Книга: Ариасвати
Назад: XXI. Возвращение
Дальше: ХХIII. Новые ощущения

XXII. Россыпи

Со времени этого приключения Андрей Иванович уже не мечтал более о морских прогулках и, если порой видал море, то только с вершины прибрежных скал, откуда он безопасно мог любоваться его изменчивой наружностью. Зато он с большим усердием предался изучению своего острова. Бродя с ружьем по лесам и скалам острова, Андрей Иванович открыл несколько развалин небольших храмов в горах, побывал еще раз в лесном храме и собирался-было подробно исследовать один храм, открытый в скале, но темнота, господствовавшая в нем, делала осмотр невозможным. Нужно было заготовить предварительно каких-нибудь осветительных материалов. Смолистые ветви эвкалиптуса, по мнению Андрея Ивановича, могли служить отличными факелами, да кроме того у него оставался еще от его попыток кораблестроения значительный запас смолы и дегтя, с помощью которых ветка любого дерева могла быть превращена в факел. Поэтому, отложив осмотр храма до заготовления в достаточном количестве осветительных материалов, Андрей Иванович занялся другими делами.
Между прочим в своих странствованиях Андрей Иванович натолкнулся на два таких открытия, из которых каждое было в состоянии вскружить голову любому смертному.
Однажды, забравшись в отдаленный угол острова, Андрей Иванович нашел у подошвы почти отвесных гор довольно широкую, совершенно бесплодную долину, загроможденную обломками разрушившихся скал. Громадные камни до двух и до трех сажен в диаметре, врытые в белый песок, виднелись по всем направлениям, точно какая-то гигантская сила, оторвав их от далеких скал, с умыслом разбросала их в диком беспорядке по всей долине, чтоб придать ей особенный, если можно так выразиться — "первозданный" характер, напоминавший о тех первобытных временах хаоса, когда силы природы грубо коверкали земную кору, громоздя скалы на скалы и засыпая их обломками далекие равнины. Даже при поверхностном взгляде было ясно, что подобные громады не могли быть занесены сюда обыкновенными наводнениями, происходящими от проливных тропических дождей, только могучие волны потопа разве были в состоянии занести сюда эти камни, оторвав их вместе с глетчерами, от далеких, быть может уже не существующих гор. Громадные льдины, на которых приплыли эти гиганты, давно уже растаяли под горячими лучами тропического солнца, а они все лежат, быть может, уже несколько тысячелетий, в чуждой стране, среди чуждых песков, если только пески эти не произошли от выветривания тех же самых камней.
Андрей Иванович медленно проходил между этими громадами и его волновало какое-то особенное обидное чувство, чувство собственного ничтожества пред теми могучими силами, которые были в состоянии создавать подобные перевороты. Вдруг, почти у самых ног путешественника что-то так ярко сверкнуло прямо ему в глаза, что он невольно зажмурился. Андрей Иванович нагнулся и вынул из песка довольно тяжелый, прозрачный и сверкающий кристалл ограниченный трехгранными плоскостями. Пересчитав эти плоскости, он нашел, что их было восемь: казалось, две четырехсторонние маленькие пирамиды были спаяны своими основаниями, чтобы образовать фигуру, известную в кристаллографии под именем октаэдра.
Собирая обрывки знаний по кристаллографии и минералогии, уцелевшие еще в голове от того далекого прошлого, когда, слушая лекции почтенного профессора, он до слез хохотал над его определениями вроде следующего: "сей минерал соломенно-желтовато-чижевато-зеленовато-канареечно-лимонного цвета, легко чертится ногтем, но и сам чертит оный", Андрей Иванович припомнил, что в форме октаэдра всего чаще встречаются алмазы… Неужели же это алмаз? Но тогда что стоит такой алмаз, величиной если не с боб, то, по крайней мере, нисколько не меньше крупного зерна фасоли? Ведь это целое богатство! Андрей Иванович поднял довольно тяжелый, твердый и гладкий камень красновато-коричневого цвета, приложил к его поверхности одну из граней кристалла и провел черту. На темной поверхности камня тотчас же резко выступила тонкая белая линия. Из боязни разочароваться в своей находке Андрей Иванович с чувством, похожим на страх, осмотрел грань кристалла, ожидая найти, что она стерлась. Но грань была светла и остра по-прежнему, напротив, пристально рассматривая черту на камне, он нашел, что эта черта углублена в виде разреза, стенки которого местами имели "лучисто-раковистый" излом, как выразился бы почтенный Петр Иванович, профессор минералогии и автор цитированной выше фразы. Хотя это обстоятельство