Глава X
НГОРА!
Наутро ясное небо — как будто подметенное перьями облаков — сияло ярко-голубым куполом над макушками деревьев. С восходом солнца испарились прозрачные капельки воды на траве и на листьях. Почва быстро просохла, и нога пешехода могла смело ступать по ней. Перед нашими путниками не возникло проблемы продолжать пешком свое движение к юго-западу. Если река Йогаузена не изменит этому направлению, то, Кхами был убежден, через двадцать дней они достигнут бассейна Убанги.
Разгул атмосферной стихии, тысячи молний, долгие раскаты грома прекратились только к трем часам утра. Причалив к берегу в стороне от опасного водоворота, плот был надежно укрыт. В этом месте возвышался огромный баобаб, в стволе которого зияло просторное дупло, так что дерево держалось, по сути, на своей коре. В уютном убежище хватило места не только для Кхами и его спутников, но и для самого важного груза инструментов, оружия, боеприпасов. Они совершенно не пострадали от дождя.
— Ей-богу, до чего же кстати пришлась эта буря! — говорил Джон Корт.
Он оживленно болтал с Максом Губером, пока проводник занимался приготовлением завтрака из остатков дичи. Одновременно молодые люди чистили свои карабины — совершенно необходимая работа после вчерашней бесперебойной стрельбы…
Между тем Лланга змейкой скользил между трав и камышей в поисках птичьих гнезд с яйцами.
— Да, мой дорогой Джон, гроза началась в самый раз, как будто по заказу… — сказал Макс Губер. — Без нее пришлось бы нам туго! Только бы небо смилостивилось, но чтобы эти гнусные животные не появились опять, когда буря утихнет… Нельзя терять бдительности ни на минуту!
Кхами тоже побаивался, как бы с рассветом четверорукие вновь не заполонили берега. Но тишина его успокоила: не слышно было никаких подозрительных звуков, пока занималась заря и дневной свет проникал под сумрачные лесные своды.
— Я пробежал по берегу и нигде не заметил обезьян, — сообщил Джон Корт.
— Это хорошее предзнаменование, — отозвался Макс Губер. — Теперь я надеюсь использовать патроны с большей пользой, чем для отстрела макак!.. А то я уж думал, что мы изведем весь наш запас…
— Как бы мы смогли потом его пополнить? — подхватил Джон Корт. — Не стоит рассчитывать на вторую клетку с пулями и порохом…
— Эх! — воскликнул Макс Губер. Ну и дела! Подумать только, что добрый доктор пытался установить дружеские отношения с подобными существами!.. Хорошенькая затея! Чтобы открыть, какие выражения они используют для приглашения к обеду или как они здороваются и прощаются друг с другом, воистину нужно быть профессором Гарнером, вроде некоторых чудаков в Америке… или же доктором Йогаузеном, вроде некоторых чудаков в Германии… Пожалуй, найдутся такие типы и во Франции…
— Во Франции, Макс?..
— Ну да! Если поискать хорошенько в институтах или Сорбонне, то и сыщется какой-нибудь идио…
— Идиот?! — воскликнул Джон Корт негодующим тоном.
— Идиомограф, - уточнил Макс Губер, — который наберется смелости явиться в конголезские леса, чтобы возобновить опыты профессора Гарнера и доктора Йогаузена!
— Во всяком случае, мой милый Макс, если можно быть спокойным за первого, который, как видно, порвал всякие отношения с обществом макак, то иначе обстоит дело со вторым, и я боюсь, что…
— Что павианы или прочие переломали ему кости! — подхватил Макс Губер. — Судя по приему, который они вчера нам оказали, вряд ли назовешь эти существа цивилизованными, и вряд ли они станут такими когда-нибудь!
— Видите ли, Макс, я полагаю, что судьба животных — оставаться животными…
— А судьба людей — оставаться людьми! — смеясь, заключил Макс Губер. — Поверьте, мне очень жаль возвращаться в Либревиль безо всяких новостей о докторе…
— Мне тоже. Но главное для нас — побыстрее пересечь этот бесконечный лес…
— Мы его пройдем!
— Конечно, но мне бы хотелось, чтобы он уже остался позади!
Впрочем, маршрут казался им вполне определенным и благоприятным, оставалось только вывести плот на середину течения. Еще было важно, чтобы русло реки Йогаузена не подбросило им неприятных сюрпризов в виде рифов, водопадов, порогов… Это особенно беспокоило проводника.
