Глава 30
Кэт проснулась от громкого стука во входную дверь дома. Картер протяжно вздохнул во сне и покрепче обнял Кэт за талию. В такой позе они и спали. Ночью у них дальше объятий и поцелуев не пошло, хотя Кэт чувствовала: Картер ждал продолжения. Но что-то изменилось. Он изменился. В его глазах появилось какое-то новое выражение. Что-то невыразимое и огромное…
Не поднимая головы, Кэт посмотрела на часы. Одиннадцатый час. Она не помнила, когда заснула.
– Какой придурок вздумал стучать? – сонно проворчал Картер, прижимаясь к ее заду своим по-утреннему твердым членом. – Пусть его поскорее выгонят, а я еще посплю. Мне такие сны снились, – зевая, сообщил он.
Кэт усмехнулась и легла на бок, любуясь его сонными глазами и дотрагиваясь до его напрягшегося члена.
– Я чувствую, какие сны.
– Только не делай вид, будто тебе это не нравится, – опять зевнул Картер, чуть приподнимаясь.
Стук прекратился. Теперь внизу шел разговор на повышенных тонах. Слов было не разобрать.
Картеру стало не по себе.
– Кэт, это что, местные развлечения? – хмуро спросил он, приподнимаясь на локтях.
– Понятия не имею, – ответила она, борясь с подступающим ужасом.
У Картера мгновенно включилась защитная реакция.
– Я сейчас спущусь и проверю.
– Не надо, – остановила его Кэт. – Лучше я схожу.
– Персик, – недовольно пробурчал он.
– Не волнуйся за меня. Я…
– Кэтрин!
Знакомый голос, будто гвоздь, проткнул защитный пузырь, отгораживавший их от внешнего мира. Кэт похолодела. Из глаз были готовы брызнуть слезы. Вскоре к страху добавилась безудержная злость.
– Мама, – прошептала она.
– Что? – Ошалело глядя на нее, Картер выпрыгнул из постели. – Твоя мама… здесь?
Кэт медленно кивнула, комкая в руках одеяло.
– Кэтрин, выходи! Я знаю: ты в комнате, вместе с ним!
Кэт закрыла глаза, боясь взглянуть на Картера. Боясь, что она сейчас выскочит из комнаты и набросится на мать с кулаками.
– Ева, успокойся, – послышался голос Наны Бу.
– Нет, не успокоюсь. Как ты могла пустить его в свой дом? Как ты вообще позволила, чтобы под твоей крышей…
– Потому что это моя крыша, а я – твоя мать и не обязана перед тобой отчитываться.
За дверью стало тихо. В ушах Кэт продолжали звучать язвительные слова Наны Бу.
– Мне надо уйти, – пробормотал Картер, торопливо натягивая трусы.
У Кэт сердце ушло в пятки.
– Нет! – выкрикнула она, бросаясь за ним и путаясь в простынях. – Ты никуда не пойдешь. Пожалуйста, не уходи.
– Мне нельзя здесь оставаться, – бросил он, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Нет, можно, – упрямо возразила Кэт, хватая его за руку. – Ты имеешь такое же право находиться здесь, как и я. Это дом Наны Бу, а не моей матери.
– Кэт…
– Если ты уйдешь, я уйду вместе с тобой.
Картер не успел ей ответить. Дверь комнаты стремительно распахнулась, шумно ударив по стене. Зрелище, открывшееся Еве, лишь добавило ей злости. Кэт была в футболке Картера. Картера она застала в одних черных боксерах, во всей красе его татуировки.
– Мама, выйди! – прорычала Кэт.
– Я никуда не пойду. – Ева сердито разглядывала полуодетую дочь.
– Ева, хватит, – одернула ее Нана Бу.
– Изволь одеться и спускайся вниз, – сквозь зубы потребовала Ева, игнорируя Нану Бу.
Ее глаза были готовы испепелить Картера. Кэт встала рядом с ним и взяла его за руку.
– Ты слышала, что я сказала? Спускайся вниз. Одна!
– Я никуда не пойду, – возразила Кэт.
– Пойдешь как миленькая!
Словно дервиш в танце, Ева повернулась и вышла из комнаты.
– Нана, почему она здесь? – спросила Кэт, сжимая руки застывшего Картера.
Его молчание и неподвижность пугали Кэт куда сильнее, чем внезапное появление матери.
– Сама не знаю, – растерянно призналась Нана Бу. – Мне так неловко перед вами. Она вчера позвонила. Спросила, говорила ли я с тобой. А я возьми и брякни, что вы оба у меня в гостях. Честное слово, я и подумать не могла, что она сюда примчится… Ребята, простите меня, ради бога.
