Ни о чем не думай, сказал себе Малькольм. Просто беги. Он посмотрел вперед и притормозил. Узкая тропинка спускалась в овраг. До финиша после оврага оставалось еще полмили. Малькольм уже успел возненавидеть этот чертов овраг. Он ненавидел его все сильнее с каждым разом, когда его пересекал. С сегодняшнего утра он делал это уже в пятый раз – спускался по одному его склону только для того, чтобы подняться на почти такой же противоположный.

Издалека с фермы за ним наблюдали трое мужчин. Они увидели, как он появляется из оврага, слегка пошатываясь, и бежит по тропе дальше. Все трое удобно устроились в шезлонгах на крыльце. В левом сидел Карл, безукоризненный, как всегда. С подчеркнутым равнодушием он следил за тем, как Малькольм свернул на другую тропу, споткнулся, упал, поднялся и продолжил бежать к ферме. Сидевший в среднем шезлонге пожилой джентльмен при виде того, как Малькольм споткнулся, сокрушенно поцокал языком. Потом покачал головой почти в ритм размахивавшему руками Малькольму и повернулся к сидевшему в правом шезлонге невысокому коренастому мужчине.

– Скажите, Макгифферт, как он справляется? Только честно.

Уоррен Макгифферт прокашлялся и повернулся в его сторону. Видно было, как при каждом движении перекатываются под свитером и тренировочными штанами его накачанные мышцы. Было время, Макгифферт работал инструктором физподготовки в отряде рейнджеров. Его шотландские родители могли бы гордиться сыном, потомком иммигрантов, сделавшим карьеру в армии приютившей их страны. Макгифферт не говорил родителям, что уволился из армии ради работы, требовавшей от него тех же обязанностей, только за вдвое большую зарплату. Они бы его не поняли – отчасти потому, что унаследовали традиционную шотландскую брезгливость ко всякого рода тайным, скользким делишкам. Макгифферт этой брезгливости не разделял. Зато он сохранил толику гортанного шотландского говора, который бруклинские школьные учителя полагали очаровательным и который они не смогли бы исправить, как бы ни старались.

– Вряд ли можно ожидать чудес за два с половиной дня, сэр. Вот уж вряд ли.

Пожилой джентльмен улыбнулся и легонько похлопал Макгифферта по накачанному бицепсу.

– Не переживайте, сержант, никаких чудес в моих планах не значится. Я понимаю, у вас не было времени как следует с ним поработать – и все-таки, как он?

– Ну… – задумчиво протянул Макгифферт. – Ежели ему не надо будет биться с кем-то совсем крутым, пожалуй, сдюжит. Я научил его, как из всех обычных захватов освобождаться… и еще немного в рукопашной поднатаскал. Только он не то чтобы не в форме, и еще… ну, злости в нем не хватает, я бы сказал. Он мог бы драться круче, но, типа, сдерживает себя, словно боится кому-то сделать больно. Это может скверно обернуться, скажу я вам.

Пожилой джентльмен кивнул. Выводы Макгифферта совпадали с теми, что озвучил доктор Лофтс. Впрочем, инструктор подходил к оценке ситуации, похоже, дотошнее психолога. Пожилой джентльмен решил, что Макгифферт до сих пор относится к Малькольму, да и другим его коллегам по профессии, как к личностям, а не как к безликим агентам. Доктор Лофтс же видел в тех, кого присылали к нему пожилой джентльмен и другие шефы американских разведок, скорее подопытных обезьянок, представлявших чисто научный интерес.

– По части огнестрельного оружия он на среднем уровне, – продолжал Макгифферт. – Владение пистолетом на уровне повыше среднего. Водит тоже нормально, хотя как следует проверить времени не было. Вот с чем у него слабовато – это с замками, взрывчаткой и всякими-разными шпионскими штучками, зато котелок варит как надо. Мы потолковали насчет разных ситуаций, и у него есть кое-какие неплохие идеи. Если бы мы смогли пройти с ним базовый курс на Ферме и поработать чуток с боевым настроем, он стал бы хорош, чертовски хорош.

– Он в вашем распоряжении до вечера. Я хочу, чтобы вы поработали еще с рукопашным боем, с пистолетом и прочими основными вещами. Сегодня вечером ему предстоит еще учиться ориентироваться по звездам и штудировать легенду. Завтра он отправляется на место. Если он напорется там на неприятности, что ему может помешать?

Макгифферт нахмурился. Он не совсем понял, что имел в виду пожилой джентльмен.