А пока он приготовил завтрак и приглашал друзей «к столу». Почти тотчас явился и Лланга, неся несколько утиных яиц, которые решено было оставить на полдник. Еще хватало мяса антилопы, запасы дичи можно будет пополнить позднее.
— У меня идея! — вдруг объявил Джон Корт. — Зачем нам понапрасну расходовать боеприпасы, когда можно использовать в пищу мясо обезьян?
— Фи!.. — скорчил гримасу Макс Губер.
— Вам это кажется противным?
— Да что вы, дорогой Джон, какое великолепие: котлеты из гориллы, филе из гиббонов, жаркое из шимпанзе… а еще фрикасе из мандрил…
— Все это не так плохо, — согласился Кхами. — Туземцы не брезгуют жареным мясом обезьян…
— И я бы его ел по необходимости… — заметил Джон Корт.
— Антропофаг! — вскричал Макс Губер. — Употреблять в пищу себе подобного!
— Спасибо, Макс!..
В конце концов четвероруких, убитых во время сражения, оставили хищным птицам. В лесах Убанги достаточно пернатых и парнокопытных, чтобы не оказывать особой чести представителям обезьяньего рода, насыщая ими свой желудок.
Серьезные трудности пришлось преодолеть Кхами и его друзьям, чтобы вытянуть плот из водоворота и обогнуть мыс.
Этот маневр занял около часа. Нужно было срубить несколько молоденьких деревьев, очистить их от веток, превращая тонкие стволы в шесты, а затем с их помощью оттолкнуться от берега. Если бы стая обезьян нагрянула в течение этого часа, пока водоворот удерживал плот на месте, люди не смогли бы избежать атаки, и проводнику с его спутниками явно не поздоровилось бы в неравной схватке. Наконец после многократных усилий плот миновал оконечность мыса и продолжил плавный спуск по течению реки Йогаузена.
День обещал быть солнечным. Ни малейших намеков на бурю, никакой угрозы дождя. Словно беря реванш за вчерашнее, солнце посылало на землю снопы отвесных лучей, суля дневной нестерпимый зной, без дуновения северного ветерка, который очень помог бы плоту, будь он вооружен парусом.
Русло реки заметно расширялось по мере движения к юго-западу. Нет больше зеленого шатра над ее ложем, нет раскидистых переплетенных ветвей, соединяющих берега. В этих условиях появление обезьян представляло бы гораздо меньшую опасность, чем накануне. Впрочем, они больше не показывались.
Но речные берега не выглядели пустынными. Их оживляли своими криками и перелетами многочисленные водоплавающие и голенастые птицы — утки, дрофы, пеликаны, зимородки, десятки других.
Джон Корт сразил несколько парочек из этого пернатого царства, и они составили меню полдника вместе с найденными Ллангой яйцами. Причем для экономии времени остановки в обычный час не делали, что компенсировало утреннюю задержку. Первая часть дня миновала безо всяких происшествий.
После полудня появился повод для тревоги, впрочем, не очень серьезный.
Около четырех часов Кхами, который орудовал кормовым веслом, попросил Джона Корта подменить его, а сам занял наблюдательный пост в передней части плота.
Макс Губер поднялся, внимательно посмотрел по сторонам и, не заметив ничего угрожающего, обратился к проводнику:
— Что вы там разглядываете?
— А вон… — И Кхами указал рукой на довольно сильное волнение воды впереди по ходу плота.
— Еще один водоворот, — сказал Макс Губер, — или что-то вроде водяного вихря… Осторожнее, Кхами, не попади в эту ловушку!
— Это не водоворот, — заявил проводник.
— А что же это такое?..
На этот вопрос почти немедленно последовал ответ в виде фонтанчика воды, взметнувшегося футов на десять над поверхностью реки.
Изумленный Макс Губер воскликнул:
— А нет ли случайно китов в реках Центральной Африки?!
— Китов нет… зато есть гиппопотамы! — ответил Кхами.
Шумное дыхание послышалось в тот момент, когда над водой возникла огромная голова с челюстями, вооруженными мощными клыками. На память пришло странное, но точное сравнение: «Внутренность рта похожа на груду мяса в мясной лавке, а глаза напоминают слуховые окна в голландской хижине!» Так описывают некоторые наиболее впечатлительные путешественники этих великанов.
