Глава 17

Грейс фотографировала Макса почти ежедневно.

Снимки на пробежке, на прогулках, при обустройстве ее дома. По правде говоря, большинство этих снимков Грейс делала украдкой и не собиралась показывать на выставке. Они предназначались для ее личной коллекции.

Макс обладал на редкость фотогеничным лицом. Если бы не симпатия Грейс, она бы его возненавидела за такую дьявольскую фотогеничность.

У Макса была суровая мужская привлекательность, разительно отличавшаяся от сладеньких лиц с журнальных обложек. Взять те же шрамы. Их у него было два: один на правой брови, второй – на подбородке. По-настоящему мужское лицо. Его волосы были темными, почти черными, как и глаза. Но на ярком солнечном свете волосы приобретали золотистый отлив, а глаза светлели, становясь шоколадно-коричневыми.

И конечно же, у него было ангельское терпение.

После памятного дня, с которого начались их фотосессии, они больше не делали попыток телесно познать друг друга. Только случайные прикосновения рук на бегу, шутливые подталкивания плечом, не более того. Никаких движений, которые тогда воспламенили Грейс. Она часто вспоминала, как они сидели на бревне. Удивительно, что она не вспыхнула факелом. Прикосновение мужских рук не заставило ее сжаться, не вызвало отвращения. Впервые за очень долгое время.

А какое это было прикосновение!

У Макса были шершавые мозолистые ладони и длинные жесткие пальцы. Такие руки могли бы довести до оргазма, даже не притрагиваясь к ее трусикам. Нежные и в то же время властные. Даже когда она деликатно отвела его руки, ощущение между бедрами сохранялось еще неделю.

Надо же, Макс взял инициативу на себя и решился до нее дотронуться. Это удивляло Грейс, но еще больше она удивлялась самой себе. Поначалу ей было страшно, даже очень. У нее сдавило легкие, сердце бешено заколотилось. Однако страх погас столь же быстро, как и вспыхнул. К тому моменту, когда Макс лизнул ее в шею и стал шептать на ухо разные возбуждающие словечки, сердце Грейс колотилось уже совсем по другой причине.

От сексуального возбуждения.

Это был зов плоти, включившийся впервые за много лет.

Грейс и сейчас могла вызвать в памяти те ощущения. Грудь Макса, упирающаяся ей в спину. Его возбуждающий шепот. Как ему удалось разжечь в ней огонь желания, да еще такой сильный? В жилах бурлила кипящая кровь. Ей стало трудно дышать. Грейс знала: если она сейчас не снимет его руки, дело закончится…

Нет, это было бы слишком скоро. Торопиться нельзя. Нужно двигаться шаг за шагом. Как бы Грейс ни гордилась собой, некоторые аспекты интимности и сейчас пугали ее до смерти. Она добросовестно пыталась проработать их с Ниной – ее психотерапевтом, однако сама мысль о том, чтобы потрогать мужчину ниже пояса, наполняла Грейс тревожным чувством. Узнав о существовании Макса, Нина стала настойчиво убеждать ее воспользоваться таким шансом. Не надо все усложнять. Не надо отказываться от наслаждения. Так советовала ей Нина.

Она и не собиралась отказываться. Грейс видела, как Макс реагирует на нее, и это возбуждало ее и приятно щекотало нервы. Ей хотелось трогать Макса, смотреть, как он возбуждается все сильнее и сильнее, доходя до грани. Интересно, смогла бы она одними своими ласками заставить его кончить?.. Здесь направленность ее мыслей меняла знак, и на душе становилось тревожно.

– Грейс, привет!

Ей недавно привезли кожаный диван. Грейс поправляла его подушки, когда ее окликнули. Бак и еще один парень из бригады Винса, кряхтя, тащили тяжеленный ящик.

– Туалетный столик в спальню нести? – спросил Бак.

Бедняга из кожи лез от усердия. После того дурацкого вечера он без конца извинялся и без конца объяснял, что у него и в мыслях не было ее напугать. Охапками покупал ей цветы. Маргаритки. Грейс убеждала его, что давно уже не сердится и что он прощен. Столь искреннее раскаяние не могло не вызвать у нее такой же искренней симпатии к этому простодушному парню.

