Экзамен, законное «отлично»… и вперёд, на встречу с Гюрятиничем. Как заверила Хельга, он сегодня должен быть в конторе. Хорошо ещё, что от училища до Садовой можно пройти пешком минут за десять, иначе пришлось бы ждать трамвай, а из-за снегопадов, эти трезвонящие вагончики напрочь забыли о такой вещи, как расписание. Брать же извозчика или «емельку»… ха, в припортовом районе проще нанять «селёдку», чем найти такси.

Оказавшись на крыльце конторы, я стряхнул с фуражки и бушлата налипший за время прогулки снег и, сбив грязь с ботинок, открыл дверь в тёплый, ярко освещённый холл конторы.

Хорошо, тепло… Скинув верхнюю одежду и оставив её в небольшой гардеробной за низкой дверью в углу холла, я поднялся на второй этаж и, промчавшись по длинному коридору, на ходу приветствуя шастающих туда — сюда конторщиков, вошёл в приемную перед кабинетом Гюрятинича.

Капитан «Феникса» принял меня неожиданно быстро. Буквально через минуту, после того как секретарь доложил о моём приходе. М — да, всё-таки, купцы, это не бюрократы, время ценят…

— Доброго дня, Владимир Игоревич. — Поприветствовал я Гюрятинича, оказавшись в его кабинете.

— И тебе здравствовать, Кирилл. Проходи, не стой на пороге. — Капитан кивнул на одно из кресел для посетителей, что стояли у приставки к его столу.

— Благодарю. — Ответил я, устраиваясь в тяжёлом, но довольно удобном, несмотря на официальность, кресле. Гюрятинич кивнул.

— Итак, я полагаю, ты пришёл поговорить об изменении условий контракта или увольнении, не так ли? — Проговорил Владимир Игоревич.

Я аж поперхнулся от удивления. Кто сдал? Хельга? Но она не в курсе моих «училищных» заморочек. Ни я, ни Завидич ничего ей не говорили. По крайней мере, я так точно! Не хватало ещё, чтобы ко всей этой суете добавились нотации от сестрицы… А может, дядька Мирон сказал?

Справившись с удивлением и угомонив скачущие, словно заполошные, мысли, я мотнул головой.

— Можно и так сказать, Владимир Игоревич. — Медленно проговорил я. — Тут вот какая ситуация сложилась…

Гюрятинич, молча и не перебивая, выслушал историю о нашем с Мишкой столкновении с китежцами и его последствиях, включая «ультиматум» директора.

— Собственно, я очень надеюсь, что мне удастся отвертеться от переезда в Китеж, но поскольку надежда — штука ненадёжная, счёл своим долгом предупредить вас о возможном вынужденном расторжении контракта.

— Я тебя понял, Кирилл. — Гюрятинич слабо улыбнулся, помолчал и договорил. — Не буду читать нотаций, поскольку не сомневаюсь, что твой опекун уже это сделал. Да и не мне тебя воспитывать. Надеюсь только, что случившееся научит тебя осмотрительности.

— Да уж. — Я скривился. Знал бы, чем обернётся столкновение с китежцами, постарался бы разрулить ситуацию без мордобития…

— Вижу, ты и сам понимаешь. — Кивнул капитан и неожиданно усмехнулся. — Знал бы ты, сколько подобных проблем возникает на маршруте! Впрочем, ты первый матрос на моей памяти, умудрившийся вляпаться в такую неприятность не в походе, а в родном порту.

В ответ, я только руками развёл. Опять выделился…

— Не специально же… — Произнёс я тихонько.

— Пф! — Капитан отмахнулся и, откинувшись на спинку кресла, окинул меня оценивающим взглядом. — Ладно. Я, конечно, рад, что ты не стал бегать от ответственности как маленький, и нашёл в себе силы прийти и рассказать о своих проблемах. Но могу сказать сразу, это не помешает мне стребовать с тебя неустойку за досрочное расторжение контракта.

— Так, я ж поэтому и пришёл! — Радостно киваю.

— Вот как? — Гюрятинич явно удивился моей реакции, и я поспешил объясниться.

— Мне нужен документ… письмо… не знаю, как это правильно называется… В общем, бумага, в которой будет написано, что вы намерены взыскать с меня эту самую неустойку, пусть даже и в судебном порядке.

— Во — от оно что… Смотрю, ты всерьёз нацелился отбиваться от учёбы в Классах. — Понимающе кивнул Гюрятинич. — Уверен, что получится?