Такие бегемоты обитают в Африке от мыса Доброй Надежды до двадцать третьего градуса северной широты. Они встречаются в большинстве рек этих обширных регионов, в болотах и озерах. Во всяком случае, в соответствии с вышесказанным, если бы река Йогаузена впадала в Средиземное море — что невозможно, — то не стоило бы и тревожиться о нападении этих зверей. В таких реках они никогда не встречаются, за исключением верховьев Нила.
Гиппопотам — грозное животное, невзирая на свой добродушный нрав. Когда он разъярен по той или иной причине — под влиянием боли, в момент загарпунивания, — он ожесточается и с бешенством набрасывается на охотников, преследует их, перевертывает лодки и разносит их в щепки, а его могучие челюсти способны откусить руку или ногу.
Естественно, никто из пассажиров плота — включая и Макса Губера с его неистребимым охотничьим азартом — не допускал и мысли о нападении. Но вдруг у самого бегемота появится желание атаковать? И он бросится к плоту, столкнется с ним, навалится на него всем своим весом — а он достигает порою нескольких тонн — вцепится в плот страшными клыками что будет тогда с Кхами и его спутниками?..
Течение в этом месте довольно быстрое, и, вероятно, лучше довериться ему, чем приближаться к берегу: гиппопотам может ринуться за плотом. Правда, на суше легче избежать его ударов, поскольку животное не в состоянии быстро передвигаться на коротких и толстых ногах, волоча по земле огромный живот. В этих условиях зверь больше похож на свинью, чем на кабана. Но в водной стихии плот — полностью в его власти. Зверь разнесет его на куски. И тогда пассажирам придется вплавь добираться до берега, а потом сооружать новый плот! Какая жуткая перспектива!
— Постараемся пройти незамеченными, — подал совет Кхами. — Ляжем на плот, сохраняя полную тишину, и будем готовы кинуться в воду в случае необходимости…
— Я позабочусь о тебе, Лланга! — сказал Макс Губер.
Все последовали совету проводника и улеглись на плоту, который несло течением. Быть может, в таком положении есть шанс проскочить незамеченным мимо опасного водного жителя.
Через несколько мгновений все четверо услышали вздох великана, странным образом напоминавший громкое хрюканье свиньи, вслед за тем отчетливые толчки указали на то, что они пересекали воды, потревоженные огромным животным.
На несколько секунд друзей охватила паника: не поддел ли речной монстр плот головой? А может, навалился на него всей массой?..
Кхами, Джон Корт и Макс Губер успокоились только, когда волнение воды улеглось, а шум дыхания, чье теплое дуновение коснулось их лиц, постепенно затих. Когда они отважились приподняться, бегемот уже погрузился в речную глубину.
Конечно же, ходившие на слона охотники, только что завершившие экспедицию с караваном Урдакса, не должны были бы опасаться встречи с гиппопотамом. И к тому же они неоднократно охотились на этих животных среди болот близ верховьев Убанги, но в более благоприятных для этого условиях. А на борту хрупкого деревянного сооружения, потеря которого стала бы для них катастрофой, их опасения были вполне оправданы, и они благодарили судьбу, которая избавила их от нападения грозного животного.
Вечером Кхами остановился возле устья ручья на левом берегу реки. Лучшего места для ночевки и не придумаешь: у подножия рощицы банановых пальм, чьи широкие листья образовывали естественное укрытие. Песчаный берег здесь был усеян съедобными ракушками, в сыром и жареном виде ими с удовольствием полакомились за ужином. Что касается бананов, то вкус диких плодов оставлял желать лучшего. Но зато их сок, смешанный с родниковой водой, послужил хорошим прохладительным напитком.
— Все это было бы чудесно, заметил Макс Губер, — если бы мы были уверены, что спокойно уснем… Но эти чертовы комары заедят нас, от них покоя не жди! Без накомарников утром мы все будем, как решето, искусанные с головы до пяток…
И все действительно случилось бы именно так, если бы Лланга не нашел средства от насекомых, способного отогнать мириады комаров, круживших огромными звенящими роями. Он пробежался вдоль ручья, и вскоре донесся его зов. Кхами тотчас направился к нему, и мальчик показал на кучки сухого навоза, испещрившие песчаный берег. Свои «следы» оставили олени, буйволы, антилопы и другие жвачные животные, приходящие сюда на водопой.