– Ну, знаете ли… Он носит контактные линзы. Неважное зрение всегда помеха. Если что вдруг не вовремя попадет в глаз, это может стоить ему жизни. А лично я больше всего опасаюсь, что он не пойдет до конца. Ну, там, не лягнет упавшего противника в голову… понимаете?

– Я очень хорошо вас понимаю, мистер Макгифферт. Вы замечательно поработали. Удостоверьтесь, что он снаряжен должным образом, когда он будет улетать, и на этом можете считать свое участие в этой операции завершенным. И не переживайте за нашего Кондора. Никто не строит на его счет зловещих планов. Он всего лишь приманка.

– А, Малькольм, мой мальчик, – просиял пожилой джентльмен, когда Малькольм, задыхаясь, одолел последние ступеньки и плюхнулся в кресло лицом к остальным трем. – Как вам утренняя пробежка, понравилась?

Малькольм пытался отдышаться добрую минуту, на протяжении которой остальные молчали. В подступавшем к ним лесу пели птицы, в доме слышались голоса, готовился завтрак, охранники перебрасывались шуточками. Солнце только недавно появилось над горизонтом.

Малькольм взмок на бегу и сейчас начал замерзать.

– Пока я… – Во рту пересохло, он сглотнул и сделал еще одну попытку: – Пока я не попал в эту чертову дыру, мне никогда не приходилось бегать больше мили – полутора. А теперь этот ваш Макгифферт делает все, чтобы я наверняка спекся, одолевая гребаные две или три. – Малькольм помолчал, переводя дух. – Это не считая того, что я теперь знаю, как выколоть человеку глаза, пока он пытается тебя задушить, или в какие точки в паху надо целить коленом. Вы уверяли, что меня везут сюда для легкого инструктажа. К чему тогда все эти штучки для суперагентов? Я прямо слышу ваш голос: «Малькольм, мой мальчик, мы всего-то просим вас обеспечить отвлекающий маневр. Ничего опасного. Ничего сложного, никакой стрельбы. Просто сделайте вид, будто выполняете небольшое исследование для военной социологической службы, и порасспрашивайте встречных. Только и всего. Ничего страшного». Но весь этот вздор плохо вяжется с тем, чему меня учат. Что за вопросы должен я задавать, если меня учат, как стрелять из обреза?

Пожилой джентльмен улыбнулся:

– Совершенно невинные вопросы, мой мальчик. И точно таким же невинным вы будете казаться почти всем: абсолютно невинным, хотя и слегка назойливым. Однако наши противники хитры. Они ожидают какого-то расследования по поводу смерти Паркинса, поэтому мы не можем не подкинуть им кого-нибудь. Они готовы, они ждут вас. Но вы не беспокойтесь. Как я уже объяснил, меньше всего им нужно, чтобы вы что-то обнаружили или чтобы с вами что-то случилось. Максимум, что они могут сделать, – это обыскать ваше снаряжение, хотя я сомневаюсь, что они пойдут даже на это. Им нужно, чтобы вы доложили: в Монтане все спокойно и вы даже не представляете, как и зачем застрелили Паркинса. Для вас даже могут сочинить какую-нибудь правдоподобную историю, хотя не думаю, чтобы им хватило для этого глупости. Нет, с вами совершенно ничего не случится, если не считать того, что за вами будут очень внимательно следить. И чем внимательнее, тем лучше, ибо чем больше сил они потратят на наблюдение за вами, тем меньше у них останется возможностей заметить кого-либо еще.

– Вроде Кевина, – предположил Малькольм, почти окончательно отдышавшись. После вчерашней пробежки его вырвало, а потом пришлось полчаса приходить в себя.

Пожилой джентльмен снова улыбнулся:

– Совершенно верно. Вроде Кевина и других, кого мы проведем туда через черный ход.

– Тогда к чему вся эта тяжелая артиллерия?

– Представьте себе, Малькольм, – мягко произнес пожилой джентльмен, – чисто гипотетически, что все пошло не так. Что вы на что-то такое случайно, но напоролись. Мы не можем сделать из вас супермена. Если честно, наши агенты тоже не супермены. Лучшее, чем вы можете защитить себя в случае неприятностей, – это ясный рассудок и здоровые инстинкты, помноженные на опыт и хорошую подготовку. Голова у вас отличная, а вот с подготовкой неважно. Увы, у нас мало времени на то, чтобы как следует вас натаскать, но кое-какие основы вполне могут пригодиться. Что до меня, то я даже рад, что некогда вас готовить. Да, мы сумели бы сделать из вас настоящего профессионала, но, боюсь, при этом вы могли бы лишиться кое-каких врожденных качеств. Ну, например, того, что иные назвали бы везением, а я назову вашим талантом.

