Я заправила волосы за ухо. Посмотрела на вывеску. «Олив Плэйс».

Заглянула в окно. Джеймса нигде не было видно. Но я не уйду, пока не увижу его сегодня. Так что я решила подождать. Я ждала, и ждала, и ждала, пока у меня не онемели ноги, а мозг не превратился в одну сплошную, никак не заживающую болячку. Хотя, надо заметить, вид болячек мне нравится. Синяков, во всяком случае. Ну, знаете, ярко-зеленых таких, с желтыми пятнами тут и там, окруженных ярко-красными ранками. По-моему, это очень круто. Человек с болячкой похож на картину. У меня есть синяк между большим и указательным пальцами. Время от времени я разглядываю его и притворяюсь, что маленькие крошечные феи вылили крошечные ушаты волшебной краски на мой синяк, чтобы он классно смотрелся. Но я отвлеклась. Простите, доктор.

Прошло, казалось, несколько лет, прежде чем дверь в задней части ресторана, за стойкой бара, наконец открылась, и я увидела Джеймса в его обычном костюме, поправлявшего галстук. За несколько широких шагов он дошел до входной двери и рывком открыл ее. Я быстро подбежала к скамейке и села. Я достала из сумки блокнот и карандаш и начала записывать, глядя на ярко-желтые часики, свободно болтавшиеся на моем запястье.

Вдруг мимо меня пронеслась огромная тень, ветер с силой ударил в лицо, дух другого существа вторгся в мое личное пространство. Я обернулась и увидела, как он прошел прямо позади меня, так близко, что я могла бы коснуться ее, этой большой темной фигуры. В передачах о жизни животных показывают, как антилопы спокойно пасутся в поле, а в это же время зритель видит вероломно крадущегося по прерии льва. Антилопа, заметив льва, застывает, почти спокойная, а если бы она была человеком, то уже вспотела бы и начала дрожать от страха. В этом отношении животные, вероятно, более психически уравновешенны, чем мы.

Я подняла голову, но Джеймс уже исчез вдали. Я осторожно поднялась со скамейки. Мне потребовалось время, чтобы снова вспомнить, каково это – ходить.

Олли всегда говорил, что чудовищ не бывает. Чудовищ нет. На самом деле их выдумали взрослые, чтобы пугать детей. Чудовища большие, волосатые, слизь и кровь капает из их рта. У них блестящие когти и безжизненный взгляд, и они рычат, и рвут на части, и вырывают деревья из земли. То есть те чудовища, о которых мне рассказывали. Но скажите мне, доктор. Скажите, как же может не быть чудовищ, когда только что одно из них, словно ядовитая змея, ползло по улицам города, где я жила? Скажите, почему оно все еще живо и почему его не убили те взрослые, которые утверждают, что монстры – просто плод детского воображения? Скажите, почему папа имел обыкновение говорить мне, что монстры большие, страшные и скользкие, и есть они только в нашем сознании, когда я только что видела монстра, одетого с иголочки, утонченного и гуляющего по улице? Скажите, почему Олли мне соврал? Скажите, зачем он ограбил этот чертов банк, почему он стал вором, почему превратился в одного из этих монстров?

Я шла за Джеймсом, квартал за кварталом. Мои ботинки были грязными, ветхими и рваными, и вскоре я почувствовала, что отваливается подметка, но не остановилась. Я была готова следовать за ним до конца мира. Он повернул вправо – я повернула вправо, он свернул налево – и я последовала за ним. Наконец Джеймс вошел в большое здание и исчез. Я посмотрела на табличку с адресом. Уилсон-авеню.

Я стала ждать, когда он выйдет оттуда. Небо было мутное, как зрачки бездомных на улице. Спустя всего пару мгновений после того, как Джеймс скрылся в здании, хлынул сильный дождь. Казалось, это даже не дождь, а осколки раскаленного стекла. Как будто там, наверху, Бог разбил стакан с водой и скинул осколки на землю. Я тут же вымокла до нитки, но не сдвинулась с места. Но книгу тотчас же прикрыла, это уже было рефлекторно. Через какое-то время дождь прекратился. Прождав ровно час и двадцать девять минут, я ушла домой.