не вполне убедило Андрея Ивановича, что найденный кристалл действительно алмаз, тем не менее он бережно спрятал свою находку в кошелек и затем руками и охотничьим ножом принялся тщательно исследовать каждую пядь земли, в надежде найти еще несколько подобного рода сверкающих камешков. Поиски его скоро увенчались успехом. Почти не сходя с места, он нашел несколько мелких кристаллов, из которых, однако, два были величиной только немного меньше горошины. Эта удача заохотила Андрея Ивановича к дальнейшим поискам и, проработав до вечера, он набрал целую горсть блестящих безделушек, которые могли стоить громадных денег, если бы только на самом деле оказались алмазами.
Возвратившись домой, Андрей Иванович прежде всего отыскал в траве осколки разбитого стеклянного стакана и принялся чертить их своими камешками: стекло резалось превосходно, как только мог резать лучший алмаз, когда-нибудь бывший в руках у стекольщика. Этот факт убедил Андрея Ивановича, что он напал на богатейшую алмазную россыпь и теперь уже, от него самого зависит сделаться одним из крупнейших богачей в целом мире. Под впечатлением своей находки, он так и заснул, мечтая о найденном богатстве, и всю ночь видел во сне великолепные дворцы с золотыми колоннами и стенами, на которых всеми цветами радуги сверкали украшения из разноцветных драгоценных камней.
Несколько недель, следующих за этим достопамятным днем, были посвящены почти исключительно этой "алмазной горячке", как Андрей Иванович окрестил свое новое увлечение. С железным заступом в руках и корзиной съестных припасов он с утра уходил в свою волшебную долину, представлявшую, благодаря рассеянным в ней богатствам, настоящий грот Аладдина, и нередко оставался в ней до позднего вечера, копаясь, подобно кроту, в слое пыльного, сероватого песка, содержащего алмазы.
В поисках за алмазами Андрей Иванович наталкивался на другие красивые, быть может тоже драгоценные камни, но, не зная в них толку, он собирал их просто для коллекции, отдавая предпочтение алмазам. Эти последние представляли для него капитал, с помощью которого он мог совершить то или другое грандиозное предприятие.
Он создавал уже фантазии об эксплуатации своего острова, об устройстве на нем колонии на особых началах из избранных людей, со строго определенными воззрениями и убеждениями, и самые утопические картины, какие могло создать только сильно досужее воображение, рисовались пред ним в обольстительном тумане будущего.
Однажды, копаясь, по обыкновению, в песке, Андрей Иванович в нижней части долины нашел довольно крупный самородок золота, около трех фунтов весом. Но обладая уже весьма порядочным мешком алмазов, он хладнокровно отнесся к своей находке: за это время он уже успел пресытиться упоением богатства и иногда по нескольку дней сряду не навещал своей долины. Вскоре после этого он снова нашел несколько золотых самородков от горошины до голубиного яйца величиной. Таким образом, присутствие золота в долине было несомненно. Одно время Андрей Иванович думал приступить к промывке песков, но, сообразив положение долины и убедившись, что проведение в нее воды из далекого горного ручья сопряжено с непобедимыми трудностями, принужден был отказаться от своего намерения. Он ограничился только тем, что, набрав полную корзину песку, с большим трудом дотащил ее на берег озера и на другой день тщательно промыл в своем челноке, заменившем на этот раз вашгерд. Несколько золотых крупинок, заблестевших на черном лакированном дне лодки, по смывке всего песку, убедили Андрея Ивановича, что он действительно имеет дело с золотою россыпью, но так как эксплуатация этой россыпи была слишком затруднительна, то его новое открытие уже не могло возбудить в нем особенного интереса. К тому же он был уже слишком избалован своими алмазами, да и к ним вскоре охладел настолько, что почти прекратил свои поиски. Жгучее солнце, раскалявшее до невозможности сухой песок и камни алмазной долины, делало ее похожей на громадную печь, от которой бежало далеко все живое. Копаясь в пыли, весь облитый потом, изнемогая от зноя и жажды, Андрей Иванович недешево платил за свое богатство и потому неудивительно, что когда у него накопилось достаточное количество алмазов, он охладел к своим копям и вовсе перестал посещать долину. — "К чему мне хлопотать и мучиться понапрасну? — думал он. Когда понадобится еще, долина под руками, отнять ее у меня никто не может. А теперь за глаза достаточно и того, что уже есть…"

 

Назад: XXI. Возвращение
Дальше: ХХIII. Новые ощущения