— Нет, но сдаваться не собираюсь. — Ответил я.

— Что ж… будет тебе бумага. Точнее, не тебе, а дирекции училища. — Произнёс капитан. — Не люблю, когда у меня пытаются отобрать моих матросов.

Секретарь возник в кабинете Гюрятинича, словно по мановению волшебной палочки. А потом мне осталось только удивляться подкованности нашего капитана в профессиональном крючкотворстве.

Выданная мне бумага… внушала. Тут было всё! От перечисления статей законодательства и пунктов контракта, обосновывающих просто-таки неприличный размер неустойки и обещания содрать всю сумму с дирекции училища, до завуалированного обвинения в шантаже матроса «Феникса» и скромного сообщения о грядущей встрече с коллегами на банкете по случаю Дня Основания Торгового Флота.

И ведь не скажешь, что директору, фактически, пообещали «весёлую» жизнь и разбор полётов на тему: «не замай!». Всё вежливо и корректно, не придерёшься.

М — да, такого от Гюрятинича я не ожидал. Если он за каждого своего матроса заступается подобным образом, становится понятным то уважение, с которым к нему относятся подчинённые.

— Владимир Игоревич, — Закончив с бумагами, заговорил секретарь. — Прошу прощения. Полчаса назад звонил ваш батюшка, просил передать вам приглашение в гости на сегодняшний вечер. Он был весьма настоятелен.

— Настоятелен? — Переспросил капитан. Секретарь кивнул. — Что ж, раз зовёт, да ещё и настоятельно… значит, съезжу. Благодарю, Никита.

Секретарь кивнул и исчез за дверью, оставив у меня в руке уже украшенное печатью Гюрятинича письмо в дирекцию училища.

— Вот так, Кирилл. А я хотел сегодня вечером заглянуть к вам. — Недовольно проговорил капитан. — Видно, не судьба… Хм… ты не будешь так любезен…

— Сообщить Хельге о переносе вашего визита? — Я еле сдержал улыбку. Гюрятинич смутился… но кивнул. — Хорошо, Владимир Игоревич. Сделаю.

— Спасибо, Кирилл. — Облегчённо вздохнул капитан. Хех, смешной он. Вроде бы матёрый, тёртый жизнью волчара… а как речь заходит о моей новоявленной сестрицей, так куда что девается?!

Распрощавшись с Гюрятиничем и отыскав в конторе Хельгу, чтобы выполнить данное обещание, я наконец покинул здание на Садовой и… отправился на поиски кофейни или недорогого ресторана. Время то уже к четырём, скоро стемнеет, а я ещё не обедал. Нехорошо!

Не обнаружив рядом ничего подходящего, я запрыгнул на заднюю площадку медленно ползущего трамвая и, доехав до Софийской площади, отправился в так полюбившуюся мне кофейню.

Сидя за маленьким столиком в углу, я смотрел в окно, за которым вновь повалил снег и, попивая горячее какао, размышлял о недавнем разговоре с капитаном. К моему удивлению, он сделал гораздо больше, чем я рассчитывал. А написанное им письмо, если я правильно понимаю, само по себе может изменить мнение директора в нужную мне сторону, без всяких дополнительных ухищрений. Но это не значит, что я должен от них отказываться.

Глянув на часы, заполнившие зал звоном, я хмыкнул и принялся собираться. Семь вечера, встреча в клубе через час. Но мы с Михаилом договорились встретиться в половину восьмого у храма Козьмы и Дамиана. Пора.

Ждать Горского мне не пришлось, хотя от кофейни до церкви, всего десять минут хода. Тем не менее, Мишка уже был тут и, судя по тому как он наворачивает круги вокруг фонаря, нервничает мой приятель, пожалуй, даже больше чем я сам.

Здание Веди — Клуба, как оказалось, находится в нескольких шагах от церкви, буквально через дорогу. На входе, Михаил гордо продемонстрировал швейцару перстень и, бросив: «он со мной», вошёл в наполненный светом и теплом вестибюль клуба. Ну а я прошёл следом за ним, невольно поёжившись от пристального изучающего взгляда «хранителя врат».

Как оказалось, у студентов и курсантов входящих в клуб, здесь имеются свои залы… точнее, клубные комнаты, расположившиеся на первом этаже здания. Но если взрослые члены клуба имели туда свободный доступ, то студентам и курсантам вход на второй и третий этажи здания, где собственно и находились основные помещения клуба, был закрыт до совершеннолетия… или до выпуска. Но учитывая, что несовершеннолетние выпускники редкость необычайная… в общем, можно считать, что до семнадцати лет на верхних этажах нашему брату делать нечего.

