостевать у Гюрятиничей, опекун наотрез отказался, невместно дескать. Нашёл время вспоминать о родовой гордости. Но нет, упёрся рогом и нам пришлось снимать для него номер в одном из новгородских отелей. Точнее, поначалу мы думали, что в номере будет жить только он. Но опекун быстро и доходчиво объяснил, насколько мы ошибаемся, так что в отель мы переехали всей компанией. А визиты Хельги к своему жениху тут же были непонятно с чего ограничены.

Точнее, отныне в имение Гюрятиничей или в гости к капитану «Феникса», Хельга могла отправиться лишь с сопровождением. И тут выбор был невелик. Либо тётушка Елена, которая как-то незаметно переехала в наши апартаменты в отеле, либо я. Учитывая мою занятость и нежелание пассии опекуна покидать больного, частота встреч Хельги с Владимиром значительно сократилась, а агрессивность дочери Завидича, как следствие, весьма повысилась. Впрочем, опекун от неё не отставал. Мужику явно надоело валяться без дела в постели, и раздражение больного теперь могла унять, разве что, тётушка Елена… отчего-то грустная и молчаливая в последнее время. Я же старался и вовсе пореже попадаться на глаза, что Хельге, что опекуну, и пропадал в мастерской, на «Мурене», у Осининых или Алёны. Что угодно, лишь бы не оставаться меж двух огней в этом чёртовом отеле. Полегче стало только когда опекун освоился с тростью и стал покидать номер на своих «троих». Собственно, именно в один из таких визитов в имение Гюрятиничей, куда я, по установленному Завидичем порядку, сопровождал Хельгу, нам и доставили письма Несдинича. Ну да, куда ж мы без присмотра… Тьфу!

Новость о скором отъезде заставила меня форсировать приготовления. Так что, следующие три дня я проводил на поле за городом, куда добирался, старательно отсекая любых наблюдателей. Здесь готовился мой макет. Сколько исписанной рунами фанеры ушло на приведение его в божеский вид, это что-то. Но самое противное было в том, что работу над этой «игрушкой» я не мог доверить никому. Вообще! Пришлось самому обшивать поверхности тканью и обработанной фанерой. Та ещё работёнка. Хорошо, что к моменту получения приказа, а ничем иным письма Несдинича я считать не могу, большая часть работ с макетом была уже завершена. Как чуял, что скоро у контр — адмирала кончится терпение и он вновь законопатит нас в Китеж.

Ну а по вечерам я возвращался в Новгород и отправлялся к Алёне. Я же обещал приходить чаще… вот и держал слово. Это были славные вечера. Спокойные и очень приятные. Рядом с этой девушкой я отдыхал душой и грызшие меня почти всё последнее время, боль и злость отступали под её взглядом. Как бы я хотел, чтобы этих вечеров было больше… Но увы.

Неделя пронеслась, словно один день. И вот субботним вечером мы с Хельгой, одинаково сердитые и нервные, разбрелись по своим комнатам в отеле, начисто проигнорировав заказанный опекуном ужин. Заточение в Китеже было не по душе ни мне, ни моей названной сестрице. Но если Хельга честно заявила отцу, что идёт собирать чемоданы, чтобы не возиться с ними утром, то я… я просто собирался сбежать из отеля, чтобы провести этот вечер с Алёной. Кто знает, когда мы теперь с ней увидимся?

Впрочем, была ещё одна причина. Именно на сегодняшнюю ночь я запланировал свою операцию. Ту самую, что по моим расчётам должна гарантировано решить все мои текущие проблемы. Но это будет позже, а пока… Я чуть приоткрыл огромную створку окна и, вдохнув холодный осенний воздух, напоенный терпким запахом преющей листвы и с острыми нотками дыма от горящих в садах костров, решительно кивнув, принялся готовиться к выходу. Первой, заняла свое место сбруя с пистолетом, следом, горизонтально на поясе за спиной, удобно и не менее привычно разместились ножны с внушительным ножом. Вместо ставшего почти привычным пиджака от «тройки», поверх жилета лёг бушлат. Вместо шляпы, подаренная Ветровым, кажется, чуть ли не сто лет назад, фуражка с разлапистым «крабом». На ноги, тяжёлые ботинки с грубой рифлёной подошвой, в руку давно подготовленный, выуженный из-под кровати саквояж. Готов. Стоп. Штурманские ночные очки!

Пошарив по карманам бушлата, отыскал пропажу, и массивные «консервы» заняли своё законное место поверх «краба». Надевать их как положено, сейчас было неудобно. Хоть освещение в городе и не дотягивает до залитых светом ночных трасс того мира, но и имеющегося достаточно, чтобы засветить «картинку». Впрочем, их время ещё придёт. Позже.

