Глава 13

В дверь его номера отчаянно барабанили.

Неужели трудно догадаться, что эти удары отдаются ему в голову? Как по черепу дубасят. С неимоверным трудом, будто чугунную гирю, Макс оторвал голову от подушки. Сквозь незашторенное окно светило яркое солнце.

– Макс, открой дверь!

Сукин ты сын!

Он узнал голос. Тейт. Голос его попечителя был жестким и сердитым.

– Макс, я не посмотрю на свою хромоту и вышибу дверь. Не забывай, я служил в Военно-морском флоте Соединенных Штатов. Поднимайся! Мне наплевать, одетый ты там или голый. Так будет даже легче яйца тебе оторвать. – Тейт снова забарабанил по двери. – Макс, открывай! Я знаю, что ты там.

Макс сел на постели. Окружающий мир качался, словно это была не постель, а вагончик «американских горок». Желудок сразу же принялся выражать бурный протест по поводу вчерашних издевательств. Макс встал на нетвердые ноги, кое-как натянул джинсы и пошел открывать, пнув по дороге коробку из-под пиццы и пустую бутылку «Джека».

– Сейчас открою!

Подойдя к двери, Макс уперся лбом в косяк, набрал побольше воздуха и только потом открыл дверь. Увидев лицо Тейта, он сразу же пожалел о содеянном.

– Доброе утро, несравненный придурок, – бросил ему Тейт. – Как это тебя угораздило?

Теперь Макс упирался в косяк щекой. Язык его не слушался, но другого у него не было. Морщась, будто каждое слово впивалось в него, как шип, он попытался объяснить Тейту, почему вчера упился вдрызг, начав в баре и окончив уже здесь.

– Одевайся! – потребовал Тейт. – Тебе надо голову проветрить.

Макс посмотрел на часы. Время перевалило за полдень, но он вполне мог бы проспать еще двенадцать часов.

– Тейт, не мучь меня. Я не могу шагу ступить. Мне нужно…

– Нет! – возразил Тейт, зло сверкая на него глазами. От его взгляда Максу захотелось спрятаться под одеялом. – Я как про клятый два часа гнал сюда машину. Я устал. Хочу кофе, а на твое похмелье мне ровным счетом наплевать.

У Макса не было сил спорить и возражать. Он понимал, что Тейт ничуть не преувеличивает, называя его разнообразными эпитетами из жаргона военных моряков. Максу не оставалось иного, как нацепить чистую футболку, запихнуть в карман джинсов бумажник, сдернуть со стула куртку и отправиться поить Тейта кофе. Каждый шаг отзывался у него в голове ударом невидимой кувалды.

Вести машину он был не в состоянии и потому лишь показывал Тейту дорогу. Они приехали в заведение, где вчера Макс виделся с Грейс. Заказали самый крепкий кофе, какой только имелся в меню, и по шоколадному маффину. Чтобы стало еще тошнее, Макс выбрал вчерашний столик. Стоило ему подумать о Грейс, как утихающая головная боль вспыхнула с новой силой. Макс не сомневался, что после вчерашнего она считает его первостатейным дерьмом. И она сто раз права. Он и есть первостатейное дерьмо.

– А теперь я жду объяснений, – сказал Тейт, залпом выпив половину чашки. – Ты звонишь мне в два часа ночи, потом в три и в четыре. – Тейт достал мобильник и показал Максу список пропущенных звонков. – И это еще не все. Ты прислал мне несколько эсэмэсок. Из них я узнал, что ты хочешь упиться насмерть, что с твоим очищением все равно ничего не получается и ты выходишь из борьбы. Как прикажешь все это понимать?

Тейт положил мобильник на стол. Его глаза буравили Макса. От прежнего, улыбчивого Тейта не осталось и следа. Даже странно было видеть его в смешной футболке, изображавшей поединок солонки и перечницы. Они целились друг в друга из пистолетов. Ниже шла надпись: «Соль в задницу убивает наповал».