Малькольм фыркнул и поерзал на стуле. Он очень надеялся на то, что беседа затянется, урезав тем самым время, отведенное на учебные поединки с Макгиффертом, – недостаточно реальные для того, чтобы оставить синяки, но все же достаточно болезненные.

– Допустим, я напорюсь на что-нибудь, будучи предоставлен сам себе. Мне что тогда, звать на помощь кавалерию или как?

– Разумеется, вы будете подробно информировать нас о происходящем по каналам, пользоваться которыми вас еще научат. Однако в той ситуации, о которой вы говорите, позвольте посоветовать вам следовать собственным суждениям.

Малькольм хмыкнул и открыл было рот, чтобы возразить, но пожилой джентльмен перебил его:

– На эту тему мы сможем побеседовать позже. А сейчас, если не ошибаюсь, у вас еще одна утренняя тренировка у Макгифферта. Так ведь, сержант?

– Так точно, сэр! – гаркнул бывший сержант Макгифферт, бодро вскакивая со своего шезлонга. – Пошли, приятель.

Малькольм медленно поднял взгляд на возвышавшуюся над ним внушительную фигуру, покачал головой, вздохнул и встал. К бывшему амбару, превращенному в физкультурный зал, он плелся следом за Макгиффертом так медленно, как только осмелился.

Пожилой джентльмен, смотревший вслед двум удалявшимся фигурам, едва не пропустил мимо ушей вопрос, который Карл произнес по обыкновению мягко:

– А ведь это действительно интересное предположение, сэр: что, если Кондор встретится там, на месте, с чем-нибудь серьезным?

Пожилой джентльмен улыбнулся и помолчал несколько секунд, прежде чем ответить:

– Это, Карл, мой мальчик, было бы такой удачей, на которую я даже не осмеливаюсь надеяться. Вряд ли нам стоит ожидать от судьбы таких подарков.

Карл чуть наморщил лоб.

– Конечно, сэр… но я имел в виду не совсем это. Допустим, Малькольм встретится там с какими-то неприятностями. Я понимаю, нам это будет на руку, поскольку неприятель себя обозначит. Но что будет с Малькольмом? Как, по вашему мнению, он отреагирует?

Пожилой джентльмен посмотрел на амбар, в воротах которого скрылись Малькольм с Макгиффертом, и нахмурился, подбирая слова для ответа.

– Ты сам сказал, Карл: это действительно интересное предположение.

– Не хотите ли кофе, сэр?

Малькольм отрицательно покачал головой, и стюардесса отозвалась на это положенной отсутствующей улыбкой.

– Что ж, возможно, позже. – Еще одна заученная улыбка, и она перешла к следующему ряду кресел.

Малькольм выглянул в окно и зажмурился от бившего в глаза солнца. Внизу раскинулся необъятный облачный, казавшийся незыблемым пейзаж. Со всех других сторон все было окрашено голубым – холодным, кристально-чистым, ярким. Самолет не сразу вынырнул из толстого слоя облаков, так что на протяжении нескольких минут за окошком клубилась белая вата. Во время взлета Малькольм зажмурился и не открывал глаз, пока самолет не набрал высоту, поэтому и не бросил прощальный взгляд на вашингтонские монументы.

Воздушные путешествия страшили Малькольма примерно в той же степени, что и возбуждали. Волнение и страх перед стихией, в которой словно не действовали привычные законы тяготения и инерции, приводили его в состояние, близкое к истерике. В последние минуты перед взлетом это почти лишало его способности думать, хотя внешне Малькольм выглядел не более нервным, чем его соседи по салону. Впрочем, когда самолет отрывался от земли и набирал крейсерскую скорость и высоту, эта взвинченность сменялась облегчением. Все равно его судьба на ближайшие час или два от него не зависела. В автомобиле, автобусе или даже на пешей прогулке Малькольм ощущал некоторую ответственность за свою жизнь. Действительно, когда он вел машину или шел по улице, безопасность зависела преимущественно от его собственных действий. В автобусе он мог, например, ринуться вперед и перехватить управление, случись с водителем сердечный приступ. Но здесь, в летящем на высоте в несколько тысяч миль над землей самолете, в случае каких-либо неполадок он не смог бы сделать ровным счетом ничего. Малькольм сидел в своем кресле абсолютно беспомощный и бессильный повлиять на происходящее. Даже броситься к двери и заставить стюардессу выпустить его он не мог: слишком поздно, самолет уже полчаса как оторвался от земли. Но на этот раз напряжение его не отпускало – значит, дело все-таки было не в полете.

