Глава 22
Мадам Раздвигаева
Остановив машину, Дайнека сверилась с навигатором: огромное бетонное здание, похожее на сарай, было театром.
Она припарковалась на полупустой парковке с косой разметкой, налила в миску воды и поставила рядом с сиденьем. Тишотка спрыгнул и стал пить. Дайнека вышла из машины, прихватила свою сумку и предупредила его:
– Ты – за хозяина. Скоро вернусь.
Потом захлопнула дверцу и зашагала к театру. Поднялась по ступеням, нашла главный вход, рядом с которым висела афиша спектакля «Власть тьмы». Зайдя в вестибюль, Дайнека направилась к билетной кассе. Там за стеклом сидела старуха с седыми кудряшками.
– Здравствуйте, – Дайнека склонила голову и заглянула в окошко.
– Вам на сегодня?
– Подождите, я сейчас все объясню…
– Билеты, говорю, на сегодня? – повторила старуха.
– Мне не нужны билеты…
– Тогда что?
– Ваша фамилия Самошина?
– Откуда вы меня знаете?
Дайнека ответила:
– Про вас мне рассказала бывшая артистка театра.
– Нашего?
– Вашего.
– Фамилия?
– Ее зовут Нина Сергеевна.
Старуха пожала плечами:
– Это имя мне ни о чем не говорит.
– К сожалению, я не спросила фамилию…
– Она точно играла у нас?
– Всего один сезон.
– Тогда я вряд ли ее запомнила. За сорок пять лет, что работаю, таких здесь перебывало много.
Дайнека перешла к главному:
– Но я хотела поговорить не о ней.
– Кто вы? – насторожилась старуха.
– Я приехала из Москвы.
– Из Москвы? – лицо Самошиной выразило крайнее недоверие.
– Если хотите, могу показать паспорт.
– Паспорт необязательно.
– У вас есть время поговорить?
– Я на работе.
– Но ведь здесь никого нет.
– А если кто-то придет? – спросила старуха.
– Тогда я отойду.
– Что ж, тоже верно.
– Вы знали Луизу Рудольфовну Темьянову?
– Лушку? На самом деле ее звали Лукерья.
– Мне это известно, – Дайнека кивнула. – Значит, вы ее знали.
– Она играла в нашем театре пять или шесть сезонов. А по-хорошему ее с самого начала нужно было гнать ссаными тряпками!
Дайнека опешила:
– За что же ссаными тряпками?
– Подлая баба. На других свысока смотрела. В труппе все время с кем-нибудь воевала. Сама – грязней грязного, а других дерьмом поливала. Знаете, как ее в театре прозвали?
– Как?
– Мадам Раздвигаева.
– Почему?
– Не догадываетесь?
– Неужели?..
– Развратный образ жизни вела, – старуха понизила голос. – Занималась разными гадостями! – Она многозначительно вздернула брови. – Говорят, изображала из себя госпожу, надевала черный парик и хлестала мужиков плеткой.
– Садомазохизм? – догадалась Дайнека.
Самошина кивнула:
– Режиссер у нас работал тогда. Все к ней заходил… Говорят, ходили областные начальники. За деньги, конечно. В театре – что? Зарплаты копеечные. А у нее что ни вещь – все иностранное. Мы в те времена не видали такого, а у Лушки – кремплен, люрекс, джерси. Париков было – не счесть…
– Она чем-то болела?
– Мода была такая.
– Надо же… А теперь их носят, только когда лысеют.
– Другие времена.
– Темьянова была замужем?
– Нет, сколько помню, проживала одна.
– А дети у нее были? Сын Ванечка… Не слыхали?
Самошина махнула рукой:
– Тварь последняя ваша Темьянова! Думаете, почему ее выжили из труппы? Она ребеночка прижила и в роддоме оставила. Наши бабы как узнали об этом, собрание творческого коллектива устроили. В те времена чуть что – разбор личного дела.
– И чем все закончилось?
– Решили, чтобы уволилась по собственному желанию. Чересчур много грязи от Темьяновой было. Любовник-режиссер к тому времени из театра ушел, так что заступаться за нее было некому.
Дайнека растерянно пробормотала:
– Она же заслуженная артистка России…
– Побросало ее по разным театрам. Дурная слава докатилась даже из Караганды. Помню, приехала оттуда одна субреточка, порассказала нам про Темьянову! Так что не сомневайтесь, звание заслуженной артистки она плеточкой заработала.
К кассе подошел интеллигентного вида гражданин.
– Вы стоите?
– Нет… – Дайнека отступила: – Пожалуйста!
Он переговорил с кассиршей, купил два билета и, наконец, ушел.
Дайнека вернулась к окошку:
– Знаете, все, что вы рассказали, никак не вяжется с тем, что я знаю о Лукерье Семеновне.
– Давно вы с ней знакомы?
– Всего несколько дней.
– И где она сейчас?
– Живет в Доме ветеранов сцены.
– В доме престарелых?
– Можно и так сказать.
– Так ей и надо! Ладно, с мужиками шалалась, но ребеночка бросить – как это можно?!
– Ужас какой-то, – пробормотала Дайнека.
Самошина глянула на часы:
– У меня обед. Домой побегу, правнука кормить, – она поднялась со стула и, прежде чем зашторить окошко, произнесла: – Разговорилась вот, а теперь думаю: зачем вы о ней спрашивали?
– Я в пансионате работаю… Больше сказать не могу.
Окошко кассира задернулось. Дайнека вернулась к машине.
Из города она выехала по улице Московской, из чего было ясно, что она идет на Москву. Забыв включить навигатор, Дайнека смотрела на дорогу и думала лишь о том, что услышала. В себя пришла только за городом, когда Тишотка тронул ее лапкой.
– Гулять? – Дайнека свернула на грунтовую дорогу и отъехала от шоссе метров на двести. Там вышла из машины и выпустила Тишотку. Вдвоем они пошли к ближайшему лесу.
Услышав звонок, Дайнека вынула мобильник:
– Да.
– Где ты? – прозвучал обеспокоенный голос отца.
– Я не в Москве.
– И не в пансионате.
– Откуда ты знаешь?
– Звоню, потому что здесь тебя не нашел.
– Ты приехал в пансионат? – догадалась Дайнека. – Почему не предупредил?
– Потому что ты бы не разрешила.
– Вот видишь, как получилось! – огорчилась она.
– Я прошелся… Мне здесь не нравится.
– Езжай домой, папа.
– Может, дождусь тебя?
– Я далеко. Обещаю, в ближайшие дни заеду к тебе на дачу.
Ничего не ответив, отец отключился.
Спустя полчаса Дайнека и Тишотка уже мчались по направлению к Москве.