Макс, уронив голову на руки, тихо стонал. Он едва помнил свои ночные звонки Тейту. А что касалось сообщений… Макс сомневался, мог ли он в таком состоянии набрать хоть одно слово.

– Тейт, прости меня, – только и смог пробормотать Макс. – Оправдываться не буду. Сам понимаю, бесполезно. Но состояние у меня вчера было… Представь смерть в куче дерьма, а поверх – опять слой смерти. Мне жутко стыдно за вчерашнее.

– Мне не нужны твои извинения, – жестко возразил Тейт. – Я хочу знать, почему тебя сорвало с катушек. Ведь не просто так.

Макс глотнул кофе, заглушая нарастающие позывы на рвоту.

– Вчера… Лиззи… В этот день… Короче, вчера была годовщина ее ухода.

– И ты вместо того, чтобы позвонить мне, схватился за старое, якобы проверенное средство, – язвительно усмехнулся Тейт. – Потрясающий выбор! Да, в нашем центре ты времени даром не терял. Тебя учили быстро оценивать ситуацию и принимать решения. Вот ты и принял… упустив из виду одну «мелочь». Лошадиная доза спиртного в сочетании с антидепрессантами и прочими таблетками, которые ты принимаешь…

– Думаешь, я забыл? – сердито перебил его Макс. – Дерьмово мне было вчера. С самого утра. Так дерьмово, что не продохнуть. Отчаянно захотелось выпить. – На Макса стали оглядываться. Спохватившись, он замолчал. Потом заговорил снова, уже тише, но все с тем же сердитым напором: – Сам знаю: мне ни в коем случае нельзя было пить, но я напился. Я что, единственный, с кем случались срывы? Или у тебя их не было? Это сейчас ты тут сидишь, весь такой правильный. Я помню, о чем ты мне рассказывал в центре. Так устроена жизнь, и ничего ты с этим не сделаешь.

– Ошибаешься, – возразил Тейт. – Ты не щепка в водовороте. Да, и у меня бывали срывы. Я тебе говорю почти дословно то, что в свое время слышал от своего попечителя. Макс, у тебя есть выбор. Не жизненные обстоятельства его делают, а ты сам. У тебя есть все необходимое, чтобы противостоять дням вроде вчерашнего. У тебя есть люди, которым ты небезразличен и которые готовы помогать тебе в любое время суток. Ты не одинок, но почему-то позволил себе забыть об этом и выставить себя жертвой обстоятельств.

Макс чесал переносицу и вздыхал. Теоретически он знал все, о чем говорил Тейт. Да, вчера он подвел всех, кто верил в него. Допустил слабину после месяцев напряженной работы и сражения со своими пристрастиями. Он и сам не думал, что после стольких лет это вдруг так навалится на него.

– Достань бумажник! – велел ему Тейт.

У Макса по-прежнему жутко болела голова. Он не стал возражать. Не стал даже спрашивать зачем, а просто вытащил из джинсов бумажник и подал Тейту. Тейт сам вынул из бумажника пять медальонов общества «Анонимных наркоманов». Жетоны легли на стол, образовав круг.

– Это вехи твоих достижений, – сказал Тейт. – Они показывают, насколько далеко ты продвинулся. Они память о том, как пять месяцев назад ты схватил свою зависимость за яйца и сказал ей: «Хватит, сука, помыкать мною. Я с тобой разделаюсь».

– Иногда бывает жутко трудно, – пробормотал Макс, сжимая гудящую голову.

– Ничего подобного! Трудно бывает всегда. Постоянно. И трудно будет до самого конца жизни. Мы, порвавшие с зависимостью, не столько живем, сколько выживаем. Думаешь, у меня не бывает дрянных дней? Думаешь, мне порою не хочется позвонить своему старому поставщику или украсть рецепт и получить дозу? Еще как хочется. – Тейт крепко сжал кофейную чашку. – Но следом я вспоминаю, как это подействует на моих родителей, родственников и друзей. И, главное, какими будут последствия для меня самого. Побуждающий импульс силен. Но у нас есть разум. И об этом ты всегда должен помнить.