– Да… если вам не трудно. Спасибо, ребята.

Смущенно улыбаясь, Грейс смотрела, как ее добровольные помощники поволокли столик на второй этаж.

Обустройство дома завершилось. Оглядываясь по сторонам, Грейс торжествовала. Она осуществила задуманное! Теперь у нее есть собственный дом, никак не связанный с прошлым. Ее дом. Красивый, уютный. Дом, о котором она мечтала. Грейс радовалась, как маленькая. Она носилась босиком по гладким деревянным полам, восхищалась высокими потолками и широкими окнами. Ей не терпелось показать дом Каю. Пусть полюбуется, во что превратилась развалюха! Даже дверь, как Грейс и мечтала, выкрасили в голубой цвет. Не дом, а воплощение совершенства.

За два последних дня ей привезли почти всю мебель. Не хватало лишь кровати. Но пока Грейс вполне устраивал надувной матрас, который одолжила ей Руби. Когда в баре праздновали окончание работ, Винс сказал, что его парни перевезут остаток вещей и все установят так, как ей надо. Нашлись помощники и среди других посетителей бара. Даже Руби предложила использовать мускульную силу ее мужа. Руби помогла Грейс готовить сэндвичи и позаботилась о том, чтобы в доме был достаточный запас холодного лимонада. После работы на жаре мужчины по достоинству оценили то и другое. Грейс смотрела на этих удивительных, отзывчивых людей и думала, как же правильно она поступила, уехав из большого города. Там такой отзывчивости не встретишь.

Макс в праздновании не участвовал, поскольку ездил на очередную встречу «Анонимных наркоманов». Но на следующий день он наверстал упущенное, усердно двигая мебель и бытовую технику. Грейс постоянно ловила на себе его взгляды. Она улыбалась. Макс улыбался в ответ. Его улыбки были спокойными, дружескими, но и от них в животе Грейс порхали бабочки.

Каждого своего добровольного помощника Грейс наградила упаковкой баночного пива. Когда все они покинули ее дом, она, выждав немного, отправилась в пансионат, к Максу. Ее руки были заняты угощением, и в дверь его номера она стучалась локтем. Услышав его голос, Грейс как могла утихомирила бабочек в животе. Слушая его шаги, Грейс улыбалась, но, когда дверь распахнулась, застыла как вкопанная, сраженная увиденным.

Грейс мысленно пробормотала самое заковыристое ругательство, какое знала.

Если одетый Макс был чертовски привлекателен, то Макс полураздетый… Ей не хватало слов. Он стоял, голый по пояс, босой, в черных мешковатых спортивных штанах, низко сидевших на бедрах и густо заляпанных краской. Макс имел такой торс, что количество взмокших трусиков в радиусе десяти миль росло бы в геометрической прогрессии. Чтобы иметь такой мускулистый брюшной пресс, многие мужчины часами мучились и потели в спортивных залах. А эта соблазнительная полоска черных волос, тянущаяся по широкой груди сверху вниз. Боже, какие у него плечи!

И это великолепное тело украшала татуировка…

– Эй, девушка, неприлично так пялиться.

Грейс мгновенно перевела взгляд на его лицо. Этот самоуверенный тип небрежно привалился к дверному косяку и ухмылялся, поигрывая зажатой между пальцами кистью. Ему даже хватило наглости шевелить бровями!

– Я и не пялилась, – соврала Грейс.

Она тряхнула головой, разгоняя сладострастный туман, который вдруг окутал ее мозги.

– Зачем мне это надо? Я просто смотрела на… Кстати, я пиццу принесла. – Она помахала внушительной коробкой. – Пепперони, с большим количеством лука. И «Доктор Пеппер».

– В таком случае – милости прошу в мое скромное жилище, – засмеялся Макс, чуть приоткрывая дверь.

Грейс вместе с коробками пришлось нагнуться и пролезть у него под рукой, что немало повеселило Макса, а ее вогнало в краску.