Что, черт возьми, ты делаешь, Рональд Малькольм, спрашивал он себя. Вся эта история с момента, когда он принял решение лететь с Кевином в Вашингтон, три дня на маленькой ферме, вся эта операция представлялась ему чем-то нереальным – вплоть до сегодняшнего утра, когда непривычно тихий Макгифферт прервал его беспокойный сон ради утренней пробежки. На бегу они не разговаривали. Даже короткие команды Макгифферта, когда они в последний раз повторяли азы самообороны, звучали как-то мягко, почти успокаивающе. Казалось, отставной сержант спит в своей постели, а его место занял брат-двойник, по некоторым признакам священник. За завтраком к ним присоединились пожилой джентльмен и Карл. Первые десять минут Карл быстро, бесстрастно экзаменовал Малькольма на предмет его легенды, однако к моменту, когда повар закончил разливать кофе, разговор превратился в легкую, ни к чему не обязывающую болтовню. Говорил преимущественно пожилой джентльмен; он рассказывал анекдоты про садоводство, политическую жизнь в Вашингтоне, Вторую мировую войну и прочие не имеющие отношения к делу темы.

– Вы отлично справляетесь, мой мальчик, – произнес пожилой джентльмен, пожимая Малькольму руку на прощание. – Просто думайте головой, и все сложится как нельзя лучше.

Малькольм тупо кивнул. В вашингтонский аэропорт его отвез совершенно незнакомый человек. За всю дорогу они с Малькольмом не обмолвились и словом. В аэропорту Малькольм старательно избегал подходить близко к мужскому туалету, в котором год назад подстерег и убил агента по имени Мароник. Безмолвный спутник Малькольма не отставал от него до самого выхода на посадку. У нижней ступеньки трапа Малькольм оглянулся и посмотрел на выход из здания терминала, где стоял его сопровождающий. Солнце только-только вставало, и свет в здании, по которому бродили редкие утренние пассажиры, еще не погасили. Повинуясь внезапному импульсу, Малькольм помахал рукой. Тот не ответил.

Вот и приехали, размышлял Малькольм. Лечу в Монтану играть в шпионские игры с пистолетом в чемодане, изображая из себя военного социолога, без малейшего представления о том, что мне делать – кроме того, что находиться там.

Малькольм улыбнулся. Я там, где я есть, подумал он, и все равно уже поздно что-либо менять. Еще несколько минут он продолжал улыбаться, не думая ни о чем конкретном. В конце концов он обернулся к стюардессе. Та заметила его взгляд и вопросительно подняла брови. Возможно, немного кофе сейчас не помешает, решил Малькольм. Тем более что платить за него не надо. Он вежливо кивнул, и она направилась к его креслу.

Пока Малькольм заказывал у стюардессы кофе, в двух других местах имели место два разговора. Первый происходил в Восточном Берлине, в резидентуре КГБ, между ночным дежурным и его начальником. Начальник опустил чашку с горячим чаем на блюдце, откинулся на спинку вращающегося кресла и с усталым вздохом водрузил ноги на стол.

– Ох, Илюша, – вздохнул он. – Жизнь все-таки жестокая штука.

Дежурный сочувственно поерзал на жестком деревянном стуле. За последние два года эти вечерние чаепития вошли у них в привычку. Насколько Илья мог судить, начальнику хотелось хоть на несколько минут сбросить груз ответственности, неофициально болтая с доброжелательно настроенным подчиненным. А не лишенный амбиций Илья зарекомендовал себя внимательным слушателем.

– Да уж… – неопределенно кивнул Илья в слабой надежде на то, что начальника гнетет что-то посерьезнее семейных проблем.

– Вот будь мы дома, в матушке-России, там нашлись бы грамотные люди, которые смогли бы нам помочь. Не то что эти халтурщики немцы. Никак не возьму в толк, зачем мы с ними возимся – после всего, что они наворотили в Великую Отечественную! Ну там, конечно, международная солидарность трудящихся и все такое, однако когда эти немцы, так бахвалящиеся своей аккуратностью, обделаются, кому за ними разгребать? Только нам.

– Что уж тут поделать, товарищ капитан, – сочувственно поддакнул Илья, стараясь не выдать нарастающего интереса. Что-то определенно происходило или уже произошло. Подумав, он рискнул подтолкнуть собеседника: – А что такого учудили наши друзья на этот раз?