Оставалось лишь бросить лепешки в пылающий костер, и их необычайно горький дым отпугнет комаров. Это средство от кровососущих насекомых хорошо известно туземцам, и они им пользуются всегда, когда есть такая возможность.
Через несколько минут у подножия банановых пальм выросла изрядная куча сухого навоза. В костер подбросили побольше дров, затем стали добавлять навозные лепешки. Столбом поднялся такой едкий дым, что несносных насекомых как ветром сдуло.
Пламя поддерживали всю ночь поочередно. Джон Корт, Макс Губер и Кхами несли свою привычную сменную вахту по три часа. С первыми проблесками рассвета хорошо отдохнувшие за ночь путники продолжили спуск по реке Йогаузена.
Нет ничего более переменчивого, чем погода в Центральной Африке. Солнечная ясность предыдущего дня уступила место сероватому пасмурному небу, которое сулило плаксивый, сырой день. Сыпал мелкий, моросящий дождик, скорее даже водяная пыль, тем не менее, весьма неприятная.
Кхами на ум пришла отличная идея. Листья банановых пальм, наверное, самые широкие в растительном мире. Негры покрывают ими свои хижины, и такие крыши очень надежны. Всего лишь дюжины пальмовых листьев хватило проводнику, чтобы успеть до отъезда соорудить в центре плота нечто вроде тента, связав «хвосты» листьев между собой с помощью лиан. Пассажиры плота были теперь защищены от затяжного дождя, струйки вод сбегали по гладкой поверхности «тента».
В первой половине дня на правом берегу появились десятка два крупных обезьян, которые как будто готовились продолжить свои враждебные действия. Наиболее разумным было избежать всякого контакта с ними, и это удалось: плот шел вдоль левого берега, куда обезьяньи стаи заглядывали реже.
Джон Корт вполне здраво рассудил, что встречи обезьян с разных берегов должны быть довольно редкими, поскольку перебираться друг к другу они могут лишь по «зеленым мостам», что довольно затруднительно даже для таких акробатов.
В полдень стоянку решили не делать, а во второй половине дня плот остановился только один раз, чтобы погрузить тушу антилопы, которую Джон Корт подстрелил в зарослях камыша, возле очередной излучины реки.
После этой излучины река Йогаузена, отклоняясь к юго-востоку, поменяла почти под прямым углом свое прежнее направление. Это чрезвычайно обеспокоило Кхами, ведь река в таком случае должна отбросить их в глубину леса, тогда как цель путешествия находится в прямо противоположной стороне, в направлении Атлантики.
Разумеется, не возникало сомнений, что река Йогаузена остается притоком Убанги, но идти к месту слияния еще несколько сот километров, через центр независимого Конго, — какой огромный крюк!
К счастью, после часа плавания проводник, благодаря своему инстинкту ориентации — солнце все еще не показывалось на небе, — установил, что русло реки приняло свое прежнее направление. Итак, вновь появилась надежда, что течение дотянет плот до границы Французского Конго, откуда уже рукой подать до Либревиля.
В половине седьмого вечера сильным ударом кормового весла Кхами подогнал плот к левому берегу, в глубину узкой бухточки, затененной широкой кроной лимонного дерева, близкого к сенегальскому красному дереву.
Дождь прекратился, но небо еще не очистилось от густых облаков, сквозь которые никак не могло прорваться солнце. Из этого, правда, не следовало, что ночь будет холодной. Термометр показывал двадцать пять — двадцать шесть градусов по Цельсию.
Вскоре среди камней бухточки затрепетал огонек — костер разложили единственно для приготовления пищи. Нужно было обжарить заднюю ножку антилопы. На этот раз Лланга безуспешно искал моллюсков, чтобы внести разнообразие в меню, или бананы, чтобы подсластить речную воду. Зато путникам удалось избавиться от целых полчищ комаров тем же способом, что и накануне.
Около восьми часов ночной мрак еще не окутал окрестности. Рассеянный свет отражался в водах реки. Она медленно несла пучки тростника и прочих растений, стволы деревьев, упавшие с берегов.
В то время как Джон Корт, Макс Губер и Кхами готовили ночлег, подтаскивая сухую траву к подножию дерева, Лланга бродил по прибрежному песку, развлекаясь картиной плывущих растений.