Его номер был почти таким же, как ее. Исключение составляли несколько пар гантелей в углу и мольберт с большим холстом. Рядом на сервировочном столике лежали кисти и краски. Самого холста Грейс не увидела – Макс завесил его тряпкой. У дальней стены стояло несколько его работ в рамах, повернутые обратной стороной.

– Я все думала, куда это вы подевались. – Грейс вывалила принесенное на другой столик. – А у вас, оказывается, муки творчества.

– Что-то захотелось поводить кистью по холсту, – признался Макс, внимательно наблюдая за каждым ее движением. – Шедевра не создал. А вот проголодался зверски.

Макс отложил кисть и, даже не вымыв рук, выхватил из коробки приличный кусок пиццы.

Грейс изо всех сил старалась не глазеть, как он ест, хотя зрелище было завораживающим. Не столько движение челюстей, перемалывающих пиццу, сколько движение шеи и качание плеч. Она подошла к стене с картинами и коснулась одной рамы.

– А вы кому-нибудь показываете свое творчество? – с нарочитой небрежностью спросила она.

– Иногда. – Макс потянулся за вторым куском. – Если хотите, можете посмотреть. Мои художества не составляют государственной тайны.

Грейс наградила его благодарной улыбкой и начала переворачивать картины. Они были все разные, и объединяло их одно: талант автора. Макс был по-настоящему талантлив. Иногда выбранные им тона и оттенки несли напор и агрессию, а иногда становились на удивление спокойными, мягкими и нежными. Каждая картина была абстрактной композицией с четко выраженной асимметрией. Пятна ярко-зеленого цвета соседствовали с полосами светло-коричневого, молчаливого черного или пронзительного красного. И везде ощущался индивидуальный почерк Макса. Первые работы почти целиком состояли из острых углов и сердитых сочетаний красок. Потом гнев начал постепенно уходить. Острые углы тоже исчезали, сменяясь более плавными, округлыми линиями и плоскостями. Появилась даже нежность, особенно в оттенках.

– Макс, я получила большое удовольствие, – призналась Грейс, разгибая затекшую спину. – Меня восхищает ваша манера. – Она коснулась холста, который понравился ей больше остальных. Там изобиловали оттенки нежно-розового. – Вашим картинам место на выставке. Люди должны их видеть.

Макс лишь усмехнулся и покачал головой:

– Скажете тоже! Кому они нужны? Я даже не рискую предложить их друзьям.

– А я бы с удовольствием взяла, – быстро возразила Грейс. – Особенно эту. Мне она очень понравилась.

Полотно было выдержано в карамельных тонах с вкраплением золотистых точек. Грейс оно напомнило глаза ее матери.

Макс равнодушно махнул рукой:

– Значит, картина ваша. – Он схватил третий кусок пиццы. – Фантастическое угощение. Чем я заслужил такую щедрость?

Он намеренно увел разговор от своего творчества на достоинства пиццы. Грейс молча подошла к нему. Она чувствовала: сегодня он позволит ей больше свободы в словах и действиях, чем обычно. Предвкушение будоражило ее. Сама не чуждая творчеству, Грейс понимала, насколько индивидуален почерк Макса. Она читала о художниках, почти не продававших своих картин. Вероятно, Макс принадлежал к их числу.

– Эта щедрость – моя скромная благодарность за вашу помощь в обустройстве дома, – ответила она. – Парней из бригады Винса я угостила пивом. А вам решила заказать вашу любимую пиццу. Вот только салфеток взять не догадалась.

Грейс направилась в ванную, где оторвала несколько кусков туалетной бумаги, заменив ими салфетки.

– Безупречный выбор, – сказал Макс, усаживаясь на кровать с открытой банкой «Доктора Пеппера». – Пиццу я люблю.

Грейс лишь усмехнулась и села рядом, тоже взяв кусок пиццы и банку лимонада. От ее внимания не ускользнуло, что они сидят на неубранной кровати Макса и что он так и не надел рубашку. В комнате вкусно пахло орегано и луком. К этим запахам примешивался мужской запах. Уловив его, Грейс перестала замечать другие. Сердце застучало быстрее, однако страха не появилось.

– Как прошло ваше утро? – спросила она.

