Книга: Ариасвати
Назад: I. Идиллия
Дальше: III. Озеро

II. Банан

Мысль Андрея Ивановича продолжала витать над родимой Грачевкой. Он вспомнил, что и ночью видел во сне что-то такое, что имело отношение к его родине, но приключение с ноту совсем было изгладило этот сон из памяти. Теперь Андрей Иванович опять его припомнил и расхохотался.
Ему приснилось, что он в своем лесном доме. Он собирает свой Гиппогриф, приготовляясь к воздушному путешествию. Вдруг вбегает Илья Захарович и докладывает, что приехал становой. Вслед затем является сам Акакий Ефимович во всем блеске своей амуниции — с погонами и при шпорах.
— Милостивый государь, — говорит он, расшаркиваясь и прищелкивая каблуком, — я получил предписание исследовать ваши внутренние помышления.
— Ну полноте, Акакин Ефимович, не смешите. Как вы их будете исследовать? Разве вы сердцевед? Ведь вы — куроед!
— Это точно, Андрей Иванович, я действительно куроед, но с 1 января текущего года я состою также и сердцеведом, а потому не благоугодно ли вам ответить на нижеследующие вопросы?
С этими словами Акакий Ефимович вынимает из портфеля катехизис Филарета и, оседлав нос старческими очками, относит разогнутую книгу на длину вытянутой руки.
— Впрочем, вы не пугайтесь, Андрей Иванович, — предупреждает он, — с папенькой вашим я был в хороших отношениях. Он меня не оставлял да и Арина Семеновна не забывает… В случае чего, если вы затруднитесь, я вам первое слово подскажу… Ну-с, так как вы, милостивый государь, изволите понимать вот хоть место, — продолжает он уже другим тоном, смотря в книгу: — "Аще взыду на небо и аще вселюся в последних моря", ну — и так далее?
— Да зачем это вам, Акакий Ефимович?
— Зачем? Экий вы какой! Точно мы не знаем, что вы задумали… Вы вот предполагаете: "взыду на небо да вселюся в последних моря и ищи меня там…" А мы и туда за вами проберемся да и цап-царап!
Это последнее слово Акакий Ефимович так неожиданно и громко крикнул прямо в ухо Андрею Ивановичу, что тот даже проснулся, крик Акакия Ефимовича совпал с криком ноту.
"Нужно же присниться такой чепухе", подумал Андрей Иванович, пожимая плечами. Однако, пораздумав немного, он нашел в ней как будто некоторый смысл и — тотчас же постарался все это выкинуть из головы.
Он набрал сухих веток, развел огонь под таганчиком и принялся кипятить воду для кофе.
"Ну, сюда-то не проберутся", — подумал он, снова возвращаясь к своему сну, но тотчас же поймал себя на этом и, чтоб прогнать все подобные мысли, решился немедленно выкупаться.
Прямо перед палаткой Андрея Ивановича было чудное место для купанья. Ровный песчаный берег отлого спускался в воду и переходил в гладкое, точно убитое дно, постепенно понижавшееся к середине озера. Казалось, в этом месте, между кустарником и тростниками, к воде нарочно была проложена широкая тропа, быть может, пробитая стадами льям и коз, приходившими сюда на водопой. Широкие, яркие, точно сделанные из светло-зеленого бархата листья банана склонялись с высоты над этой дорожкой, и, проходя по ней к озеру, Андрей Иванович с удивлением увидел, до чего была нежна их ткань: утренний ветер, слегка покачивая дерево, порой разрывал их до самого среднего нерва. Это придавало им тот характерный признак, по которому банан легко узнается между сотнями похожих на него деревьев. Андрей Иванович невольно залюбовался роскошным растением, составляющим одно из лучших украшений тропической природы. Банан — собственно травянистое растение, но его не даром зовут райским деревом, musa paradisiaca.
В один год он вырастает до высоты настоящего дерева, до такой высоты, которой наша северная береза едва в состоянии достигнуть в течении двадцати долгих лет. Из пучка его красивых листьев, длиной до десяти, шириной до двух футов, с широкими, покрывающими друг друга черешками, свешивается кисть красных цветов, которая приносит плоды, несколько похожие видом на огурцы. Такая кисть плодов, расположенных, как прутья зонтика, в несколько рядов нанизанных на один стержень, весит не менее полутора или двух пудов и вырастает в какие нибудь 10 месяцев, совершенно без всякого ухода. Стебель приносит только одну такую кисть и затем увядает, но из корня в течении того же года развиваются новые отпрыски и на будущий год уже, вместо одного банана, вырастают два или три.
Трудно представить себе всю пользу, которую доставляет это благодатное дерево счастливым островитянам Тихого океана, только за то, что они дают себе труд срезать стебель растения, чтобы воспользоваться его плодами. Незрелые плоды банана пекут на угольях и едят с маслом. В таком виде они заменяют хлеб. Вареные с маслом они еще вкуснее и употребляются, как овощи. Широкие листья служат вместо блюд, тарелок, салфеток, скатертей и даже вместо зонтиков для защиты от жгучих лучей тропического солнца. В листовых черенках находятся упругие волокна, из которых островитяне делают материи и плетут довольно прочные веревки… Андрей Иванович до того засмотрелся на банан, что ему захотелось полакомиться его сочными плодами. Цветковая кисть заманчиво свешивалась над его головой. На ее конце еще краснели лепестки последних цветов, а вверху у ее основания, между самыми листьями, уже золотились, созревая, ранние плоды. Но достать их было трудно, так как срубить дерево из-за минутной прихоти он не желал. Ему было жаль погубить такое красивое растение. Андрей Иванович медленно раздевался, придумывая средство добраться до плодов, не портя дерева. Вдруг, взглянув на свое голое тело, он вспомнил где-то давно, быть может в детстве, виденную картину, на которой был нарисован голый дикарь, влезающий на пальму. "А что?" — подумал Андрей Иванович: — "Не вспомнить ли мне школьную гимнастику? Не тряхнуть ли стариной? В старые годы не мало перервал я казенных панталон, лазая по деревьям гимназического сада. Да кроме того, интересно будет посмотреть, как костромской землевладелец, земский гласный и почетный мировой судья, обросший солидной бородою и собирающийся уже отрастить не менее солидное брюшко, полезет в костюме Адама на дерево, подобно дикарю-папуасу или жителю островов Фиджи!"
Андрей Иванович весело расхохотался, представляя себе эту забавную картину. Затем он взял рубашку, привязал ее мешком у себя за плечами и принялся карабкаться на дерево. Оказалось, что уроки гимнастики были не совсем забыты. Цепляясь поочередно руками и ногами, Андрей Иванович довольно скоро добрался до листьев. Здесь широкие лиственные черешки дали ему возможность дотянуться до цветоножки и, поместившись у ее основания, он довольно удобно мог наполнить золотистыми бананами свой импровизированный мешок. Зато спуск был гораздо затруднительнее, так как спускаться приходилось, так сказать, против шерсти, что требовало особенных усилий, при значительном напряжении мускулов. Дело не обошлось без нескольких царапин, но впрочем довольно благополучно. Задыхаясь от усталости и обливаясь потом, он спустился на землю с весьма значительным грузом бананов и в изнеможении растянулся на песке, тут же, под тенью банана. Легкий ветерок, приносивший прохладу с озера, скоро освежил его тело, сердце перестало усиленно биться, дыхание сделалось нормальным. Переждав еще несколько времени, Андрей Иванович с разбега бросился в воду и поплыл на середину озера.
Назад: I. Идиллия
Дальше: III. Озеро