По причине плохой погоды Малькольм поймал такси без особого труда. Спустя двадцать минут он расплатился с водителем в паре кварталов от театрального. Он прекрасно понимал, что не должен попадаться на глаза. Еще через несколько минут он сидел за столиком в темном углу бара, заполненного мужчинами. Бар, который Малькольм выбрал в качестве временного убежища, являлся самым популярным местом общения вашингтонских гомосексуалистов. Начиная с перерыва на ленч в одиннадцать утра и до глубокой ночи мужчины всех возрастов, принадлежащие по большей части к среднему классу и выше, собираются в этом гей-баре, чтобы хоть немного расслабиться в обществе себе подобных. В баре всегда весело: через раскрытые окна на улицу выплескиваются громкая музыка и смех. Ну и присутствует здесь некоторое легкомыслие – напряженное, насыщенное иронией, и все-таки легкомыслие.

Малькольм надеялся, что в этом мужском обществе он не будет бросаться в глаза: одним мужчиной больше, одним меньше… Он как можно медленнее потягивал свой коктейль с текилой и поглядывал по сторонам в поисках знакомых. Некоторые из тех, на кого он смотрел, тоже изучали его взглядом.

Никто в баре не обратил внимания на то, что на столе Малькольм держал только левую руку. Правая сжимала рукоятку револьвера, который целился под столом в каждого, кто оказывался слишком близко.

Без двадцати три Малькольм поднялся из-за стола и вышел вместе с большой компанией завсегдатаев. Оказавшись на улице, он поспешно отделился от группы. Несколько минут он петлял по узким улочкам Джорджтауна, настороженно вглядываясь в окружавших его пешеходов. В три, убедившись, что за ним никто не следит, он направился к театральному кварталу.

Воробей-4 оказался тщедушным очкариком, инструктором по процедурным вопросам. В том, что касалось его роли в предстоящей операции, ему просто не оставили выбора. Он пытался возражать, что на такую работу он, мол, не подряжался и что его вообще гораздо больше волнуют жена и четверо детей. Вместо ответа – скорее для того, чтобы он заткнулся, – оружейники напялили на него бронежилет. Тяжелый, плохо проветривающийся жилет пришлось надевать под рубаху. Сразу захотелось почесаться. Воробей-4 не помнил никого по кличке Кондор или фамилии Малькольм; он читал лекции для новичков больше десяти лет. Парней из технического отдела это не интересовало, но выслушать им все равно пришлось.

По дороге на стоянку Уэзерби проинструктировал водителей машин сопровождения. Подойдя к автомобилю, он осмотрел короткий пистолет с похожей на сардельку штуковиной на стволе и одобрительно кивнул хмурому типу из технического отдела. В обычной ситуации полковнику пришлось бы расписаться за полученное оружие, но полномочия Митчелла позволяли обойтись без этой процедуры. Оружейник помог Уэзерби пристегнуть наплечную кобуру, передал ему двадцать пять запасных патронов и пожелал удачи. Тот неопределенно хмыкнул в ответ и полез в свой голубой седан.

Три машины выехали со стоянки Лэнгли компактной колонной с голубым седаном Уэзерби посередине. Стоило им свернуть с кольцевой автострады, чтобы въехать в Вашингтон, как у замыкающего колонну автомобиля «лопнула» шина. Водитель «потерял управление», и машину развернуло, да так, что она перегородила две полосы движения. В этом дорожном происшествии никто не пострадал, но движение пришлось остановить на десять минут. Уэзерби не отставал от первой машины, вилявшей с полосы на полосу в плотном транспортном потоке. На тихой улочке жилого квартала на юго-западе города первая машина резко развернулась и поехала в противоположном направлении. Проезжая мимо голубого седана, водитель знаком показал Уэзерби, что все в порядке, а потом прибавил газу и скрылся из виду. Полковник направил свою машину в Джорджтаун, не прекращая поглядывать в зеркало заднего вида.

Уэзерби уже осознал свою ошибку. Отправляя в дом убийц, он приказал им уничтожить всех, кто в нем находился. Он сказал «всех», но не уточнил, сколько именно. Его люди в точности исполнили приказ, но приказа оказалось недостаточно: они не поняли, что одного человека не хватало. Почему того не оказалось на месте, Уэзерби не знал, но это его и не волновало. Теперь он знал о том, кого не хватало, о Кондоре, так что мог найти удовлетворительное решение этой проблемы. Он допустил ошибку, и теперь ему предстояло ее исправить.