– Уфф, – презрительно фыркнул начальник, запрокинув голову и закрыв глаза. – Друзья? Чего учудили? Засветили такую хорошую разведывательную операцию, вот чего. И поставили нас в положение, которое сдержанные английские коллеги назвали бы «сложным». Что за дурак такое выдумал? Более дурацкое определение сложно найти.

– Ну да… – пробормотал Илья, старательно подбирая уместные реплики. Он отчаянно боялся порвать тонкую нить беседы, что вполне могло произойти, надави он на собеседника слишком сильно, но еще больше боялся того, что начальник сменит тему и такая фантастическая возможность будет упущена. – Даже у англичан есть свои халтурщики.

– Угу, только, к несчастью для нас, среди них не найти таких идиотов, как те, кого немцы посылают работать в разведке. Разведка! Тьфу! Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно.

– Ну, товарищ капитан, вряд ли все так уж плохо.

– Не так плохо? – почти выкрикнул капитан, злобно топнув ногой под столом. – Не так плохо? Думаешь, бывает хуже?

– Ну… я…

– Эх, Илюша, – назидательным тоном начал капитан. – Ты, поди, даже вообразить не мог бы, что найдется такой дурак, который примет на работу связным – профессиональным связным, не каким-нибудь подзаборным информатором, а профессионалом! – любителя выпить? Самого что ни на есть любителя выпить! И пьющего не как подобает разведчику, нет, а до свинского состояния, так, чтобы выболтать спьяну свои секреты. Каково?

– Совершенно с вами согласен, – поддакнул Илья. – Глупее не бывает.

– Не бывает? Эх ты, святая простота… Я скажу тебе, что может быть глупее! Ты не только принимаешь этого алкаша на работу, не только посылаешь его туда, где он может все выболтать, но еще и рассказываешь ему то, что он может выболтать, что он и делает, и попадается на этом, и вот тут-то ты уже точно в самой настоящей заднице.

– Где, товарищ капитан?

– В жопе, вот где. Кретины из финансового отдела проболтались связному о том, что деньги, которые он переправляет, предназначены для финансирования разведывательной операции в Штатах, связанной с их ракетами. Они даже позволили ему задержаться в лондонском аэропорту, более того – сообщили ему номер рейса, на котором должен был лететь туда наш человек. А этот идиот связной не просто алкаш, но еще и любопытный алкаш… Черт его знает, может, он рассчитывал переметнуться… не знаю, не знаю. В общем, он ошивался там до тех пор, пока не подглядел, как наш агент забрал посылку. А за ним уж подсмотрел американец, случайно услышавший его болтовню.

– Да, вот это уже глупее глупого…

– Угу, – кивнул капитан. Злости у него немного поубавилось; он снова откинулся на спинку кресла и закинул ноги на стол. – Разумеется, связной засветился. Нашего агента проследили до самой ракетной базы, его чуть не сцапал американец, и нашему едва удалось уйти. Но, похоже, американцы тоже не семи пядей во лбу, потому что после того, как их агента убили, никаких других действий они не предпринимали. В Москве, по крайней мере, ни о чем таком не знают. Вот нам теперь и латать все прорехи.

– Нам?

– Ну, если не все, то часть. Послезавтра мы посылаем туда еще одного агента – первый-то задания не выполнил. Поскольку считается, что американцы не в курсе того, что происходит, Москва решила рискнуть еще одним. Уж не знаю, стоит ли оно того – им виднее. Так или иначе, мы отвечаем за его переправку через Берлин во вторник.

– Скрытно?

– Да нет, он летит отсюда в Лондон, оттуда в Канаду. Дальше уже не наша забота. От нас требуется только проследить, чтобы он благополучно сел в самолет.

– Ну уж с этим мы справимся, – уверенно произнес Илья, стараясь не выдать охватившего его торжества. Во вторник. У него полным-полно времени.

– Надеюсь, что так, Илюша, – вздохнул капитан. – Надеюсь, что так. Устал я чего-то. Плеснешь мне еще чайку, а? А потом работать, работать.

– С удовольствием, товарищ капитан. – Заваривая чай, Илья мурлыкал себе под нос. Ночная смена выдалась на редкость удачной.

