Глава 23

– Отец, опять это знамя. – Облачённый в броню, стройный подтянутый воин на белом жеребце, княжич Ярослав посмотрел на своего отца Владимирко Володаревича Галицкого, сурового приземистого бородача, который вместе с сыном находился в авангарде войска, и тот нахмурился.

Правитель Галича давно хотел отделиться от Киева и создать своё государство, которое тяготело бы к Константинополю, Польше и Венгрии. Об этом знали все русские князья, которые постоянно ожидали от прозападно настроенных галичан подвоха. Но Владимирко Володаревич не любил войну. Он был больше политиком, чем полководцем, и предпочитал играть на слабостях противников и союзников. По этой причине кидать своих воинов в горнило гражданской войны князь не хотел, а сидел на окраине русских земель, выжидал и стравливал родственников-Рюриковичей. Вот только не всё зависело от него, и в этом году отвертеться от похода на Киев у Владимирко не получилось. Император Мануил Комнин, Константинопольский патриарх Николай Музалон и союзник Юрий Долгорукий, чья дочь недавно вошла в его семью как жена сына Ярослава, – все они давили на него, и князь решился. Владимирко стал созывать войско, и вскоре его полки при поддержке многочисленных наёмников и полуторатысячного отряда ромейских катафрактов, выступили на Киев.

Начиналось всё неплохо. Войско под рукой князя было сильное, сытое и хорошо вооружённое. Земля, по которой шли воины, знакомая, и проводники не требовались. Лето стояло сухое, а киевская дружина находилась в Суздале. Поэтому Владимирко Володаревич и его ромейские советники были уверены, что цель похода будет достигнута и Изя слав Мстиславич проиграет войну, которую не сможет вести на два фронта.

Однако несколько дней назад передовой полк княжеского войска, который состоял из европейских кондотьеров и кавалерии галицких бояр, был атакован степняками и чёрными клобуками. Лёгкие конники противника шли в бой под небесно-голубым знаменем, на коем была вышита голова хищного сокола в языках пламени, и с этого момента всё пошло не так, как рассчитывал князь.

Сразу после того, как юркие степняки, обстреляв авангард, откатились, германский рыцарь Иоганн фон Свальде, который привёл в войско князя две сотни бывалых вояк, вернул Владимирко деньги и сказал, что драться с венедами не станет и возвращается в Венгрию, откуда его отряд пришёл в Галич. Затем примеру рыцаря последовали некоторые польские шляхтичи, которых никто не мог назвать трусами, и всего за один день князь лишился трёхсот пятидесяти бывалых воинов. На общем фоне эта потеря невелика, ибо у Владимирко Володаревича было двадцать тысяч бойцов, но поступок лихих поляков и германцев вселил в сердца некоторых галичан и европейских наёмников неуверенность. И напрасно князь говорил очевидные вещи. Мол, степняки никакие не варяги и в Волынском княжестве, по которому шла армия Владимирко, просто неоткуда взяться венедскому воеводе. Однако это не помогало, и слухи о жестоком вожде Соколе расползались по полкам, а потом они стали дополняться неожиданными ночными нападениями на обозы княжеского войска. Вражеские воины очень умело вырезали часовых, подкрадывались к возам с припасами и кидали в них небольшие кувшинчики с «греческим огнём». А днём они постоянно крутились перед авангардом, обстреливали галичан из луков и прямого боя принимать не хотели.

Это становилось проблемой, которую требовалось решить. Следовало немедленно разгромить противника, преграждавшего князю путь к Киеву, и Владимирко собрал в авангарде армии своих самых лучших и быстрых бойцов, наёмных лукоморских половцев и собственных дружинников, коих возглавил его сын Ярослав. Чёрные клобуки киевлян и степняки, судя по манерам, тюрки, должны были снова напасть на войско, и галичане с половцами собирались догнать налётчиков, а потом разгромить. И вот знамя Сокола снова реет впереди, на другом берегу безымянной речушки в пятнадцати верстах от волынской крепости Межибож. Однако противник нападать не спешил, он караулил переправу, и если искать другую, то войско князя потеряет весь день. Владимирко Володаревич это понимал, и, хотя не всё шло так, как он рассчитывал, Рюрикович не унывал и по-прежнему твёрдо верил в свою победу.