Конечно, возможно, что Кондор не представляет опасности, что он не помнит разговора с этим, как его, Хейдиггером, но Уэзерби не собирался рисковать. Хейдиггер ухитрился расспросить всех сотрудников, кроме доктора Лаппе. Эти вопросы не имели права на жизнь. Никто не знал про эти вопросы, поэтому и этот человек должен был умереть, подобно остальным, даже если не осознавал того, что ему известно.

План полковника был прост, но чертовски опасен. Как только Кондор покажется, он его застрелит. Самооборона. Уэзерби покосился на трепещущего Воробья-4. Неизбежный побочный ущерб. Здоровяк не испытывал никаких угрызений по поводу предстоящей смерти маленького инструктора. Однако в его плане хватало рискованных моментов: Кондор мог владеть оружием лучше, чем ожидалось, на месте происшествия могли оказаться свидетели, Управление могло не поверить его версии и подвергнуть его стандартной процедуре допроса… Тысяча мелочей могла пойти не так, как надо. Но, как бы ни был велик риск, Уэзерби понимал, что ждет его, если он потерпит неудачу. Возможно, ему и удалось бы ускользнуть от Управления и других американских спецслужб. Есть способы, которыми уже успешно воспользовались в прошлом. В конце концов, полковник специализировался именно на таких штуках. Но он знал, что ему не уйти от человека запоминающейся внешности со странным взглядом. Если за дело брался этот человек, он действовал наверняка. И против Уэзерби-растяпы, Уэзерби-помехи он тоже будет действовать наверняка. Полковник знал это, и поэтому его кашель усилился. Осознание этого лишало всякого смысла попытки побега или предательства. Уэзерби не мог не исправить своей ошибки. Кондор должен был умереть.

Полковник медленно въехал в переулок, проехал его до конца, развернул машину и вернулся, остановив ее у мусорных контейнеров у служебного входа в театр. В переулке не было ни души, в точности как обещал Митчелл. Уэзерби сомневался, что сюда зайдет кто-то посторонний: жители Вашингтона опасаются темных переулков. Он знал, что Митчелл договорился с полицией, так что копы не вспугнут Кондора. Это устраивало полковника. Он махнул рукой Воробью-4, чтобы тот выходил из машины. Они стояли, прислонившись к машине, хорошо заметные со всех сторон, одни. Как и положено хорошему охотнику в засаде, Уэзерби выкинул из головы все лишние мысли, чтобы они не мешали ему сосредоточиться на задаче.

Малькольм увидел их прежде, чем они заметили его присутствие. Он внимательно разглядывал их с расстояния в шесть или семь десятков шагов. Ему стоило больших усилий не чихать, но он с этим справился. Убедившись, что эти двое одни, он выступил из-за телефонного столба и медленно пошел к ним. Напряжение отпускало его с каждым шагом.

Уэзерби заметил его сразу же. Он сделал шаг от машины. Он хотел стрелять наверняка, а шестьдесят шагов для пистолета с глушителем – дистанция довольно серьезная. Помимо этого, полковник хотел отойти чуть дальше от Воробья-4. Уберу их по очереди, решил он.

Воспоминание вспыхнуло в голове у Малькольма, когда до мужчин оставалось двадцать пять шагов – на пять шагов раньше, чем рассчитывал, ожидая его реакции, Уэзерби. Малькольм вспомнил мужчину в голубом седане, что стоял под дождем напротив здания Общества. Тот, в машине, и один из двух, поджидавших его сейчас, был одним и тем же человеком. Малькольм остановился и медленно попятился, почти непроизвольно потянув из-за пояса пистолет.

Уэзерби тоже понял: что-то не так. Его дичь совершенно неожиданно остановилась в одном шаге от западни, а теперь убегала, а может, готовилась защищаться. Неожиданные действия Малькольма заставили Уэзерби отказаться от первоначального плана и действовать согласно изменившейся ситуации. Выхватив собственное оружие, он бросил быстрый взгляд на Воробья-4, застывшего от страха и удивления. Робкий инструктор пока не представлял собой опасности.

Уэзерби побывал во многих переделках, требовавших быстрой реакции. Малькольм еще не вытащил пистолета из-за пояса, когда полковник выстрелил.