– Не надо извиняться, – сказала Кэт. – Ты просто не учла, на что способна моя мамочка.
Взглянув на Картера, она с ужасом увидела, что он замкнулся от всего мира. Даже от нее.
– Постараюсь ее отвлечь, – пообещала Нана Бу, выходя из комнаты.
Кэт склонилась над чемоданом, ловя волны опасного спокойствия, исходящие от Картера. Слова полились из нее, торопливые, сбивчивые:
– Мы уедем отсюда. Прямо сейчас и уедем. Я не хочу находиться с ней под одной крышей. Нана снова одолжит нам свой «ягуар». Сейчас соберем вещи и…
– Нет, – перебил ее Картер.
Кэт застыла, будто его «нет» обладало силой заклинания.
– Спустись и узнай, что́ ей надо.
Он говорил спокойно, но глаза метались по комнате, ища запасной выход.
– Я не обязана подчиняться ее приказам. Мы спустимся вместе.
Картер потянулся за свитером:
– Кэт, тебе необходимо объясниться с матерью.
От его слов у нее защемило сердце. Она обхватила себя за плечи.
– Зачем? Почему ты хочешь, чтобы я с ней объяснялась?
– Время настало. – Картер сел на постель, натягивая носки.
– Ты… не можешь уехать один, – прошептала она. – Я не могу без тебя.
– Кэт.
– Картер, прошу тебя, не слушай ее. Это наши с тобой отношения, и мне плевать, нравятся они моей матери или нет.
От одной мысли, что он сейчас встанет и уйдет, у Кэт забилось сердце. Она боялась шевельнуться.
– Не уходи. Я поговорю с ней, если ты обещаешь остаться.
Он молчал. Кэт тоже. Молчание затягивалось. Обстановка в комнате становилась невыносимой.
– Персик, я не могу.
– Можешь!
– Я не гожусь для те…
– Да как ты смеешь говорить такие слова! – рассердилась Кэт. – Ты мой самый лучший выбор! Почему ты до сих пор сомневаешься?
Картер молчал, глядя в пол. Неужели они возвращались назад, к конфронтации их первых встреч в тюремном классе?
Кэт осторожно шагнула к нему:
– Обещай, что останешься. Слышишь? Обещай, что не уйдешь.
Картер щурился, кусал губы, но Кэт не отступала. Ей нужно услышать от него эти слова. Сейчас они были важнее всего. Остальное значения не имело.
– Картер.
– Ладно, – бесцветным голосом отозвался он. – Обещаю.
– Обещай, что не уйдешь. Скажи это вслух.
Картер поднял голову. Кэт показалось, что он смотрит не на нее, а сквозь нее, и это было больнее всего.
– Обещаю, что не уйду.
Пожалуй, таким раздавленным Кэт его еще не видела. Она злилась на собственную беспомощность. Никакие ее слова, никакие ласки не вернули бы сейчас Картера в прежнее состояние.
– Вот и хорошо, – прошептала она первые слова, пришедшие ей на ум. – Вот и хорошо.
Кэт молча надела джинсы, подвязала его футболку, чтобы сидела плотнее, и наскоро стянула волосы в конский хвост.
– Я недолго, – пообещала она, сжимая в руках бабушкин коричневый конверт. – А потом мы вместе отсюда уедем.
– Кэт, я…
Она остановилась, ожидая продолжения. Но Картер лишь тряс головой и похрустывал костяшками пальцев.
– Потом, – сказал он.
Кэт открыла дверь:
– Я скоро вернусь.
Сил улыбнуться у нее не было.
* * *
В гостиную она шла медленно, стараясь успокоиться и принять вид взрослой, самостоятельной женщины. Еще в коридоре она услышала оживленный спор между матерью и Харрисоном. Оба стояли в нише эркера. Снег, шедший всю ночь, успел покрыть землю и деревья густой белой пеленой.
Наны Бу в гостиной не было, и это обрадовало Кэт. Незачем бабушке все это видеть и слышать. Кэт бесило, что мать сломя голову примчалась сюда, испортив Харрисону праздник. А то, как она вела себя с Наной Бу, вообще не лезло ни в какие ворота. Выговаривать собственной матери, словно та ее неразумная дочка или младшая сестра!
Ева заметила ее присутствие. Кэт выпрямилась:
– Тебя, наверное, заждались в доме родителей Харрисона. Что понесло тебя в Чикаго?