– Отец, как мы поступим? – Ярослав посмотрел на князя, и его глаза загорелись предвкушением боя.

Владимирко приподнялся на стременах, кинул косой взгляд на приставленного к нему ромея, спафаро-кандидата Иону Киприота, и обернулся. Полки его разноязыкого войска приближались к переправе. Намечалась толкучка, и следовало поскорее принять решение, которое было на поверхности. Надо наступать, и князь, взмахнув рукой, сказал:

– Атакуй.

– Слушаюсь, отец.

Ярослав стал отдавать приказы, и авангард двинулся вперёд. Половецкие стрелки, которыми командовали опытные вожди, ещё в прошлом году воевавшие против ромеев и галичан, скопились на флангах и пошли к берегу. Моментально началась перестрелка, и тучи стрел зависли в воздухе над речной гладью. А вражеский командир, воин в свободной тёмно-зелёной одежде и без доспехов, стоя под своим знаменем, спокойно наблюдал за всем происходящим с противоположного берега и явно не нервничал. А когда младшая дружина князя, которую вёл Ярослав, начала выдвижение к переправе, Владимирко Володаревич подумал, что Сокол ведёт себя странно. Непонятно как оказавшийся на службе у киевлян венедский вождь, рядом с которым тюрки, по недостоверным слухам, избравшие его ханом новой орды, слишком уверен в себе и отступать не собирается. Это было глупостью, но глупцом своего противника князь не считал, ибо уже успел отметить, как лихо и точно он наносит свои подлые и коварные удары.

Князь хотел придержать сына, ведь наверняка на переправе накиданы бороны и в воде может находиться железный чеснок, который замедлит дружину и покалечит лошадей. А ещё на противоположном берегу слишком густые кусты, в которых неизвестно что может скрываться. Однако тюрки стали отходить, видать, не выдержали перестрелки с половцами. И Владимирко ничего не сделал. Он продолжал наблюдать и стал свидетелем стремительно развивавшихся дальнейших событий.

Тюрки на удивление слаженно откатились от берега, и сгрудившиеся у воды половцы уже не могли достать их своими стрелами. Затем вражеские конные лучники остановились и вновь начали обстрел переправы. Дружинники в это время вошли в воду, и Ярослав был осторожен. Несмотря на возраст, ему было всего девятнадцать лет, он уже имел немалый боевой опыт, и потому выслал вперёд дозор, который нашёл притопленные бороны. Правда, при этом передовой десяток почти полностью полёг под стрелами степняков, но воины нащупали проход, и младшая дружина, сотня за сотней, устремилась на врага. Воины вскидывали над головой щиты, и падавшие на излёте стрелы степняков отлетали от прочного металла. Далее бронированная конная масса потекла через переправу и должна была захватить плацдарм на другом берегу, а затем дождаться подхода лукоморцев, которые отгонят наглых тюрок. Вроде бы всё в порядке, но тут противник сделал следующий ход.

Сигнальщик рядом с Вадимом Соколом приложил к губам рог. Над рекой разнёсся протяжный звук, и густой кустарник вдоль переправы, обнажая прикрытую засекой пехоту, упал в воду. «Назад!» – видя это, хотел выкрикнуть Владимирко. Но было поздно. Венед всё же перехитрил его. Он заранее подготовился к прорыву галицкой дружины, которую могла остановить только занявшая выгодную позицию пехота, и всё, что оставалось князю, – отдать команду половцам прикрыть своих воинов.