Сегодня Макс ездил к своему психотерапевту, и Грейс пришлось бегать одной. Она не жаловалась, однако без Макса время тянулось медленнее. И даже в доме, невзирая на толпу народу, ей недоставало его.

– Утро? Великолепно! – ответил Макс, дожевывая пиццу. – Мне снизили дозу лекарств. Эллиот доволен моими успехами.

– Так это же замечательно! – обрадовалась Грейс. – Я вами горжусь.

– Гордитесь? – недоверчиво переспросил Макс, вытирая рот.

– Конечно. Я тоже вижу ваши успехи.

– А о своих молчите. – Макс слегка толкнул ее под локоть. – Вы должны быть на седьмом небе. Дом вашей мечты готов. Теперь в нем можно жить.

– Можно. Но там не выскочишь в коридор и не постучишь в дверь.

– Зато вы знаете, к кому обратиться, если у вас вдруг потекут трубы.

Грейс проглотила последний кусок пиццы и впервые за все это время ощутила знакомую нервозность.

– Я рада вас видеть и тогда, когда трубы в полном порядке, – пробормотала она, вертя в руках опустевшую банку. – Вы можете приходить в любое время. Считайте это постоянно действующим приглашением. Я с удовольствием вам что-нибудь приготовлю.

Грейс украдкой взглянула на Макса. Предложение явно удивило его, и теперь он старательно прятал улыбку.

– Обязательно приду. Особенно если вы умеете готовить. Мужчине надо есть как следует. Одними маффинами сыт не будешь.

Очередной кусок пиццы отправился ему в рот.

Макс поднял руку. Грейс только сейчас заметила шрам у него на груди. Шрам начинался под левым соском, шел горизонтальной полосой через всю грудь и исчезал на спине. Прежде чем сознание смогло ее удержать, Грейс потянулась к этому шраму. Кажется, Макс был не против. Он смотрел на ее пальцы, скользящие по глубокой борозде давно зажившей раны.

– А-а, это, – усмехнулся он набитым ртом.

– Откуда это у вас? – тихо спросила Грейс.

– От пули.

Сказано было настолько буднично, что до Грейс не сразу дошел смысл двух этих слов. А когда дошел, она отдернула руку.

– От… пули? Вы шутите?

Макс покачал головой, не переставая жевать.

– А что произошло?

– Мы с лучшим другом вляпались в одно дельце.

– С Картером? – догадалась Грейс.

Макс часто говорил о Картере, которого считал не столько другом, сколько братом.

– С ним, – ответил Макс, дотрагиваясь до шрама. – Пытались угнать машину, а ее владелец возьми и пальни по нам.

По коже Грейс побежали мурашки. От услышанного ей стало не по себе.

– И вы так спокойно об этом рассказываете.

– А вам нужна дрожь в голосе? – удивился Макс. – Не думайте, что я в восторге от своих подростковых подвигов. Но что было, то было.

– Внутри вам что-нибудь задело?

– Мне повезло. Пуля прошла по касательной. Я успел оттолкнуть Картера, и пуля прошла мимо цели. А целили мне прямо в сердце. – Макс постучал себе по груди.

– Постойте. Вы оттолкнули Картера, чтобы стрелявший не попал в него?

– Ну да. Тот придурок целился не в меня, а в него. Но я успел.

– Боже мой, – выдохнула Грейс. Невзирая на духоту комнаты, ей вдруг стало зябко. – Вас же могли убить.

Макс пожал плечами:

– Он мой лучший друг. И никому не позволено в него стрелять. Кроме меня.

Макс улыбался, глядя в пол.

«Послужной список» Макса О’Хейра расширялся. Угон машин, пулевые ранения, наркотики. Услышав подобное, любая нормальная, здравомыслящая женщина должна была бы опрометью броситься к двери и бежать со всех ног как можно дальше. Но скромность, с какой Макс говорил о спасении жизни своего друга, крепко удерживала ее на месте. Этот человек был очень непрост. Помимо пристрастия к кокаину и лечения в реабилитационном центре, его жизнь имела немало иных граней. Грейс отчаянно захотелось узнать о них все, что можно. Странно, что человек с талантом художника делал такие зигзаги.