Комната клуба отведённая курсантам нашего училища оказалась довольно небольшим обитым золотистыми обоями помещением, обставленным дубовой мебелью. Здесь нашлось место окружённому двадцатью стульями с высокими прямыми спинками, массивному круглому столу в центре зала и нескольким книжным шкафам. В простенках между окнами установлены витрины с моделями дирижаблей разных лет, у стены напротив длинный буфет с огромным, потемневшим от времени зеркалом. А на противоположной от входа стене красуется герб — алый щит с серебряным штурвалом на нём и чёрной буквой «В» в левом верхнем углу.

Уютно, светло… и без пафоса. Зато «дирижабельной» тематики, хоть отбавляй. От всё тех же моделей «китов» в витринах, до надраенных медных светильников, словно снятых с «Феникса». Про названия книг, тускло сверкающих золотистыми надписями, заполнивших полки шкафов и вовсе можно промолчать.

— Мы первые. — Констатировал очевидное Михаил, окинув взглядом пустую комнату, дверь в которую он открыл, просто приложив свой перстень к медной пластине с гербом клуба.

Впрочем, остальных участников собрания мы опередили совсем ненамного. Я едва успел осмотреться и оценить обстановку, когда в комнату вошёл уже знакомый мне глава училищного отделения клуба. Гревский. А следом потянулись и другие… старшекурсники.

Внимательные оценивающие взгляды, короткое представление присутствующих, среди которых действительно не оказалось ни одного курсанта младше третьего курса… и тишина.

— Что ж, всем известно для чего мы сегодня собрались. — Наконец заговорил Гревский, дождавшись, пока участники собрания устроятся за столом. — Но прежде чем мы перейдём к основным вопросам собрания, предлагаю рассмотреть заявление нашего гостя, изъявившего желание присоединиться к Веди — клубу. Поручителями господина Завидича являются первокурсник Михаил Горский и мастер церемоний большого зала, Иван Фёдорович Горский.

— Испытание? — Стоя чуть в стороне от стола, я не заметил, кто именно это спросил.

— Второе. — Ответил Гревский и перевёл взгляд на меня. — Кирилл Миронович, у вас были сутки на то, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию. Я не буду долго говорить и расспрашивать вас, поскольку слова, по крайней мере, одного из ваших поручителей, нам вполне достаточно. Поэтому, я просто повторю: удивите нас.

Удивить, это можно. Вчера я довольно долго перебирал варианты, но в конце концов остановился на самом простом.

Я подмигнул серьёзно насупившемуся Михаилу, сидящему за столом и, сделав пару шагов, выложил на наборную столешницу свой значок пилота.

— Это… ваше? — После нескольких минут молчания, во время которого значок пилота внимательно рассмотрели все присутствующие. Я кивнул.

— Могу я узнать, за какие заслуги вы его получили? — Осведомился сосед Гревского, кряжистый молодой человек, лет двадцати на вид.

— Самостоятельная посадка шлюпа на площадку Высокой Фиоренцы, с отключенным приводом. — Честно ответил я.

— Однако. А кто вам его вручил?

— Бонифацио Руджиери, капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.

— Неистовый Бонифатий? — Переспросил меня всё тот же «допрашивающий», переглянувшись с Гревским. — Бывший капитан первого ранга, командир линкора «Слава»?

— Честно говоря, первый раз слышу это прозвище, но человек, вручивший мне этот значок, действительно, некогда состоял на русской службе в чине капитана первого ранга. К сожалению, я так же не знаю, каким кораблём он командовал. — Ответил я.

— Кхм… Кирилл… Миронович. Вы же понимаете, что мы обязательно проверим… легальность получения этого знака? — Я кивнул в ответ, и Гревский обратился к своему соседу. — Роман, клубный телеграф находится в техническом зале второго этажа. Прошу вас, запишите номер знака нашего гостя и запросите сведения о нём из реестра пилотов Китежского порта.

На установление «легальности» ушло чуть больше получаса, а вот на то, чтобы принять меня в клуб, не было потрачено и пяти минут. Никаких церемоний, никаких ритуалов. Пожали руку, внесли имя в клубную книгу и готово. Класс. Жаль только, полгривны пришлось отдать за перстень. Хорошо ещё, что Мишка заранее предупредил о его стоимости…