Я нахожусь в комнате с ослепительно белыми стенами. За все это время сюда еще не приходил никто, кроме медсестер. Я не знаю, что делать. Не знаю, должна ли я быть в отчаянии или же чувствовать облегчение. Или не ощущать вообще ничего. Может быть, третий вариант гораздо лучше.

Я забыла, как выглядит Дейзи. Она не приходила ни разу. И конечно, Джеймса я тоже забыла, и это хорошо. Эти двое стерлись из моей памяти. Я немножко помню, как выглядит Олли. Это было так давно, что почти все воспоминания о нем померкли в этих белых стенах. Все, кроме одного.

Мы с Олли сидим на диване в дождливый день. В квартире очень тепло. По цвету неба за окном невозможно понять, какое сейчас время суток. В окно бьют упругие струи дождя – он сыплется, словно конфеты из рога изобилия. Олли говорит, что, когда дождь закончится, мы пойдем на улицу и соберем конфеты. Телевизор сломался, так что нам ничего не остается, кроме как сидеть на диване вместе и говорить обо всем.

– Вчера я нарисовала картину и получила пятерку, – объявляю я.

– Я же говорил! Разве я не говорил тебе? Говорил! Ты Микеланджело! Ты Пикассо! Вот это да, моя девочка – художник!

Я начинаю смеяться и говорить:

– А на прошлой неделе я получила пятерку по биологии.

– Боже мой! А я знал! Ты новый Дарвин. Давай позовем твою мамочку и сообщим ей радостную новость!

Затем он начинает щекотать меня, рыча, как животное, и я так хохочу, что едва могу дышать. Я подползаю к нему ближе и кладу голову ему на плечо.

– Как я хотела бы, чтобы телевизор был сломан все время, – говорю я со вздохом, глядя на безжизненный черный экран. Я слышу, как Олли улыбается. Я слышу, как натягивается кожа на его лице, открывая зубы, слышу, как довольно бьется его сердце. Так что я тоже улыбаюсь.

– Знаешь, – говорит он, – когда ты только родилась, я загадал желание, чтобы ты стала именно такой, какая ты сейчас.

– Правда?

– Правда-правда. Умная девочка, добрая, кроткая, яркая и счастливая. И вот ты рядом со мной.

– А вдруг я стану другой? – спрашиваю я.

– Такие девочки не меняются.

– Да?

– Такие девочки со временем становятся только лучше, и они живут вечно.

И, вспоминая об этом, даже в такие времена, как сейчас, я снова ощущаю уверенность, что, хотя я могу уничтожить себя и других, я до сих пор способна чувствовать, наблюдать, соображать, знать, думать о прекрасном и при этом плакать, смотреть в окно и вспоминать, какой прекрасной я когда-то была и какой прекрасной была моя жизнь. И сами по себе эти мысли дают мне повод быть благодарной этому миру. А еще больший повод для благодарности – фраза Олли о том, что я буду жить вечно. И ради этих слов, ради него, я живу.