– Кэтрин, не смей так со мной говорить!
– А ты не смей мне указывать, – парировала Кэт. – Кто дал тебе право врываться ко мне в комнату? Это дом Наны Бу.
– Со своей матерью я как-нибудь объяснюсь сама, – огрызнулась Ева. – А вот от тебя я жду объяснений. Ты даже не представляешь, сколько нервов ты мне истрепала.
– Чем?
– И она еще спрашивает! Ты упорно не отвечаешь на мои звонки. Мало того что ты устроилась работать в эту поганую тюрьму, так ты еще болтаешься вместе с этим… с этим… – Ева показала на потолок.
– Выбирай выражения! – потребовала Кэт.
Ева поморщилась, как от пощечины.
– Я приехала, чтобы положить конец твоему своеволию.
– Ты бы послушала себя со стороны, – фыркнула Кэт. – Смешно и глупо.
– А вот мне не смешно. Я не нахожу ничего смешного, когда ты рискуешь карьерой, репутацией и, быть может, жизнью ради этого куска тюремного дерь…
Кэт бросилась к матери, остановившись в паре дюймов от ее лица.
– Не смей так говорить о Картере!
Ярость, которая струилась у Кэт из всех пор, заставила Еву замолчать.
– Успокойся. – Харрисон подошел к Кэт, положил руку ей на плечо. – Вы обе успокойтесь. Прошу вас. Иначе никакого разговора у вас не получится.
Ева облизала губы:
– Можешь мне не верить, Кэтрин, но все, что я делаю, я делаю только из любви к тебе. Не в тюрьме тебе надо работать. И отношения строить надо не с такими…
– А что вообще ты о нем знаешь? – с вызовом спросила Кэт. – Ты поставила клеймо на человеке, которого ни разу не видела.
Скептицизм Евы было не прошибить.
– Что еще мне остается делать, если ты скрытничаешь? Мне приходится узнавать о тебе от Бет, от Наны. От кого угодно, только не от собственной дочери!
– А ты не догадываешься, почему я перестала с тобой общаться? Почему не хочу рассказывать о себе?
– Догадываюсь! – парировала Ева. – Потому что ты избрала неправильную дорогу и лишь упрямство мешает тебе это признать. Ты уже двадцать раз могла оказаться в беде.
– Думаешь, я этого не знаю?
– Если знаешь, почему продолжаешь? – поморщилась Ева.
– С первого дня моей работы в Артур-Килле ты повела себя так, словно я нанесла тебе личное оскорбление. Я пробовала рассказывать о работе, о людях, с которыми занималась. Ты и слушать не хотела. Моя работа, видите ли, позорила тебя. Как же! Дочь сенатора Лейна возится с закоренелыми преступниками! И еще смела полюбить одного из них. Ты навязываешь мне свое искаженное восприятие и требуешь признать их правдой.
– Не фантазируй, – бросила ей Ева. – Спать с ним не значит любить.
– Ты и сейчас слушаешь только себя. А меня ты можешь попытаться услышать? – чуть ли не взмолилась Кэт. – Ты даже не представляешь, как мне дались эти месяцы. Мама, я пошла работать в Артур-Килл не из желания тебе насолить. Я пошла туда, чтобы разобраться со своими кошмарами. С тем, что шестнадцать лет заставляло меня просыпаться в холодном поту. – (Ева вытерла глаза.) – И Картер был рядом со мной. Моя помощь, поддержка, опора, утешение. Он заботился обо мне, когда всем остальным было на меня наплевать. – Кэт подняла глаза к потолку. Материнские слезы вызвали в ней не сострадание, а новый всплеск ярости. Эта лицемерка еще смеет плакать! – Когда я рванула отсюда на бабушкиной машине, Картер нянчился со мной, как с больным ребенком. Его слова и поступки не имеют ничего общего с твоими узколобыми представлениями о нем.
– Он преступник, и этим все сказано.
– Такой же, как мой отец в ранней юности?
Ева попятилась. Этого она не ожидала. По глазам матери Кэт поняла, что попала в точку.
– Станешь отрицать, что дед поначалу и слышать о нем не хотел? Он просто ненавидел отца. И чего он достиг своей ненавистью? Оттолкнул тебя от отца? Или добился того, что ты была готова уйти вместе с любимым человеком? – (Ева смотрела на измятый конверт.) – Получается, мама, ты скрыла от меня правду. И не Нана должна была бы рассказывать мне об отцовском прошлом, а ты, – сердито продолжала Кэт. – Вместо того чтобы осуждать меня и наклеивать ярлыки на Картера, нужно было поговорить со мной как со взрослым человеком. – Усилием воли Кэт отогнала подступающие слезы. – Как ты могла мне лгать? Мне было чудовищно одиноко… не в последнюю очередь из-за твоей опеки.