Пистолет, каким бы эффективным он ни казался, в полевых условиях является не самым удобным оружием – даже в руках опытного ветерана. То же самое, только еще в большей степени относится к пистолету с глушителем, поскольку глушитель, давая возможность стрелку действовать бесшумно, одновременно снижает энергию выстрела. Набалдашник на конце ствола – это дополнительный вес, который стрелку приходится брать в расчет. Пониженная энергия выстрела означает, что пуля летит с меньшей скоростью, а это, в свою очередь, меняет траекторию ее полета. И, наконец, пистолет с глушителем более громоздкий, а значит, его дольше выхватывать и труднее прицеливаться.

Все эти факторы работали против Уэзерби. Пользуйся он пистолетом без глушителя – даже при том, что поспешное отступление жертвы в любом случае потребовало бы от него некоторого времени для корректировки плана действий, – сомнений в исходе стрельбы не возникло бы. Но на то, чтобы выхватить пистолет с глушителем, у него ушло пусть на долю секунды, но больше. Пытаясь наверстать время, Уэзерби открыл огонь чуть поспешнее, чем требовалось, а это стоило ему меткости. Опытный убийца, он решился на более сложный, зато с гарантированным результатом выстрел в голову – и промахнулся. Спустя долю секунды после негромкого хлопка кусок свинца зацепил прядь волос над левым ухом Малькольма и с визгом унесся дальше, чтобы сгинуть в водах Потомака.

Малькольму только раз доводилось стрелять из пистолета – принадлежавшего приятелю спортивного пистолета двадцать второго калибра. Он выпалил пять раз по убегавшему суслику – и все мимо. Из револьвера миссис Расселл он выстрелил от бедра, и оглушительный грохот пошел эхом гулять по переулку, казалось, еще до того, как Рональд понял, что нажал на спусковой крючок.

Человек, в которого попала пуля диаметром 9,07 миллиметра, не оседает на землю, зажимая рукой маленькую кровоточащую дырочку. Его швыряет на землю. Пуля, выпущенная с расстояния в двадцать пять шагов, ударяет с силой несущегося грузовика. Пуля Малькольма разворотила левое бедро Уэзерби. Сила удара вырвала из его ноги здоровенный кусок, клочья которого разлетелись по всему переулку, подбросила Уэзерби в воздух и бросила лицом вниз на асфальт.

Воробей-4 потрясенно смотрел на Малькольма. Тот медленно повернулся к маленькому инструктору, невольно нацелив револьвер тому в живот.

– Он был одним из них! – Малькольм задыхался, словно ему пришлось пробежать милю. – Он был одним из них! – Малькольм медленно пятился от лишившегося дара речи инструктора. Отступив до конца переулка, он повернулся и побежал.

Уэзерби застонал, пытаясь преодолеть шок. Боли он не ощущал. Это был крепкий человек, но ему потребовалось собрать все силы, чтобы поднять руку. Пистолета он из руки не выпустил. Как ни странно, голова его оставалась ясной. Очень медленно, очень тщательно он прицелился и выстрелил. Послышался еще один хлопок, и пуля разлетелась о стену театра, успев прежде разорвать горло Воробью-4, инструктору по процедурным вопросам, мужу и отцу четверых детей. Когда тело инструктора ударилось о машину, Уэзерби охватило странное чувство эйфории. Он еще жив, Кондор снова исчез, а отдел баллистики не найдет пуль, чтобы определить, кто и в кого стрелял. Надежда еще оставалась. Он потерял сознание.

Полицейский патруль обнаружил двух человек. У копов ушло довольно много времени на то, чтобы ответить на вызов перепуганного владельца соседней лавки, поскольку все патрули Джорджтауна были заняты проверкой сообщения о неизвестном снайпере. Сообщение, правда, впоследствии оказалось ложным.

Малькольм пробежал четыре квартала, прежде чем до него дошло, насколько подозрительным он, должно быть, кажется. Он сбавил скорость, несколько раз свернул и, поймав такси, попросил отвезти его в центр.

Боже праведный, думал Малькольм, это был один из них. Один из них. Должно быть, в Управлении об этом не знают. Ему нужно добраться до телефона. Нужно позвонить… Его охватил страх. А что, если этот человек в переулке не единственный двойной агент? Что, если его послал кто-то, кому известно, кто он? Что, если дежурный по «тревожной» линии тоже двойной агент?

Малькольм отмахнулся от этих предположений – куда важнее для него сейчас было просто выжить. Позвонить можно и потом, когда он обдумает все спокойнее. Его наверняка ищут. То есть его искали и прежде, до этой перестрелки, он ведь единственный, кто остался в жи… Но ведь он не единственный, вдруг сообразил он. Хейдиггер! Хейдиггер заболел и остался дома! Малькольм порылся в памяти. Адрес… что там говорил Хейдиггер насчет своего адреса? Малькольм слышал, как тот говорил доктору Лаппе, что живет в… в Маунт-Ройял-Армз!