Лукоморцы приказ нанимателя выполнили, и снова их стрелы полетели во врагов, но дружинникам от этого было не легче. Почти четыре сотни всадников сгрудились на широкой переправе и упёрлись в острые колья засеки, через которую змеёй петляла прикрытая щитоносцами дорога. Развернуться было нельзя, и об отступлении никто из храбрецов не думал. Нужно было прорываться, и Ярослав, который находился на острие атаки, повёл своих воинов вперёд. Однако стрелы тюрок, сулицы и короткие болты самострелов, которых у противника оказалось немало, остановили прорыв младшей дружины. Сотни мёртвых воинов и дорогих лошадей образовали перед вражеским укреплением дополнительный вал, и, глядя на своих умирающих дружинников, элиту галицкого войска, князь застонал и попытался отыскать взглядом сына. Ярослав, слава богу, был жив. Телохранители прикрывали княжича от стрел и дротиков. А потом, когда задние ряды бронированных сотен смогли отойти назад и выползли из воды, дружинники, теряя товарищей, вытащили его на свой берег.

Первая атака галичан окончилась неудачей, и Владимирко Володаревич, на глаз прикинув потери, решил, что потерял двести воинов. Не каких-то там наёмников или крестьян, этих не жалко, а дружинников, которые являются оплотом его власти. А противник лишился всего нескольких десятков бойцов, и, хотя половцы продолжали осыпать вражеский берег стрелами, взамен от стрельбы мощных арбалетов теряя своих воинов, противник не отступал. Снова бросив взгляд на заваленную трупами переправу, князь тяжко вздохнул и направился навстречу сыну.

– Отец! – воскликнул Ярослав и спрыгнул с нервно хрипящего коня, в теле которого болталось две стрелы. – Как же так?! Нас перехитрили! Я не смог! Да…

– Молчи, – оборвал Ярослава Владимирко Володаревич. – Я знаю, что ты хочешь сказать, и понимаю твои чувства.

Князь в самом деле понимал сына. Потому что сам неоднократно терпел поражения. Боль, страх, злость, обида и непонимание – вот что было в душе Ярослава, и ему следовало выплеснуть это из себя. Однако он – будущий правитель, а возможно, и король самостоятельного государства. Следовательно, обязан держать себя в руках и быть спокойным, по крайней мере на людях.

– Нам необходимо дожать врага и разгромить его! – скидывая помятый шлем, мокрые латные перчатки и сжимая кулаки, выпалил Ярослав.

– Нет. – Князь отвернулся от сына.

– Как…

– Молчи, я сказал! – Владимирко был резок. – И не смей орать! Успокойся, навести раненых и приведи себя в порядок, а только потом приходи.

– Понял.

Ярослав понурился и отправился выполнять повеление отца. А князь собрал военный совет, на котором было произнесено много гневных речей. Однако ни один из военачальников не дал своему полководцу доброго совета. Наёмники не желали идти на прорыв, а жертвовать своими дружинниками или ополченцами, которые находились в хвосте войска, Владимирко больше не хотел. Переход до следующей переправы мог отнять весь день, и наверняка там снова окажутся воины Сокола. Значит, следовало разделить войско на части и двигаться вдоль берега двумя потоками. Больше ничего придумать нельзя. Но прежде чем отдать новый приказ, князь решил поговорить с венедским вождём и попробовать склонить его на свою сторону.

Тела облачённых в кольчуги русских дружинников медленно погружались на дно реки. Они выполнили приказ и пошли на смерть, но мои воины его тоже выполняли. У каждого была своя правда, однако тактическая победа осталась за нами. Армия Владимирко Володаревича застряла и потеряет ещё сутки, которые будут использованы киевлянами для сосредоточения сил. Правда, галицкое войско пошло на Киев не через Каменец, а мимо Межибожа, в коем сидела полусотня сохранивших верность великому князю конников, то есть двигалось немного южнее, но это мелочь. Всё равно мы их перехватили, и основные события произойдут вблизи Киева. А пока я делал то, на что подписался, и продолжу тормозить галичан завтра, послезавтра и так далее. До тех пор, пока не выйду на соединение с войском Мстислава Изяславича.

Подняв голову, чтобы не видеть мертвецов, я посмотрел на противоположный берег. Там князь Владимирко в красном плаще, на свежем коне в сопровождении всего пары телохранителей и молодого воина, судя по всему, сына Ярослава, которого в моём времени называли Осмомысл, направлялся ко мне. Он знал, что я ему ничего не сделаю, это очевидно. Поскольку со мной не только верные ордынцы и венеды, но и киевляне, часть из которых вместе с варягами сидела в засаде и терпеливо ждала наступления вражеских дружинников. Поэтому переговоры пройдут спокойно, и Рюрикович, живой и здоровый, вернётся и начнёт искать обходной путь.