– Я не хотела… Кэтрин, есть вещи, которые ты поймешь, только когда сама станешь матерью. Когда тебе захочется защитить своего ребенка. Я не говорила, потому что… старалась дать тебе самое лучшее.
– Самое лучшее для меня – Картер. Пусть в прошлом он наделал ошибок, но он хороший человек. И я люблю его.
Ева даже закрыла глаза:
– Меня это не волнует. Я не могу потерять еще и дочь. Я этого не допущу. Ты слишком рискуешь!
– В Картере нет ничего опасного! – взорвалась Кэт. – Я наконец-то почувствовала себя под защитой. Он защищал меня, еще когда мне было девять лет.
– Что за глупости ты говоришь?
– Ну вот, опять глупости. Потому я и не стану тебе рассказывать. Ты ведь все равно не веришь ни одному моему слову.
– Неправда! – с обидой возразила Ева. – Просто я…
– Что, мама? – устало вздохнула Кэт. – Волнуешься? Боишься? Я тоже боюсь. Твоего нежелания меня понять.
Ева подошла к ней:
– Кэтрин, послушай меня. Давай поедем домой и там поговорим. Я не могу продолжать эту битву с тобой. Я хочу, чтобы наши отношения вернулись в прежнее русло! – крикнула Ева, заламывая руки. – Ты хотя и отрицаешь, но мы с тобой неплохо ладили. Все было нормально, пока ты не пошла на эту чертову работу и не связалась с ним.
Кэт закусила губу и, чтобы не наговорить матери гадостей, досчитала до десяти.
– Я не связалась с ним. Я люблю Картера и останусь с ним. – Повернувшись, она пошла к двери.
– Кэтрин, постой!
Кэт остановилась. Медленно, нехотя повернулась. Похоже, теперь страдания на лице матери были настоящими.
– Поговори со мной! – взмолилась Ева. – Я… я хочу, чтобы мы помирились. Хочу восстановить понимание.
Кэт показалось, что плечи матери стали еще острее. Сейчас Ева не играла. Ей действительно было больно.
– Поверить не могу, что мы с тобой дошли до такого, Кэтрин. Я хочу… вернуть свою дочь. Пожалуйста. Я люблю тебя.
Кэт боролась с желанием подойти и обнять мать. Голова слегка кружилась. События этого утра выжали из нее все силы. Она и раньше ссорилась с матерью, но никогда их ссоры не были столь затяжными. Никогда они так не отдалялись друг от друга. Даже после смерти отца, когда слезы и воспоминания заменили Еве реальную жизнь, бывали моменты, когда Кэт чувствовала: у нее есть любящая, заботливая мать. Кэт искренне хотела разрушить преграду, разделявшую их с матерью, но в то же время понимала: это невозможно. Слишком много они наговорили друг другу. Слишком велика была пропасть, чтобы за один раз перекинуть мост.
– Мама, Картер для меня не временное увлечение. Он вошел в мою жизнь и останется в ней. И пока ты этого не примешь, все будет так, как сейчас.
Не дожидаясь ответа Евы, Кэт поспешила наверх. Ей отчаянно хотелось увидеть Картера. Услышать от него что-нибудь вроде: «Да брось, Персик. Все будет хорошо». Ей хотелось прижаться к нему, почувствовать его запах. Наконец, потрогать его. Ощутить его губы. Услышать слова, которые он прошепчет ей на ухо.
Коридор вдруг показался Кэт невероятно длинным. Чем ближе она была к двери их комнаты, тем сильнее сжималось у нее сердце. Наконец она распахнула дверь.
Комната встретила ее пустотой.
Кэт позвала Картера.
– Кэтрин! – слышался из коридора голос матери.
Кэт не отвечала, соображая, где сейчас может быть Картер. Ну конечно, в ванной. Она бросилась туда.
Пусто.
Теперь ее сердце колотилось так, что задевало ребра. Кэт снова вбежала в комнату, зовя Картера. Только сейчас она заметила: его сумки тоже нет.
Кэт выбежала в коридор. Не обращая внимания на Еву, бормотавшую что-то о любви и желании все исправить, понеслась вниз, к задней двери.