Малькольм объяснил таксисту свою проблему. Он ехал на встречу с девушкой, но забыл адрес. Все, что он помнит, – это то, что она живет где-то в Маунт-Ройял-Армз. Водитель, всегда готовый помочь влюбленным, связался со своим диспетчером, и тот нашел адрес по справочной книге. Когда такси остановилось перед обветшалым зданием, Малькольм дал водителю доллар сверху.

Фамилия Хейдиггера красовалась у номера 413. Малькольм позвонил. Дверь не открыли, динамик домофона молчал. Он позвонил еще раз, но в голове уже зрело неприятное, но логичное предположение. Так и не дождавшись ответа, он нажал три другие кнопки. Ему опять не ответили, и он принялся нажимать все по очереди. Наконец в динамике пискнул чей-то голос.

– Срочная доставка! – рявкнул он. Зажужжал замок, и он забежал в подъезд.

На его стук в квартиру номер 413 никто не отозвался, но к этому времени он уже и не ожидал этого. Малькольм опустился на колени и присмотрелся к замку. Если он не ошибался, дверь запиралась на простой замок с косым ригелем. В десятках книг писалось и в несчетном количестве фильмов демонстрировалось, как герой за пару секунд открывает такой замок с помощью кусочка пластика. Но где ему взять кусочек плотного пластика? Лихорадочно порывшись по карманам, он спохватился, открыл бумажник и достал из него свой ламинированный цэрэушный пропуск. Картонка подтверждала, что он является сотрудником компании «Тентрекс Индастриз», к чему прилагались его имя, фамилия и фото в профиль и анфас. Малькольму нравились эти два фото.

Следующие двадцать минут Малькольм пыхтел, сопел, пихал, нажимал, умолял, проклинал, тряс, и ему наконец удалось протолкнуть пропуск в щель. При этом ламинирующая пленка порвалась, и картонная карточка провалилась внутрь квартиры.

Досада сменилась злостью. Колени у Малькольма затекли, и он встал. Если до сих пор его манипуляции никого не заинтересовали, чуть больше шума вряд ли что-нибудь изменит. Вложив в свой удар всю злость, весь страх, все огорчения этого дня, Малькольм врезал по двери ногой. Двери и замки в Маунт-Ройал-Армз не самого высшего качества. Управляющая компания старается поддерживать квартплату на доступном уровне, и экономия на строительных расходах является одним из главных путей достижения этой цели. Дверь квартиры 413 распахнулась, ударилась о резиновый отбойник и попыталась захлопнуться, но тут ее перехватил Малькольм. Он перешагнул порог и закрыл ее за собой гораздо аккуратнее, чем открывал. Он подобрал лежавший среди щепок пропуск и подошел к кровати и тому, что на ней лежало.

Кто бы это ни сделал, их явно поджимало время, так что с Хейдиггером они не церемонились. Если бы Малькольм задрал пижамную рубаху, он увидел бы множественные отметины от ударов: синяки на трупах, как правило, сохраняются довольно долго. Лицо покойного потемнело почти до черноты, что, помимо прочего, является свидетельством удушения. В комнате стояла вонь: человек, которого душат, не контролирует мочевой пузырь и кишечник.

Малькольм осмотрел начавшее вздуваться тело. Он плохо разбирался в судебной медицине, но понимал, что за два часа тело не начнет разлагаться, по крайней мере вот так. Значит, Хейдиггера убили раньше остальных. Не после того, как его не обнаружили на работе, а еще до нападения на здание. Малькольм ничего не понимал.

Правый рукав пижамы Хейдиггера лежал, оторванный на полу. Малькольм сомневался, чтобы его оторвали в драке. Он внимательнее пригляделся к руке Рича. На внутренней стороне, чуть ниже локтя, темнела маленькая припухлость, как от укуса насекомого. Или, подумал Малькольм, вспоминая свои студенческие подработки на «Скорой», от неумело сделанной инъекции. Они накачали его какой-то дрянью, возможно, пытаясь заставить говорить. О чем? Этого Малькольм не знал. Он принялся было осматривать комнату, но вспомнил про отпечатки пальцев. Вынув из кармана носовой платок, Рональд вытер все, к чему прикасался, включая наружную поверхность двери. В захламленном гардеробе нашел пару пыльных гандбольных перчаток. На руки они не налезли, но пальцы защищали.

