Книга: Москва против Мордора
Назад: Москва против Мордора 4 марта выборы президента. ТВ работает на одного кандидата. Явлинский не допущен к выборам. Владимир Рыжков называет выборы «клоунадой». Во всех регионах, кроме Москвы, Путин получает больше 50% голосов. 6 мая 2012 Москва опять выходит на улицу
Дальше: Дорогу осилит идущий В конце мая-начале июня в Москве проходят аресты участников митинга на Болотной 6 мая 2012 года. Полиция врывается в квартиры, ФСБ проводит обыски. Начинаются репрессии. 15 сентября Москва протестует

День настоящей России
7 мая 2012 года президент едет на инаугурацию по пустой Москве. На тротуарах ни души. Черный лимузин с черными стеклами катит по зачищенному городу. 8 июня в срочном порядке приняты поправки в закон о митингах, устрожающие наказания. 12 июня Москва отвечает маршем по бульварам

В половине первого начинается дождь, и я прячусь от него в вестибюль станции метро «Тверская». Тут вместе со мной еще несколько десятков человек. Они какой-то необычной, странной, повышенной белизны: на парнях белые рубашки с накладными карманами, словно позаимствованные из давнего пионерского детства, на девушке белая блузка и антикварные белые шорты, отороченные белыми кружевами. У мужчины рядом со мной белые ленточки повязаны на дужки очков. В углу стоит человек с обмотанными вокруг древка черно-желто-белым флагом.
Атмосфера другая, чем была 6 мая. Там искры раздражения летали уже вокруг немногочисленных милицейских рамок, где бурлила толпа. Тут рамок больше, очереди короче, а милиционеры – тоже в белых рубашках – вежливы до предупредительности. Один извиняется передо мной, что задел мой рюкзак. На прошлом марше предчувствие того, что что-то будет, появилось у меня в тот момент, когда посреди Якиманки рассерженный чем-то мужчина с мрачным лицом встал перед полицейским автобусом, блокируя его, из толпы понесся свист, а шофер автобуса истошно и истерически загудел. Но тут, на бульварах, нет ни автобуса со следящими камерами, ни темных масс ОМОНа. Скромно и тихо стоят по двое и по трое у стен и дверей выходящих на бульвар домов все те же ординарные полицейские мальчики в чистеньких белоснежных рубашках, тоненькие и с тонкими шеями, совсем не страшные, вовсе не агрессивные, а скорее задумчивые. Они не из Москвы. «Будьте с народом, ребята!» – советует им, проталкиваясь вдоль стены, Ольга Романова. У нее голова украшена на манер венка сразу несколькими белыми ленточками.

 