Мозг подбросил ей новую спасительную мысль: Картер решил над ней подшутить и потому, отправившись курить, взял с собой сумку. Это глупая шутка, но шутка. Он не мог сбежать, ведь он ей обещал.
– Картер!
Она распахнула дверь. Запорошенное снегом крыльцо. Лужайки, за одну ночь ставшие совсем белыми.
Пусто.
– Кэт!
Кэт стремительно повернулась, чуть не упав.
– Нана, где он?
Бабушка покачала головой. Исчезновение Картера и для нее было неожиданностью.
– Я думала, он в комнате.
– Нет его там! – выдохнула Кэт. – Нана, он же мне обещал.
Вытащив из кармана мобильник, Кэт бросилась к другой двери.
– Ну пожалуйста, ответь, – шептала она.
Его телефон был переключен на голосовую почту.
Толкнув тяжелую дверь, Кэт и здесь увидела белое пространство. Теперь ей стало страшно, очень страшно. Она дышала ртом, выпуская сероватые облачка пара. Холода она не чувствовала. Глаза повсюду искали Картера. Потом их затуманили прорвавшиеся слезы. Был не только страх. Была вспыхнувшая злость. Смахнув ладонью слезы, Кэт увидела цепочку следов от крыльца.
Прочь от нее.
* * *
Единственным источником света в ее комнате был мобильный телефон. Кэт в который раз нажимала кнопку быстрого набора.
Опять голосовая почта.
Кэт опустила тяжелые веки, прикрыв усталые, воспаленные от слез глаза.
Прошло уже двенадцать часов. Картер не подавал никаких вестей.
У Кэт болело все тело. Болела голова. Сердце билось прерывисто. Все эмоции сменились ощущением пустоты, обступавшей со всех сторон.
После всех выплаканных слез, после сотен шагов по комнате она перестала обвинять Картера в трусости, предательстве и прочих грехах. А что ему еще оставалось делать? Сидеть и слушать, как Ева поливает его грязью? Естественно, у него сработала привычная защитная реакция. Правда, сама Кэт дошла это этой мысли только через шесть часов нескончаемых истеричных звонков на его мобильник и целого шквала эсэмэсок. Но дошла.
Можно было упрекать Картера в черствости и безразличии, однако Кэт понимала: он это сделал не из желания ей досадить. Он был безнадежно открыт и уязвим.
Уж если кого винить, так это ее. С самыми лучшими намерениями она втащила его в стрессовую ситуацию. Ей бы прислушаться к своей интуиции. Да что там интуиция! Разве она не видела, в каком он был состоянии, когда они выезжали из Нью-Йорка? Ей хотелось подарить ему семейный праздник. Она верила, что в случае чего поддержит Картера. Но не рассчитала свои силы.
Получалось, в основном она думала о себе.
Разговор с Наной Бу немного успокоил ее. Как в детстве, она положила голову на бабушкины колени и по-детски жаловалась ей на плохого мальчишку. Да, Картер ей обещал. Да, она поверила, что он сдержит слово. А он не сдержал по одной простой причине: это было навязанным обещанием. Картер почувствовал, что ей надо это услышать, и пообещал. Иначе у нее не состоялся бы разговор с матерью. Хорошо, что состоялся.
Достижения были скромными, но часть напряжения удалось снять.
В конце концов, и Рим не был построен за один день. После ухода Картера их разговор потерял естественность, превратившись в обмен фразами. Но все-таки это был разговор, а не конфронтация. По выражению Евиного лица Кэт видела: мать понимает, что Картер исчез из-за нее. А значит, сознаёт свою ответственность.
Кэт перевернулась на спину, прижав мобильник к животу. Снег за окном продолжал падать. Опять пошла череда мыслей: «Где сейчас Картер? Все ли с ним благополучно?» Она позвонила в аэропорт. Никаких изменений в заказе на их билеты не было. Может, Картер улетел другим рейсом? Однако что-то подсказывало ей: он по-прежнему в Чикаго. Вот только где?
Собрав чемодан, Кэт решила переночевать в гостинице, а завтра днем улететь запланированным рейсом. Нана Бу настойчиво уговаривала ее остаться. Как-никак День благодарения принято праздновать в кругу семьи. Но после случившегося Кэт не могла заставить себя сесть за стол с матерью. Она послала Картеру эсэмэску, сообщив, где он сможет ее найти, и уехала.
Ей сейчас был нужен не круг семьи, а тишина и возможность все обдумать.
Как и Картеру.