Внимание мальчика привлекло лиственное дерево среднего размера, которое тянула река, до него уже оставалось каких-нибудь тридцать туазов. Ствол его был сломан в пяти-шести футах под первой развилкой, и разлом казался совсем свежим.
Вокруг его ветвей заплелось много трав и цветов, какие-то фрукты, вся та зелень, что оказалась на пути упавшего дерева. По всей вероятности, его сразила молния во время последней бури: оно свалилось с крутого берега; затем, скользя понемногу, пересекло камыши и, подхваченное течением, дрейфовало с другими древесными обломками на поверхности реки.
Но на столь сложные размышления Лланга вряд ли был способен. И внимание его не задержалось бы на этом стволе, если бы не одно странное обстоятельство.
Мальчику показалось, что в просветах между ветвей виден кто-то, этот кто-то делает какие-то жесты, как бы призывая на помощь. В густеющем вечернем сумраке Лланга не мог отчетливо разглядеть живое существо: кто это? Быть может, животное?..
Пребывая в нерешительности, мальчик собирался позвать Макса Губера и Джона Корта, когда дело приняло новый оборот.
Ствол, до которого оставалось не более сорока метров, течением развернуло к бухточке, где приткнулся к берегу плот.
И в этот момент раздался очень странный крик, скорее отчаянный призыв, как будто существо просило о помощи. Когда же ствол проплывал мимо бухты, оно бросилось в воду с явным намерением добраться до берега.
Лланге показалось, что это ребенок, меньшего роста, чем он сам. Очевидно, он находился на дереве в момент его падения. Умел ли он плавать?.. Очень плохо, скорее всего, и вряд ли ему удастся доплыть до цели. Видно было, что силы ему изменяли. Он отчаянно шлепал руками по воде, исчезал на миг и снова появлялся, с его губ слетало какое-то странное обрывочное кудахтанье.
Повинуясь инстинкту сострадания, не раздумывая более, маленький туземец кинулся в воду и вскоре достиг места, где барахтался ребенок, выбиваясь из последних сил.
В это же время, привлеченные шумом, выбежали на берег Джон Корт и Макс Губер. Увидев, что Лланга держит кого-то над водой, с трудом подгребая к берегу, они протянули ему руки и помогли выбраться на сушу.
— Эй, Лланга, кого это ты там выудил?.. — спросил Макс Губер.
— Это ребенок… мой друг Макс… это ребенок… он тонул, он захлебывался…
— Ребенок? — удивленно переспросил Джон Корт.
— Ну да, мой друг Джон…
И Лланга встал на колени возле маленького существа, которого спас от верной гибели.
Макс Губер наклонился, внимательно разглядывая спасенного.
— Эй! Да это вовсе не ребенок! — заявил он, выпрямляясь.
— А кто же? — изумился Джон Корт.
— Да маленькая обезьянка… Отпрыск тех мерзких кривляк, что осаждали нас! И ради ее спасения ты сам рисковал утонуть, Лланга?!
— Нет, это ребенок… мой друг Макс, это ребенок, — упрямо твердил мальчик.
— Да нет же, говорю тебе, это маленькая обезьянка! Пожалуйста, отпусти ее обратно в лес! Пускай она бежит к своему семейству!
Но мальчик не хотел слушаться. Быть может, он впервые в жизни не внял словам друга и с упорством отстаивал свою правоту. Лланга продолжал видеть ребенка в том маленьком существе, которое было обязано ему жизнью и все еще не пришло в сознание после испытанного потрясения.
Не ожидая, пока их разлучат, он взял спасенного на руки. В общем, лучше предоставить все естественному ходу вещей.
Принеся малыша в лагерь, туземец удостоверился, что он еще дышит. Мальчик растирал его, грел своим дыханием и теплом, потом уложил на сухую траву, с тревогой наблюдая: скоро ли спасенный раскроет глаза…
Ночное дежурство организовали по обычной схеме. Двое друзей тут же погрузились в глубокий сон, тогда как Кхами стоял на часах до полуночи. Лланге не спалось. Растянувшись рядом, он следил за малейшими движениями своего протеже, держал его руки в своих руках, прислушивался к его дыханию…
Каково же было изумление маленького туземца, когда часов в одиннадцать ночи вдруг послышалось:
— Нгора!.. Нгора!.. — как будто ребенок звал в полузабытьи свою мать.