Дождь кончается. «Правые на правую сторону, левые на левую, остальные в центр!» – распределяет политический спектр мегафон. Справа оказываются оранжевые знамена «Солидарности» и черно-желто-белые флаги националистов. Там же красные флаги с белым коловратом. Вся проезжая часть слева от бульвара залита красными знаменами «Левого фронта». Они стоят тесно и плотно, и в самой их сосредоточенности и плотности чувствуется энергия. Ровно в час залитый людьми и знаменами бульвар трогается в путь.
Тот, кто в кабинетной тиши или на газетной полосе нудно стонет о вырождении народа и утрате им витальной силы, пусть идет сюда, в эту густую толпу, к этим людям. Сильно вылеплены лица грузных мужиков. Загорелые бицепсы в коротких рукавах белых маек. Изящные бородки, обрамляющие значительные лица философов офиса и кухни. Тоненькие девочки со стройными ногами и женщины, красивые тяжелой, неевропейской красотой. Рядом со мной шагает парень в майке, на которой написан его жизненный девиз победителя: «Главное – харизма!» В толпе я упираюсь глазами в обширную грудь и не менее обширный живот высокого мужчины, по которым спускаются цветные буквы его главного принципа: «Дружба – понятие круглосуточное!»
Вот они идут, вниз по Петровскому бульвару, эти десятки тысяч людей с разноцветными флагами, в палитре которых радость и честность жизни. Впервые я вижу на маршах желтые флаги «Справедливой России». «А Миронов-то где?» – спрашиваю я человека, залезшего на бетонный бордюр с таким флагом. Он смущенно жмет плечами. В центре бульвара плывет флаг с одним словом, которое звучит как чей-то символ веры и пароль на вход в будущее: «Явлинский». В душной жаре, под серым, набухшим влагой небом, идет мужик во всем черном – черная куртка, черные, простроченные рыжеватыми нитками штаны, черные ботинки – и на высоком белом древке несет красный флаг. У него дикой силы голос, и все время, что я иду с ним рядом по Петровскому бульвару, он кричит о Путине и власти нечто такое, что я не буду тут приводить. Самое вежливое – это «Путин – вор!».
Левые, как всегда, едины и непобедимы. В их колонне красным динамитом гремит и грохочет плакат: «Вставай, проклятьем заклейменный!», а рядом с ним плывет старый эсеровский лозунг: «В борьбе обретешь ты право свое!» Но это еще не все, на черно-красном анархистском полотнище орут огромные буквы: «6 часов рабочий день!», а рядом скромно и твердо звучит плакат: «Нет урезанию бюджета. Пусть за кризис платит крупный бизнес!» С красным флагом на плечах идет человек интеллигентного вида, в майке с логотипом ДДТ на груди, и несет самодельный плакат, от которого я не могу оторвать глаз: «За правду, любовь и Отечество!» Вслед за левыми и вместе с ними идет колонна ЛГБТ и феминисток, однако феминистические лозунги с азартом кричат в том числе и мужчины. У них глашатай и заводила коротко стриженная девушка с листком, на котором написаны бесчисленные лихие речовки. «Кухня и мода – это не свобода!» «Работа! (говорит она) – Для всех! (с оглушительной силой откликаются сотни голосов) – Зарплата! – Для всех! – Жилье! – Для всех! – Весь мир! – Для всех!»
Идут люди первого часа, которых я видел еще на первом митинге на Болотной, и люди последнего часа, одетые в майки, на которых дословно распечатан приказ №227 «Ни шагу назад!». Идут люди, уже познавшие смысл и суть активизма, – у них в руках огромная картонка, на которой кривыми буквами написано от руки: «Сидишь за компом? Видишь это фото? Встань и иди!» Идет девушка Таня Болотина, в белой мятой блузке, чуть расклешенных брюках и кедах – городской хиппи эпохи пробуждающейся России – и вместе с друзьями несет огромную голову из папье-маше в красной маске-балаклаве. Это та самая Таня Болотина и ее немногочисленные друзья, которые вот уже месяц держатся в лагере «Оккупайсуд» напротив Мосгорсуда. И с тихой улыбкой идет под радужным флагом молодой человек с плакатом «Нас угнетают по разному. Нас уничтожат одинаково».

 