Конечно, можно было и не встречаться с князем. Но это всё-таки передышка. Пока рядовые переговорщики общались и обговаривали условия встречи да пока мы поговорим – вот пара часов и пролетит. Мои воины вытащат из воды хотя бы некоторых мёртвых дружинников и снимут с них броню и оружие. А потом отдохнут и подготовятся к отходу, который начнётся в первых сумерках. Ну а полки галичан посмотрят на своих павших товарищей, которые отправляются на корм ракам, и послушают раненых. В общем, можно потянуть время, тем более что Владимирко Володаревич и его сын Ярослав – личности примечательные и свой след в истории оставили. Да и в будущем с ними придётся столкнуться неоднократно, поскольку они, если выражаться привычными для меня терминами, западники, сепаратисты и самостийники, которых ради объединения Руси необходимо давить, а врага надо знать в лицо.

Князь Владимирко и сопровождающие его лица выбрались на берег. А я прошёл под навес, который специально для такого случая быстро соорудили варяги, и сел на седло. Полуденное летнее солнце припекало немилосердно, но от реки шла приятная прохлада. За моей спиной встали Хорояр Вепрь, Юрко Сероштан, Кулибин и воевода Фёдор Брагин, который возглавлял приданных мне в помощь киевских воинов. Свидетели на месте, и осталось только встретить гостей.

Князь Владимирко и княжич Ярослав, оставив своих охран ников снаружи, вошли под навес. Наверняка галицкий владетель уже посмотрел на моих варягов и киевлян, отметил наличие арбалетов и порядок среди воинов. Значит, болтать попусту не станет, и разговор будет серьёзный. Впрочем, это было понятно сразу. Ведь не тот человек Володаревич, чтобы на пустую встречу напрашиваться, так что сделает мне какое-то предложение.

– Присаживайся, князюшка. – Я указал гостю на седло рядом. – И ты, княжич, садись, в ногах правды нет, а ты сегодня уже в деле был и утомился.

Владимирко всего передёрнуло, и он едва не развернулся ко мне спиной. Не привык Рюрикович к такому непочтительному отношению, а правильней будет сказать, что отвык. Поскольку давно в прошлом остались те времена, когда он, голый и босой, сверкая задницей, от своих противников убегал. И Ярослав едва сдержался, чтобы не наброситься на меня, не отошёл ещё юноша от схватки и непомерно горяч. Но это ничего. Время его от несдержанности вылечит, конечно, если он переживёт своего батю. А то времечко нынче смутное, стрелы, мечи, копья и кинжалы так и ищут княжеского тела. Поэтому предугадывать будущее и загадывать наперёд бесполезно.

Гости сели, и князь, кивнув на моё знамя подле навеса, без приветствия начал разговор:

– Странно, а мне говорили, что у ведуна Вадима Сокола, которого германские крестоносцы до сих пор забыть не могут, знамя красное, а не голубое.

– Красное для Венедии, сам знаешь, это любимый цвет варягов. А голубой – символ вечного Тэнгри, и он дорог степнякам, ханом которых я недавно стал.

– Значит, в степи решил осесть? – ухмыльнулся князь.

– Да, – улыбнулся я. – Соседями будем, князь.

– Соседство – это хорошо, – кивнул Владимирко. – Да вот только зачем ты на сторону киевлян встал, понять не могу. Неужели они тебе, славному венедскому воеводе, платят?

– Эх, князь, если бы всё было так просто. Дело не в деньгах. Я за народ русский встал.

– Так и я тоже.

– И поэтому ведёшь с собой ромеев и европейских наёмников да прислушиваешься к мнению императора Мануила, который на тебя, лишь только ты ослабнешь, ярмо наденет?

Снова князь едва не сорвался, ответить-то нечего. Но он сдержал готовые сорваться с языка злые слова, сделал вид, что не понял меня, и с ходу предложил:

– А переходи на мою сторону.