Окно моей комнаты выходит во двор отеля. Второй этаж, высота небольшая. Внизу виднеются ёще не убранные, но давно пустующие из-за налетающего с Волхова холодного ветра, столики, разбросанные по небольшому саду, засыпанные облетающей с невысоких деревьев листвой. Пусто. Обвёл взглядом стену левого крыла дома… свет горит, но вроде бы в окнах никто не маячит. А что подо мной? Отсветов нет, ну и замечательно, значит, на первом этаже свет не горит, и заморачиваться с промышленным альпинизмом не придётся. Но сначала… Ветер тугой волной разошёлся в стороны… Наблюдателей нет. Ожидаемо. После услышанного в госпитале, я был почти уверен в их отсутствии… правда, уходя к Алёне или для подготовки своего проекта, по — прежнему старательно путал следы. На всякий случай. Прыжок!

Под подошвой тихо хрустнула щебёнка и я, выпрямившись, тут же метнулся в ближайшую тень. В конце концов, если наблюдателей нет на улице, это не значит, что их нет в самом отеле. Правильно? Вот от таких вуайеристов я и постарался скрыться. Паранойя? Пусть так. Но лучше быть живым параноиком, чем беззаботным трупом.

Добравшись до тёмного угла на стыке центральной части и левого крыла отеля, я активировал часть рунных цепей на теле и взлетел вверх по стене, прямиком на крышу. Сориентировавшись по возвышающейся у реки громаде Детинца и мерцающему в лунном свете золотому шлему центральной главы Софийского собора, я определился с нужным направлением и припустил по крышам. Так быстрее, да и не придётся распугивать своим скоростным забегом ещё довольно часто встречающийся на улицах народ. Хотя время уже одиннадцатый час вечера. Ночь, можно сказать.

Оказавшись у дома Алёны, я чуть подумал и, вместо того, чтобы спуститься на крыльцо, добрался до её окна. Спустившись с крыши на словно специально сделанный уступ, заглянул в освещённую комнату и невольно улыбнулся. Тихонько постучав по раме, замер… Вот, сидевшая перед трюмо, девушка обернулась на звук, а вот она уже стоит у окна и с силой дёргает шпингалеты.

Едва окно открылось, я перевалился через подоконник и тут же сграбастал Алёну в объятия. Поцелуй, жадный, требовательный… Боже, как я по ней соскучился! И как жаль, что мне придётся так скоро уйти… Руки скользящие по плечам и груди, жаркое дыхание… и разлетающаяся во все стороны одежда. Услышат? Нас? А руны нанесённые мною на стены, во время одного из визитов, для чего?

В какой-то момент мы так увлеклись, что не заметили, как оказались обнажёнными. Алёна, словно опомнившись, вдруг отпрянула, попытавшись укрыться подхваченным с постели покрывалом, но то почему-то не поддалось, а я… я застыл в ошеломлении. Видел я обнажённых женщин, не раз и не два, но та что стояла передо мной сейчас, не сводя с меня испуганного, но какого-то мерцающего взгляда… это было совершенство! Богиня! Я влюблённый дурак? И что? Зато, сейчас я самый счастливый человек на свете.

Словно заворожённый, я сделал маленький шаг вперёд, ещё один, а в следующий миг Алёна подалась мне навстречу и я еле успел воздействовать на девушку единственной известной мне условно целительской воздушной техникой, которой когда-то в шутку меня научил один из дружинников Громовых, но ведь пригодилось же! Алёна вздрогнула… и всё смешалось в каком-то сумасшедшем калейдоскопе.

Это был, наверное, самый сладкий вечер в моей жизни. Жаль, что он так быстро закончился. Часы на столе в углу комнаты тихо отыграли три часа ночи и я принялся высвобождаться из объятий Алёны. Она тут же открыла глаза. Поцелуй, и кольцо рук неохотно размыкается. Поднявшись с кровати, я начинаю одеваться, одновременно собирая разбросанную по всей комнате одежду, а Алёна лежит, оперев голову на сложенную в локте руку и внимательно наблюдает за моими сборами. Но когда я уже был готов надеть бушлат, она выскользнула из постели и, вмиг оказавшись рядом, уже совершенно не стесняясь своей наготы, схватила за лацканы жилета. Шепот, тихий, почти неслышный, губы к губам, глаза в глаза. Мне кажется, мы могли бы обойтись совсем без слов. Просто взглядами…

— Обещаешь?

— Да.

— Я буду ждать. Как договорились.

— Я приду.

— А если…

— Никому не верь. Даже если могилу покажут, и скажут, что моя. Всё равно не верь. Я приду.

— Скорее.

Хлопнуло окно, и холодный ветер ударил в голову не хуже алкоголя. Сорвав прощальный поцелуй, я перемахнул через подоконник и, спрыгнув наземь, побежал. Не оборачиваясь. Потому что, если оглянусь… и увижу Её в окне, то плюну на всё и никуда уже не уйду. А потому, сжать зубы и бежать. Вперёд, быстро. Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь, а значит… ещё быстрее!

Вот и эллинг, у входа в который мечется из стороны в сторону мелкая фигурка. Значит, посыльный выполнил-таки обещание и доставил письмо по адресу вовремя. Не зря гривну потратил! Воздух? Чисто. Подлетаю к слоняющемуся у ворот пареньку и хлопаю его по плечу.

— Ну что, Ярослав, полетаем? — Тот подпрыгивает от испуга, но узнав меня, улыбается. Вот же энтузиаст! Понятия не имеет, зачем я поднял его среди ночи, но глаза уже горят…