Это на первом митинге, полгода назад, можно было умно рассуждать о социальных стратах и о том, кто вышел, а кто нет. А теперь не о чем рассуждать. Социология отдыхает. На этом марше по бульварам – вниз от Петровки и вверх по Трубной – идет такой многообразный, такой разный, такой всамделишный, такой общий, такой знакомый и родной народ, что глупо говорить о том, кто тут есть, а кого нет. Тут есть все люди всех классов и всех возрастов, но в этот раз я почему-то с особенным вниманием слежу за пожилыми и даже старыми людьми, которых множество. С густой седой бородой, в серой рубашке, с рюкзачком на спине, идет пенсионер с плакатом «Людоедская власть одна против всех». Или это идет с таким плакатом хрупкая бабушка, вся седая, в соломенной шляпке? Опираясь на костыль правой рукой, идет грузная пожилая женщина, измотанная жизнью, а на спине у нее, на зеленой безрукавке, самодельные стихи: «Чужеземная вражина столько бед не приносила, сколько сделали свои»… В гуще этой человеческой Москвы-реки я уже не запоминаю, у кого какой плакат, а запоминаю только лица, которые в час единства обретают какую-то удивительную, резкую отчетливость. И все видно на этих лицах, вся жизнь видна в морщинах женских лиц и в тяжелых набрякших веках мужских, вся эта жизнь с ее вечным безденежьем, и всегдашними вагонами метро, и набитыми автобусами предместий, и остервенением вечерних пробок, и тоской нескладухи, когда только заснешь на десяток лет – и вот тебе на, страну у тебя отняли и ты снова под властью мелкой вороватой клики.
На Тургеневской – ряды ОМОНа и внутренних войск, непонятно почему и зачем закрывающие проход дальше по бульварам. Есть грузовики и автозаки, но их гораздо меньше, чем было в прошлый раз. И они никого не пугают. В толпе ходят веселые молодые люди и раздают отпечатанные типографским способом билеты, на которых написано: «Билет в автозак. Цена 146 рублей». «Остальное доплатите сами!» – предупреждают они со смехом. Сверху зависает вертолет, и тогда десять мужчин, несущих огромный плакат со словами про Путина, поднимают его плашмя и держат над головами на вытянутых руках, давая прочитать его тем, кто в вертолете. Читайте, милые, и слушайте блестящую речь, которую произносит в красный мегафон с наклейкой «Марш несогласных» мужчина средних лет, в котором живет душа трибуна и талант уличного оратора. Он в белой бейсболке. Он говорит о власти и народе и о том, кого должна защищать полиция, так ясно, точно и страстно, что лица в круглых шлемах кажутся мне смущенными. В черных фигурах – кирасы, поножи, дубинки, кобуры, налокотники – появляется угрюмая застенчивость. Или я ошибаюсь? Он вспоминает им 6 мая, когда они впятером набрасывались на одного и били людей дубинками. Когда он заканчивает, к нему со словами благодарности подходит женщина и жмет ему руку.
Тогда к мрачным рядам ОМОНа стайкой подбегают девушки и протягивают черным застывшим фигурам цветы и тоже что-то объясняют им про народ, который нельзя бить. Ни один не берет. Девушки кладут белые астры перед рядом ОМОНа, и цветы так и лежат на асфальте у солдатских ботинок.
Идут люди, которых хотели запугать, приняв драконовский закон о митингах. Идут десятки тысяч человек, которых хотели испугать арестами активистов и вызовом Навального с Удальцовым в Следственный комитет. Только дурак может думать, что Москву можно так запугать. Только глухой и слепой, не ощущающий времени на часах истории, может думать, что можно остановить таяние ледника, превращение народа в общество и выход людей на улицу.
Они думали запугать людей, а я вот думаю не о политиках и ораторах, которые произносили речи со сцены – очень правильные и очень хорошие речи, – а о тех двух совсем молоденьких людях, которых я видел на бульваре в тот момент, когда огромная колонна, заливавшая обе проезжие части и газоны, встала и терпеливо ждала сигнала о дальнейшем марше. Он был в оранжевой футболке и серых джинсах, она в синей майке и коротеньких кофейных шортиках и в чем-то полупляжном на ногах, украшенных бордовым педикюром. Колонна стояла, и они вдруг, не обменявшись ни словом и никак не согласовывая своих планов, приникли друг к другу и принялись целоваться. Собственно говоря, поцелуй был один, такой кинематографически-эффектный и длительный. Вокруг толпились борцы за социальные права, сверху стрекотал вертолет, из которого им в макушки смотрел мрачный полицейский генерал, докладывающий прямо в Кремль, в Следственном комитете шел допрос Навального и Яшина, автозаки стояли с раскрытыми дверями, мрачный ОМОН с дубинками ждал колонну впереди, на Тургеневской, и какой-то боевой гражданин, мечтавший о буче, весело вздымал над головой плакат «Бандерлоги уже пришли! Вова, выходи!»… Все это в эту секунду происходило вокруг них, и все это была не шутка, и все было грозно и опасно, но они все равно целовались в полном сознании неминуемого и близкого счастья.
Назад: Москва против Мордора 4 марта выборы президента. ТВ работает на одного кандидата. Явлинский не допущен к выборам. Владимир Рыжков называет выборы «клоунадой». Во всех регионах, кроме Москвы, Путин получает больше 50% голосов. 6 мая 2012 Москва опять выходит на улицу
Дальше: Дорогу осилит идущий В конце мая-начале июня в Москве проходят аресты участников митинга на Болотной 6 мая 2012 года. Полиция врывается в квартиры, ФСБ проводит обыски. Начинаются репрессии. 15 сентября Москва протестует