– Я помнил, – пробубнил Макс. – Я знал, что годовщина даром для меня не пройдет. Всю неделю я отвратительно спал. Каждую ночь – вал кошмаров. Таблетки не помогали. Я схватился за живопись… Впервые с тех пор, как живу здесь. Бегал до изнеможения. Пытался спать днем. Глушил себя чтением. Звонил Картеру, звонил Эллиоту. И все равно мне свинцовой удавкой сжимало шею. Я едва дышал. Я понимал: единственное, что могло бы помочь, – это кокс. – Макс поморщился. – До него, к счастью, не дошло. Я двинул в бар и налакался до бесчувствия.

Некоторое время они сидели молча. Макс и его попечитель. Собратья по несчастью, объединенные общей судьбой бывших наркозависимых.

– Макс, я ведь тебя понимаю, – нарушил молчание Тейт. – Лучше, чем остальные. И говорю тебе по собственному опыту: такие дни будут повторяться. Этот ты предчувствовал. Но будут и другие, неожиданные, как удар из-за угла. Тебе отчаянно захочется выкинуть все свои медальоны и поднять руки перед неодолимыми обстоятельствами. Обещаю тебе: однажды ты проснешься и даже не вспомнишь про кокс, таблетки и все прочее. У тебя появится то, что заставит тебя вскочить с постели и радостно воскликнуть: «Здравствуй, жизнь! Ты меня позвала. Я готов».

Макс откусил верхушку маффина, посыпанную шоколадной крошкой. Грейс была права: в кафе пекли очень вкусные маффины. Их вкус ощущался даже сейчас, когда бурбона в его жилах было больше, чем крови.

– Обещай мне, что в следующий раз ты позвонишь прежде, чем решишь отправиться в бар, а не потом, – потребовал Тейт.

– В следующий раз?

– Да. Я же сказал: эти состояния будут повторяться. Прими мои слова как факт.

Ну и перспектива! Макс сокрушенно кивнул.

– А теперь позвони Эллиоту насчет внеочередной встречи.

– Сегодня воскресенье, ты забыл? – удивился Макс.

– Мне плевать, воскресенье или понедельник. Я сам ему звонил. Он тебя ждет и наверняка уже выехал. Пошли.

Тейт встал, опираясь на палку, и залпом допил кофе.

– Я тебя отвезу.

В пансионат Макс вернулся ранним вечером. Тейт высадил его у дверей и сразу же уехал. Сеанс с Эллиотом оказался тяжелым. Да и мог ли он быть легким? Психоаналитик выписал Максу снотворное посильнее. Уже плюс. Остатки похмелья еще туманили ему мозг, но Макс чувствовал, что сегодня будет спать как младенец. По пути сюда он перекусил в «Макдоналдсе». Оставалось проглотить чудо-таблетку и прямо в одежде завалиться в кровать. Но прежде нужно было сделать еще одно неотложное дело – извиниться перед Грейс. Вчера он вел себя с ней как подонок. Пусть между ними и нет дружеских отношений, она не заслужила столь хамского обращения. И нечего оправдываться дерьмовым днем.

Простые действия потребовали от Макса изрядного напряжения сил. Прежде всего, душевных. Ощущая противную ломоту в плечах, он подошел к двери номера Грейс и постучался.

– Минуточку! – послышался изнутри голос Грейс.

Макс тер лоб тыльной стороной ладони и ждал.

Зачем он подвергает себя этой пытке?

Да все по той же причине: он неисправимый придурок, и этим все сказано.

Эллиот напомнил ему, как важно вовремя извиняться за свои ошибки, чтобы идти по жизни с высоко поднятой головой.

То же было написано и в правилах «Анонимных наркоманов». Брошюра постоянно лежала у Макса на прикроватном столике. Там рекомендовалось не искать оправданий своему дурному поведению, а признавать свои ошибки и стараться исправить их как можно раньше.

