Глава 18
«Признай, что твоя жизнь рухнула».
Ричард Хьюго. «Оттенки серого в Филипсбурге»
Что я такого сделала?
Фэй лежала в темноте на диване в чужой квартире. Она была совершенно неподвижна, словно это могло помочь каким-то чудесным образом остановить время и сделать так, чтобы последние два дня исчезли из ее жизни.
Она изо всех сил старалась не дрожать и отчаянно боролась с тошнотой и желанием расплакаться.
Неподалеку на кухонном столе стоял высокий стакан – ее часовой. В дверной глазок проникал свет, падая на спинку блокировавшего запертую дверь стула, – это препятствие должно было дать ей лишнюю секунду или две перед тем, как ее, притаившуюся в темноте на кожаном диване, изрешетят из автомата.
Репортер Дэвид Вуд, лауреат Пулитцеровской премии, как-то написал, что наиболее распространенным симптомом психологической травмы, полученной американскими солдатами, участвовавшими в боях в Ираке и Афганистане, было ощущение «непоправимого горя».
Что я такого сделала? Что такого сделали мы все?
Их с Кондором пытались убить. И противостояла им некая организованная враждебная сила.
Не свои парни, выполняющие свою работу, свой долг. Чужие.
Фэй стала прокручивать в памяти события последних двух дней.
Во время стычки никто не звал на помощь полицию или федеральных агентов, никто не кричал: «Стоять! Не двигаться!»
Женщина на эскалаторе атаковала Кондора первой – правда, при помощи электрошокера, который все же не являлся смертельным оружием.
Это не было классическим покушением. А что же тогда это было? Попытка нейтрализовать и захватить живьем?
Кондор выстрелил в нее, а я…
Но чернокожий мужчина целился в меня из пистолета с глушителем.
Чтобы захватить и похитить человека, не используют оружие с глушителем.
Я стреляла в него, и он упал, но не умер. По крайней мере если он и погиб, то не от моей руки.
Люди, находившиеся на верхнем эскалаторе, рассуждала Фэй, стреляли в нас, нисколько не беспокоясь о том, что могут задеть кого-то другого. От их пули погиб один из членов их же группы. Они вели себя так, словно их совершенно не заботил вопрос о секретности операции. Главной их целью, которая превосходила по важности все остальные, было – и, видимо, остается – вывести нас из игры. Любой ценой, чего бы это ни стоило.
Одного из нападавших сбил поезд.
Еще одного я застрелила на вымощенной красным кафелем платформе.
Интересно, остался ли в живых человек-обезьяна, который против собственной воли уехал со станции в вагоне поезда.
Сэми сказал, что отправит своих, то есть наших людей… Нет, он сказал по-другому. Он сказал, что сделает все, что сможет. Он свой парень, он гуру, он человек, который может дать дельный совет. И он в достаточной степени доверяет мне… Точнее, доверял.
Но если это не Сэми, то кто? Кто-то, кому они с Кондором перешли дорогу.
А может, все-таки Сэми? Господи, ну и в историю мы угодили.
Что случилось с моей жизнью? Когда все начало разваливаться? В Париже?
Или все началось с появлением Криса?
Когда у человека есть что терять, он уязвим.
Фэй посмотрела на закрытую дверь спальни, за которой находились Кондор и Мерль.
Для нее было делом чести защитить Кондора, но главной ее целью было выяснить, кто убил ее напарника и кто пытается расправиться с ней самой. Кто заставил ее убивать.
Внезапно Фэй, которая по-прежнему оставалась в бронежилете, показалось, будто кто-то сжимает ее грудную клетку так, что у нее сейчас затрещат ребра и остановится дыхание. Усилием воли она заставила себя преодолеть неприятное ощущение и задышать глубоко и ровно.
Не смей поддаваться панике. Если ты поддашься панике, тебе конец.
Только не я. Только не сейчас.
Черт бы побрал все это. Черт бы побрал их всех.
Господи, как же она устала. Фэй изнемогала под тяжестью бронежилета, двух пистолетов, лежащих рядом на стеклянном кофейном столике, под тяжестью человека, распятого на камине в доме Кондора, и другого, того, которого расплющил поезд метро, и еще одного, опрокинутого на платформу пулей, выпущенной из ее пистолета.
Фэй представила, как она снимает бронежилет, потом одежду.
Как было бы хорошо, если бы ужасный шрам исчез с ее тела.
Как было бы чудесно просто стоять обнаженной у окна с поднятыми занавесками и не думать ни о долге, ни о спецоперациях, ни о том, что в результате этих спецопераций кто-то может погибнуть. Что в оконном стекле в любой момент может появиться дыра от пули снайпера.
«Нет, это невозможно», – одернула себя Фэй.
Она не смогла бы стоять у окна, беззаботно раскинув руки и глядя в ночь.
Она стояла бы и каждую секунду ждала выстрелов.