Макс поставил опустевшую банку на пол и повернулся к Грейс, упираясь ладонью в матрас.

– Вы прекрасно знаете: я вовсе не горжусь своим прошлым. Но изменить прошлое я не могу. Шрам напоминает мне о событиях, повторения которых я ни в коем случае не хочу.

– А ваша татуировка? – отважилась спросить Грейс.

Татуировка занимала верхнюю часть правой руки Макса. Грейс хотелось, чтобы он повернулся и показал ей весь рисунок.

Макс криво усмехнулся и покачал головой:

– Об этом – как-нибудь в другой раз.

Подавляя досаду, Грейс кивнула. Он и так рассказал слишком много. Ей было очень понятно стремление Макса никогда не возвращаться к ошибкам прошлого. Он пока не знал, что и на теле Грейс есть шрамы – уродливые напоминания о событиях, повторения которых она никогда не допустит. Ей захотелось вознаградить Макса за откровенность. Чуть отодвинувшись, Грейс медленно приподняла футболку.

Макса на мгновение озадачил ее жест. Потом он заметил бледные зигзаги шрамов, что начинались под ее правой грудью и тянулись до бедра. Макс шумно вдохнул и стиснул зубы.

– Откуда это у вас? – повторил он ее вопрос, хотя чувствовалось, что он и так знает ответ.

– От ботинка сорок второго размера и кухонного ножа.

Из горла Макса вырвалось глухое рычание. Оно нарастало и вылилось в грубое ругательство по адресу Рика.

– Вы не возражаете? – спросил он, протянув руку к ее шрамам.

Грейс оторопело моргала. Его крупные пальцы с такой осторожностью касались ее шрамов, словно она была статуэткой из тончайшего стекла.

– Жуткое украшение, правда?

Грейс попыталась улыбнуться. Она невольно закрыла глаза, наслаждаясь нежностью его прикосновений.

– Нет, они совсем не жуткие, – твердо возразил Макс.

– Вам незачем мне лгать. Я представляю, каково мужчине видеть такое на женском теле.

Макс вздохнул, опустил руку:

– Когда у моего отца обнаружили рак, ему делали одну операцию за другой. Он с головы до живота был весь покрыт шрамами. Как-то я у него спросил, не шокируют ли они его и не противно ли ему видеть располосованное тело. Отец засмеялся и ответил: «Как они могут быть мне противны? Глядя на них, каждый видит, что я жив».

Макс снова дотронулся до ее шрамов. Тепло его ладони прожигало Грейс до костей. Темные глаза приковали ее к месту, не давая шевельнуться.

– Вот и ваши шрамы, Грейс, показывают каждому, что вы прошли через ад и выжили. И нечего их стыдиться.

У Грейс брызнули слезы. Всхлипывание она спрятала за шумным выдохом. Она не представляла, что можно за считаные секунды снять с души груз, годами не дававший покоя. Шрамы были еще одной причиной, удерживавшей Грейс от интимных отношений с мужчиной. Макс нежно погладил ей бок и передвинул руку к бедру. Его рука, застывшая на ее тонкой талии, казалась рукой великана.

– Какая у вас нежная кожа, – сказал Макс, облизывая пересохшие губы своим бесподобным розовым языком.

Макс подвинулся ближе к ней. Их колени сомкнулись. Его пальцы отогнули край лифчика. Грейс обожгло легкие.

– Мне приятны ваши руки, – прошептала она.

Это было правдой, которую Макс должен знать. Убери он сейчас руку… Грейс вдруг показалось, что это было бы равносильно смерти.

– Я хочу видеть больше, – тихо признался он, глядя на нее сквозь свои длинные черные ресницы. – Мы вдвоем. Сюда никто не войдет. Не бойтесь меня. Я хочу посмотреть на вас.

Грейс тут же сбросила с себя футболку, оставшись в ярко-розовом лифчике и штанах для йоги. Урчание Макса было на редкость чувственным и пробирало Грейс до костей. Когда руки Макса потянулись к ее ключицам, она даже не вздрогнула.

– Вот так, – вздохнул он. – Смотрите на меня.