Особенно если нахамил такой славной девушке, как Грейс.

Дверь широко распахнулась, и сейчас же в зеленых глазах Грейс вспыхнула настороженность.

– Привет, – пробормотал Макс, понимая, что разговор начинать ему.

Грейс напряженно выдохнула. Ее плечи ссутулились, а лицо приобрело каменное выражение.

«Вот поэтому ты и должен извиниться перед ней», – напомнил себе Макс.

– Привет, – бесцветным голосом ответила Грейс.

Под ее взглядом Макс переминался с ноги на ногу и, против своего желания, вовсю глазел на Грейс, на ее конский хвост, не стянутый туго, как обычно, на лицо, не тронутое косметикой, на тело. Грейс была в одежде для бега: бледно-розовая майка и черные узкие штаны. Она вышла босой. Макс заметил, что ногти на ее руках и ногах покрыты лаком одинакового цвета.

– Простите, что побеспокоил вас, – промямлил Макс. – Надеюсь, я не оторвал вас ни от каких дел… Это вам. Пожалуйста, возьмите.

Макс протянул ей пластиковый стакан с крышкой и белый бумажный пакетик.

– Это что? – спросила Грейс, недоверчиво поглядывая на его дары.

– Примирительный кофе латте. В пакете – извинительный маффин.

Грейс нахмурилась. Ее руки оставались скрещенными на груди.

– Вы собрались извиняться? За что?

Макс вздохнул, его руки опустились под тяжестью вины, и он едва не выронил пакет.

– За вчерашнее. Хочу извиниться за свое отвратительное поведение, которому нет никакого оправдания. Я не имел права разговаривать с вами подобным образом. Я поставил вас в идиотское положение, на что тоже не имел никакого права.

Виновато улыбаясь, он вновь протянул ей кофе и маффин.

Максу показалось, что Грейс целую вечность решала, принимать извинение или нет. Но потом все-таки взяла, ограничившись формальным «благодарю».

– Приятного аппетита, – ответил Макс, запихивая руки в карманы.

– Я перекушу потом, когда вернусь.

– Собрались на пробежку? – спросил он, кивком указывая на ее спортивное облачение.

– Да. – В ее голос постепенно возвращались знакомые Максу интонации. – Надо же сбрасывать калории после шоколада.

– Согласен. Я тоже бегаю. Кстати, вдоль ручья есть отличная дорожка.

Лицо Грейс оживилось. Она улыбнулась, как улыбалась всегда: широко и искренне.

– Может, покажете? Я до сих пор плоховато ориентируюсь в лесу. Еще заблужусь.

Желудок Макса отозвался сердитым урчанием.

– Сегодня, увы, не получится, – вздохнул Макс, вдавливая носок ботинка в пол. – Я паршиво себя чувствую.

– Представляю. – Улыбка Грейс погасла. – После такого количества виски у вас должно быть жесточайшее похмелье.

– Да, – смущенно признался Макс. – Сейчас чуть полегче. А днем…

– Наверное, и у вашей подружки поутру раскалывалась голова?

Макс резко запрокинул голову, чуть не потеряв равновесие. Черт! Эта блондинка. Грейс, конечно же, видела его с ней. Он пытался убедить парней, что не ищет женского общества на одну ночь, но они и слушать не хотели. А после седьмой или восьмой порции виски он изменил свое мнение. Почему бы не трахнуть незнакомую девицу? Покувыркались и разбежались. Эта затея ему даже понравилась.

– Я не… я не знаю, как она. Я… проводил ее домой, и все. Больше ничего не было.