Следом за ящиками стола Малькольм обыскал стенной шкаф. На верхней полке он нашел конверт с деньгами, купюрами по пятьдесят и сто долларов. Пересчитывать их было некогда, но на вид в конверте лежало не меньше десяти тысяч.

Он сел на заваленный одеждой стул. Что-то тут не сходилось. Бывший алкоголик, счетовод, советовавший всем пользоваться услугами сберегательных фондов, боявшийся грабителей – и он хранил всю эту наличность на полке в стенном шкафу? Чушь какая-то. Малькольм покосился на труп. Так или иначе, подумал он, Хейдиггеру они больше не нужны. Малькольм сунул конверт в карман брюк. Наскоро оглядев комнату еще раз, он осторожно открыл дверь, спустился по лестнице и на углу сел в автобус до центра.

Первоочередная задача, понимал Малькольм, – это уйти от преследователей. К этому времени «их» должно стать уже по меньшей мере двое: само Управление и та группа, что напала на Общество, кем бы они ни были. И те и другие знали, как он выглядит. Значит, первое, что он должен сделать, – это изменить внешность.

Вывеска в окне парикмахерской гласила: «БЕЗ ОЧЕРЕДЕЙ», и, как это ни странно, на этот раз реклама не врала. Малькольм снял куртку, стоя лицом к стене. Пистолет сунул во внутренний карман куртки и только после этого уселся в кресло, но даже так на протяжении всей стрижки не сводил взгляда с верхней одежды.

– Чего вам угодно, приятель? – Седеющий парикмахер весело пощелкал ножницами в воздухе.

Малькольму не было жаль шевелюры. Он хорошо знал, как много зависит от стрижки.

– Покороче, чуть длиннее армейской. Так, чтобы волосы лежали, а не торчали.

– Меняете жизнь, а? – хмыкнул парикмахер, откладывая в сторону ножницы и втыкая в розетку шнур машинки.

– Угу.

– А скажите, приятель, вы бейсболом интересуетесь? Я – так даже очень. Я тут читал давеча статью в «Пост» насчет «Ориолов» и их весенних тренировок, так этот парень полагает, что…

Постригшись, Малькольм посмотрел в зеркало. Этого человека он не видел уже лет пять.

Следующую остановку он сделал в магазинчике секонд-хенда. Малькольм знал, что хороший камуфляж дешево не обходится, но понимал и то, что без соответствующего реквизита не обойтись. Пришлось как следует порыться, пока он не нашел потрепанную армейскую куртку с сохранившимися нашивками, которая оказалась более-менее впору. Нашивка над левым грудным карманом гласила «Ивенс». На левом рукаве красовалась еще одна – трехцветный орел с надписью золотыми буквами «ДЕСАНТ» на черном фоне. Теперь Малькольм стал ветераном 101-й воздушно-десантной дивизии. Также он купил – и сразу переоделся – пару синих джинсов-стретч и пару замечательно уцененных армейских башмаков («всего пятнадцать баксов, и ручаюсь вам, они побывали в бою во Вьетнаме»). Еще он купил нижнее белье, дешевый пуловер, черные мотоциклетные перчатки, носки, безопасную бритву и зубную щетку. Выйдя из магазина со свертком под мышкой, он принял хорошую армейскую осанку, почти неестественно выпрямив спину. Шаги его сделались твердыми, размеренными. На ходу Малькольм свысока поглядывал на всех встречных девушек. Прошагав так кварталов пять, он решил, что необходимо сделать передышку, поэтому свернул в один из бесчисленных вашингтонских ресторанчиков «Горячая кружка».

– Чашку кофею мне, а? – обратился Малькольм к официантке. Та даже не удивилась его вдруг обретенному южному произношению. Когда она принесла кофе, Малькольм попробовал расслабиться и подумать.

За соседним столиком, за спиной Малькольма сидели две девицы. По давней привычке он прислушался к их беседе.

– Так ты едешь куда-нибудь на каникулы?

– Да нет, останусь дома. Просто отключусь на пару недель от мира.

– Ты же с ума сойдешь.

– Возможно, только не пробуй звонить мне с расспросами насчет прогресса в этом направлении: я, наверное, даже трубку снимать не буду.

Первая девица рассмеялась.

– А что, если какой-нибудь красавчик будет изнывать по твоему обществу?

Вторая презрительно фыркнула.