Его прикосновение было огненным и одновременно дарящим безопасность. Его прикосновение пробудило спящую часть личности Грейс. Ее руки потянулись к застежкам лифчика.

Макс заметил это и глухо добавил:

– Я не настаиваю. Только если вас это не смущает.

– Я хочу преодолеть смущение. Хочу, чтобы вы меня видели. Мне пора быть смелой.

Щелкнула застежка. Грейс сбросила лифчик. Теперь они с Максом оба были голыми по пояс.

– Боже мой, – пробормотал Макс. – Вы…

Его пальцы медленно опускались с ключиц к ее голым грудям. Чем ближе, тем осторожнее становились его движения.

– Не возражаете? – еще раз спросил Макс.

– Ничуть.

Грейс говорила правду. Она не возражала. Она хотела, чтобы его руки трогали и ласкали ее. В его руках она оживала. Наконец Макс дотронулся до ее сосков и осторожно сомкнул пальцы вокруг грудей. Грейс застонала. Это был стон облегчения, наслаждения и просьбы о продолжении. Она и не предполагала, что может так стонать. Макс тоже застонал. Он нежно сдавливал ее соски пальцами.

У Макса высунулся кончик языка.

– У вас такие потрясающие сиськи, – признался он, водя большими пальцами. – Такие красивые. Смотрите, как здорово они помещаются в моих ладонях.

Его взгляд становился все жарче и возбужденнее. Ее груди, подрагивающие от его пальцев, приводили Макса в экстаз.

– Грейс, мне хочется… Можно мне их пососать?

В этой бесхитростной просьбе было столько страсти, что Грейс кивнула.

– Вам ничего не грозит, – сказал Макс, склоняясь к ее вожделенным округлостям. – Они у вас такие… зовущие.

Его обжигающий язык играл с ее соском. Макс покусывал его, облизывал и посылал электрические импульсы по всем ее жилам. Ее груди стали влажными. Грейс стонала и таяла. Макс сосал все сильнее. Его рука все плотнее сжимала ей другую грудь. Его дыхание стало натужнее. Он не успевал одновременно сосать и дышать. По телу Грейс пробегали приятные судороги. Между ног давно уже было мокро. Ей хотелось, чтобы Макс вошел в нее, хотелось ощутить его толчки. И в то же время она боялась очутиться под ним. Все та же давняя, проклятая боязнь замкнутого пространства. Ее пальцы добрались до его головы, трогая его густые волосы. Грейс хотелось зарыться носом в его волосы, дышать им. Ее тело жаждало большего.

«Я в безопасности», – напомнила себе Грейс. Макс не сделает ей больно.

– Как приятно, – шептала она.

Боль между ног. Давно забытое ощущение. Макс продолжал ласкать и сосать ее груди, и Грейс чувствовала, что может кончить от одних его ласк.

Макс громко сопел. Грейс вдруг увидела, что он лихорадочно трет себя ладонью сквозь спортивные штаны.

– Я тоже хочу видеть ваш…

Грейс ужаснулась, но слова уже вырвались из нее. Потемневшие глаза Макса вспыхнули.

– Вы можете кончить? – спросила она.

Макс кивнул, продолжая сосать ее грудь.

– Покажите. Я хочу видеть…

«Боже, что со мной?» – думала Грейс, удивляясь и ужасаясь себе.

Раньше чем она успела вздохнуть, Макс спустил штаны вместе с трусами. Освобожденный член шумно ударил по его животу. Мокрый, с блестящей головкой и очень твердый. Эту часть мужского тела Грейс никогда не находила красивой, но член Макса показался ей прекрасным. Пальцы Макса обхватили круглую головку, а зубы сжали сосок Грейс. Ей тоже захотелось прикоснуться к его члену.

Когда-нибудь она сделает это. Обязательно сделает.

Нараставшее желание крутило ей живот. Сильнее. Еще сильнее. Перед глазами замелькали сцены их настоящей близости. В висках застучало. Рука Грейс сама собой опустилась в трусики, туда, где было мокро и обжигающе жарко. Ее большой палец нажал на клитор. Грейс выгнула спину, ударившись головой об изголовье кровати. С ее губ сорвался крик.