Макс не понимал, зачем он все это рассказывает. Грейс явно все равно. Тогда откуда у него потребность объясняться? По правде говоря, вчера он рассчитывал на пьяный секс. Пока они шли из бара, блондинка попыталась залезть ему в штаны, и Максу это понравилось. Все было замечательно, пока она не полезла целоваться и не назвала его малышом. И вот тут-то его либидо нажало на тормоза. И поцелуй в губы, и «малыш» – все это слишком интимно, чтобы вот так, с первого раза. Поведение блондинки будило воспоминания, которые он настойчиво пытался вычеркнуть. И потом, Макс очень сомневался, что после лошадиной дозы спиртного у него будет нормально стоять.

Словом, он проводил блондинку домой, на обратном пути купил еще бутылку «Джека» и коробку пиццы, после чего двинул к пансионату, а потом, когда начался ад кромешный, терзал мобильник Тейта ночными звонками.

– Спасибо за угощение. – Грейс отвела взгляд. – Я ценю ваш жест доброй воли.

Она хотела уйти, но Макс удержал дверь ладонью, удивив и снова насторожив Грейс.

– Прошу прощения. Я сегодня не… К завтрашнему утру все пройдет. Если хотите, покажу вам дорожку. Конечно, если вы с утра свободны.

Ну почему у него заплетается язык, когда он говорит с этой женщиной? Что в ней особенного? И с чего он вдруг вызвался показать ей свою дорожку? В отличие от Грейс он не тяготился бегом в одиночку. Наоборот, Макс любил тишину, нарушаемую лишь звуками леса. А Грейс обязательно будет болтать как заведенная и испортит всю его лесную идиллию. Он от многих парней слышал, что нет ничего хуже, чем бегать в компании девиц. Даже одной. И о чем он думал?

Однако Грейс затея явно понравилась.

– Значит, договорились. – Она наградила Макса еще одной улыбкой.

«Что со мной?» – снова подумал Макс. Стоило ему увидеть ее веселое, счастливое лицо, а не ту маску, с какой она открыла дверь, и он уже готов пожертвовать тишиной завтрашней пробежки.

– Значит, договорились, – повторил Макс.

Ничего, одной пробежкой можно пожертвовать.

Наутро они встретились в коридоре.

К счастью, здание стояло так, что до леса можно было добраться переулками. Вскоре они уже были в лесу, держа путь к речке. В пределах городка она выглядела довольно заурядной, но лес ее преображал, придавая значительности и даже таинственности. Провода наушников болтались у Макса на шее. Ему было неловко включать музыку. Вдруг Грейс захочется поговорить? К его удивлению, Грейс бежала молча, держась рядом с ним или, когда тропка сужалась, позади. Она внимательно разглядывала окрестности.

Удивляла Макса и выносливость Грейс. Она легко выдерживала его темп, не отставая ни на шаг, а когда они остановились, чтобы глотнуть воды, она выглядела менее уставшей, чем он.

– Какое чудесное место, – прошептала Грейс, разглядывая зеленые кроны деревьев. – И совсем близко от моего дома. Я и не предполагала.

– Я часто здесь бегаю, – признался Макс, отворачивая крышку бутылки.

Это не было преувеличением. Лес щедро делился с ними своими весенними красками, где, естественно, преобладала сочная зелень.

– Тут можно сделать отличные фотографии, – сказала Грейс, осторожно водя ладонью по замшелому стволу.

Макс думал, что у них начнется разговор о снимках. Он обдумывал первый вопрос, когда Грейс вдруг сунула руку в вырез своей футболки и достала мобильник. От неожиданности Макс опешил и даже разинул рот.

– Вы что же, таскаете мобильник… в лифчике?

– Хуже. В спортивном лифчике, а он куда менее удобен, чем обычный. Теперь моим грудям на несколько дней обеспечен логотип «Эппл», – усмехнулась Грейс.

Такое признание лишило Макса дара речи. Грейс, не теряя времени даром, принялась снимать на камеру мобильника деревья, цветы и узоры паутины.

– Неужели эта игрушка дает приличные снимки? – спросил Макс.