Кэт сжалась, представив, каково было ему слышать слова Евы. Картер только-только почувствовал, что он достаточно хорош, что его действительно рады видеть. Ева точно бульдозером прошлась по всему, что в течение минувшего дня и вечера выстраивали Кэт и Нана Бу.
Кэт закрыла глаза. Ей так хотелось сейчас сказать ему, что она его любит.
Даже если после случившегося он порвет с ней отношения, пусть вначале услышит ее слова.
Кэт опять заплакала. Это были слезы по Картеру, по боли, которую он испытывал. Кэт злилась на мать, жалела Нану Бу, оказавшуюся втянутой в отвратительную ситуацию.
Боже, как ей сейчас недоставало отца!
Кэт тихо плакала, сознавая свое полное бессилие. Потом наконец уснула.
* * *
Шум, а где – непонятно.
Он был где-то на дальних окраинах сознания Кэт. Где-то между светом и темнотой, между реальностью и сном. Но он был.
Кэт сонно протянула руку к столику, где стояли электронные часы. Надо отключить этот дурацкий сигнал будильника.
Тук-тук-тук.
Сонно щурясь, Кэт села на кровати, постепенно вспоминая, где находится.
Отель «Дрейк». Номер люкс, любимый номер Наны Бу.
Кэт обнаружила, что вспотела во сне. Одеяло было слишком жарким. Сжимая в руке молчащий мобильник, Кэт переползла на другой край кровати и включила ночник. Комнату залил мягкий свет. Мотая головой и прогоняя сон, Кэт стала вслушиваться.
Ничего.
Тишина.
А чего еще она ждала? Благопристойная тишина в коридоре благопристойного отеля.
Может, ей почудилось?
Тук-тук-тук.
Кэт встала, прошла из спальни в просторную гостиную, попутно включая свет. Кого еще принесло? Насколько она помнила, никакой еды она в номер не заказывала. Ругая себя, что не взглянула на часы, Кэт подошла к двери, протирая глаза и пытаясь пригладить всклокоченные волосы.
Тук-тук-тук.
– Подождите, – сонным голосом произнесла Кэт. – Сейчас открою.
Она не стала заглядывать в глазок. Замков на двери было несколько. Наконец ей удалось открыть последний.
– Простите, я спала, – продолжая зевать, сказала она. – А в чем де…
Слова замерли у нее в горле.
Он еле держался на ногах и стоял, привалившись к дверному косяку. По щекам и подбородку текла талая вода.
Даже сейчас его лицо было удивительно красивым.
– Картер! – вскрикнула Кэт.
Наверное, это был сон во сне.
– Где… что…
Она смотрела на него и не верила своим глазам. Его одежда промокла насквозь и прилипла к телу. Костяшки пальцев побелели от холода. Губы посинели. Сонливость мигом пропала, и Кэт заметила, что он весь дрожит.
– Да ты же продрог до костей! – спохватилась Кэт. – Давай входи и…
– Нет, – хрипло ответил Картер, слизывая воду с губ. – Не могу.
У Кэт зашлось сердце.
– Почему?
Он по-прежнему смотрел в пол. Потом из его горла вырвался странный не то вздох, не то стон.
– Картер, ты же заболеть можешь, – как маленького, уговаривала его Кэт. – Тебе надо согреться.
– Нет! – громко возразил он. Пожалуй, слишком громко для спящего отеля. – Мне нужно… – Он опять опустил голову. – Вначале я должен кое-что тебе сказать.
У Кэт затряслись поджилки. Случилось то, чего она больше всего боялась. Он решил порвать с ней. Навсегда. Внутри у нее все замерло в ожидании страшных слов.
Нет, она его так просто не отпустит.
– Позволь вначале мне кое-что тебе сказать.
Его молчание она приняла за согласие, хотя глаза Картера по-прежнему упирались в роскошный ярко-синий ковер.
– Я очень виновата перед тобой, – начала Кэт. – Прости меня за все. Я не должна была везти тебя к бабушке. Сработал мой дурацкий эгоизм. Я знаю, ты слышал мой разговор с матерью. Картер, все, что она говорила, – полнейшая чушь, в которую только одна она и верит. Я ненавижу ее за эти слова. Ненавижу за то, что она заставила тебя усомниться во мне. Я не упрекаю тебя за этот внезапный уход. Ничуть не упрекаю. На твоем месте я бы сделала то же самое. Прости, что не сумела тебя уберечь от всего этого дерьма. Я понимаю, ты испугался. Дорогой, прости меня, пожалуйста.