– Придется ему подождать пару недель. Я собираюсь отдохнуть.

– Что ж, дело твое. Уверена, что не хочешь поужинать сегодня?

– Нет, Энн, честное слово. Спасибо. Вот сейчас допью кофе, поеду домой и займусь тем, что не буду никуда спешить целых две недели.

– Что ж, Венди, удачи тебе, – скрипнул пластик стула. Девица, которую звали Энн, прошла к выходу мимо Малькольма. Он успел увидеть пару шикарных ног, светлые волосы и решительный профиль, а потом она скрылась в толпе. Он сидел, не шевелясь, время от времени шмыгая носом, но чувствовал себя как на иголках, поскольку так и не нашел пока ответа на вопрос, где ему укрыться.

У девицы по имени Венди ушло еще пять минут на то, чтобы допить свой кофе. Выходя из-за стола, она даже не покосилась на мужчину, сидевшего у нее за спиной. Впрочем, она вряд ли разглядела бы его хорошо, потому что он прикрывал лицо меню. Малькольм дождался, пока девушка расплатится и направится к выходу, встал и поспешил за ней, бросив на ходу деньги на стойку.

Все, что он мог сказать, глядя на нее со спины, – это то, что она была высокая, худая, но не костлявая, как, скажем, Тамата, что волосы у нее короткие, черные, а ноги… ну, ничего ноги. Господи, подумал он, ну почему бы ей не оказаться той блондинкой? Малькольму продолжало везти, потому что ее машина стояла в дальнем конце забитой почти до отказа стоянки. Невозмутимо, словно так и полагалось, прошел он следом за ней мимо полного сторожа в мятой фетровой шляпе.

– Венди! – воскликнул Малькольм, стоило девице отпереть дверцу видавшего виды «Корвейра». – Боже, ты-то что здесь делаешь?

Девушка удивленно, но без тревоги оглянулась на подходившего к ней улыбавшегося типа в армейской куртке.

– Это вы мне? – Глаза у нее оказались близко посаженные, карие, рот – широкий, маленький носик, высокие скулы. Совершенно заурядное лицо, почти без следов макияжа, если не вовсе без него.

– Именно так. Ты что, не помнишь меня, Венди? – Ему оставалось до нее всего три шага.

– Я… не знаю. – Она заметила, что в одной руке он держит пакет, а другую держит за отворотом куртки.

Малькольм уже стоял рядом с девушкой. Поставив пакет на крышу машины, он небрежно положил левую руку ей на шею и пригнул ее голову вниз, чтобы она увидела пистолет в его правой руке.

– Не кричите и не делайте резких движений, или я размажу вас по всей стоянке. Ясно? – Малькольм почувствовал ее дрожь, но она быстро кивнула. – А теперь садитесь в машину и отоприте вторую дверь. Эта штука стреляет сквозь окна, и я медлить не стану. – Девушка поспешно забралась на водительское место, перегнулась влево и отперла вторую дверь. Малькольм захлопнул водительскую дверь, забрал свой пакет, медленно обошел машину и сел в салон.

– Пожалуйста, не делайте мне больно. – Ее голос звучал куда мягче, чем в ресторане.

– Посмотрите на меня. – Малькольму пришлось прокашляться. – Я не собираюсь делать вам больно, по крайней мере, пока вы будете делать, как я скажу. Денег ваших мне не нужно, и насиловать вас я тоже не собираюсь. Но вы должны делать все в точности, как я скажу. Где вы живете?

– В Александрии.

– Мы поедем к вам домой. Вы поведете машину. Если у вас есть идеи, как бы посигналить о помощи, забудьте их. Только попробуйте – и я выстрелю. Возможно, я пострадаю при этом, но вы точно погибнете. Это определенно того не стоит. Ясно?

Девушка кивнула.

– Тогда поехали.

Поездка в Виргинию вышла неуютной. Малькольм не отводил взгляда от девушки. Она не сводила взгляда с дороги. Почти сразу после въезда в Александрию Венди свернула в маленький дворик, окруженный жилыми домами.

– Который ваш?

– Первый. Моих два верхних этажа. В подвале еще один жилец.

– Вы хорошо справляетесь. Теперь, когда мы выйдем из машины, сделайте вид, будто ведете к себе домой приятеля. И не забывайте, я иду за вами по пятам.

Они вышли и одолели несколько шагов до двери. Руки у девушки дрожали, так что она не сразу отперла дверь, но все же справилась. Малькольм вошел следом и осторожно закрыл за собой дверь.