В маленький бар, расположенный чуть в стороне от деловых кварталов Западного Берлина, захаживают в основном старые клиенты. Солдаты союзных оккупационных сил бывают здесь редко, поскольку шансов познакомиться тут с юной незамужней фройляйн меньше, чем в центре. Для успешных бизнесменов бар недостаточно респектабелен, для менее уважаемых слоев берлинского общества он, напротив, слишком дорог. Посетители в большинстве своем принадлежат к среднему классу: клерки, торговцы и пассажиры, которые заходят сюда исключительно с целью скоротать время до начала регистрации в аэропорту Тегель или до отхода рейсового автобуса. В Лондоне такое заведение представляло бы собой паб, реклама которого печатается в воскресных приложениях к газетам. В Америке – придорожное кафе. В Берлине оно оставалось одним из многих, как их здесь называют, «штюбе». Вообще-то Берлин отличается самой высокой в мире концентрацией шпионов на квадратную милю, однако конкретно этот бар не числился в списках точек рандеву ни у американских, ни у западногерманских спецслужб. Пока Малькольм летел в Монтану, а Илья ненавязчиво прокачивал своего шефа на предмет информации, в этом маленьком берлинском баре встретились два агента.

Первым был Кевин Пауэлл. Он прилетел в Берлин накануне после двух дней бесплодных поисков в Лондоне. Лондонский начальник Паркинса связался с резидентом разведки ВВС в Берлине, который в свое время довольно много работал с погибшим. Бывший партнер Паркинса и разговаривал теперь с Пауэллом в берлинском баре; собственно, именно ради этого разговора Пауэлл сюда и прилетел.

– Жаль, конечно, старину Парки, – негромко произнес собеседник. – Чертовски жаль. Как он погиб?

Кевин внимательно посмотрел на сидевшего напротив невысокого человечка. Кевину не нравилось место, которое тот выбрал для встречи, агент должен чувствовать себя как можно естественнее, чтобы из него легче было выудить все, что он знал. Мысленно Пауэлл то и дело чертыхался: собеседник входил в число самонадеянных генеральских героев.

– Вам не захочется знать подробности, – твердо заявил Кевин. – А если и захочется, думаю, вы осознаете, что требования секретности не позволят мне делиться ими.

Агент понял, что его ставят на место, и заметно напрягся. В конце концов, не каждый день из Штатов прилетает кто-то из начальства, чтобы расспросить о погибшем сослуживце.

– Извините. Так, пустое любопытство. И вы меня поймите: я с этим парнем полгода бок о бок проработал в европейском отделе.

Кевин улыбнулся, стараясь излучать тепло и добродушие.

– Конечно, понимаю. Как мне сказали, вы его довольно неплохо знали. Я хочу, чтобы вы про него рассказали – все, что помните. Начиная с первой встречи, включая все совместно проведенные операции, его личную жизнь, бытовые привычки, мнение о своей работе – все-все. Особенно меня интересует информация о том, что он делал в последние шесть месяцев. Его отчеты непосредственному начальству не отличались полнотой.

Агент рассмеялся:

– Еще бы. Парки вообще мало заботился об уставной части. Не любил работать с начальством – предпочитал доводить все до конца сам. А потом уже выдавал им подробный отчет с картами, записями, фото и прочими документами, обосновывавшими его поступки, – даже если само дело выеденного яйца не стоило. Благодаря этому его наверху терпели. Парки всегда говорил, что вмешательство больших шишек может только все испортить. – Агент сделал большой глоток пива. – Уверены, что вам нужны все подробности? Это может занять немало времени.

Кевин огляделся по сторонам. Они устроились за столиком в дальнем углу, напротив входа. Соседние места пустовали: в баре вообще было немного народа. От ближайшего посетителя их отделяло добрых пятнадцать футов. Сам Кевин сидел лицом ко входу и стойке, поэтому незамеченным к их столику никто не смог бы подойти. Вряд ли бар прослушивался, да и шансы на то, что в него зайдет кто-нибудь способный опознать их, представлялись весьма незначительными.

– Спешить нам некуда. Мне нужно все, что вы в состоянии вспомнить.

Его собеседник пожал плечами.

– Мы встретились на вводной лекции, которую генерал читал нашему отделу. Ну, такой обязательной, с пожеланиями и всем прочим. Мы почти не разговаривали тогда, да и познакомились-то по-настоящему два месяца спустя, когда нас обоих назначили в английский отдел. Вот тогда…

Прошло два часа. Кевин отчаянно боролся с зевотой. Не то чтобы ему это наскучило, но он устал. Жадная, настороженная сосредоточенность, которой требовал от него разговор, выматывала сильнее, чем физический труд. Коротышка рассказывал охотно, почти без понуканий. Он явно любил поговорить, и это – вкупе с кое-какими подробностями, которыми он делился с той же охотой, – заставило Кевина порадоваться тому, что они не работают вместе. К этому времени рассказчик покончил с хронологическим повествованием и перешел к чистым эмоциям. После пяти кружек пива его речь сделалась менее внятной, но Кевин боялся прерывать его: мало ли что может всплыть в любой момент.