Увидев, что́ она делает, Макс причмокнул губами и выпустил ее сосок изо рта.

– Вы никак… трогаете себя между ног? – удивленно спросил он.

Грейс кивнула, закусив губу. Его слова были струей бензина, впрыснутой в пылающую печь.

– Я уже… близка.

Даже с закрытыми глазами Грейс знала: рука Макса движется все быстрее. Кровать сотрясалась. Стоны Макса делались громче, а его дыхание – жарче и неистовее.

– Вы можете вообразить? – спросил Макс. В его голосе ощущался голод. – Представляете, какие ощущения у вас появились бы от моих пальцев? А мой член, на котором вы скачете, можете представить?

Грейс была совсем близка к оргазму. К сладостному падению в пропасть.

– У вас богатое воображение, – хрипло продолжал Макс. – Я в этом убедился. Вы знаете, что я оттрахаю вас по полной. Но сначала я полакомлюсь вами. Потом войду в вас и заставлю вас выкрикивать мое имя. – Макс тяжело дышал. – Я сделаю все, что вы пожелаете. Все, что угодно. Честное слово, Грейси. Скажите, я могу кончить на вас?

Это были слова, которые Грейс так жаждала услышать. От них у нее внутри прогремел взрыв. Ей показалось, будто она распалась на тысячи кусков.

Ее спина выгнулась. Белое пламя, бушующее внутри, едва не разрезало ее надвое. Грудь залило чем-то теплым. От стонов Макса ее оргазм мог продолжаться до бесконечности, захватывая каждый дюйм ее тела. Грейс жалела, что не видит кульминации Макса, но вибрации наслаждения не давали ей открыть глаза. Эти вибрации отзывались даже в костях. Перед мысленным взором мелькали яркие огни. Грейс шумно дышала. Губы Макса оказались возле самого ее уха.

– Грейси, я это сделал, – хрипло прошептал он. – Вы умница. Я изрядно вас залил.

Постепенно она успокоилась. Ее тело вернулось с небес на землю. Макс отодвинулся.

– Мне это было очень нужно, – услышала она сквозь шумное дыхание Макса.

Грейс открыла глаза. Макс упал на кровать, и та затряслась под ним. Он вновь натянул штаны. Глаза его были закрыты, а на губах играла улыбка. Грудь блестела от пота. Грейс захотелось лизнуть его пот. Наверное, это было бы чертовски вкусно. Взглянув на себя, Грейс увидела, что от пупка до ключиц покрыта следами Максова оргазма. Вряд ли она когда-нибудь видела нечто более чувственное, чем эти белые брызги. Грейс не представляла, что могла бы позволить это какому-то другому мужчине. Ее бы захлестнуло отвращение, она бы почувствовала себя оскорбленной и грязной. А с Максом все было не так.

Эти следы казались ей удивительной картиной, написанной на холсте ее тела. Повествованием о свободе и надежде. Свидетельством преодоления ее страхов. Это ведь она возбудила Макса. Если бы он просто изголодался по женщинам, он бы еще тогда оказался в постели у блондинки Фей. Значит, в ней есть настоящая женская сила. Значит, она способна пробуждать у мужчины желание. Впервые за столько лет ее самооценка начала подниматься. Грейс даже не стыдилась, что по-прежнему сидит перед Максом с голой грудью.

– Все нормально? – спросил Макс.

Грейс повернулась к нему. Макс нахмурился, когда увидел, на что она смотрит.

– Я вас ничем не обидел? – спросил он, протягивая ей туалетную бумагу.

– Это было… – Грейс взяла предложенную им бумагу, но да же не попыталась стереть сперму со своей кожи. – Это было круто и то, что мне нужно.

У Макса от смеха затряслись плечи.

– Всего один оргазм, и уже столько восторгов. – Он запустил руки в свои влажные от пота, торчавшие во все стороны волосы. – Думаю, нам как-нибудь стоит это повторить. Вроде нам обоим понравилось.

Грейс улыбалась.

«Клянусь твоей задницей, Макс, мы обязательно это повторим».