Кэт прижалась лбом к двери. Ее ужасала мысль, что это их последний разговор. Но она сказала ему все.
– И ты меня прости, – прошептал Картер.
Кэт вскинула голову. Он продолжал смотреть в пол.
– Тебе не за что…
– Дай мне сначала договорить! – потребовал он, плотно закрывая глаза. – Послушай меня и только не перебивай. И не спорь. Договорились?
– Договорились, – быстро согласилась Кэт.
– У меня есть много причин для извинений. – Картер говорил сквозь зубы, упираясь кулаком в стену. – Я… Ты… Ты для меня все. А я, идиот, поверил, что когда-нибудь окажусь достойным тебя.
Кэт плотно сжала губы и на всякий случай прикрыла рот рукой. Все в ней порывалось возразить ему.
– Я оказался слабаком. Я не могу… Кэт, ты… сильно вдарила по мне. Теми словами… о любви. Они на меня подействовали. Твои слова вызывают чувства, какие никогда и ничьи слова не вызывали. Я наделал в жизни достаточно глупостей. Я был дерьмовым придурком… да и сейчас такой же. Прошлое не изменишь, как ни старайся. Все это останется со мной. Погано, но я ничего не могу поделать. Из-за них я никогда не встану на одну доску с твоей матерью и такими, как она. – Он стоял скрючившись. Кэт не смела к нему прикоснуться. Даже за руку взять. – Прости меня за то, что сбежал, – прошептал Картер. – Я не имел права. Ведь я тебе обещал, но… это было очень тяжело. – Он прижался лбом к стене. – Мне стало страшно. Умом понимал: надо чем-нибудь себя занять и не вслушиваться. Но мне хотелось узнать, что́ она… И тогда я схватил сумку и сбежал. Прокрался на цыпочках к двери, как последний трус. Но я не мог оставаться. Мне казалось, что стены меня раздавят.
– Картер, тебе…
– Когда я услышал ее слова, мне стало тошно, – продолжал он. – Тошно потому, что я знал: она права. Ты со мной не согласишься, но она твоя мать. И она заботится о тебе. Она не хочет видеть рядом с тобой таких, как я. Я ее понимаю. Серьезно. По мне это сильно бьет, но… я ее понимаю. – Он передернул плечами. – Я подумал… для всех будет лучше, если я уйду. – Он крепко зажмурился. – Я и здесь не должен был появляться. – Картер умолк и замер.
В тишине было слышно, как стучит сердце Кэт. Ее тело покрылось липким потом. Ужас внутри ее напоминал веревку, на которой добавлялись все новые узлы, и она была бессильна этому помешать.
– Тогда… почему ты здесь?
Уголки его рта дрогнули.
– Ты бы знала, как трудно мне было уходить. У меня схватило сердце. Боль была такая… даже не знаю, с чем сравнить. Чем дальше от дома Наны Бу, тем хуже. Я едва дышал. Думал, что вообще свалюсь и умру.
Кэт хорошо понимала его. Та же боль была и у нее, когда она убедилась, что Картер ушел.
– Я все шел, шел куда-то, – продолжал Картер. – Жутко злился на себя. Знал: нельзя останавливаться. Пытался уйти. Поверь, я прилагал все усилия. Но сердце… Оно рассыпалось на кусочки.
Картер выпрямился, насколько позволяло его изможденное тело, и впервые за все эти минуты посмотрел на Кэт.
Их глаза встретились. Теперь уже ей захотелось зажмуриться – столько боли и сокрушенности было в его взгляде. Кэт показалось, что Картер постарел лет на десять.
– Мне погано оттого, что я доставил тебе столько хлопот, – упавшим голосом проговорил он. – Из-за меня ты поссорилась с близкими людьми. А ведь они хотят видеть тебя счастливой. У меня полно отвратительных черт характера. Как говорят, подарочек еще тот. Я тебе рассказал про себя только часть. Удивляюсь, как ты выдержала. Очень хочу рассказать и остальное, но до жути боюсь, что после этого ты дашь деру. А у меня еще хватает наглости верить, что не убежишь. Хотя для тебя это было бы самым правильным.
– Я…
– Дай договорить.
Картер шагнул к ней. Ноги плохо держали его. Он встал так близко, что Кэт была вынуждена запрокинуть голову. Ее глаза уперлись в его небритый подбородок.