– …вот старина Парки и завел себе крутую квартирку в Лондоне – типа, для конспиративных встреч. Хотя, думаю, вряд ли он собирался использовать ее по этому назначению. Ну там, для встреч, только едва ли конспиративных. Но генерала-то он заставил раскошелиться. Парки вообще нравилась Англия, ума не приложу за что. Погода отвратная. Зарплата не самая высокая. Однако Парки говорил, там надежнее. Сказал мне как-то, что на них можно положиться: они сохранят для тебя все в лучшем виде.

В голове у Кевина что-то щелкнуло.

– Что? Что сохранят?

Коротышка пожал плечами:

– Не знаю. Он не объяснил. Сказал только, что можно положиться, потому что сохранят в наилучшем виде.

Предельно осторожно, чтобы не спугнуть опьяневшего собеседника, выказав чрезмерный интерес, Кевин подался вперед.

– А вы не помните, по какому поводу он это сказал, о чем вы тогда разговаривали?

– Гм. – Коротышка покачался на стуле и сосредоточенно нахмурился. – Дайте подумать, дайте подумать… А, вспомнил. Дело было в семьдесят третьем, как раз после того, как один из наших парней в Риме потерял важные бумаги. Мы так и не узнали тогда, противник ли их стырил или он сам их посеял. Парки, типа, считал, что его просто карманники обчистили. Он сказал тогда, что это проще простого, поскольку все в службе раздолбаи и тупицы – все, включая начальство. Помнится, я спросил тогда, может, он и меня тоже имеет в виду… Я здорово тогда разобиделся. Надо же – какой я тупица!

Кевин осторожно покашлял, борясь с острым искушением согласиться с подобным предположением.

– И что он сказал?

Коротышка открыл глаза.

– А вы что думали? Думали, подтвердит, что я тупица?

Кевину пришлось поднять руку, чтобы герой-разведчик не сорвался на крик.

– Нет, не это. И следите за своим голосом! Что Паркинс сказал о том, что в Англии сохранят в наилучшем виде?

– Ах, об этом… Ну, он – после того как заверил, что я-то не тупица, – заявил, мол, на англичан, на их правительство всегда можно положиться. Что тому парню в Риме стоило послать бумаги англичанам, уж они-то точно ничего бы не потеряли.

– И все? Ничего больше не объяснил?

Коротышка мотнул головой:

– Нет. Да я и не спрашивал особо. А сам Парки ничего больше не добавил.

Кевин вздохнул.

– Ну как, хотите еще чего узнать? Чтоб я еще чего-нибудь рассказал?

Кевин посмотрел на сидевшего перед ним типа с покрасневшими глазами. Вряд ли от него можно было ожидать еще чего-либо ценного, по крайней мере в ближайшие несколько часов. Вот если бы у Кевина имелось в распоряжении несколько недель на то, чтобы выпотрошить его до дна… Однако, если верить пожилому джентльмену, счет шел не на недели, а на сутки, даже часы, так что тратить время на разработку этой линии не имело смысла.

– Нет, – медленно ответил Кевин. – Пока нет. Если мне потребуется что-нибудь еще, я с вами свяжусь. – Он встал, дав собеседнику знак оставаться на месте. – Я выйду первым, а вы – через десять минут. Никакого пива больше, вообще ни капли спиртного до тех пор, пока вам не передадут, что вся эта история закончилась. Держите ухо востро. Вы – единственная ниточка, которая связывает нас с Паркинсом, и это лучше, чем ничего, так что нам не хотелось бы, чтобы с вами что-то случилось.

Глаза у коротышки расширились.

– Вы хотите сказать, мне, возможно, тоже…

– Я ничего такого не говорю, – перебил его Кевин. – Я просто хочу, чтобы вы были очень, очень осторожным. Так что таким и будьте.

Открывая дверь на улицу, Кевин оглянулся на агента. Тот сидел, тараща глаза ему вслед. Кевин повернулся и вышел. Оказавшись на улице, он с досадой тряхнул головой и сосредоточился на следующих шагах.

Следующим утром Кевин вернулся в Лондон. Глава лондонской резидентуры ЦРУ, встречавший его в аэропорту, заметил круги у него под глазами, но ему хватило ума отвезти его в свою контору, как Кевин попросил, а не предложить прежде выспаться.