– Нет.

– Зря, Вадим. Я человек небедный и влиятельный, мог бы тебе помочь. Серебро, золото, земли. Всё получишь. Только отойди в сторону и освободи дорогу на Киев.

– Не договоримся, князь. Я слово дал, что против тебя и иноземных находников биться стану, и от этого не отступлюсь. Понимаю, что в таком случае обретаю в твоём лице сильного врага. Да вот какая штука, Владимирко Володаревич, я – ведун, ты об этом знаешь, и мне ведомо будущее, твоё и моё. Поэтому мне не страшно. Ведь ты проиграешь, а Изяслав Мстиславич станет объединителем Руси и великим государем.

– Я не верю тебе.

– Как знаешь. Но на измену я не пойду.

– Это твоё последнее слово, венед?

– Да.

– Ладно, ты сказал, а я услышал. Но правда всё же за мной, потому что Изяслав – незаконный великий князь, и я по праву веду на него войско.

– Ну-ну, время покажет. – Я посмотрел в глаза князя и, когда он опустил взгляд, предложил ему: – Может, кваску холодного, княже?

– Обойдусь, – пробурчал он.

– Тогда не смею больше задерживать. Думал, услышу от тебя нечто важное, а тут всё просто, меня посчитали наёмником, которого можно перекупить. Ну а сие не для меня. – Я сделал вид, что хочу встать, и князь меня остановил:

– Подожди.

– Что ещё? – Я снова посмотрел на Владимирко, и он выдавил:

– Воинов, которые сегодня на переправе пали, оставь на берегу. После вашего отступления мы схороним их, как положено.

– Это само собой. Глумиться над ними не станем, чай не дикари. Оружия и доспехов лишим, а тела не тронем.

Владимирко кивнул и поднялся. Он ещё раз посмотрел на меня и долгим взглядом обвёл лица моих подручников, словно пытался их запомнить. Потом кивнул сыну, которого мои слова о грядущем поражении зацепили, на выход. Короткий разговор вышел, но суть не в нём. Мой противник посмотрел на меня, а я увидел его. Мы составили один о другом мнение и теперь в принятии всех наших решений станем от него отталкиваться. Такие вот дела, и, проводив гостей, я оставил на переправе Брагина и Вепря – пусть продолжают охрану удобной позиции и вылавливают мертвецов, затем велел Кулибину разослать вдоль берега дозорные отряды, вдруг лукоморцы решат через реку вплавь перебраться, и вместе с Сероштаном отошёл в тыл и раскатал перед собой карту. Война продолжалась, и следовало думать, как и где проще всего притормозить галичан.

Но не успел я сосредоточиться, как появился сопровождаемый десятком воинов гонец, один из варогов, который был оставлен в Киеве. Русоволосый паренёк спрыгнул с коня и вразвалочку, видать, ноги болят, подошёл ко мне и протянул свиток. Читать его стану потом, а пока спросил варога:

– Как добрался?

– Насилу вас нашёл, вождь.

– Сколько скакал?

– Двое суток.

– А какие новости привёз?

– Рагдай и новгородцы Тверь взяли, и при штурме в городе погиб князь Андрей Юрьевич.

«Вот и нет Боголюбского, – промелькнула у меня мысль. – Очередной поворот истории».

– Это всё?

– Нет. Великий князь собрал все свои полки и вторгся в Суздальское княжество. А Мстислав Изяславич продолжает копить силы, готовится к битве с галичанами и шлёт тебе привет.

– Это понятно. А Бравлин Осока что-нибудь передавал?

– Он сказал, что ты опять оказался прав, и Андроник Вран сам пришёл к нему защиты искать.

– Вот и хорошо, отдыхай. – Я кивнул варогу и развернулся к Сероштану: – А что, Юрко, добрый сегодня денёк?

– Добрый.

Чёрный клобук, который после своего назначения тысячником часто улыбался, одобрительно мотнул головой. А я усмехнулся, ведь денёк в самом деле неплохой, если хорошие вести приходят, а мы ещё живы и здоровы, и развернул свиток.