– Персик, пожалуйста. Я хочу… – Он сокрушенно выдохнул. – Мне нужно хоть что-то сделать правильно. Знаю, если уходишь – уходи. Я должен был запихнуть свою задницу в самолет и улететь в Нью-Йорк, а не торчать возле отеля четыре часа подряд под этим долбаным снегом. Знаю, ты заслуживаешь лучшего. Все это я давно знаю, Кэт. Но если честно… если честно…
Закрыв глаза, Кэт наклонилась к нему. Она вздрогнула, когда ледяная рука обняла ее за шею и погладила по щеке.
– Если честно, – прошептал он ей на ухо, – я боюсь уйти от тебя. Из твоей жизни. Без тебя я пустое место.
Кэт привалилась к его руке и впервые за все это время облегченно вздохнула.
Холодный нос уткнулся ей в висок.
– Я – твой. И ты должна это знать. Скажи, что ты это знаешь.
– Я знаю, – не своим, плачущим голосом произнесла она. – Знаю.
Картер буквально повалился на нее. Наверное, боялся упасть. Кэт попятилась, успев ногой закрыть дверь номера. Картер спрятал лицо у нее на шее и забормотал что-то неразборчивое, содрогаясь всем телом. Он обнимал ее за талию. Крепче, еще крепче.
– Кэт, – хрипел он. – Кэт, я… Не прогоняй меня. Пожалуйста.
– Никогда! – с жаром пообещала она.
Картера затрясло.
– А вот в душ я тебя прогоню. Причем сейчас же. Давай помогу тебе раздеться.
Картер неохотно оторвался от нее. Кэт расстегнула и стащила с него куртку. Он стоял, молча уставившись в пол. Вода и сейчас еще стекала у него с подбородка. Раздев его до пояса и полюбовавшись на гусиную кожу, Кэт взяла его за трясущуюся руку и повела в ванную. Оставив его возле двери, она вошла первой и открыла сразу пять душевых головок, чтобы их струи согрели пространство душевой кабины. После этого Кэт разула его, сняла мокрые носки и нижнее белье, затем быстро разделась сама.
Взаимная нагота не пробудила в них сексуальных желаний, не воспламенила их тела. Не было ни отчаянных поцелуев, ни неистовых объятий.
Кэт за руку ввела его в душевую кабину. Пока что вода была приятно теплой. Кэт отрегулировала термостат на постепенное повышение температуры. После многочасового хождения по холодной улице слишком горячая вода обернулась бы дополнительным стрессом для его тела. А Картер и так получил достаточно.
– Я тебя согрею, – сказала Кэт, обнимая его.
Картер тоже обнял ее, уткнувшись ей в плечо. Его волосы холодили ей шею.
– Я не мог уехать. Знал, что надо, но не мог.
– И правильно, что не уехал.
– Мне так страшно, – признался Картер, еще крепче обнимая ее. – Так страшно.
– Не надо бояться, – повторяла Кэт, гладя его по спине. – Я с тобой.
– Я не могу потерять… Мне даже страшно подумать. – Его голос сделался хриплым. – Помоги мне, – взмолился он. – Помоги. Я не могу…
– Конечно помогу. Ты только успокойся.
Каким-то чудом, не разрывая объятий, Кэт удалось сесть вместе с Картером на пол душевой кабины. Таким Кэт его еще не видела. Все барьеры, через которые она когда-то с трудом прорывалась, стремительно рушились. Броня, которую он соорудил из надменности, равнодушия, злости и ненависти, разлеталась по кускам, исчезая в потоках горячей воды.
Кэт баюкала его, обхватив руками его татуированные плечи, а ногами – талию. Он утыкался ей в грудь небритыми щеками. Его плечи вздрагивали. Из горла доносились странные звуки, похожие на икоту.
Он стонал, продолжая вздрагивать.
Неужели его тело так промерзло, что до сих пор не согрелось?
Потом она догадалась: он… плакал.
Кэт гладила его по спине и шее, пытаясь успокоить и сдерживаясь, чтобы не заплакать самой.
– Ну что ты, дорогой. Все позади. Все хорошо.
– Я должен… должен…
– Так скажи, что должен сказать.
– Это… это здесь. – Картер схватил ее руку и приложил к своему колотящемуся сердцу. – Раньше со мной такого не было. Оно… болит, – признался он, облизывая губы.
– У тебя болит сердце?
Он снова уткнулся в нее.
– Оно… твое. Целиком. Теперь я это знаю.
Картер поднял голову. Потом обнял Кэт. Пар обволакивал их, словно коконом, мешая смотреть. Он открыл рот, несколько секунд просидел так, потом выдохнул:
– Кэт, я… я люблю тебя.