Вопрос был задан для маскировки. Макс и сейчас видел, как Грейс оттопыривает вырез футболки и лезет за мобильником. Воображение услужливо показывало ему ее сиськи со вдавленным логотипом «Эппл». Интересно, она специально оделась во все облегающее, чтобы его подразнить? Здравый смысл подсказал, что нет. Просто у Грейс была красивая, женственная фигура со стройными ногами, а спортивные брюки с лайкрой это подчеркивали.

– Я пользуюсь камерой мобильника как записной книжкой, – сказала Грейс, наклоняясь для очередного снимка. – Она позволяет мне оценить цвет и освещенность. Потом я приду сюда с настоящей камерой.

Передохнув, они возобновили пробежку. Их странствия по лесу длились почти час. Пора было возвращаться. На одном из узких участков Макс бежал впереди. Он удивился, когда Грейс окликнула его. Повернувшись, он увидел, что она отстала. Грейс стояла, держась за правый бок, и, как ему показалось, морщилась от боли.

– Вы что, упали и ударились? – спросил он, подбегая к ней.

Грейс взмахнула рукой, словно отгоняя его.

– Нет. Это всего лишь… последствия давней травмы. Иногда дают себя знать. Ничего, скоро пройдет. Не стоит из-за меня задерживаться. Я сама дойду. Здесь недалеко.

– Я сегодня накрутил достаточно миль. Так что пойду вместе с вами.

Они пешком двинулись к пансионату. Рот у Грейс не закрывался. Она с восторгом рассказывала о своей работе в баре, говоря, насколько для нее важно стоять за стойкой. С бара Грейс перешла на дом, неузнаваемо преобразившийся благодаря стараниям дяди Винса и его парней. Макса удивляла способность Грейс находить радость в самых обыденных, повседневных делах. Он еще не встречал человека, настроенного более оптимистично. Даже его идиотское поведение осталось в прошлом. Судя по всему, Макс был полностью прощен.

Ее взгляд на мир отличался не только свежестью, но и заразительностью. Макс не заметил, как стал улыбаться. Его восхищала потрясающая жестикуляция Грейс. Ее руки не знали покоя, помогая ей объяснять будущее убранство комнат ее дома. Не будь этого каскада жестов, слова получились бы блеклыми и невыразительными.

– Знаете, какая мысль мне пришла? – спросила Грейс и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Пожалуй, я куплю что-нибудь из ваших картин и украшу гостиную.

– Возможно, – ответил Макс, нервозно потирая затылок.

– Забыла спросить: а что вы на них изображаете?

Вопрос был совершенно невинным и искренним. Ее действительно интересовали его картины. Хорошо, что сейчас она глядела вперед и потому не видела, как изменилось лицо Макса.

– Душу, вывернутую наизнанку, – сам того не желая, признался Макс, и Грейс странно посмотрела на него. – Я взялся за кисть не ради удовольствия. Это мое… самовыражение. Рассказ о том, через что я проходил. Когда я был в… реабилитационном центре, я занимался арт-терапией. Живопись помогала мне рассказать о том, о чем я молчал на групповых сеансах и на встречах с моим индивидуальным психотерапевтом.

Макс удивлялся себе. Точнее, тому, с какой легкостью он рассказал то, о чем предпочитал молчать. Самое удивительное, эти признания не сделали его беззащитнее. А ведь он плохо знал Грейс. Тем поразительнее, что он раскрылся перед полузнакомой женщиной. Грейс молчала, однако слушала его с полным вниманием. Еще в баре он заметил, что она всегда внимательно его слушает.

– Это же здорово, – наконец сказала она. – У вас есть мощное средство самовыражения.

Они вернулись в пансионат, поднялись на второй этаж и остановились возле дверей своих номеров, вновь ощущая вчерашнюю неловкость.

– Я сегодня потрясающе провела время, – призналась Грейс, открывая дверь. – Спасибо, Макс.

– Мне тоже понравилось, – ответил Макс, ничуть не кривя душой.

– Надо будет повторить нашу пробежку.

– Обязательно.

– Так, может, завтра?

– А почему бы нет? Завтра и повторим.