Руководитель британского отдела ЦРУ не любил работать с отделом «С». По его мнению, они вечно все усложняют, а еще превращают заведенный уставной порядок в балаган. Он понимал, что у него нет выбора, но все-таки не удержался от ворчания, когда Кевин попросил у него разрешения поговорить по закрытой линии.

Едва ли не решающим фактором любой разведывательной деятельности является связь. В самом деле, что толку от самых ценных выведанных секретов, если нет возможности передать их своим? Да и сама методика шпионажа сводится преимущественно к перехвату чужих сообщений, для чего используются подслушивающие устройства, «жучки» на чужих телефонах, фотографирование чужих документов и тому подобные средства. Ведь нет таких секретов, о которых не сообщается вообще никому, ибо это означало бы не секрет, а просто никому – ну, кроме единственного человека – не известную информацию, от которой нет ни пользы, ни вреда.

Кевину отчаянно требовалось связаться с пожилым джентльменом, причем как можно быстрее. Ему повезло: в Лондоне он находился на более-менее дружественной территории. Британцы охотно сотрудничают с американскими спецслужбами – разумеется, если это не наносит ущерба их собственным интересам. В том, что касается защиты своих интересов, британские спецслужбы очень сильны с самого момента создания в 1573 году, так что и их помощь союзникам весьма эффективна. Например, МИ-5, ведающая вопросами внутренней безопасности, обеспечивает отличные, защищенные каналы связи в случаях, если ЦРУ нужно экстренно соединить свою лондонскую резидентуру с американским посольством – или, скажем, с Вашингтоном. Причем делает все так, что об этих каналах связи не известно почти никому. Разумеется, ЦРУ отвечает британским коллегам подобными же любезностями.

Защищенная телефонная линия – это вам не простой набор проводов с примитивной АТС. Специально разработанная в Лэнгли система автоматически шифрует все разговоры и проверяет подключения к линии. В дополнение к этому МИ-5 со своей стороны, а ЦРУ со своей периодически проверяют ее безопасность. Все переговоры осуществляются по отдельному трансатлантическому кабелю. На американской стороне телефонные линии ведут от выхода кабеля непосредственно в Лэнгли. На ваш звонок могут ответить в самой штаб-квартире ЦРУ, а могут соединить с любым обычным номером на всей территории Соединенных Штатов – при условии, конечно, что там смогут ваш сигнал расшифровать. Первый звонок Кевина в посольство заставил ночного дежурного связаться с Вашингтоном, чтобы пожилой джентльмен мог приготовиться к особому звонку. Вся эта процедура заняла чуть меньше получаса.

Даже все умение специалистов ЦРУ не в состоянии защитить сигнал от помех, сопутствующих любому трансатлантическому звонку. К этому добавляются фоны, вызванные шифровкой и обратной расшифровкой сигнала. В общем, обоим собеседникам приходилось изрядно напрягать слух, однако слова звучали все же более-менее разборчиво.

– Кевин, мальчик мой, – заговорил пожилой джентльмен, – ты как? И как обстоят дела?

– Я в порядке, сэр, а вот дела – не очень. Впрочем, возможно, что-то я и нащупал, только мне кое-что нужно, и обеспечить это способны только вы.

– Можно с подробностями подождать до следующей курьерской доставки?

Кевин улыбнулся. Пожилой джентльмен до сих пор не очень доверял всем видам электронной связи, какие бы меры предосторожности при этом не принимались.

– Боюсь, нет, сэр, если только вы не считаете, что время терпит.

– Ты прав, мой мальчик, не терпит. Что тебе нужно?

– Мне необходим друг в государственных органах – кто-то, кто мог бы помочь в организации полномасштабного расследования. Я предпочел бы кого-нибудь из полиции, хотя сошли бы и спецотдел, и Пятерка, и Шестерка (Кевин имел в виду Пятый и Шестой отделы британской разведки).

– Думаю, спецотдел лучше всего. Он очень уютно устроился между разведкой и полицией. Нет смысла напрямую вовлекать в это дело Пятерку или Шестерку – все и без того слишком скользко. Я обеспечу этому подходящее прикрытие. Думаю, часов четырех на это все хватит. Карл даст тебе знать, когда все будет готово.

– Отлично. Так я даже поспать немного успею. Как там наш Кондор?

Пожилой джентльмен чуть помедлил с ответом. Кевин мог бы побиться об заклад, что тот улыбнулся, прежде чем произнести.

– Кондор в пути, Кевин, мой мальчик. В пути.